По провалам памяти

Я уже давно заметил, что человеческая память обладает весьма странными свойствами. Иногда кажется, что от прошлого в голове не осталось ничего, кроме какого-нибудь самого страшного дня детства, когда ты взял три бутылки лимонада в охапку и понёс их продуктовой корзине, причём корзина стояла в другом отделе, поэтому пол дороги за тобой гналась продавщица, ну и естественно в итоге одна бутылка разбилась. Но оказывается не только взгляды сотен людей и вопль: "Кто за это будет платить?!" сохранила память. Просто прошлое надо разбудить, и вот теперь я понял, что для этого надо очень мало. Достаточно сущей мелочи, чтобы родилась цепь ассоциаций, идя по которой можно вспомнить всё. И, вот, такая мелочь у меня в руке: монета, обыкновенная странная монета...

Скажите, вы когда-нибудь видели монету номиналом в сто тысяч? Я, до сего дня, нет. Не то чтобы я был непривычен к инфляции или курсу доллара в полтора миллиона... Но монета в сто тысяч? Возможно, я вообще не обратил бы на неё внимания, если бы не одно "но": я очень люблю деньги. Только ценю я вовсе не их количество, как это делает большинство. Я люблю деньги, на которые нельзя ничего купить, которые вышли из оборота или ходят в другой стране, куда я никогда не поеду. Рисунок, водяной знак, год выпуска, чьё-то лицо, чья-то подпись... Знаете ли вы, как много интересного можно найти в этом?

Такая странная страсть появилась у меня не случайно. Советский Союз летел в пропасть, уходил безвозвратно и всё, что оставалось от него, - это копейки, двушки, трёшки, пятаки и прочая мелочь вплоть до металлических рублей в ассортименте. Мне было шесть лет, и я плохо понимал, что происходит, но кто-то посоветовал сохранить монеты на память, что я и сделал. Вскоре у меня уже была заполнена огромная кофейная банка. Это вообще было типично для того времени: у большинства моих друзей были такие же коллекции. Вот она, неотъемлемая часть ребёнка начала девяностых: банка из-под импортного кофе, наполненная никому не нужными советскими деньгами. Но я пошёл дальше других, я начал собирать и другие монеты и купюры: деньги разных стран и неимоверно быстро обесценивающиеся деньги страны собственной. Но советские монеты всегда пользовались у меня особым почётом. Я любил сортировать их по годам, открывая тем самым множество интересных фактов. Отдельно стоит упомянуть юбилейные двадцать копеек с Авророй и пятьдесят с Лениным, но в связи с чем их упомянуть, не знаю. Они достались мне банально и безынтересно, недостойно таких монет, возможно, поэтому я ценил их намного меньше юбилейной пятнашки, с которой связана целая история. Дело в том, что в одно время монеты в пятнадцать советских копеек у нас использовались в качестве жетонов для телефонных переговоров. Их продавали в специальных кассах, предварительно покрасив и сделав три вмятины. Зачем надо было так их уродовать, я не знаю, звонить можно было и с помощью обычных, не искалеченных монет. Так вот, ту юбилейную пятнашку пришлось спасать от жаждущих позвонить чуть ли не с боем.

Странная стотысячная монета по-прежнему лежит перед глазами, открывая всё новые и новые воспоминания. Кстати, первые деньги моей теперешней страны были куда более необычными и куда более бредовыми. И дело тут не в том, что у нас пятьдесят копеек были бумажными, или что на них была изображена белка, а другие деньги украшали зайцы, бобры, волки, рыси, лоси, медведи и зубры. Животные на деньгах наоборот были лучшим, что было в то время. Проблема в том, что купюру с надписью 5 рублей нужно было называть 50 рублей, а рубль-заяц был десяткой. И только по прошествии некоторого времени, когда цены подскочили во много раз, нам разрешили называть вещи своими именами. Смысл такого финансового манёвра близок к смыслу жизни: его просто нет, что, правда, не мешает нам жить, а властям маневрировать.

Эту монету в сто тысяч турецких лир я помещу рядом с иранскими, которые выделяются тем, что на них нет ни одной цифры. Я до сих пор помню ту осень, когда у меня появились эти монеты, потому что тогда каждое воскресенье непременно ярко светило солнце, и было по-летнему тепло. Такие странности природы всегда запоминаются. Ещё я помню одно лето, когда несколько воскресений подряд ровно в два часа дня в течение пяти минут шёл сильнейший ливень. То лето я провёл в деревне, и память о нём бережёт в моей коллекции изрезанная сторублёвка девятнадцатого века. Кто-то из местных детей нашёл коробку, в которой было очень много старых денег. Лучшего применения, чем порезать и сжечь, им не нашли, но ведь у нас всегда так поступают с прошлым. Мне удалось за два мандарина выкупить одну купюру и чудом уцелевший документ, который был найден вместе с деньгами. Тогда мне не удалось разобрать, что там написано, запомнилась только красивая подпись и огромная красная печать. А после я никогда не вспоминал про этот документ, и он до сих пор лежит у меня дома. А ведь там должно быть что-то важное, ведь просто так не ставят печати. И ведь там было несколько тысяч рублей - не малая сумма по тем временам. Нет, там определённо что-то важное, точно что-то важное, ведь должно же, должно же в этой жизни быть хоть что-то важное...

ATOMan Seal (24.08.2002)