Ход голым королем

Эта история о том, чего не бывает. Не валяются в тумбочках заряженные пистолеты. Не собираются, как по команде, дымные тучи, когда на душе дерьмово. И никогда не остается собой тот, кто хотя бы раз попытался разоблачить голого короля.
Нет, нет, не бойтесь, этого не бывает. Хотя вы почему-то думаете, что и не может быть...

Дождь ленился идти с самого утра. Погода слишком дерьмовая, даже для него. Ничего, зато мне подходит.
Кому-то лень было сегодня раскрашивать небо – просто положили сверху бетонную плиту, чтобы мы, не дай Бог, не разбежались...
День съежился под её тяжестью, постепенно пропитываясь городской гарью и выхлопами, - день весеннего равноденствия. Никакой не «красный», обыкновенный «черный день календаря», как и все другие. И вообще: у меня весь год равноденствие, все дни равны. Они как одноразовые бумажные носовые платки – такие же одинаковые, такие же чистые вначале. Попользовался – и к вечеру выбросил. Хотя иногда у меня возникает ощущение, что кто-то (более старательный, чем Маляр По Небу) всё-таки стирает их и подсовывает нам и по второму разу, и по двадцать второму. Но это когда меня совсем доводят. А сегодня так, обычное дело.

Поездка домой по выученному маршруту: здесь я наступаю левой ногой, а здесь правой... всё те же метрошные перегоны, где знаком каждый кабель, только становящиеся чуть длинней с каждым разом. Как всегда одна в поезде. В переполненном поезде.
Rew. Play.
Сочинение какое-то или рецензия. Наши солдаты – самые храбрые солдаты в мире. Наш Толстой – самый толстой...
Впрочем, это уже в прошлом. Сейчас в моде разностороннее рассмотрение личностей и явлений.
- Во всем есть хорошие стороны! Наша цель их найти и подчеркнуть...
- Найти и перепрятать... – шутка показалась мне забавной. Моя соседка – чуть ли не единственный ценитель моего остроумия – понимающе хихикнула. Тоже умная. Редкий в нашей школе диагноз, зато смертельный.
Rew. Play.
Ненавижу историю. «Нам необходимо знать свое прошлое, ибо без него у нас нет будущего». Без комментариев.
- Васелисочка, останься, помоги мне оценки в журнал перепрятать.
- Пошли Вы в задницу, Нина Павловна, и Ваш журнал засуньте туда же. Вместе с Вашими улыбочками и Вашей Васелисочкой.
- Да, конечно, Нина Павловна, я только бутерброд доем.

Доброта – самое подлое и самое липкое оружие. Хотя и тяжеловатое. Вот его достойная замена – вежливость – штука куда более легкая. И потому более подлая.
FF. Play.
На улице дышалось куда свободнее. Всё-таки и вежливости поменьше и просто порядка. Можно купить пива, усесться на голый асфальт, закрыть за собой дверь – крышку старенького, потертого плэйера. И об кого он только не терся в этих переполненный вагонах!
Да не надо даже и этих крайностей. Хотелось просто проехать чертову станцию пересадки, не выскакивать вместе с толпой, а остаться в опустевшем уютном пространстве вагона, чтобы он завез меня туда, где всё будет хоть чуть-чуть незнакомо. Или хотя бы забыто...
Но ноги упрямо выходили на нужных станциях и вели меня в нужные переходы. Они знали, что дорога домой – скучный, но неизбежный ритуал, который надо проделать быстро, а то потом завершать его будет ещё противнее. Что ж, ногам лучше знать.

За два пролета нащупать в кармане ключи (совершенно бесполезный пункт сценария, мама всегда дома), подняться, позвонить.
- Кто там?
- Это я.
Два оборота направо.
- Здравствуй, Вася... Ты чего такая кислая? Случилось что-нибудь?
- Нет, мам, - поцелуй в щеку, - я просто устала.
Нет, нарушать ритуал – дело опасное и бесполезное. Ведь никто не хочет, чтобы однажды вечером его дверь обошел стороной дух «Всё в порядке» и не нашептал ему на ухо волшебных слов: «У вас всё точно так же, как у других, ничуть не хуже, чем у родителей, ничуть не лучше, чем в сериале. Всё в порядке»?
- Что там в школе?
- Всё нормально. Ничего особенного.
- И всё-таки... по-моему, что-то случилось...
Я только усмехнулась. Последний раз что-то случилось полгода назад. Когда меня бросил парень, которого я не просто люблю, в не самом модном смысле этого слова. Который не просто носил ковбойскую шляпу и, не задумываясь, отлипал от любой вежливости.
Он действительно умел менять. И он вполне мог изменить что-нибудь для меня, но...
Если бы я была любительницей каламбуров, то, конечно, скаламбурила бы, что вместо этого он (непременно, увы и ах!) изменил мне. Но тут же, как добропорядочная любительница, должна была бы упомянуть (непременно, с прискорбием), что моё творение начисто лишено зерна истины.
Но я не такая. И не шутница вообще. Даже кофе не люблю и курю совсем не надменно.

С тех пор, как он ушел, я навострилась пользоваться резиновым штампиком «Всё нормально. Ничего особенного» направо и налево. Очень удобная штука и особых разъяснений не требует. А ещё «я просто устала» - вообще гениально. Конечно, я устала. Авитаминоз. День весеннего равноденствия.

Вынырнуть из футболки, кинуть её на кровать. Лифчик я тоже дома не ношу. Снять часы, распустить уставшие волосы. Расстегнуть джинсы.
- Вась, ты обедать будешь?
- Нет, мам, чего-то есть не хочется...
- Жаль. А то я приготовила жаркое, твоё любимое...
Нет, мам, ты ошибаешься. Я люблю единственное существо во Вселенной. Парня, который умел менять. Кроить глупую, податливую реальность. Который так тебе не нравился из-за грязных ногтей и запаха.
Жить только памятью о нем -  грустно, но зато легко и правильно. Это тебе не жаркое любить. Хотя так же безответно.
- Хорошо, тогда разогревай. Жаркое съем обязательно!
Стянуть джинсы до половины. Прямо какое-то мягкое порно... Ежедневно сотни красивых девушек медленно, картинно раздеваются лишь потому, что на столе оказалась раскрытой недочитанная книга и случайно примагнитила её внимание и взгляд.

Сядь со мной рядом, и я покажу тебе мягкое море, покрытое поцелуями кораблей и дельфинов. Мягкий черный воздух с поролоновой луной, цветами гибискуса и цикадами. Мягкие ладони, смыкающиеся вокруг приклада. И мягкие пули, прошивающие твое молодое тело, чуть выше пояса, словно острые пальчики забытого, отвергнутого Пьеро... Ты такая красивая...

Жаркое действительно было вкусным. Я подумаю о том, чтобы сделать для него исключение. Пусть будет «любимым».
- Что-нибудь получила в школе?
- Ага. Пятерку по истории.
- За самостоятельную?
Я привычно кивнула. Доля самостоятельности – всего лишь вопрос настроения. Но вряд ли мою маму волнуют эти сентенции...
- На какую тему самостоятельная?
- Угадай.
- Ну, не знаю... Война какая-нибудь?
- Мгм.
- Великая Отечественная?
- Нет. Великую Отечественную в одиннадцатом классе проходят.
- Гражданская тогда.
Я опять кивнула. Налила себе в стакан прозрачной, искрящейся минералки. Я постепенно согревалась и избавлялась от ненавязчивого, тоскливого голода. Кровь приливала от головы к животу. Мир становился с головы на ноги.

После обеда, наверное, самая приятная часть ритуала – скачать почту. Нажать на несуществующую кнопку и ждать волшебного «дин-дон». Каких только чудес оно не приносит.
Receiving message 1 of 1. И синяя полоска – индикатор процесса. Этот момент всегда растягивается в вечность, и дело не в том, что у меня плохой модем. Просто у меня хорошая память.
Сегодня пришло письмо от вэбмастера. «Уважаемый абонент, вы полностью израсходовали часы, входящие в абонентскую плату...». А чего я, собственно, ждала? Кто обещал мне чудо? Переживу, обычное дело...

Вечером смотрели с мамой телевизор. Очередную американскую чушь: мальчик потерял родителей, воспитывался в приюте, сбежал оттуда, стал бродягой, потом случайно спас жизнь жене миллионера и получил заслуженную награду судьбы – виллу на берегу, счет в банке и американский флаг над головой. Кажется, это снимали на основе реальной истории. Меня всегда интересовало, как мама может смотреть такие фильмы. Она ведь не была глупой. Не переносила любовных романов. Я решила спросить.
- Это фильм о сострадании, о благодарности! Если у тебя нет никаких человеческих чувств, это не значит, что они дурацкие!
- Мам, ну подумай, - я старалась говорить спокойно, - разве он не был счастливее, когда бродил по дорогам, не думал о завтрашнем дне. Разве это не самое счастливое детство?
- У него не было ничего, ты не знаешь, как это, не можешь судить!
- А что нужно человеку? Он ведь не умер, не превратился в обезьяну...
- У него не было родителей.
- И всё-таки. Мне кажется, он был куда счастливей... чем я.
- Как у тебя хватает... говорить такое... при мне, - она начинала всхлипывать, - и вообще...
- Мам, ну это же... старое новое платье короля! Понимаешь? Помнишь эту сказку? Король-то голый! Только этого никто никогда не скажет, никто не подумает! Потому что во всех сказках побеждает одно и то же... добро...
- Причем тут сказки? Это жизнь. Не дай Бог тебе иметь таких детей!

На это у меня не было сил отвечать. Меня спас телефонный звонок. Глупое сердце забилось в своей клетке, как отравленная птица в последней агонии, разнося по телу вместо крови густую, горячую надежду.
Я прекрасно знала, что мне нечего ждать. Слишком много времени прошло, и у него нет ни причины, ни повода. И всё-таки. Каждый раз эти какие-то доли секунды между моим тривиальным «алё» и ответом на другом конце отзывались в висках холодной дробью.
- Алё...
- Вася? А мама дома?
- Да, конечно. Сейчас позову.
Пара секунд на то, чтобы прийти в себя. Онемевшие пальцы не слушаются. В голове – бесформенная боль – гул, серый туман. А чего я, собственно, ждала? Это случается каждый день, и сегодняшний день – он ведь такой же каждый...
- Мам? Это тётя Оля.
Мама взяла трубку, выключила у телевизора звук, что-то увлеченно застрекотала про новую квартиру, ярмарку для садоводов и аэробику для домохозяек. Как будто и не собиралась оплакивать мою благодарность и сострадание.
Я сидела в кресле, закрыв глаза. Мысли постепенно возвращались в нормальное течение. Я думала о том, что брожу с завязанными глазами в темноте, в замкнутом лабиринте. И со всех сторон от меня, на расстоянии чуть больше вытянутой руки бродят такие же люди. Люди, которые всё время ловят себя на мыслях, когда те ещё не успевают оттолкнуться, чтобы совершить дальний прыжок. И эти ловушки повсюду – от самых безобидных до безумно глубоких.
- Ма-ам, - тихо позвала я. Мама махнула рукой в мою сторону, показывая, что занята, - мам, слушай...
- Ну что? – неохотно отозвалась она, прикрыв трубку рукой.
- Слушай... а ты знаешь, что сегодня день весеннего равноденствия?
- Господи, Вася, ну что у тебя вечно за дурь в голове? Я же разговариваю, ты не видишь?
Я кивнула в знак того, что больше отвлекать её не собираюсь, медленно встала с кресла и подошла к стеллажу.
За самой большой дверцей помещался домашний мини-бар. Папа хранил тут с десяток бутылок: виски, коньяки, ликеры. Мама часто упрекала его в излишней привязанности к спиртному, но я считаю, что в этом нет ничего плохого или даже особенного. Просто у человека должно быть увлечение. Мой папа увлекается дорогими алкогольными напитками.
Но что мне здесь нужно? Залпом осушить из горлышка пол бутылки коньяка? Напиться? «Залить горе»? Нет, это совсем не то...
Я открыла маленький ящичек, слева от бара. Здесь была куча бумажек: гарантийные талоны, документы, деньги... Может быть, взять все деньги, накинуть куртку и уйти из дома? Просто, куда глаза глядят? Мама не успеет даже понять, тем более – среагировать. Тем более, она разговаривает по телефону.
Нет, вряд ли я когда-нибудь решусь... Входной замок щелкает слишком громко.
Я отошла от стеллажа, присела перед папиной тумбочкой. В верхнем ящике были лекарства: таблетки, мази, вата, бинты – наполовину просроченный хлам, который всегда скапливается дома у врачей. Не помню, чтобы мне в последнее время что-то из этого понадобилось... Кстати, кажется, я вообще не болела всю осень и зиму. Странно. Может быть, сказать маме? Она разговаривает.
Таблетки, таблетки. Коаксил, пентальгин, томапирин, целебрекс... Отравиться? Выпить упаковку снотворного? Это так здорово получается у них – в фильмах и книжках. Но мама была права: мы не в сказке. Это жизнь.
Я открыла нижний ящик. В нем умещалось ещё одно папино хобби. Огромные охотничьи ножи в кожаных чехлах, патроны, наверное, для ружья – никогда не разбиралась в оружии, в отличие от папы. Пистолет.

Выстрел получился смешным. Может быть, потому, что этот киношный звук был неуместен в обыкновенной, знакомой с рождения квартире? Нет, квартира уже не была такой. Весь мир вокруг уже начал меняться: он перебирал цвета и формы, сворачивал расстояния, закручивал время. Сам способ его восприятия – наши избитые пять чувств – не казался теперь таким уж привычным.
Просто каким-то уж очень смешным  и легким получился выстрел. И Вася рассмеялась, звонко, совсем как в волшебном детстве, с двором, друзьями и московскими прятками.
Да-да, во всем есть хорошие стороны. Только иногда нам надо их найти и вычеркнуть.

Из телефонного динамика раздавался растерянный голос тёти Оли, временами переходящий в крик. Вася выстрелила второй раз: в трогательную черную трубку, так ни разу и не принесшую ей обещанного. Тихого ласкового счастья на другом конце, способного всё изменить. И снова засмеялась, раскидывая по дальним уголкам пространства осколки пристыженной бывшей реальности.
Потом она подошла к окну и, не открывая защелки, дернула на себя скованную зимним утеплителем раму. Рама поддалась с первого раза, но девушка даже не подумала удивиться внезапно наполнившей руки силе.
Всё-таки пошел дождь. Рассеялся дымный туман и даже сквозь непроницаемую бетонную плиту небо смеялось. Как будто весь день его непрерывно тошнило, а теперь, с наступлением темноты, наконец, вырвало тяжелыми холодными каплями. И ему, конечно же, стало легче, как стало бы любому человеку. Просто небо – невыразимая чистота, и блевотина его не под стать нашей.

Вася стала падать не сразу: всё-таки она была слишком легкой для своих лет. Но когда подоконник под её ногами уже растаял больше, чем наполовину, и раздумывать было больше некогда, она с усилием оттолкнулась от него вниз. Таковы были правила.
Она падала быстро, но не ускоряясь, как должно было быть, судя по школьному курсу физики. Когда Вася достигла четвертого этажа, она поняла, что и это падение уже не важно. Тогда, изогнувшись навстречу появившейся луне, она стала стремительно взмывать вверх.