Жизнь в постельных тонах

Она была страшной соней. Сбегая со второй пары, я приходил к ней утром после одиннадцати и заставал ее еще в постели. Конечно, мне это нравилось. Это лишало меня необходимости искать повод для близости, а ей - повод для сопротивления. И все равно она каждый раз смущалась. «Я еще неумытая!» – не давая себя поцеловать, кричала она и убегала в ванную.
Я смотрел на ее кровать. По смятой постели, словно гадая на кофейной гуще, можно было догадываться о ее снах. Резкие морщины простыни – ночной кошмар, мягкие складки одеяла – любовные утехи.
В те годы моя наглость позволяла мне быстро раздеться и нагишом залезть в ее постель. Кровать была узкой, и вдвоем на ней можно было поместиться только лежа друг на друге. Лучшей кровати нельзя было придумать…
Шум душа в ванной мешался с шумом  дождя за окном. Я млел в остатках ее тепла и предвкушал ее появление. Мой обостренный слух пытался разделить шум душа и дождя. Каждый раз казалось, что вода в ванной уже выключена и сейчас появится Она… Но… я слышал звук оброненного мыла и сердце падало вниз… Я знал, точно знал, что еще мгновение и я вдохну запах этого мыла у нее на теле… И тут я понимал, что звук дождя остается без примесей. Да, точно, из ванной слышно лишь шуршание мягкого большого полотенца. Я начинал ненавидеть ту тщательность, с которой она вытирает каждый сантиметр своего тела. Я знал, что сейчас она смотрит на себя в зеркало… теперь со спины…. улыбается, довольная собой и… черт! Куда  же этот тапок задевался! Ищет тапок…. находит… еще раз взгляд в зеркало… я сейчас умру!!!
Она входит, наспех замотанная в полотенце и (в который раз) удивленно вскидывает брови, видя меня в своей постели (она, наверное, ожидала меня увидеть в коридоре в пальто и с лыжами!). Подходит, властным движением сбрасывает с меня одеяло и наигранно критично осматривает меня. Оставшись «недовольной» увиденным отворачивается… Я дергаю за низ полотенца так сильно, что она потеряв равновесие падает ко мне в объятия. Суетливые поцелуи… проклятое полотенце, которое путается между нами… «Не сходи с ума!!! Сейчас родители придут!!!»… и… счастье…
Боже! Как же я ее любил в те минуты!
……………………….
Она осталась страшной соней. Сбегая со второй встречи, я прихожу вечером после одиннадцати и застаю ее уже спящей в постели. Конечно, это в какой-то степени удобно.  Это лишает меня необходимости искать повод для близости, а ей - повод для сопротивления. И все равно она каждый раз смущается. «Я уже сонная!» – давая себя поцеловать, извиняется она и отворачивается.
Я смотрю на нашу кровать. По ровной, как стол, постели нельзя ничего прочитать.
Прохлада от открытого балкона и ребенок, спящий в соседней комнате, вынуждают натянуть пижаму. Кровать такая широкая, что на ней можно потеряться. Будь она шире сантиметров на десять, то пришлось бы выселять соседей.
Ноет сердце. Сердцебиение мешается со звуком падающих на козырек балкона дождевых капель.  Мой обостренный слух пытается разделить звуки ударов сердца и шум дождя. Каждый раз кажется, что сердце остановилось и это лишь дождь продолжает барабанить… Но порыв ветра сметает капли с козырька и на миг биение сердца остается без примесей. Только боль в сердце, да шуршание шторы, которую сквозняком вытянуло в открытую форточку. Я ненавижу этот сквозняк, который заставляет меня встать…… Черт! Куда  же этот тапок задевался! Ищу тапок…. нахожу… Я смотрю на себя в темное окно… теперь на нее…улыбаюсь…еще раз взгляд в зеркало… я сейчас умру!?
Она входит, наспех надев  белый халат, и (в который раз) удивленно вскидывает брови, видя меня в больничной постели (она, наверное, ожидала меня увидеть в коридоре в пальто и с лыжами!).  Подходит, властным движением отодвигает мое одеяло и, присаживаясь рядом,  наигранно критично осматривает меня. Оставшись «недовольной» увиденным, отворачивается… Я дергаю за низ халата так сильно, что она, потеряв равновесие, падает ко мне в объятия. Суетливые поцелуи, сквозь ее слезы … проклятый халат, который путается между нами… «Не сходи с ума!!! Сейчас врачи придут!!!» …и… счастье…
Боже! Как же я ее люблю!