Гинзбург Алик
http://www.svoboda.org/programs/TD/2002/TD.090102.asp
Мне когда-то папа рассказал шутку. Он сидит с мамой и спрашивает: "Орина, скажи, где ты была эти десять лет, когда я сидел?" А мама отвечала: "Я с тобой была, Алик, я с тобой была". Папа говорит: "А где ты была, когда у нас родились эти две дубины?" - "Я с тобой была, Алик, с тобой". - "Орина, скажи, Оришечка, где ты была, когда у меня был рак легкого и жизнь была такая трудная, я не знал, как быть?" А мама говорила - "Я с тобой была". Он говорит: "А, вот почему мне не везло тогда!"
Владимир Тольц: Это только одна из гинзбурговских шуток. На самом деле - это знали все - и Алику, и Орине, страшно повезло, если так можно выразиться, что они были вместе. Совсем недаром и она, и он (и в этом им помогали и Аликовы сосидельцы и так называемая "мировая общественность" добивались (и добились!) в 69-м году разрешения на лагерное бракосочетание...
Ну, а юмор и шутки... Я уже сталкивался и в России, и - несколько лет назад - в Германии с непониманием молодых, откуда они брались в тотальной беспросветности жизни при диктатурах. - И порой не знаешь как объяснять это людям, сформировавшимся в пору, когда смех и шутки стали, подобно прогнозу погоды, неотъемлемым компонентом масскультуры и телебизнеса. Как это объяснить, что в условиях звериной серьезности тотальной власти они были защитой от нее, и именно они оказались почвой, на которой произрастало то, что позднее назвали инакомыслием.
И свое тогдашнее веселое отношение к отнюдь не всегда веселой жизни Алик Гинзбург сохранил навсегда. Вот отрывок из нашей беседы, записанной год назад, в августе 2001-го.
Александр Гинзбург: Моя мама, которая почти все время после войны до 51-го года, а, может, до 50-го, была начальником планового отдела Министерства кинематографии, потом ее выгнали с работы, это была такая первая, может вторая, волна еврейских увольнений. И она устроилась уже на работу не начальником, а каким-то замом, помом начальника планового отдела в какое-то артельное управление, откуда ушла просто в артель. Она была такой конкретный экономист. Маркс был экономист, а моя мама была старший экономист.
Владимир Тольц: Когда ее уволили из кинематографии?
Александр Гинзбург: То ли в 50-м, то ли в 51-м году. Поэтому как бы существование этой не очень удобной для евреев ситуации у нас было в доме заметно. Но, как ни странно, это почти не было заметно в школе. никакой антисемитской атмосферы в школе не было. Мы знали, что такое существует где-то во внешнем мире, но не у нас.
Но у меня в результате возникла первая такая ситуация с еврейским вопросом в конце 52-го года, когда мне стукнуло 16, и когда надо было получать паспорт. А у меня было так: незаписанный в метрике папа был русский, маму, когда ей давали паспорт, а было это в году 35-36-м, ее записали русской. (Тогда не было этой проблемы, и она тогда не обратила на это внимания.) А когда мне надо было получать паспорт и уже было "дело врачей", становиться русским с фамилией Гинзбург мне показалось просто неприлично. И поэтому у себя в 96-м отделении милиции я в анкете написал "еврей". И начальник паспортного стола меня долго уговаривал, что я русский, но я говорил: ничего не могу сделать - еврей. Так я и был единственным в семье евреем...
Свидетельство о публикации №202090400036