Льдинки

время неумолимо катилось в Лету,  смешно подпрыгивая, как мячик ... тик-так, тик-так.. вверх-вниз, вверх-вниз..  все меньше оставалось шансов его поймать и хотелось просто плюнуть и дать ему упасть... я  порывалась закрыть глаза, чтобы хоть на мгновение расслабится и тут же в страхе открывала их вновь - вид падающего мячика отчего-то болезненно отзывался в левой груди, ноги слабели и неровное дыхание, переходящее в нервные всхлипывания  отрезвляло, взвинчивало адреналин, заставляло собраться ... я прибавляла шагу...  но  догнать  не получалось.. хватало сил лишь на то, чтобы немного  изменить  путь... сделать его чуть поухабистей, подлиннее.. только и всего.. слезы готовые вот-вот брызнуть из глаз отступали чуть не задев границу, за которой плескалось  алисино море, грозившее затопить все вокруг и утащить на дно, к русалкам... да-да, к ним, к  маленьким глупым существам... и в правду, разве это жизнь, когда вместо ножек - хвост?..- подумалось мне и   стало  жаль и  сирен  на одиноких камнях и  маленьких  девочек, нелепо подражающих их пению... смешно и жалко... они пели и думали, как это красиво и необычно, когда вместо ножек - хвост... и как красиво они поют... и действительно.. пока их было мало, редкие переливы не терзали слух пилигримов... но потом...потом все стало по другому. они пели .. и не было смысла в этом... ибо песни эти были не о них... а о прежних.. а они пытались петь хором и чувства их поневоле сбивались в фарс, в нелепую, временами пошлую круговерть, которой не видно конца... но они утешали себя, говоря, что  их просто не понимают... и отчасти это было правдой, но еще больше - неправдой... их мало кто понимал, и даже они сами с каждым новым кругом  понимали  себя все меньше и меньше ... вверх-вниз....вверх-вниз...    я взлетела на  маятник  и раскачавшись прыгнула вперед в пустоту и...   стукнулась рыбой об лед, за которым трепетало  знакомое живое сердце, чье замерзшее дыхание осталось навсегда в крохотных  белых кристаллах в виде знакомой буквы... знаки,знаки,знаки...- их надо уметь читать, если хочешь понять куда ведет тебя дорога ... сказала немного свысока кошка, проходившая мимо ... - ведь все могло случится так или иначе, а могло и вообще  не случится... лови!...острая бритва под ноги -  и отчего-то стало непривычно спокойно -  я попробовала голыми пятками лезвие... оно притупилось... как притупляется все, если ходить по нему слишком часто... или танцевать... где-то далеко стучали барабаны... трам-пам-пам... там--там-парам-пам.... трам-пам-пам...  там--там-парам-пам...  ноги привычно ступили на острие и сталь ритмично заблестела между пальцев ... взлетая и падая...


*************************************

Мы сидели на левом берегу Сены, в маленьком летнем кафе. День клонился к вечеру. Вокруг шумела толпа. Вернее — мелькали тени, потому что кроме нее я никого не могла видеть. Ее лицо притягивало к себе и не отпускало. Так уже было. На фотографии… Красивые, тонкие черты лица, резкие, но не завершенные. Как будто кто-то угольком наметил их, предоставив жизни самой завершить начатое… и забытые впопыхах. Узкий разрез глаз, острый нос, черточки сжатых губ. Умные, немного усталые глаза. Она была бледна, но держала себя в руках… Я смотрела на нее и молчала. В какой-то момент мне стало ее даже жаль, и я невольно спросила:

— А вы ведь грустите о ней. Ведь так?

— Иногда… — она настороженно посмотрела на меня и растерянно поправила шелковый шарфик пастельно-желтого цвета…

И тут я сорвалась:

— Ничего больше не будет… Ничего… Ни берега, ни камушек, ни барашек-волн… НИ — ЧЕ — ГО! — И кляня себя за мимолетную слабость к ней, хлестнула в след: — Understend?

— Зачем же так?… — нижняя губа ее чуть заметно дрогнула.

— Какая она у тебя? Седьмая? Девятая? — сорвавшись с цепи, не унималась я. — А может — двадцатая? Зачем она тебе, теперь? ЗАЧЕМ?

Губы ее презрительно сжались. Она смахнула с глаз длинную темную челку и холодно произнесла:

— Тебе то, что?

— Я люблю ее.

Она недоверчиво хмыкнула:

— Любви — нет… Есть желание и страсть.

— Плевать, что считаешь ты… Я ее никому не отдам! — чуть ли не прорычала я.

— Желание и страсть… — задумчиво проговорила она, словно не слыша меня и водя пальчиком по краешку бокала. — Желание и страсть… Впрочем и они проходят… — Потом с удивлением посмотрела на меня, будто увидела впервые: — Так, ты приехала сюда, за тридевять земель, чтобы объясниться в любви к моей бывшей?

— Она не твоя! — выпалила я. Я готова была ее загрызть. Будь я вампиром — я с радостью вцепилась бы ей в глотку.

— Ну и люби себе на здоровье, — Она облокотилась на спинку стула и, взяв в руки бокал, отпила глоток. Потом ехидно добавила: — Хотя как раз с этим у тебя начнутся проблемы.

— К черту… Вся проблема в тебе… Ты НАМ мешаешь. — Мой голос утих и стал похож на шипящий стон.

— Mon Dieu!..- она откинула назад голову и рассмеялась. Шелковый шарфик затрепетал на шее осенним листком — Чем же я вам могу помешать?… Я живу здесь, на краю света, за тысячи километров от вас…

— Не делай из меня дуру! — я резко прервала ее, вскочив на ноги. — Я же знаю. Ты пишишь ей, звонишь… Она потом целый день невменяема. — Меня трясло. Я снова перешла на крик, слезы накатили и душили, но видит бог — она этого не увидит. Я взяла себя в руки, села обратно и впилась глазами в черную точку на скатерти, дрожащими пальцами крутя сигарету.

Она осмотрелась по сторонам и некоторое время тоже молчала… Потом наклонилась ко мне и доверительно шепнула:

— Ну, как? Ты, выпустили пар?

Потом вновь отстранилась, откинулась назад и смотря в никуда заговорила каким-то серо-блеклым тоном, словно читая зазубренную наизусть речь:

— Знаешь, почему мы расстались?… Потому что мне, с любыми людьми, через какое-то время становится скучно. Она не была исключением. К тому же подвернулся удобный случай уехать, без особых объяснений… Но вот ты? Ты кричишь всему миру о своей любви… Но что, что ты можешь ей дать?.. Что? Несколько незабываемых ночей, дней, месяцев? А потом? Что потом?.. Какое «счастье» ты ей готовишь? Во что превратится ее жизнь?.. Ладно, судя по всему, нам-то с тобой поздно что-то менять… А она? Она еще может вернуться назад, в нормальный мир. Не тот, сумасшедший, в котором живем мы… Она… красивая, яркая, талантливая… девочка еще — у нее все впереди… а ты предлагаешь питаться смутными образами и ловить розовое счастье на порезанных запястьях… Ты же знаешь — это тупик… шаг к пропасти… и ты сама толкаешь ее туда… шаг, еще шаг — и возврата не будет… она не выдержит и сломается…

Я ошалело смотрела на нее и не верила свои глазам:

— Ясень пень… Пожалела, значит… Ну, ты и мразь! — Я размахнулась, чтобы ударить, но она перехватила мою руку и крепко ее сжала:

— Тихо, малышка… Тихо… Ведь ты же не за этим сюда приехала?

Я обмякла.

— Знаешь что… Ты где остановились? Она отпустила мою руку и поправила на шее шелковый шарфик. — Давай я тебя провожу.

Мы встали, и я, шатаясь, словно пьяная пошла за ней…

* * *
… — Простите, madam. Что-нибудь еще?.. Мы скоро закрываемся. Гарсон участливо наклонился над пожилой женщиной. Он уже привык к ее субботним визитам, но сегодня торопился домой. Олимпийские игры в Париже были в самом разгаре. Она подняла голову, и, увидев знакомое лицо, захотела улыбнуться, но рот свело судорогой и, она лишь криво ухмыльнулась:

— Налейте ей еще… — кивнула в сторону — Еще чуть-чуть.

— Извините, но мне кажется, мадемуазель уже ушла, — привычно подыграл он.

— Неужели?… Ах, да… — и она глупо хихикнула каким-то своим тайным мыслям. — Ушла…

На спинке стула, напротив, висел старый шелковый платок бледно-лимонного цвета.


* * *


Так мало времени и так многое хочется тебе сказать… Мне бы стать ветром и приносить тебе каждое утро запах вереска и морских брызг, а ночью — лучики далеких солнц засыпали бы на твоих ресницах… Я хочу рассыпать у твоих ног всю роскошь драгоценных камней и посмотрев в твои глаза убедиться, что эти стекляшки ровным счетом ничего не значат… Я хочу утешить тебя, приласкать, как усталого ребенка и напевая колыбельную, подарить тебе свою нежность… Я хочу стать для тебя вечером, уютным и теплым, в котором бы всегда, не погасая, горела свеча… Я хочу превратиться в дождь и смыть краску грустного Пьеро, пока еще есть время… Я хочу чтобы ты навсегда забыла о страхе и одиночестве и тайно оберегать тебя от зла, обжигающего и ранящего душу… Я хочу видеть тебя счастливой… и маленьким шажком, полуследом, оставаться в тебе.

You take my breath away…))


* * *


…Я шла по скверу под нудно моросящим дождем и честно старалась понять — какого черта я все не успокоюсь и все шарахаюсь из стороны в сторону… ответа на этот вопрос не было. впрочем, как и на подобные ему. вот, к примеру… почему получается так, что когда все складывается хорошо, когда все в твоей жизни чудесно — ни черта не пишется, да и не хочется что ли… то ли это от эгоизма, то ли от боязни расплескать, то ли от мелкости и скаредности души… а может срабатывает шлагбаум — цель достигнута и засыпаешь, убаюканный ласковым мурчаньем судьбы… почему?… почему за тоской, молчанием и грустью, как правило, хранится пропитанный нафталином мазохизм, грозящий через пару месяцев знакомства вылиться в откровенный садизм… почему в глубине души люди не верят, что может произойти что-то хорошее, и с опаской оглядываются по сторонам… почему твердят как молитву — все будет хорошо… а сами давным-давно разучились верить в хорошее… почему они не осознают, что происходит у них в душе, что не заметили этого раньше… или они… они не могут быть другими… и прав тысячи раз прав старикашка Фрейд?..


Я бурчала, бурчала себе под нос и храбро шагала по лужам до тех пор, пока тучи не разошлись и последняя капелька не скатилась по щеке. дождь перестал. и тут я увидела Ее. она сидела на скамейке, щурясь от летнего солнышка, изящно выставив вперед стройненькие ножки. я прошла мимо, краем глаза скосив в ее сторону. ноль эмоций… я остановилась у ларька почти напротив нее, взяла пиво, ароматный хот-дог и минут пять жевала и глазела на нее — полный игнор… я прошла мимо еще раз — с тем же результатом. наконец, я остановилась неподалеку и закатила истерику с непослушной зажигалкой. я чувствовала, что она не выносит дым и должна как-то среагировать. она смешно чихнула, улыбнулась каким-то своим мыслям и вновь ушла в себя, так и не обратив на меня внимание. проклиная все на свете, и природную скромность, в том числе, я загадала, что если сейчас же не заговорю с ней, то тогда… (я мысленно пробежала все кары господни и ни одна мне не показалась серьезным доводом) … то тогда… пахать мне два года без отпуска!.. ну, уж нет… — испугалась я, сообразив, что переборщила, но отступать было некуда… я набрала воздуха и присев рядом с ней на корточки, в сердцах прошипела: — проклятая котяра, ты хоть обратишь на меня внимание? удивленные зеленые глаза, внимательный изучающий взгляд, немного настороженный — мол, чего тебе?

— слушай… сегодня я одна!.. свободна как ветер… пшли? — и воровато оглядываясь, стала засовывать ее в полиэтиленовый мешок. мимо пробегала девочка и укоризненно покачала пальчиком. потом вдруг остановилась и подошла к нам.

— вы зачем запихиваете кошку в мешок?

— иди отсюда, — огрызнулась я. — цаца…

девочка не отставала:

— это ваша кошка?

— моя…

— а чем докажите?

— ничего я доказывать не буду… брысь, отсюда...

девочка заплакала. я оглянулась по сторонам и нервно зачастила:

— ну… тихо, тихо… ты!

— она не ваша… я знаю... — не переставала плакать она.

— моя… честное слово, моя, — перекрестилась я левой рукой, пытаясь правой спрятать непослушный пушистый хвост, который никак не укладывался в пакет.

— поклянитесь… — недоверчиво всхлипнула она.

— мы с ней одной крови… — торжественно произнесла я и салютнула по-пионерски. не помогло. плач продолжался. рядом стал собираться народ.

— девочка, ты что плачешь?..

— что это у вас там, гражданка?

— да она животное мучает…

— вот, молодежь пошла!

— надо милицию вызвать…

— да что вы, что вы!.. какое животное? что вы такое говорите? — я тихонько пятилась, пряча за спину пакет.

— гражданка, у вас сзади хвост торчит! — торжествующе вскричала какая-то подслеповатая бабулька.

что было дальше и вспоминать не хочется… девочка ушла, унося с собой Ее, на глазах растаявшей от умиления толпы…

я пришла домой, с треском захлопнула дверь и усталая, злая, взъерошенная плюхнулась на диван и закрыла глаза… мне было хреново и одиноко… вдруг что-то теплое бесшумно и мягко спрыгнуло мне на грудь, устроилось и лизнув шершавым языком тихо заурчало, напевая свою бесконечную песенку нежности… так, вроде бы для себя…

* * *

Знаешь… я хотела бы построить дом для тебя… нет, не у самого моря… а чуть поодаль… среди холмов, так, чтобы увидеть синюю гладь воды можно было лишь с балкона, укутанного зеленью виноградных листьев… здесь так чудесно было бы пить чай или что покрепче, мять языком спелые виноградинки и растворяться взглядом в невообразимо голубом небе… смуглые итальянки приносили бы тебе по утрам бархатисто-оранжевые персики в маленьких корзинках и ароматные, только что испеченные булочки… их смех выманивал бы тебя в сад, к любимым цветам, где заботливые руки помнили о каждой мелочи твоих пожеланий… в густой тени деревьев мерцал бы бассейн, чтобы освежиться во время сиесты… когда же тебе надоедал бы покой и глаза начинали слезиться от золотистой пыли старых книг — ты спускалась бы по узенькой тропинке на песчаный пляж, где ласковое солнце, изумрудные волны, маленькие бухточки и гроты…

…я хотела бы построить дом… для тебя… недоступный для зла и тревог… место куда всегда можно вернуться… где не задают глупых вопросов и не лезут с расспросами, где ничего никому не надо объяснять и доказывать… утром бы тебя будили крики чаек, вечером под крышей — воркотали горлицы, а ночью — ветер с гор приносил прохладу и далекие звезды шептались бы с тобой о своих тайнах… долго, очень долго… пока усталость не смыкала твои веки и ты не засыпала бы спокойным сном… и совсем неважно, что ты проводила бы здесь мало времени — уходя, ты всегда возвращалась… и возможно… возможно, однажды, ты бы пришла в этот дом навсегда.

* * *

— Ты знаешь меня?

— Нет…

— Мы встречались раньше?

— Нет…

— И ты никогда не видел меня?

— Нет…

— Тогда откуда тебе известно, что я думаю, что люблю, что чувствую, что тревожит меня?

— Не знаю…

— Ты часто думаешь обо мне?

— Да.

— И что ты думаешь?

— Да…

— Что, да?

— Что ты очаровательна…

— Я серьезно.

— И я…

— И что ж тебя так очаровало?

— Чертики…

— Чего?

— Чертики в глазах…

— Гмм…

— И еще… еще сумасшедшинки в строчках…

— …?

— И… улыбка.

— Улыбка как улыбка.

— Нет… Она необыкновенная…

— Это как?

— Ты даже когда грустишь — краешком губ улыбаешься… и наоборот..

— Гы… Ну и комплиментик… Кстати, нет никаких чертиков… я смотрела… спрятались, что ли.

— Так ты их не увидишь.

— А как?

— Разбей зеркала…

— А осколки?

— Плюнь… Осколки я вытащу.

— Поранишься же ведь… И сильно…

— Плевать…

— Нет, знаешь, пожалуй не стоит… пусть их, проживу как-нибудь так… без чертиков…

— Господи… какие грустные, всезнающие глаза…

— Я щаз-з-з заплачу…

— И в самой глубине темное пятно тоски.

— Прекрати… Я уже р-р-рыдаю…

— Не ври… она не умеет.

— Ты о ком?

— Я о тебе и Кошке, у которой позади семь жизней.

— Так много?.. Это что же, осталось всего — две?

— Может быть… Но это не страшно.

— Почему?

— Потому, что и в следующей жизни ты опять станешь Кошкой:)

— Не смешно… Мне надоело быть кошкой, хочу быть птицей...

— Но у птицы всего одна жизнь.

— Ну и что… It' s better to burn out than to fade away...

— Смотря для кого этот свет… Если для всех, то да…

— А если…

— А если… то и не будет никакой зимующей жизни… все это бред, выдуманный тобой.

— Бред, выдуманный тобой… бред, выдуманный мной… ни черта уже не понимаю… Как же я устала!

— Это пройдет…

— Нет… это похоже на дикую… смертельную усталость… Убей меня, а? Чтобы не мучилась… Убей, ведь я Кошка… Я воскресну…

— Это уже будет неважно.

— А что важно?!.. Ну, что?… Скажи!

— Время, которое ты мне подарила…