День благодарения, или гусиные мозги

Узкий коридор какой-то больницы. Куча дверей. Из-за одной такой двери доносятся возбужденные восклики в американском стиле.
 
-Ну?!!! Ну?! Крошка (бейби), давай! Давай! Давай! Ну?!… Ну, пожалуйста (плыйс)! А! А! А!.. Черт (дэмэт)! Ну, давай, ради меня. Последний раз!

Тишина, проведенная в ожидании чуда.

Раздраженный, неожиданный, несдержанный выкрик:

-Ну, встань ты, наконец! Подъем, мать твою (мазэ фака). Ну, что с тобой сегодня, а? Ты мне это прекращай!..

Параллельно отчаянным крикам Майкла становятся слышны шаги медсестры, которая, сексуально теребя во рту карандаш, не спеша шла к самой шумной комнате в этой тихой простой американской больнице. Майкл уже пришел в бешенство, и запас ненормативной английско-американской лексики не мог выразить весь гнев, переполняющий его. И это еще больше злило его. Медсестра, прислушиваясь, подносит ухо к двери и с детским интересом заманчиво стучит, говоря при этом:

-Майкл, советую вам поспешить. Еще немного, и самолет отправится. Майкл, у вас всё нормально?
 
Несмотря на то, что открытие двери было предвиденной реакцией на стук, медсестра все равно испугано шарахнулась в сторону. Это появившийся в дверях Майкл испугал ее. Штаны его спущены. Между ногами что-то удрученно болтается. Оно такое маленькое, что его размерами можно пренебречь.

Медсестра пожирает Майкла взглядом.

Майкл: Док!.. (напрягаясь и краснея, понимая, что ошибся) Вау! Вы не Док!

Медсестра: Да-а, я не Док.

Оба начинают бешено смеяться, толкая друг друга взглядами. За время смеха Майкл успевает надеть штаны, привести себя в порядок, причесаться, помыть руки, применить теорию вероятности для определения цвета нижнего белья медсестры, исполнив при этом несколько новых танцевальных движений, описать которые было бы просто невозможно, да и зачем?

Майкл (успокаиваясь): Вау, вау, вау, вау… А где Док?

Медсестра: Док? Он сдох!

Снова больницу наполняет бешеный смех, в продолжение которого Майкл успевает съездить на похороны Доктора, утешить вдову, дать два благотворительных концерта в его память, а также сбрить лишние волосы на лобке медсестры, после чего написать диссертацию на тему: “Какая все же ***ня теория вероятности, потому что белье у медсестры синее в горошек”.

Майкл: Сколько времени у меня осталось?

Медсестра: Пять минут. Успеешь?

Майкл: У меня возникла небольшая проблема…

Медсестра: (обеспокоено) Что?

Майкл мнется. Медсестра берет утюг и разглаживает.

Майкл: Он не слушается меня! Я в полном отчаянии.

Медсестра: Это плохо, Майкл…

Медсестра вталкивает Майкла в комнату. Это небольшая комната с диваном посередине и с телевизором, на экране которого кучей обнаженных тел с большой скоростью совершаются сократительные движения. Запах такой, что кажется, как будто иллюзорное действие на экране происходит в этой реальной комнате.

Медсестра валит Майкла на диван, а сама садится сверху.

Медсестра (выдержав паузу, что-то нащупывая): Майкл, а вы случайно не импотент?

Майкл: Нет! Док говорит, что мне нужен толчок…

Медсестра (эротически): О! Ты любишь жесткий секс!

Последовал толчок. Майкл влетает в белую твердую стену.

Неописуемое разочарование на лице медсестры.

Майкл хотел сказать: “****ное уёбище ****оподъёбной ****и!”, но сказал только: “Сан оф э бич!”

Медсестра: Что не так?

Майкл, набравшись терпения, садится на диван. Рядом садится медсестра.

Майкл: Ну, всего этого (показывает на телеэкран) недостаточно. И моей жены недостаточно. Всей этой порнореальности не достаточно…

Медсестра: Майкл, как я вас понимаю! Я сама сюда не по своей воле попала. Раньше я строила карьеру хирурга, но однажды назвала детородный орган Доктора на “ты” и… очутился здесь. Хотя благодаря тебе мне здесь начинает нравиться.

Майкл (акцентируя): …очутился здесь?!

Медсестра: Это было раньше. Теперь: очутилась. Конечно – очутилась!

Майкл: Что было раньше?

Медсестра: Это неважно, а важно, что сейчас. Сейчас тебе нужен толчок. Нужен? - Майкл кивает. – Хорошо, я дам тебе этот толчок.

Медсестра встает с дивана и, загородив собой телевизор, начинает раздеваться. Майкл хладнокровно созерцает. Белоснежный халат беззвучно падает вниз. Медсестра в обтягивающем нижнем белье. Медленно, но не затягивая действия, снимает лифчик. Окинув взглядом равнодушного

Майкла, медсестра приступает к трусикам, синим в горошек.
“Все-таки неравномерно побрил”, - подумалось Майклу, глядевшему на обнаженное тело медсестры.

Майкл заметил в руках медсестры скальпель. Это вызвало у

Майкла нездоровый интерес и такой же страх.

Медсестра подводит скальпель к побритой области, и как ни в чем не бывало вводит его вовнутрь до ужаса неприличного места. Она непринужденно  ведет скальпель к пупку. Скальпель оставляет за собой толстую красную линию. У любого нормального человека эта линия могла привести к потере всех сексуальных аспектов данного действия, но у

Майкла, наоборот, появилась заинтересованность, и легкая, предэрекционная, возбужденность.

На самом пупке медсестра демонстративно вынимает скальпель и бросает куда попало. А попало на Майкла. По виду медсестры не скажешь, что ей больно или неприятно. Видно только странное удивление, как будто она сама смотрит на себя со стороны.

-Вот он какой, - говорит медсестра, - секс изнутри!
Она просунула руку в красную линию, вовнутрь себя. Майкла как-то странно передернуло, словно ударило током. Немного покопавшись внутри, она с быстротой подсекающего рыбу рыбака достает маточную трубку, с двумя яичниками на ее раздвоенном конце. Майкл вскрикнул и в отчаянии, сжав руками нарастающего монстра, пытался отвлечься, вспоминая родной алфавит. Но он был не в силах противостоять.

Чудовище вырвалось на волю, а медсестра тривиально прокомментировала: “Ого!”.

Дверь вышибается потоком белой вонючей жидкости. В коридор вылетает мокрый Майкл, и, крикнув “О май гад” (а, может другое американское ругательство) убегает. За ним выбегает медсестра с трубкой в руке.

-Майкл, куда вы? А заплатить? – сказала медсестра и уже собралась бежать вдогонку, как зазвонил телефон.
Она подвела трубку к уху.

-Алле, - сказала она в трубку, но телефон продолжал звонить.
Поняв в чем дело, и то, что Майкла она уже не догонит, она хотела сказать: “Долбоёбско-пидерастическое уёбище ***соса”, но сказала: “Мазэ фака” и бросила трубку на пол.

* * *

Майкл прибегает домой. Забегает в ванну, снимает одежду и становится под душ. Где-то в соседней комнате распевается его сестра. Минут через двадцать начнется их занятия по “танцеванию”. Сестра подходит к ванной и, прислонившись к двери, говорит:

-Майкл, давай выходи.

Майкл выходит из-под душа и, напевая какую-то свою песню, вытирается большим мягким полотенцем. По телу проходит небольшой сквозняк. Майкл посмотрел на дверь и задумался.

На двери было написано: “ВЫХОДЯ ИЗ ВАННОЙ, НЕ ЗАБУДЬ ОТКРЫТЬ ДВЕРЬ”. Это написала его сестра после того, как Майкл однажды, выходя из туалета, забыл сделать вышеуказанное. Поскольку дверь туалета можно было сравнить с дверью сейфа Национального Банка, уже два месяца Майклу и его сестре приходилось ждать ночи и бежать в Центральный Парк.

Они пытались податься в общественные туалеты, но на самом подходе возникали редуты поклонников, которые из кожи вон лезли, чтобы получить автографы, а у Майкла из кожи вон лезло тоже, но он запасался терпением и раздавал свои драгоценные автографы. Один раз, несмотря на то, что было очень позднее время, и все американцы спали и видели свою американскую мечту, грозящую осуществиться, двое неспящих заметили их, когда они сидели посередине центральной клумбы, натыканной красивыми и пахучими цветами. Правда,

Майкл истоптал все цветы, когда искал свою без вести пропавшую туалетною бумагу. У его сестры тоже была туалетная бумага, но эта стерва не хотела делиться, даже когда Майкл предложил ей три процента от продажи своего нового альбома.

Полицейские подошли к центральной клумбе, и, светя фонариком, обратились к двум объектам, сидящим на корточках.

-Что вы здесь делаете?

-Не скажу! – ответил Майкл.

Он обиделся на весь мир, на себя и на сестру, которой жалко туалетной бумаги. Ему надоело смотреть на двух идиотов с фонариками и он, развернувшись на 180 градусов, замкнулся в себе. Это, безусловно, выдало Майкла, и один из полицейских уже потянулся за наручниками.

-Подожди, - остановил его другой, - это же Джанет Джексон!

-Кто? – переспросил другой.

-Жадина-гавядина! - с досады вырвалось у Майкла.

-И, правда, Джанет! – продолжал полицейский, не обращая внимания на Майкла.

И они оба начали рассказывать, как они восхищаются ее песнями, распевать их, подчеркивая те строчки, которые задели их за душу. Рассказывать про то, как в этих песнях много добра и правды. Про то, как эти песни спасли одного из них от самоубийства, а другого от онанизма в общественном туалете. А Джанет их внимательно слушала и благодарила своей стомиллионной улыбкой. Хотя иногда на ее лице возникали следы большого напряжения и издавались неприличные звуки аморальным местом, полицейские делали вид, что ничего не замечают. Получив автограф на туалетной бумаге (другой у Джанет не оказалось), они удалились в темный туман.

-Сука! – сказал как будто только что проснувшийся Майкл. – Как брату родному, так жаба давит, а как мусору поганому, так пожалуйста! Э-э-эх! – отмахнулся Майкл, и, не вставая с корточек, гусем, побрел куда-то в глушь.

-Ты куда? - спросила взволнованная сестра.

-Лопухи искать…

* * *

Холод прервал воспоминания Майкла. Дрожь прокатилась неприятной волной. Кожа начала покрываться гусем.

-О май гад! – повторил Майкл десять раз, с одной и той же интонацией. Уже начинали прорастать перья…

Дверь ванной открывается. В дверях появляется гусь с размером с Майкла. Сестра, не обращая внимания, зачитывает ему свежий “Таймс”.

-“Сегодня Майкл Джексон послал самолетом своей супруге два центнера своей спермы в Лос-Анджелес, для зачатия ребенка, но супруга отвергла данный подарок, заявив, что хочет для этого самого Майкла, а не его семя”.

-Га-а, а… - сказал Майкл, исполнив танцевальное движение: пластически изображая движение вперед, хотя на самом деле скользил назад. В переводе на нормальный язык Майкл сказал: “Жаль”. Сестра, наконец, додумалась посмотреть на брата.

-О боже! Опять! Надо позвонить Доку!

-Кря!.. ??? Тьфу ты! Го-гу? Го-гу-гэм! – Майкл имел в виду: “Доку? Он умер!”.

Сестра не поняла брата - она не знала гусиный язык, и поэтому она не узнала, что Доктор умер. Из-за этого Доку пришлось пообещать, что он скоро приедет.

Тем временем Майкл приближался к танцевальной комнате. Это большая просторная комната с кучей зеркал, где Майкл со своей сестрой репетировали разные танцевальные движения.
Раздался звонок. В квартиру вошел профессор

Превоскрешенский. Он дал снять пальто сестре Майкла, и, потирая руки, направился к танцевальной комнате.

Тем временем Майкл осторожно приоткрыл дверь в танцевальную комнату. Вся комната наполнилась гусями, и все одинаково испуганно смотрели на Майкла. Майкл не мог объять мысль, что это он смотрит на себя, ему стало страшно при виде таких больших гусей. Он не стал дожидаться, пока гуси нападут первыми. Угрожающе гогоча, он ринулся на абордаж на самого большого и жирного гуся, стоящего напротив… Таким же способом он уничтожил всех гусей в танцевальной комнате, и, потеряв сознание, упал на кучу зеркальных осколков, в которых еще виднелись некоторые частицы гусей.
В комнату вбежали сестра с Превоскрешенским, и, взяв гуся за задние лапы, потащили его в соседнюю комнату, где уже был разложен операционный стол на три персоны. Майкл поднял голову, пытаясь ущипнуть руки тащивших его, но, увидев свои гусиные лапы, свои перья, потерял сознание. Шея расслабилась, и его голова, попрыгивая по деформированной поверхности пола, отчаянно волочилась.

По дороге их встретила старая бабушка, которая сказала, что пришла посмотреть на танцующего гуся, но сестра Майкла пристрелила ее. Бабушка сказала коронную фразу Арнольда и спокойно ушла.

“Спасибо, кончено, - бредил Майкл. – Прощай, Нью-Йорк. Не видеть больше мне ни Билла Гейтса, ни гамбургера. Иду в рай, за индюшачье терпение…”
Общими усилиями профессор и сестра завалили его операционный стол.

-Ну что, приступим? – обратился к профессору некто, склонившись над гусем, со скальпелем в руках и с длинными усами. Под белым медицинским халатом и черными мужскими штанами скрывалось все то же синее в горошек нижнее белье.

“…братцы-живодеры, за что же вы гуся?”

-Хватит гоготать, - сказала медсестра и пронзила голову Майкла насквозь скальпелем.

А вся остальная Америка весело праздновала День Благодарения, не смотря на то, что бабулька так и не вернулась…