История парадоксов

       Черт побери, он ее почти ненавидел. Черт побери.
А ведь так все просто и светло было еще вчера. Так пленительно и прекрасно. Черт, даже вчерашние ощущения кажутся до смешного приторными. Вот именно этого собственного чувства он и не мог ей простить.
       Хотя она-то тут при чем? Впрочем, анализировать не хотелось.
Обо всем по порядку.

       ~К тебе одна моя знакомая зайдет, ладно?
       ~Конкурентка?- усмехнулся он.
       ~Начинающая.

«Начинающая конкурентка».

«Полоса белая, полоса черная»

       Ее предновогодняя жизнь была тогда иссиня белая, он это прочитал прямо по глазам.
«Безмятежные». «Очарованный странник».
       Она явилась на пороге его мастерской с огромным альбомом в руках.

       Обычные для новичка ошибки, но в целом с композицией проблем нет.
       Он вдруг почему-то захотел ее сфотографировать. Только не нужно пошлых намеков. С тем же рвением он фотографировал свои позолоченные кувшины и осенние рассветы. Объяснять подобные вещи так же нелепо и напрасно, как и заставить понять причину любви к свету, к солнцу, к жизни. Высокопарность убивает естественность, а там, где не естественности, нет смысла искать красоту. Ему нужен был свет: его полоса была далека от естественной белизны. И в этой небелизне он выхватывал взглядом фрагменты, штрихи, оттенки с той избирательностью, которой владеет хороший мастер своего дела и просто человек, лишенный на время белой полосы. Ему тоже нужен был свет.
       А потом она пропала на полгода, и он забыл, что хотел ее фотографировать: кувшинов, рассветов и моделей было предостаточно.

«Полоса белая, полоса черная».
       Ее жизнь в то время оказалась иссиня черная, он понял это по глазам, когда она появилась на пороге в конце августа. От былой безмятежности не осталось и следа.


       ~ Мой мир рухнул, сфотографируй меня,- выпалила она на одном дыхании, и если бы не тот отчаянно отчаявшийся взгляд, он бы рассмеялся странной логике ее слов и отпустил чернушную шутку.

Они разговаривали до темноты.

       ~Мне нужен один снимок».

       Один?- он не смог бы и за тысячу снимков объяснить ей и себе, какая она. Но он хотел ее сфотографировать, он обожал фотографировать эмоции.

       Только он не знал, как ее сфотографировать.

На нем висело еще четыре заказа, а он все думал, думал…

       Слишком уж контрастной она бывала по отношению к себе, слишком уж часто менялся ее взгляд,взгляд на мир, взгляд на себя, взгляд на него. Слишком часто на смену восторженной улыбчивости приходила слабость, и пронзительная, но удивительно нежная уязвимость. То вдруг она становилась такой же безмятежной, как и тогда в пору белых мух и метелей, то вдруг такая иссиня черная чертовщина скользила в неестественно огромных зрачках, что мороз продирал. Глаза женщины темного силуэта. Силуэт касался его судьбы своей иссиня черной тенью и он пристально всматривался в неожиданно преобразившееся лицо,- и вот уже вновь беззащитность и нежная слабость легла на смягченные грустью черты.
«Женщина с историей. Белая чертовка. Усталый человек.»
       Кого она хочет обманут?- всех, себя? В чем она боится признаться себе?- в том, что слишком хороша или слишком плоха? Какие бесы и боги раздирают ее сердце на части, что она сама не поделила в себе? Чего он сам ищет в ней и зачем ему это нужно?

Он не знал, как ее фотографировать, он не знал, как показать ей ее, как показать, что он ни черта, ни бога в ней не понимает да и не желает понимать, потому и фотографирует? Не хватало какой-то мелочи, какой-то важной мелочи,- такой важной мелочи, как оригинальный паспарту для хорошей акварели.

Он знал, что если не будет снимка, то этот факт станет равносилен предательству.

       Он почти обожал ее тогда.
       А сегодня почти ненавидел. Потому что сегодня она была в себе одна. Слишком неестественно бодра, слишком весело улыбалась, слишком… В общем, слишком.
       Сегодня он почти ненавидел ее. Его полоса была сейчас даже не черной, а просто серой, а ему понадобилось вдруг контрастное пятно - по закону композиции.
 

       А потом ему снился сон. Сон. Сам факт сна – какая тривиальность. Сам сон... не менее нелепость, и идея - почти идиотская, бытовая, но уравновешивающая до той самой золотой середины.
       Волосы. Темные волосы с белыми прядями. Утром он знал, как ее фотографировать.

-Алло... Да, это... Ты будешь смеяться до потери сознания, но...промелируйся,- улыбнулся он.

Он почти обожал ее.