Простая история

          Она внимательно и сосредоточенно рассматривала струйку крови, стекающую по деревянной боковине кровати на пол. Струйка состояла из трех капель, догоняющих друг друга на блестящей светло-коричневой поверхности дерева.
Они ползли с одинаковой скоростью. Когда нижняя падала в бесформенную лужицу, образовавшуюся на полу, в струйку входила следующая. Еще несколько минут назад кровь лилась ровным потоком, рассмотреть в нем отдельные капли было трудно.

Зрелище капель, густеющих с каждой следующей минутой, завораживало, словно она смотрела на тлеющие в камине угли. Ассоциация подкреплялась еще и тем, что проникающие сквозь окно лучи утреннего солнца подсвечивали капли. Кровь переливалась всеми оттенками красного - от пурпурного до карминного. На самом краю кроватной доски капля приобретала почти черный цвет, а лужица на полу виделась совершенно черной.
         
           Она сидела около кровати, на полу, поджав ноги, и задумчиво размазывала край кровяной лужицы полосками – от центра к краям и дальше, за края (словно рисовала солнышко). Периодически она поднимала руку и растирала кровь между пальцами. Кровь липла к коже и растиралась с трудом.
Пряный сладковатый запах свежей крови щекотал ноздри и немного затруднял дыхание. Но этот запах был ей привычен, и щекочущее состояние от него тоже. В комнате, во всем доме и за окном, во дворе было так тихо, как бывает только ранним утром.
Сидя на полу, она не могла видеть, но точно знала – во дворе,  под окном спальни, на овальной клумбе ровным мохнатым ковром растут красные астры. Эта клумба была засажена только красными астрами – ее любимый цвет. Отсюда, с пола она могла разглядеть за окном только высокий дощатый забор – ровный, гладкий, с плотно пригнанными друг к другу толстыми досками и двойной ряд колючей проволоки по верху забора.
         
            От долгого сидения на полу затекли ноги. Она встала и отправилась в ванную комнату. Там налила воды в ведро, взяла тряпку и вернулась назад. Аккуратно поставила ведро рядом с лужей крови, окунула тряпку в воду и стала замывать пол.
Сначала вода приобрела темно-розовый цвет. По мере того, как лужа крови на полу уменьшалась, вода поменяла цвет сначала на коричневатый, а потом на темно-бурый. Лужа истончилась, но все еще была большой.
 Она меняла воду в ведре трижды, пока  кровь не осталась только в стыках между досками. Пришлось взять нож, накрыть кончик мокрой тряпкой и так вычищать остатки крови из щелок. Закончив мытье пола, она оделась и вышла во двор. Утро середины августа было еще солнечным, но уже по-осеннему прохладным. Она присела на ступеньку крыльца, зябко повела плечами, поплотней закуталась в шаль и прикрыла глаза. Минут через 20 она вернулась в дом….

         На работу в фешенебельную московскую гостиницу ее устроила соседка по дому. Работа ей нравилась, но давалась достаточно тяжело. Она была очень хрупкой и маленького роста, поэтому процесс вытирания пыли с верха мебели давался ей с большим трудом – всегда приходилось таскать в номера стремянку.
Она было очень чистоплотной, ответственной и молчаливой, потому старшая горничная смены (вздорная и придирчивая бабища) относилась к ней хорошо и никогда не обходила при дележе «общего кармана».
Проживающие в гостинице гости не относились к ней никак – она всегда успевала убрать номер в их отсутствие. В свои 26 лет она жила совершенно одна, полученных на работе денег (зарплата плюс «левые») вполне хватало на безбедное существование. Она радовалась жизни. Но радовалась тихо, как маленькая мышка, которой повезло поселиться в большой кладовой зажиточного дома...
         
          Она столкнулась с ним по воле случая. Днем, в ее смену, он попросил заменить ему банное полотенце - не понравилась расцветка. С клиентом, который платит за сутки проживания 300 долларов, не спорят. Она взяла полотенце и зашла в номер.

           В широком кресле сидел крупный мужчина. Гладкие темные (словно прилизанные) волосы обрамляли широкоскулое лицо с красновато-коричневой кожей, чуть раскосыми глазами, крупным узкогубым ртом и массивным волевым подбородком.
На журнальном столике лежали бумаги, стояла пепельница с дымящимся окурком сигареты. Когда она вошла в номер, он поднял голову, быстрым и внимательным взглядом осмотрел ее и снова продолжил чтение.
Она прошла в ванную комнату, поменяла полотенце и вышла. Эта мимолетная встреча с постояльцем не оставила в ее душе никакого следа, не вызвала в ней никаких эмоций.
         

            Горничные в гостинице сдавали друг другу смену в 8 часов утра. Но в тот день старшая попросила ее поработать за сменщицу до 23-00 – сменщица возвращалась из отпуска и не сумела взять билеты на нужный поезд.
Она, естественно, согласилась – дома ее никто не ждал, а переработанное время ей обещали компенсировать деньгами. Эти часы, которые она провела на работе до позднего вечера, прошли спокойно, без происшествий и неожиданностей. Сменщица пришла около одиннадцати.

Еще минут 20-30 она задержалась – слушала сбивчивый и веселый рассказ о том, с каким отличным парнем сменщица познакомилась в Сочи,  как они проводили время в ресторанах. Так что с работы она вышла почти в двенадцать ночи. На автобусной остановке около своего дома она оказалась уже в час. Автобус отъехал от пустой остановки, и она успела сделать шаг с тротуара на мостовую, чтоб перейти на другую сторону, как в это мгновение рядом затормозил «джип» черного цвета.
Она попятилась назад, на тротуар. Из джипа вышли два здоровенных парня и, схватив ее под локти, запихнули на заднее сиденье машины. От неожиданности, от природной тихости характера, от страха она совершенно обмякла и потеряла голос.
Парни сели на заднее сиденье с двух сторон от нее, машина тронулась с места. Через несколько мгновений она почувствовала укол в руку, еще через минуту потеряла сознание….

           Где, в какой части России находился дом, куда ее привезли, она не знала. Но вокруг дома, за высокими досками забора с колючей проволокой по верху, виднелись густо растущие сосны и ели.

Хозяин дома (тот самый, которому она меняла в гостинице банное полотенце) обращался с ней вполне сносно. Он пользовался ею в постели несколько грубовато, но без жестокости. Именно пользовался, так как его совершенно не интересовало – получает ли она от этого хоть какое-нибудь удовольствие. Они делили постель (по ее подсчетам) уже третий год, но она так и не забеременела. Он не высказывался на этот счет, они вообще почти не говорили.
Он бывал в доме наездами, иногда отсутствовал по несколько дней. Приезжал в разное время суток, ел, выпивал две стопки водки, удовлетворял свою похоть (в спальне, на кухне, в гостиной – где приведется) и уходил в свой кабинет, плотно закрыв за собой дверь. В его отсутствие кабинет был всегда заперт, эту комнату она никогда не убирала. Кабинет убирала толстая, уродливая глухонемая тетка, которая во время его отъездов оставалась при ней сторожем. На ночь тетка запирала ее в спальне, окна которой были снаружи забраны коваными решетками.
         
            Днем она ходила по всему дому (кроме кабинета), убирала, вытирала пыль, выходила во двор и занималась цветами – огорода при доме не было, а только цветы и лужайки с ровненькой зеленой травой (траву косил муж глухонемой). Забор, окружающий двор, состоял из толстых досок, ворота и калитка запирались на замок. Ключи имели хозяин дома и толстая тетка. Но эти предосторожности были лишними.
Все эти два с лишним года она жила, как в летаргическом сне, словно загипнотизированная непониманием происшедшего с ней. И если бы она и собралась выйти за забор, то не знала бы – куда идти. Судя потому, что из-за забора всегда были слышны только птичьи голоса и шум деревьев, дом стоял в глубине лесного массива. А она, будучи городской жительницей, в лесу ориентироваться не умела.
       
            К дому были пристроены кирпичный гараж и бревенчатый сарай. В сарае, в клетках, поставленных в два ряда друг на друга, жили куры.
Хозяин любил куриный бульон из только что зарезанных кур. В первый свой приезд (после ее появления в доме) он зарезал курицу сам, ей осталось только ощипать, выпотрошить и сварить. Но уже во второй приезд он заставил ее отрубить курице голову. То, что она испытала в тот день, засело в ее голове накрепко.
       
            Некрупное тельце курицы лежало на большом деревянном чурбаке, прижатое ее левой рукой. В правой руке она сжимала широкий и острый тесак.
Птица подергивалась, косила на нее черной бусинкой глаза, периодически прикрывая его пленкой розоватого века. Перья на куриной шее взлохматились, из-под них виднелась пупырчатая кожица.
Хозяин внимательно смотрел, как в руке маленькой и худенькой женщины дрожит блестящий тесак. Тесак был довольно тяжелый, а она стояла уже минут пять, никак не решаясь ударить лезвием по шее курицы.
Вздрогнув от его сурового «давай!», она неумело размахнулась и рубанула. Птичья голова отскочила с чурбака на пол, тельце курицы задергалось, и она не сумела схватить ее за лапы – обезглавленная курица, сильно трепыхнувшись, упала около ее ног.
Зрелище было жутким: безголовая курица дергалась и крутилась на одном месте, пытаясь при этом встать на лапы. В какой-то момент это получилось, и безголовая птица побежала, разбрызгивая капли крови из верха перерубленной шеи. Тесак выпал из ослабевшей руки, и она потеряла сознание.
         
            В следующий раз эта процедура прошла довольно спокойно, ее только сильно подташнивало. А потом она привыкла и совершенно мастерски отрубала голову курице, брала ее за лапы и держала несколько минут в вытянутой руке, что бы из шеи стекла кровь. Первое время она не ела ни бульон, ни куриное мясо. Но и это прошло, куриный суп из только что зарезанной птицы был ароматным и вкусным.

            Дни текли за днями, месяцы за месяцами. Она жила (если все происходящее можно назвать жизнью) по заведенному порядку: сажала цветы, срезала их и ставила в вазы, убирала дом, варила, стирала, слушала радио (телевизора в доме не было), в любой момент по желанию хозяина дома ложилась под него (или на него), перечитывала те три-четыре десятка затрепанных детективных романов, которые были в доме. Сознание ее дремало, душа безмолвствовала.
Она не пыталась ни разу выяснить у него – кто он, чем занимается, куда и зачем уезжает, зачем привез ее сюда и почему именно ее. У нее было единственное развлечение и единственное удовольствие – резать  кур. С некоторых пор (она не могла вспомнить – с каких) ей стал доставлять удовольствие этот процесс.

Ощущение собственного всесилия, власти над чужой жизнью (пусть даже куриной) сладкой истомой концентрировалось где-то под ложечкой. Особенное удовольствие она получала от вида красных капель крови, оседавших на белых птичьих перьях.
Она чуть-чуть сожалела, что капель было мало – она любила красный цвет. Однажды она робко предложила ему завести кроликов. Он несколько минут подумал и отказал ей. Она не настаивала, он не спросил о причине просьбы.
После этого разговора она нашла возможность несколько увеличить удовольствие – стала обмазывать руки куриной кровью и втягивать ноздрями ее запах, близко поднося окровавленные ладони к лицу.

            В этот приезд он был чем-то явно озабочен больше обычного. И перед сном выпил довольно много водки. Так много, что почти ничего не мог в постели. Она взяла инициативу в свои руки, и уже через 10 минут он спал тяжелым, пьяным сном.

От утомительной возни со здоровым пьяным мужчиной она проголодалась и вышла на кухню. Остатки холодной курятины показались безвкусными и не доставили никакой радости (как и предшествующая еде постель). Она накинула на себя жакетку и пошла в сарай. Стук двери и зажженный свет разбудили кур, и они завозились в своих клетках. Она сняла со стенки тесак, открыла одну клетку, достала птицу и резко рубанула тесаком. Затем еще одну, еще и еще….
 Червячок сладкого удовольствия слабенько зашевелился у нее под ложечкой. Ее ночная рубашка, жакетка, ноги, руки были забрызганы кровью. Но полное удовлетворение не наступало. Слишком мало крови вытекало из птичьих тел. Вот если бы свинья, или корова, подумала она. «Колесики» ее мозга стали медленно поворачиваться. И воображение подсказало выход из этой ситуации.
         
            Она тихо вошла в спальню, оставив открытой дверь в освещенный коридор. Хозяин дома лежал на спине, раскинув руки, и спал, изредка негромко всхрапывая. Одеяло было сбито к ногам, и в неярком свете хорошо виделось большое мужское тело.

Она оценивающе осмотрела его – меньше коровы, но больше свиньи… Острое лезвие тесака, опущенное на горло уверенной и твердой рукой, вошло в него  до позвоночника. Почти обезглавленное мужское тело дернулось дважды – сильно и судорожно. Потом движения кончились.
Кровь фонтаном вырвалась из места удара  и облила, и забрызгала всё: стену, простыню, одеяло, тумбочку у кровати, даже немного попало на потолок. Она тоже была вся в крови. Теплая, резко пахнущая жидкость на лице, теле, руках и ногах доставила ей такое удовольствие, какое сравнимо только с оргазмом.
Она почувствовала горячую волну, поднимающуюся вверх по телу от паха и низа живота, и застонала. На подкашивающихся ногах она подошла к выключателю и включила верхний свет. Огромное количество кровавых пятен, луж, потеков и брызг приковали к себе ее взгляд. Она заворожено смотрела на все это красное великолепие...

           После того, как пол был тщательно вымыт, она также аккуратно вымыла стены, кровать, тумбочку и стекло окна.
Солнце встало уже настолько, что его оранжевый край виднелся над верхушками сосен. Легкий ветерок шевелил красные мохнатые головки астр на клумбе. Казалось, что под окном волнуется и переливается большая лужа крови.
Она стояла, прислонившись лбом к прохладному оконному стеклу и, не мигая, смотрела на цветы. Пол холодил босые ноги, сладкий и острый запах крови обнимал ее тело, она почти физически ощущала его кожей спины, шеи и затылка. Тишина и запах окружали ее. На душе было спокойно и приятно. Через несколько минут появилось нарастающее желание снова испытать силу того, ночного оргазма, когда фонтан крови теплым дождем окропил ее тело. Она повернулась к кровати – единственно не тронутому при уборке месту.
         
            Подушка не дала голове мужчины откатиться назад. Он лежал на спине, побуревшая полоса на шее особенно контрастировала с синюшным цветом кожи тела и лица. Вся кровать походила на буро-кровавое болото.

Она разделась до гола и легла рядом с трупом. Свернувшаяся кровь прилипла к ее коже, пьянящий запах закружил голову. Она провела рукой по разрезу на шее, потом лизнула окровавленные пальцы. Своеобразный вкус вызвал легкую дрожь внутри живота.
Она лизнула еще раз, потом приподнялась на локте и потерлась лицом о разрез. Дрожь внутри увеличилась. Тогда она легла сверху трупа всем телом и стала тереться об него, периодически касаясь языком шеи...

           Через несколько минут желанный оргазм накрыл ее своей жгучей волной. А еще через несколько минут она заснула крепким сном человека, полностью удовлетворенного всем в этой жизни….