По-русски, в натуре...

«Если Вы давно не были в России, сегодня Вы можете ее не узнать». Примерно так нынче пишут в путеводителях для иностранных туристов. Простой, довольно часто повторяющийся, языковой штамп. Что-то вроде учинического «они вернулись усталые, но счастливые». И притензий нет. Постсоветское пространство, особенно большие города, за последние лет десять изменилось сильно. Но об этом пусть пишут градостроители, политики и социологи. Нас интересует язык. А вот он то, как раз, изменился, действительно, так, что временами его просто не узнать...
Но жаргонизация литературного языка – процесс не новый.
Изучение и описание русских разговорных стилей началось достаточно поздно, лишь в 19-ом веке. Те тексты, в которых использован потенциал так называемых сниженных стилей, являются наиболее богатыми, экспрессивными, сильно воздействующими даже на современного читателя. Из памятников древнерусской литературы здесь уместно вспомнить «Моление Даниила Заточника», о тональности которого споры среди исследователей языка не утихают и по сей день; письма Ивана Грозного к Андрею Курбскому, красноречиво демонстрирующие контраст официального языка и мастерски использованного разговорного стиля; и «Исповедь» протопопа Аввакума, неистовая брань которого звучит совершенно не книжно, но живо, естественно и натурально.
Но давайте обратимся к более близким нам, а потому – более понятным временам. В перестроечный период произошел настоящий бум в жаргонизации повседневного и литературного языков. Обусловлено это было взрывом гражданских и языковых свобод. Стремительные социальные процессы повлекли за собой значительные изменения в стилистике устной и письменной речи. Не стоял в стороне от этих процессов и криминальный мир. Воровское арго, подобно тому, как это произошло в двадцатые годы минувшего века, мощной лавиной хлынуло в языковые структуры.
Хотим мы того или нет, наша современная социальная жизнь очень плотно связана с криминалом. По-другому и быть не может в ситуации, когда «серая» область экономики по своим «оборотам» значительно превышает легальную, когда коррупция во всех эшелонах власти сравнима с итальянской и колумбийской, когда, наконец, столь высок процент людей, активно функционирующих в обществе, ранее отбывавших заключение в местах лишения свободы. Таким образом, путей проникновения арго в повседневный и даже литературный языки – пруд пруди. Ситуация начинает выглядеть тупиковой, поскольку вместе с фразеологией арго несет и свою суть, отличную от принципов литературного языка. На эту тему можно прочитать у Довлатова в его «Записках надзирателя»: «Законы языкознания к лагерной действительности - неприменимы. Поскольку лагерная речь не является средством общения. Она - не функциональна. Лагерный язык менее всего рассчитан на практическое использование. И вообще, он является целью, а не средством... Лагерный монолог - это законченный театральный спектакль. Это - балаган, яркая, вызывающая и свободная творческая акция... (...) Искусство лагерной речи опирается на давно сложившиеся традиции. Здесь существуют нерушимые каноны, железные штампы и бесчисленные регламенты, плюс - необходимый творческий изыск. Это как в литературе. Подлинный художник, опираясь на традицию, развивает черты личного своеобразия. ...Подлинный уголовник ценит качество, а не децибелы. Предпочитает точность - изобилию. Брезгливое: "Твое место у параши" - стоит десятка отборных ругательств. Гневное: "Что же ты, сука, дешевишь?!" - убивает наповал. Снисходительное: "Вот так фрайер - ни украсть, ни покараулить" - дезавуирует человека абсолютно...»
Но зона – есть зона. И если отбросить в сторону расхожий тезис о том, что вся наша жизнь – она и есть, осмотреться вокруг и задуматься, может сделаться страшно. Прислушайтесь к речи людей на улице, в магазине, на базаре, в ночном клубе, наконец, и вы поймете, о чем я говорю. По данным социологических исследований, например, в студенческой среде в современной России степень жаргонизации речи превышает 50% для юношей и 33% для девушек . А ведь одним из основных источников пополнения молодежного жаргона является арго.
Подобная ситуация в языке, пожалуй, отражает в первую очередь неустойчивое культурно-языковое состояние общества, балансирующее на грани литературного языка и жаргона. Так называемый общий жаргон – заниженный стиль речи, размазывающий и нормы языка, и нормы речевого этикета, - становится привычным в повседневном общении. Молодежь же, являясь преимущественным носителем жаргона, делает его элементом поп-культуры, престижным и необходимым для самовыражения.
Ничего нового – скажете вы. Язык в той или иной мере был всегда загрязнен. Еще со времен Пушкина. И будете правы. В доказательство слов можно привести анекдот эпохи молодости поколения отцов современной молодежи: «Хиппи работает водителем троллейбуса и говорит в микрофон:
«Пипл! Коцайте талоны. Непрокоцанный талон за отмазку не канает. Карается снятием трех юксов. Прокоцанный талон – самая клевая отмазка от некайфовых базаров». Давайте попробуем перевести его с русского на русский: «Товарищи! Компостируйте проездные билеты. Не прокомпостированный билет не считается действительным. Карается штрафом в три рубля. Прокомпостированный билет – самая качественная защита от неприятных разговоров». В данном случае становятся очевидным неповоротливость, сухость и горомозкость традиционного литературного языка в сравнении с молодежным (в данном случае – с элементами сленга хиппи) жаргоном. Справедливости ради – и для сравнения – приведем и другой анекдот: «Молодая девушка пришла устраиваться на работу. - Вот Ваше рабочее место. - Ништяк. - Вот Ваши коллеги. - Ништяк. - А Вы какое-нибудь еще слово знаете? - Монтана. - А что это такое? - Это ништяк!» В данном случае наблюдается примитивизм и убогость жаргона по сравнению с литературными формами языка. Которые, формы эти, многим носителям жаргона просто недоступны. Но жаргон может быть (как в первом анекдоте) и виртуозной языковой игрой для людей, которым просто-напросто тесно в рамках нормативного литературного языка. Однако, как мне кажется, в большинстве своем мы сталкиваемся именно с языковой убогостью в жаргонных широтах.
Абсолютно очевидно, что в жизни не могут существовать явления без соответствующего их отражения в языке. Давайте попробуем перевести на литературный русский воровское словечко беспредел. Ничего толкового у нас не получится. Именно поэтому карьера этого слова (да и сотен других) в современном языке – просто ошеломительна. И словосочетание правовой беспредел, используемое во время интервью Генеральным Прокурором России, уже никому (или почти никому) не режет уха.
О роли телевидения и печати в распространении жаргонизмов и арготизмов стоит сказать отдельно. Ее трудно переоценить. Попробуйте представить себе картинку из недавнего прошлого. Допустим, Леонид Ильич, фирменно чавкая и крякая, читает с трибуны очередного Съезда или Пленума: «...весь советский народ отвисает по полной...». Или «...не припомню момента, где бы мы еще так реально колбасились, как на Малой Земле...». Или что-нибудь еще в этом духе. Не получается? А вот Президент современной России никого не удивил свом телевизионным «замочить в сортире». Премьер Касьянов в интервью журналисту Парфенову использует глагол наезжать, абсолютно не краснея. Примеров можно привести великое множество. Причем, заметьте – я не говорю о молодежных телепрограммах и печати, всяких там «Молотках», «Факелах», «Птютчах» и т.д. Им, как говорится, сам Бог велел. Они, таким образом находят общий язык со своей аудиторией. Но центральное телевидение? Первые лица государства? Перед камерами? Остается догадываться, как они разговаривают в свободное от работы – в том числе и от телевизионных интервью – время...
Теперь о кино. Спор извечный: отражает оно жизнь или формирует. Давайте вспомним недавний нашумевший фильм «Мама, не горюй!» и его логическое продолжение «Апрель». Своеобразие и очарование этих – если таковое имеется – лент основывается в первую очередь на текстах, произносимых их героями. Мне не раз приходилось быть свидетелем того, насколько сильно и плотно прижилась эта лексика у русскоязычных эмигрантов в Германии, Польше, да и других европейских странах. И где корни популярности словечка реально – в актерском таланте Гоши Куценко или универсальной его применимости – понять трудно.
Балабановские «Братья» - еще одно тому подтверждение. Закрываю глаза и вижу картину. В темноте конденционируемого стерео-кинозала на огромном экране герой Бодрова младшего (этакий новый Евгений Онегин, новый герой нового времени: надо поцеловать – поцелует, надо убить (а надо ли?) – убьет; но на самом деле – добрый и справедливый) толкает житейскую правду: «...вот скажи мне, брат, что в жизни самое важное?..» И при этих словах у какого-нибудь, скажем, сибирского бандита, «брата» местного разлива, волосы по всему телу встают. Да так, что аж цепи золотые приподнимают. Причем, это их «брат» так далеко от матросского «братишка», как «здравствуйте» от «здрасте».
Несколько лет назад, летом, я ехал домой на машине. Путь не близкий. Всякое повидаешь. Где-то среди бескрайних южно-сибирских высохших болот с мертвыми березами заехал я в придорожную харчевню перекусить. Заведение было типичное, ничего особенного. Разве что деревянные таблички с черными выжженными житейскими мудростями виднелись тут и там. Над умывальником, к примеру, - «Мойте руки перед едой!». Над окошком выдачи блюд – «Приятного аппетита!». Над столами – «Недосол - на столе!» или «Все полезно, что в рот полезло!». Ну и так далее. И везде непременно – восклицательные знаки. Поулыбался я местному колориту, съел свой борщ и гречку – очень вкусно, как сейчас помню – и направился к выходу. Входная дверь была занавешена вечной русской марлей, спасением от вездесущих насекомых. А над дверным косяком висела последняя, провожающая путника табличка с надписью: «Удачи тебе, брат». И никаких знаков препинания. Случай? Закономерность? Вышел я тогда из этой забегаловки ошарашаный и задумчивый. Сел за руль и поехал по дорогам, где правят «братья». Вне зависимости от того, в погонах они или нет.
Как ко всему этому подходить? Как к явлению однозначно негативному и, соответственно, в меру сил с ним бороться? Или же, как к абсолютно естественному, неизбежному и необратимому процессу и, соответственно, закрывать глаза и уши?
Каждый решает сам. В натуре. Это по всем понятиям так...


Июнь 2002г.
Познань.