Митьки лиха беда...

Полный текст на:

http://www.dirizhabl.sandy.ru/almanac/6/fil.html

Первая выставка Митьков

Эта квартирная выставка имела место на Екатерининском канале между
ларьком, что у Кокушкина, и тем, что у Львиного, но не работающим.

Началось это так.

8.03.85. Пятница. Развеска. Поднимаясь по темной узкой лестнице,
уже на первых этажах встретил достаточно пьяных лиц. По азиатским
чертам большинства из них я догадался, что это знакомые Сережи Чекменева,
и осведомился, дома ли хозяин. Но вразумительного ответа не получил.

С первого взгляда было ясно, что выставка обречена. На подоконнике в кухне
полусидели две молоденькие, но уже изрядно попиленные девочки и пытались
производить действия, подобные пению. Одна из них, получившая впоследствии
от меня прозвище "котлетка", была одета во что-то дутое, соответственно своему
лицу и фигуре. Из-за отсутствия лица и по цвету одежды она очень напоминала
финский флаг.

Вторая была привлекательнее первой. Ее даже можно было назвать симпатичной.
на производила впечатление фарфоровой статуэтки, изрядно поцарапанной, лежащей
в пыльном чулане и в недавнем прошлом облеванной. Звали ее Оксаной. На ней
было классическое розовое платье, все в пятнах и подтеках. В этом платье, по
всей видимости, она на выпускном вечере танцевала с первым парнем 8 "Б" класса,
а потом с ним курила под лестницей. Может даже целовалась.

Перед красотками на одном колене стоял Шинкарев и пел серенады. На его лице
были заметны типичные признаки шинкаревского опьянения: безысходно-ласковая
тоска и доходящая до ярости бесшабашность.

Немного в стороне у плиты стояли художники Семичев и Флоренский. На удивление,
оба были сильно трезвые. Окружающее безобразие, видимо, воспринималось ими
как должное. Таким образом они становились его соучастниками.

В коридоре встретил Кузю - "только заинька был паинька..." В самой комнате,
предназначенной для выставки, женщины - жены и подруги художников пытались
все же повесить хоть картины своих избранников. Мои работы, естественно, уже
висели. Но все попытки были тщетны, так как постоянно прерывались хождениями
гостей выставки, от которых и исходило безобразие. Это были все Сережины сосе
ди. Они приходили семьями, с детьми и, по случаю праздника, пьяные и чрезвычай
но активные. Гости шатались по комнате, топтали картины, хватали их, вертели,
рассматривали, хвалили, пытались повесить на стенки или приставали к нам.
Обсуждение было очень бурным, переходящим в потасовки с угрозами набить морду
как участникам выставки, так и зрителям.

Все смешалось: химические завивки, красные отложные воротнички на пиджаках,
разгоряченные лица, бегающие и орущие дети, попранные картины.

Один и участников выставки, Игорь Чурилов, будучи человеком строгих нравствен
ных устоев, не смог всего этого вынести и собрался уносить свои работы восвоя
си. Пытаясь спасти выставку, я вышел на кухню. Хозяин сидел в углу на полу и
пытался обнять девочку Оксану. Шинкарев уже не стоял в благородной позе, в ко
торой я его покинул, а лежал под батареей. Рядом примостилась Котлетка. Все
они, и даже сам Флоренский, невнятно орали песню про алюминевые огурцы. К их
пению присоединялся дружный хор гостей.

В ответ на мои призывы заняться выставкой, они только махали руками и еще силь
нее затягивали: "Я сажаю алюминевые огур-цы. У-у-у-у...".

А Леша Семичев злорадно улыбался.

Игорь так и ушел, унеся свои работы.

Потом ко мне пристал Касым-кровельщик. Он требовал, чтобы я стал гидом. Рискуя
здоровьем, я наотрез отказался. Касыма, слава Богу, привлекла чья-то работа,
валявшаяся под ногами "экскурсантов". Схватив ее, он набросился на Кузю и потре
бовал немедленно повесить эту картину на самое лучшее место. Находиться в этом
вертепе в трезвом состоянии я более не мог.

9.04.85. Открытие. С утра, попив пива, отправились с Флоренским доводить дело
до конца. Но уткнулись носом в замок. Поднялись в другую Сережину квартиру,
где вчера я встретил двух маленьких девочек лет шести. Кто-то спал на матрасе,
а в соседней комнате спала Оксана. Хозяина не было. Оказывается, он ушел в пять
утра и ключ от выставки забрал с собой. Вскоре стали собираться посетители, и
нам пришлось извиняться. Квартира постепенно превращалась в постоялый двор.
Чтобы время не пропало даром, принесли "Абу-Симбел". На полу спали дети, а за
столом мы с Сашей Флоренским объедались картошкой. Вдруг пронесся слух, что
пришел Сережа. Все ринулись вниз. Мы с Сашей поспешили вслед, дабы укорить хозяина.
Однако выставка была уже им за ночь развешана, правда, все вперемешку. А
может, так и правильно? Посетителей (вчерашней категории) - полным-полно.
Поняв, что мы чужие на этом празднике жизни, я и Флоренский покинули экспозицию
и направили стопы на лучшие поприща. Причем в разные стороны.

10.04.85. На следующий день я пришел часам к трем-четырем. Триумф искусства был
полнейший. Вакханалия была в полном разгаре.

Художник Шинкарев, забыв о присущей его опьянению грусти, а даже с некоторой
злобой потребовал, чтобы я увел всех со второй квартиры Чекменева, ибо ему
необходимо остаться наедине с одной дамой. Дама бегала по комнате очень
взволнованная, в пальто, суетилась, но вскоре обреченно утихла. Я выполнил
просьбу художника жизни, да так старательно, что увел даже того молодого
человека, с которым эта дама пришла.

Всех изгнанных я повел на выставку, где встретил Флоренского. Спустились во
двор. Навстречу из подворотни вышли две девицы: Оксана и Котлетка. Руки их были
заняты бутылками портвейна, поэтому наши объятия были краткими. Мы как истинные
джентельмены не могли позволить девушкам нести такую тяжесть и овладели
портвейном.

Долгие поиски места, пригодного для распития нашей неожиданной добычи,
закончились на первом этаже знакомой лестницы. Здесь мы обнаружили заброшенную
квартиру, где и расположились. Посредине комнаты стоял буфет 50-х годов, в
котором были две очаровательные баночки из тех, в которых в аристократических
домах кухарки сдавали свои анализы. Одну из них Саша впоследствии подарил своей
жене, а вторую я забрал себе, хотя у меня и нет кухарки. Мы пили портвейн; я
опасаюсь, что даже и на брудершафт. Покинув наших молодушек (было им лет по
семнадцать), все же отправились в соседний дом, в котором, как оказалось,
не так уж нас и ждали, где и заснули.

10.04.85. Отоспавшись, вернулись на выставку, где увидели поистине вавилонское
столпотворение в обеих квартирах. Потребность в алкоголе усугублялась его
наличием. Без семи девять начались гонки за лидером. Лидером выступал я, так
как мне первому удалось собрать три рубля. Я ринулся в темноту. В магазине
меня с распростертыми объятиями встретила продавщица второго отдела и, хотя
на витрине было вино только по три десять, выдала мне из-под прилавка бутылку
за два семьдесят, да еще белого.

Тут вижу подбегающего к магазину Чекменева, которого мне удалось втащить
внутрь, - магазин закрывался. Я взял еще три из-под прилавка, а он подхватил
валявшегося у прилавка алкоголика странного вида, почти голого, и потащил его
домой, хорошо хоть не к себе - только такого посетителя нам и не хватало.
Я был перегружен бутылками, к тому же от штанов у меня оторвалась пуговица и
передвижение мое было затруднено. Зайдя в дом этого спасаемого, мы выслушали
обильные жалобы соседей на их несчастную жизнь.

Во дворе Сережиного дома мы расстались: он понес две бутылки на выставку, а я
две во вторую квартиру. На лестнице меня встретила многочисленная делегация во
главе с А.Флоренским, которая преградила мне путь в квартиру. Я не противился,
и мы раскрыли первую бутылку на лестнице. Из квартиры доносился страшный шум,
оказывается? там были танцы. Из двери изредка высовывалась чья-то любопытная
голова, которую мы тут же впихивалили обратно. На шум поднялись соседи снизу,
яростно настроенные. Двух первых мне удалось успокоить, но за ними наступала
старуха с веником в руках. Она страшно ругалась и пыталась веником ударить
меня.

Далее в моем сознании все происходящее смешалось в сплошную кашу. Поэтому
последующее описание вечера воспроизводится с чужих слов, зачастую предвзятых.

После поединка с соседями распитие на лестнице продолжалось. Я, не обращая
внимания на окружающих дам, стал приставать к другим окружающим дамам.
Говорят даже, что я ущипнул Котлетку за то место, которое у других женщин
называется попкой. Боже мой, и это в Великий Пост!