Фаселис. Турция. Воспоминания

                Фаселис. Турция. Воспоминания.

                Воспоминание первое. Облака и горы.
  Не важно, какое сейчас время года: весна, лето, осень, зима; не важно, кто я и где; важны лишь воспоминания, для меня, мои, твои, еще чьи-то, когда-то кем-то забытые и совершенно неважные.
  Когда я вижу облака на горизонте, мне кажется, что это – горы. Да и тебе тоже. Присмотрись. Видишь? Вон. Правильно. Значит, я прав. Значит, я умный, и это уже хорошо. Ведь хорошо общаться с умным человеком. Тебе не нравится? Это наводит на мысль. На какую? Не скажу. Запомни, что ты – лучше всех. Я серьезно. Оглянись вокруг. Посмотри. Кто они? Кто эти тупые уроды? А? Я тебя спрашиваю. Кто? А ты? Ты же совсем другое дело. Ты лучше их хотя бы потому, что они хуже тебя. Так что не бойся.
  Так. К чему бы я это? А с другой стороны, к чему бы я то? Эти строчки навели тебя на мысль, что я – сумасшедший? Да, я иногда бываю таким. Ну и что тут такого?
  Ладно. Дальше. А когда я увидел большое летнее и грозовое облако, то сразу же вспомнил гору Олимпос. Нет, нет. Я не был в Греции. У турков есть свой собственный Олимпос. Высокая горочка: за три тысячи километров. Почему я написал цифру словами? Так круче. И вообще не задавай тупых вопросов: тебя это не красит. Лучше слушай. На вершине горы лежал снег: не то, чтобы вечный, но снег. А облако было тоже снизу черное, а сверху белое. Понимаешь? Как и Олимпос. Так вот. Каждый раз, глядя на эту красоту, я вспоминаю ту девушку, из Фаселиса. Помнишь, я тебе рассказывал о ней. Или я тогда рассказывал о тебе? Слушай, давай так: если я тогда рассказывал именно о тебе, не о твоих бесконечных подружках, а именно и только о тебе, то напиши мне письмо. Вот и договорились.
   А горы? Горы, как облака, особенно в Турции. Или облака, как горы. Мне, лично, все равно. Я знаю: тебе тоже. Ведь дело вовсе не в горах и уж тем более не в облаках, а в ней… или в тебе.

                Воспоминание второе. Дорога.
  Знаешь, ты знаешь обо мне уже так много, что я уже начал сомневаться в том, что знаю больше о себе, чем ты обо мне. И за это вот тебе еще одно воспоминание: чтобы была полная картина.
  Я проезжал по неосвещенной дороге ночью. Ночью темно. Фары проезжающих навстречу машин плохо действуют на состояние радужной оболочки глаза. Короче, слепят, сволочи. Это я не о тебе: ты лучше них. А вдоль дороги на поворотах свет фар отсвечивается яркими красными блестками. Издалека это напоминает взлетно-посадочную полосу. Но в этот раз это мне напомнило совершенно другое. Я пытался понять, на что еще это похоже, и вспомнил, что в Турции все дороги, не проходящие через многочисленные городки, освещаются именно таким способом. Там нет электроосвещения на шоссе вообще: только одни столбики в полметра от земли с фосфористыми наклейками. Зато эти столбики стоят в метре друг от друга, и все отсвечивают гораздо лучше и четче наших. Я прежде всего правдив, а потом уже патриот, и считаю это правильно: слепо и тупо говорить, что мы лучше всех играем в футбол и у нас лучше отсвечивают наклейки, абсурдно. Согласись. Вот видишь, я же говорил, что я правдив. Идет двойная экономия: на столбах и на электроэнергии. Но в этой, как и в любой другой, системе есть свои минусы. Во-первых, слепят. При нормальном освещении это гораздо менее заметно. Во-вторых, слева гора, справа обрыв или наоборот. Если не будет гореть хотя бы пара столбиков на повороте, то шансы выжить становятся ничтожно малыми, если не знаешь дороги. В-третьих, темно. Пожалуй, я соглашусь с тобой, что темнота – друг молодежи. Я сам люблю, когда темно: когда кажется, что у людей нет лиц, и это уже не люди, а тени, и все они пришли за тобой. Но в этом случае темнота – враг автомобилиста.
  Проезжая по залитой ночной темнотой дороге, я вспомнил турецкую дорогу, а, вспомнив Турцию, я вспомнил ее… или тебя.

                Воспоминание третье. Камень.
  Да, камень. А что тут такого? Хочешь историю про камень? Ты же лучше них: ты же знаешь, что независимо от твоего ответа я тебе ее расскажу. Поэтому тебе должно быть хорошо: у тебя нет выбора. Когда нет выбора, легче жить. Так вот, слушай. За два или три дня до тех событий, о которых я тебе рассказывал, я шаркал по кемерскому пляжу, то и дело подбирая валявшиеся под ногами камни. Что такое Кемер? Кемер – это курорт, где была наша гостиница. Да. Камней было много: в Кемере тоже галька, как и в Фаселисе. Подбираю и выбрасываю: куда мне их. И вдруг вижу этот камень: лежит себе спокойно и на солнышке греется. Я поднял его, чтобы удостовериться в своих предположениях. И точно: камень то в виде сердца! Выходит, я каменное сердце нашел. Что значит: «Не верю!». Вон, дома лежит. Хочешь на него взглянуть, заходи как-нибудь. А пока слушай. Положил я к себе этот камень в стол и забыл. Через два-три дня произошла та самая история, о которой я тебе рассказывал, а еще через несколько дней мы собирались обратно, домой, в Россию. И я, открыв ящик, нашел тот камень. Первая мысль была такая: «Жалко, что я не взял этот камень с собой в Фаселис, а то бы подарил его той девушке» - то есть ей… или тебе.
  И теперь здесь, в городе на Неве, я храню этот камень, но сердце от этого не каменеет: сердце хочет любить. А еще я храню его, как память о самом хорошем и светлом, что было в моей жизни: как память о ней… или о тебе.

                Воспоминание четвертое. DIDO.
  Альбом “No angel” я купил почти сразу после того, как приехал. Там, в Турции, очень часто «крутили» песню “Here with me” с этого альбома, и она мне… не то, чтобы понравилась… вернее, конечно, понравилась, иначе я бы не купил альбом… просто тут было еще одно: я, может даже несознательно, пытался обставить себя теми вещами, которые напоминали бы мне о Турции, и не только о Турции, и не столько о Турции, сколько о… в общем ты понимаешь: не хочу повторяться. Я обычно смущаюсь, когда покупаю что-либо, потому что думаю, что меня не так поймут или не поймут вовсе, но тут я преодолел самого себя вместе со всеми своими бесконечными комплексами: просто у меня было хорошее веселое настроение (по-моему потому, что я сдал зачет по английскому, хотя может быть я и ошибаюсь), что у меня бывает нечасто. Кстати, если у тебя его еще нет, очень рекомендую приобрести. Не бойся: это ни в коем случае не реклама. На этом альбоме ты можешь найти много хорошего, но мне нравится отнюдь не “Here with me”, а “My lover’s gone”. Извини, если запарил названиями, тем более, английскими. А песня то все равно прекрасная! И, главное, в тему. В тему хотя бы по своему названию: «Мой любимый (или, в нашем случае, моя любимая) ушел (или уехал… короче, испарился, его больше нет)». Послушай ее: уверен, что она тебе тоже понравится. А если нет, тогда извини: не угодил. Что-то уж слишком много двоеточий: практически в каждом втором предложении. О, опять. Странно все это. Что, знаков что ли не хватает в русском языке? Не знаю. По крайней мере, (был звонок по телефону, и я забыл мысль) много – не  мало: мясо – не кость. К чему бы это? Ни мне, ни тебе не понятно: просто хотелось пошутить, но попытка с треском провалилась. Куда? Придумай что-нибудь.
   За своими размышлениями и отступлениями я уже забыл, о чем пишу. А когда я с радостью ставлю этот CD, я вспоминаю о турецком солнышке, пальмах и немного о той девушке… или о тебе. Почему уже немного? Потому что время постепенно стирает память и лечит… нужное и ненужное. Ему все равно. А мне?..

                Воспоминание пятое. Любовь и пепел.
   Понимаешь, я понимаю, что я – талантливый человек. И пускай я пишу то, что уже давно написано: мне же важно то, что я сам чувствую и думаю над чем-то, а не списываю с кого-либо, его же самого и начитавшись. Поэтому я и не люблю читать огромные многотомные произведения: чем короче мысль, тем более хороша, свежа, умна и справедлива. А знание убивает мысль. Кто умнее: тот, кто эту мысль придумал, или тот, кто ее прочитал и написал, услышал и сказал,
пускай даже в своем изложении? Солженицын, говоришь? Я бы посмотрел на него, как бы он написал свои произведения, будучи совершенно неначитанным. А я напишу, и даже круче, чем у него, потому что сам лично для себя однажды открою такую Америку, что даже сам поверю в то, что ее еще не открыли, хотя, наверное, для тебя это значения не имеет: ты хочешь еще одну историю любви. И это не удивительно: ведь тебе нравятся истории про любовь, иначе зачем было читать предыдущие воспоминания и начинать это, не правда ли? Опять много двоеточий… Ладно. Ладно, хорошо, больше не буду. Расскажу тебе еще одну историю…
  Мы с отцом катались по Анаталийскому побережью Турции со скоростью сто двадцать километров в три тысячи шестьсот секунд или около того. С чьим отцом? С моим: не с твоим же. На чем катались? На инвалидной коляске с надувной подушкой и двигателем от феррари Михаэля Шумахера…  Я же предупреждал тебя в первом воспоминании, что тебя это не красит. Ну, ладно, извини. Я – не тупой: я понимаю, что эти тупые шутки не красят уже меня. Поэтому ты лучше меня. Ты лучше всех. Не забывай об этом… Так вот. Катаемся, значит, и тут он захотел закурить сигарету. Ну, мой отец. Нет, я не курю. Не пью, не курю, баб не трахаю – значит не мужик. А мужиком-то ой как стать хочется… Вот. И закурил. А окно автомобиля было открыто, и нам было комфортно: свежий, морской ветерок обдувал получше всякого кондиционера.
И хочешь знать, что сделало это убожество мужского рода? Он взял и выкинул окурок в окно. Окурок по замысловатой траектории ветром занесло обратно в салон. Сначала мне показалось, что меня ужалила оса. Я взвизгнул. Боль не прекратилась. Я взвизгнул еще раз. А этот придурок сидит и не понимает, от чего это меня так крючит и колбасит. Но самое интересное началось тогда, когда начало крючить его. Он за рулем, а скорость – сто двадцать, а, как ты уже знаешь, справа гора, слева обрыв. И лететь бы нам метров пятьсот вниз, да он выбрал гору, и еще при этом каким-то образом успел затормозить. В общем, к несчастью, попытка коллективного самоубийства провалилась, а машина в пропасть – нет. Только отец себе футболку прожег, а я себе спину слегка подпалил. Но на море все проходит быстро.
  Ты не думай: я не эгоист. Спроси любого, кто меня знает: они под этим подпишутся. И эти истории. Они не обо мне. Нет. И обо мне тоже. Эти истории о времени, когда не только я, а все были счастливы. Все. И ты тоже. Я знаю: ты тоже была счастлива, ведь она – это ты.

                Воспоминание шестое и последнее. Секрет.
  Она – это ты. Ты, конечно, ты. Вот и весь секрет. Ты – главный персонаж этого произведения; ты, сидящая у монитора в Интернете на сайте Проза.Ru, занимающая телефон, по которому я звоню тебе, звоню который день в надежде дозвониться, но у тебя все время занято; ты, читающая мою еще не написанную книжку в немного потертой и потрепанной обложке, одновременно разговаривая по телефону с одной из своих подружек, обсуждая свои и чужие маленькие проблемы с сексом ли, с семьей ли, или у тебя просто плохое настроение; ты, которую заставили прочитать это произведение, потому что оно стоит в учебной программе твоей школы. Знай, я люблю тебя. Люблю тебя. Тебя. Я. Я ищу тебя, именно тебя. Напиши мне письмо. Я буду ждать его. Любимая, кто б знал, как мне тебя не хватает, как ты мне нужна. Твои глаза, волосы, губы, руки, ноги, ласковые пальчики, твоя шея, грудь, талия, твой очаровательный носик, язычок, пупочек: все совершенно.
  Ты спросишь:
   Ну, и причем тут Фаселис, Турция, Воспоминания?
  Отвечаю. Это было красиво? Тебе понравилось? Вот видишь. А та девушка из Фаселиса пусть останется моей самой сокровенной и несбыточной мечтой, точно такой же, как и ты. Я люблю тебя… дочка.

29.08.02 13:16:08