Метафизическая яичница

Мягкое кресло с кожаной обивкой.
Тело безвольно утопает в его заботливой полости.
Незрячими глазами я смотрю в телеэкран, кадры мелькают, смывая друг друга, счастливые лица, потеки грима, острые ножи и ванны, полные крови.
«Это всего лишь кино» - говорю я себе и закуриваю.
Балконная дверь чуть слышно поскрипывает, по комнате гуляет свежий вечерний ветер. Я смотрю на себя, сверху вниз, помятая рубашка, потертые джинсы, рукава открывают сгибы рук, мои руки покрыты шрамами. Такого не придумают сценаристы. Где-то в кране капает вода, как метроном, отсчитывая ритм течения короткого отрезка моей жизни. Каждый отрезок времени, равный шестидесяти минутам я с частотой один раз в 10 минут думаю о смерти.
Потом эта навязчивая идея отпускает меня, потому что находится что-то забавное, что отвлекает мое внимание. Скрип балконной двери, движения ветра, блеск хромированной ручки секретера, внезапно пойманный в поле зрения кадр из нелепого фильма. Потом я иду на кухню и жарю себе яичницу, автоматически ковыряя сковороду плоской палочкой.
Так может пройти час или два, я буду стоять над остывшей сковородой, забыв о том, что по привычке я выключил газ. Я буду думать о той самой злосчастной яичнице, о яичнице вселенского масштаба, о том, что символизирует яичница в круговерти бытия, и о том, что я мог бы не поедать не рожденных птенцов.
Потом, мне вдруг приспичит перебрать мои драгоценные записи, обрывки памяти, заметки, тетрадные листочки из студенческих конспектов, несколько листов машинописного текста, рисунки, наброски отвратительно мазавшей шариковой ручкой на этикетке от пива. Так пройдет еще несколько часов.
Я опять закурю, может быть, даже выйду на балкон, чтобы посмотреть на засыпающий город, наблюдать за его затихающими движениями, угасающими огнями и изредка пробегающими по ленте дорог букашками машин.
«Такой большой и прекрасный город, я и в нем – один…» - подумается мне вдруг, я улыбнусь, потому что город не знает моих тайн, и даже не замечает преданной многолетней любви, любви без остатка… Это будет горькая и немного неправильная улыбка, что-то теплое, немного колющее коснется моей щеки, и когда я прикоснусь к ней, то пойму – я плачу.
Я уйду с балкона, с досадой захлопнув дверь, бессильно упаду в кресло, подожму ноги, как я делал это, когда был совсем маленьким, и уткнусь лицом в колени.
Я буду задыхаться в своем маленьком горячем от моего дыхания мирке, пока вдруг не осознаю, что я по сравнению с кем-то счастлив. На несколько минут, эта мысль спасет меня, я успокоюсь, закурю следующую сигарету, может быть даже сделаю кофе и буду неустанно твердить себе: «Я счастлив, счастлив, счастлив…»
Потом я внезапно вспомню о тех, кому хуже меня, о помоях на улицах, о картонных лежанках в подъездах, о запахе разложения и старости, их лица будут маячить у меня в памяти вместе с не отпускающим чувством стыда и робким желанием спасти мир. В воспаленном рассудке возникнут видения грядущего Апокалипсиса, и я стоящий посреди гари и человеческих обрубков…
Меня стошнит, я умоюсь ледяной водой, потом посмотрю в маленькое зеркало над раковиной, посмотрю себе в глаза.
Кое-как я вернусь в свою тесную вселенную с кожаным креслом в центре и в очередной раз подумаю о смерти.
Скрипнет дверь, блеснет хромированная ручка, я выключу бесконечный, нудный фильм ужасов, снятый скрытой камерой в квартирах обычных людей, и попытаюсь уснуть нормальным здоровым сном, в котором не видишь и не помнишь ничего.
Уже засыпая, я подумаю о великом метафизическом смысле яичницы.