Сумерки сгустились над землей франца-иосифа

Сумерки сгустились над Землей Франца-Иосифа. В это трудно поверить, но я доплыл туда на лодке. Когда она причалила к берегу, я увидел перед собой бескрайнюю обледенелую пустыню. Она была совершенно плоской, и только сильные ветры носились над ней. Я задрожал от холода, но в действительности – от страха, хотя, если подумать, то все же от холода. Зачем я приплыл сюда? Я достал из сумки термос и сделал несколько глотков. Чаю осталось мало, а еды я совсем не взял. Наверное, я спятил. Делать мне что ли было нечего – плыть сюда одному в лодке?  Я уже хотел поплыть обратно, но обнаружил в днище существенную течь. Самое лучшее – вытащить лодку на берег, чтобы она не утонула. Но она уже так набрала воды, что я еле успел выскочить, чтобы не промокнуть самому. Температура воды в океане немногим больше нуля. Вместе с лодкой утонули и все мои вещи. Но жалеть нечего: что там было? – термос, спички и лыжи – одна ерунда! Я отвернулся от воды и пошел вперед, не оглядываясь.
Я шел и вспоминал, как ехал в поезде до Амдермы. Напротив меня сидел Иван Иванович и молча курил трубку. Стучали колеса. Я все время тер глаза, чтобы не уснуть. Ничего не помогало. Тогда я достал книгу и стал наугад выписывать из нее обрывки фраз. Вот, что у меня получилось:
«Добытые руками обломки никак не смогут помешать смерти мамонта. Сколько бы вы ни старались, - можно даже оплакивать, - однако, в его глазах все время будет тот же самый вопрос: сколько стоит обратный ход стеклянного мыслителя? Экспедиция остановилась у самого подножия горы. Мысли о печенье занимали многих, но все же толстые пласты и панцири ограничивали движение исследователей. Я стал расспрашивать девушку о качестве вращения. «Много есть разных способов заставить меня окислиться, - ответила она, - но один мне особенно мил!» И вчерашний день показал, что грибы под навесом размножаются особенно активно».
Но эта игра быстро утомила меня. Я начал думать о предстоящем путешествии. Потом я решил, что на самом деле путешествие уже давно началось. Скоро я все-таки уснул.
Мне приснилось, что я нахожусь внутри хобота. Было очень тепло и уютно. Внезапно меня начали ощупывать снаружи. Раздавались приглушенные голоса. Я раздвинул ноги, чтобы лучше слышать.
- Я в этом твердо уверен, - сказал какой-то мужчина, - и психоаналитическая теория дает на это простой и однозначный ответ: хобот – это член. Если он находится внутри своего члена, то мы имеем дело с нереализованными сексуальными амбициями. Он как бы хочет сказать этим: «Я – это член. Моя основная задача – оплодотворение половозрелых самок», - но, поскольку этому желанию препятствуют обстоятельства реальной жизни, то такая реакция – гипертрофированная форма выражения либидо.
- А если бы он был внутри сумки кенгуру?
- Сумка – это влагалище, - не задумываясь, ответил психоаналитик, - тут есть два пути: либо консервативная инфантильность – плацентофилия, либо вульвомания – зеркальное отражение пенисоморфизма.
«Какой идиот!» - подумал я и проснулся.
Иван Иванович тоже был психоаналитик. Всю дорогу он пудрил мне мозги своими рассуждениями, которые, наконец, проникли даже в мои сны. Он был очень логичен, и все объяснял с точки зрения эмпирического научного знания, но все равно получалась всегда какая-то ерунда. «Вот у него во рту трубка, - подумал я, - это что: ретроспективная тяга к материнской груди или гомосексуальная склонность к оральному сексу?»
Иван Иванович поморщился.
- Ваше представление о психоанализе, - сказал он, -  основано на нелепых обывательских домыслах. Вы в этом смысле профан. Вы понимаете, что такое слепая сила либидо? Вы знаете, что она противостоит мортидо? Весь смысл человеческой жизни в этом противоборстве! Зачем вы едете на полюс? Опомнитесь! Вы во власти мортидо! Вы там просто замерзнете и все! Зачем вам вечные льды?
- Неправда! Флора Земли Франца-Иосифа насчитывает более тридцати видов цветковых растений!
- Так вы рассчитываете получить там место в цветочном магазине?
Я стал думать о том, что скоро увижу единорогов. Эти, похожие на дельфинов животные, водятся в северных широтах. Толстая кожа единорогов покрыта роговым слоем. Она, как броня, предохраняет их от ударов об лед. Единственный зуб у самцов разросся в длину и превратился в бивень, но бывают единороги и с двумя бивнями.
Единорог, которого моряки называют еще нарвалом, пробил дно моей лодки, когда я приближался к острову Рудольфа. Он отрезал мне путь назад. Делать нечего. Придется идти: обратно ведь уже не вернуться!

вторник, 27 августа 2002 г.