2. Педагогическая поэма

Апокриф Драйзера, 1994 г. Р. Х.

Благодарностей: Дмитрию Тарабанову за один телефонный разговор.

Весна

Первый дождь весны...

Первый раз за столько лет я могу вспоминать, а не жить в воспоминаниях. В моей жизни наступило время смены сезонов. Только я пока не знаю, в какой сезон вхожу после долгой, многолетней зимы.

О первом дожде весны написано немало стихотворений. У кого-то есть право погружаться в сладкую истому начала цветения каждый год, невзирая на статную зрелость, или робкую юность..

У меня этого права больше нет.

- А вот, пидор какой-то. У него спроси.

Я оборачиваюсь. Три старшеклассника. Им почти шестнадцать, но с меня ростом уже. Школьники втянули головы в плечи, спрятали руки в карманы штанов. Возможно, они последнее поколение Ольговска. Ведь его история должна когда нибудь закончится?

Форму давно никто не носит. Галстуки тоже. Джинсы, кроссовки, футболки, мастерки…Адидас, Найк, Пума…Школьная форма 90-х.

Один семенит ко мне на носках, обегая лужи. Он не высокий. "Маленького" послали. Двое выжидают. Дождь ещё не успел их промочить до нитки, как меня... Наверное, их выгнали с урока и они теперь спешат курить за тир.

Я помню тир. Я помню здесь всё. Ведь я - призрак. Живой призрак. Перелистываю страницы своей жизни каждый день, и они пусты.

Mea Culpa…

Отец говорил: учи латынь, сынок! Кто бы мог подумать, что она мне пригодится в моей неудачной карьере школьного учителя, да еще в середине 90-х, в городе, которого нет.

Весна теперь приносит мне только боль. Боль-цена за возвращение в реальность. И я прихожу сюда, к серым кирпичным стенам школы, уже вторую весну, словно чего-то жду.

И когда стою у парадного входа с колоннами, на одном и том же месте, воспоминания приносят боль.

Там, в воспоминаниях, я был ещё человеком, там я был ещё жив. Там были живыми и Они, и где остались жить навсегда, забрав с собой любовь, которую никто не желал принимать.

Mea Culpa…Моя вина. Обряд покаяния.

Парадный вход уже не чистят как раньше до блеска. Школа работает, как и прежде, но былой помпезности больше нет.  Нет даже заборов, а тот злосчастный тир заброшен и превращен в свалку жителями прилегающих  дворов.

Время Ольговска истекло. Но когда? Завтра? Послезавтра?

- Сигареты не будет?

Парень напряжён, но старается скрыть своё состояние за вызывающим поведением.

- А ты знаешь, что я действительно пидор?

Веки перестали моргать. Рот приоткрылся. Парень топчется на одном месте. Под его ногами растворяются дождевой водой квадраты "классиков", очерченные мелом. Его товарищи напряглись, услышав мой ответ.

- Понимаешь, кто такие пидоры?

Голос дрогнул:

- Мужик, ты чё, бальной?

-Да это же Зоофил! - воскликнул один из тех, что остался. -Его все тут в школе знают…

"Классики". Вверх - вниз, вверх - вниз - простые движения. Вот дождь закончится, и теперь другие, не Они, звонко смеясь, будут прыгать, соревнуясь, друг с другом.

А Их нет здесь, и словно не было никогда.

Нет и их могил. Здесь нет даже кладбища…

- Угощайся. - протягиваю открытую пачку красного "Честера".

Неуверенная рука тянется к сигарете.

- Пидоры, это те, кто любит детей. - поясняю я, пока парнишка пытается вытащить сигарету. - Бери товарищам тоже. Не стесняйся. Ты-то им не скажешь. По незнанке масть не катит. А знать будем ты, да я…

Рука парня останавливается. Пусть будет так. Он уходит, готовый отплёвываться на каждом шагу. Это единственный сейчас метод остановить его. Здесь, в этой точке пространства, в этот миг. Я сделал плохо. Я предложил школьнику сигарету в обмен на его моральные устои.

Но никто не сказал, куда вымощена дорога не благими намерениями...

Mea Culpa...

Как это было? Когда это было?

Так недавно и так давно в то же время. По распределению я попал в так называемую "обкатку". Тебя, молодого и неопытного преподавателя после института кидают на "передовую", в не очень благополучную школу, где никто не желает учиться и ни кто не желает учить.

В город, которого нет.

Средняя школа постсоветского периода, в каком-то свиду провинциальном городишке, который даже на картах не значится.

Город Ольговск.

Мне необходимо было с чего-то начать свою трудовую деятельность, тем более, к этому подталкивали финансовые проблемы, так как с первым высшим устроиться не получилось.

Последнее десятилетие уходящего века не оставляло шансов. Заниматься научной деятельностью, изучать поведение животных в заповеднике или в НИИ сулило нищенским существованием.

Скажу больше…

Работать зоологом в стране, которая превратилась в скотный двор, выглядело театром абсурда.

Но это было только начало.

Птица Хумай

Возвращение в Одессу было омрачено смертью отца. Знакомые мне передали его последнее письмо, которое я прочитал на отцовской могиле.

Предчувствуя свою кончину, отец в письме настоял, чтобы по приезду я безотлагательно посетил его старого друга, который проживал и работал в Ольговске.

Так отец старался смягчить мои страдания по поводу его кончины. Я собрал немного вещей, все уместилось в небольшой чемоданчик, и закрыв пустую квартиру, отправился в путешествие, не имея ни малейшего представления, чем оно для меня закончится.

Кроме адреса этого человека в Ольговске, у меня больше ничего не было. Даже телефонного номера. Я не придал значение этому обстоятельству.

Ведь дядю Леву я знал с детства. Дядя Лева часто был в гостях. С отцом они подолгу засиживались на кухне. Ели мало и скромно, потом много пили кофе и курили. Так с детства у меня и запомнился этот коктейль из запаха сигаретного дыма и заварного кофе. Причем, я научился различать сорта.

И всегда, каждую встречу, что-то негромко обсуждали. Дядя Лева куда-то звал отца, но отец всякий раз отказывался, ссылаясь на здоровье, годы и меня.

Поэтому я даже на карту не смотрел. Пришел в кассу на вокзале и спросил билет до Ольговска. Кассир на мой вопрос замешкала, но вскоре ответила:

-Туда поезда не ходят. Раньше были, в девяносто втором отменили. Теперь только автобусом. До Новоалексеевки доедите, а там на автовокзале пересядите на автобус.

Поездку в поезде я почти пропустил, за исключением одной странной встречи. Забрался на вторую полку и уснул. Не ел и не выходил на полустанках. Так я провел десять часов в неком подобии анабиоза. Помню, сквозь сон, приходила проводница, предлогала чай.

Где-то в часу первом я проснулся. Был сильный толчок вагона. Видимо, мы останавливались. Снова возникла проводница и предложила чай, и тут я понял,  что в купе не один.

-Пожалуй, я не откажусь. - ответил я со второй полки и спустился вниз.

У меня была попутчица. Девушка лет двадцати, может чуть младше, с короткой стрижкой и длинной челкой, похоже, она была спортсменка. Скинув джинсовую куртку, осталась в белом топике. Обнаженные плечи и руки как раз подсказывали мне о ее причастности к спорту, довольно крепкие на вид и с заметным рельефом. Так же ее осанка утверждала, что спортом она занимается серьезно. Движения уверенные, четкие, без апатии или усталости, как это встречается у многих девушек ныне.

Заметив меня, она выпрямилась и протянула руку. Мы стояли близко друг к другу. Я ощущал ее тепло и аромат дезодоранта.

-Марта,если что… - она улыбнулась.

-Учитель. - ответил я, не подумав сразу от легкой растерянности. -Николай… - и тут осекся, не добавил отчество.

-Ух ты! Учитель…- девушка внимательно посмотрела мне в глаза. - Джедаев?

-Ну…Можно так сказать. - усмехнулся я.

-И как успехи, Оби Ван?

-Я еще не нашел своего Люка.

-Куда путь держите?

-В Ольговск…

-На Татуин, значит.

-Почему Татуин? - удивился я.

-На месте поймете…

-А Вы в курсе?

-В курсе. - усмехнулась девушка и закончив с пастелью уселась напротив. - Заправляет там всем Великий и ужасный Джабба Хат.

-Я бы улыбнулся Вашей шутке, аллегории возможно, но чувствую иронию.

-Знали бы куда едите…

-Так Вы просветите…

-Я мотаюсь туда-сюда. Время такое. Ольговчанка я коренная. Но, чем дальше от этого места -тем лучше, а если есть корни, руби без сожаления и ностальгии. Место это проклятое. И…- девушка на миг задумалась, снова присматриваясь ко мне, - Вас с ним ничего не связывает, но вас туда несет, знайте, что ничего хорошего это не сулит. Закрытый город в Советское время, сосредоточение интеллекта, теперь стал клоакой. Я заплатила высокую цену за освобождение от его уз. Представьте, есть Чистилище, а это место я бы назвала Узилище.

-Но…Вы туда едите снова.

-Такова моя работа.  Но мы не обо мне. Запоминайте, случайных людей там не бывает. И что бы там с Вами не случилось, знайте, что случившееся не стечение обстоятельств.

-В каком смысле?

-Вряд ли Вы меня поймете сейчас. У Вас атеистическое образование. Каналы восприятия у Вас не закрыты, они не развиты.

-Каналы…- произнес я задумчиво.

-Шестое чувство…О чем-то говорит?

-Видимо, это подсказка?

-Да.

-Я из нового поколения. Много читали за официальной программой. Вернадский, Гребенников, Жак Фреско.

-Они же ведь, не про шестое чувство…

-Однако, изучение их трудов приводит к мысли, что мы слишком мало знаем о мире, в котором живем. Когда нам все же открывается нечто новое, понимаем, что шли самым примитивным путем исследования. И тогда на наших лицах улыбка восхищения беззубым ртом, который мы сточили об гранит науки.

-О как! - восхитилась девушка и улыбнулась, - Значит, есть надежда!

Она была рада моим словам, но я не понимал причин ее радости.

-И все таки…что я по-Вашему не способен понять?

-Вы прекрасно знаете о пищевой пирамиде и царствах живых существ, растений и грибов. Человеческое общество вне этих царств. Мало того, каждый день мы уничтожаем звено за звеном. Мы с ними в постоянном конфликте.Но что мы внутри своего общества?

-Думаю,это вопрос социологии…И философии.

-В этом и ошибка. Вы также знаете, что пищевая пирамида -это пирамида передачи энергии.Однако, наука признает только химические процессы. А что если человеческое общество живет по иным принципам, представляя из себя вполне самодостаточное образование?

-Вы говорите о Ноосфере Вернадского.

-Вернадский определяет Ноосферу, как следующую, высшую стадию эволюции биосферы, я же говорю, о Ноосфере, как о структуре, внедренной. Можно даже сказать, чуждой биосфере. Вернадский как бы проповедует нам жить с биосферой в мире, отказаться от потребительского поведения…

-Интересная теория…Ну же, я весь во внимании…Простите, Марта, мы  с Вами веком не ошиблись?

-Что Вас смущает?

-Я думаю, век назад, в конце девятнадцатого, вот такая вот встреча и разговор были бы вполне обыденными, чем ныне.

-Сударь, не взирая на время, это ведь прекрасно, если мы можем позволить себе такую роскошь?

Проводница внесла чай. Марта достала из рюкзака пакет с конфетами.

-Вы же читали Гребенникова? Его удивительное описание жизни насекомых?

-Поразительная работа! - подтвердит я. - А еще больше поражает, что об этом знаете Вы. Не сочтите за бестактность и предубеждение…

-Не волнуйтесь. В наше время человек понимающий значение слова "бестактный", снимает с себя все возможные обвинения в бестактности.

-Простите, я обратил внимание на Вашу физическую подготовку, предположил, что Вы спортсменка…

-Понимаю…В какой-то мере я спортсменка. В остальном… Можно сказать, что я специалист по кадрам. Вот поэтому приходится разъезжать. Подбираю команду для очень длительного и опасного путешествия по бескрайним просторам нашего океана.

-Вот как! Теперь все становится понятным! Удивительно… Но вернемся к теме…Что Вы хотели сказать о трудах Гребенникова?

-Насекомые демонстрируют не только поразительные, а порой необъяснимые летные качества. Они великолепные навигаторы, но работает их навигация совершенно иным способом нежели наша.

-Да, это так.

-Наши средства навигации весьма примитивны. И в первую очередь тем, что мы ориентируемся, создавая копию существующего мира. Который нами познан не до конца…

-Что Вы имеете ввиду?

-Что наши приборы? Сначала компас, который по принципу действия не претерпел никаких особых изменений. И, конечно, гироскоп. Но эти приборы больше похожи на протезы, чем на инструменты навигации. Но если зная человеческий организм, мы дополним его инструментами усиления воспринимаемых полей и энергий, мы получим возможности, о которых только мечтаем.

-Снова теория…

-Нет. Я Вас подвожу к главному.

Девушка достала из рюкзака диск размером с тарелку. Он состоял из нескольких колец, аккуратно и точно входящих друг в друга. На кольцах были нанесены радиальным сечением ячейки с символами, напоминающими клинопись.

Марта подалась ко мне и сказала:

-Одевать надо на голое тело.Простите, но если желаете увидеть нечто неординарное, то Вам придется раздеться.

Я без всякого стеснения скинул футболку. Девушка приготовила прибор и поднесла его ко мне.

-А Вы точно школьный учитель? - Марта сделала мне комплимент. Мое недавнее спортивное прошлое еще не обросло жиром и не потеряло форму от жизни обывателя.

-Да, -ответил я, - и год назад еще ходил под парусом.

-Неужели шкипер?

-Он самый!

Марта лишь на миг отвлеклась, но затем вернулась к прибору.

-Раз ходите под парусом, компас тоже ваш неотъемлемый прибор. То, что у меня в руках - тоже компас. Допотопный. Но нам бы такое допотопие!

Компас имел на внешнем кольце проушины для ремня. Марта помогла его одеть и ремнем отрегулировала положение.

-Он должен располагаться точно на уровне солнечного сплетения.

С тем, что Марта называла компасом, я просидел около минуты.

-Он включается где-то?

-Компас всегда включен. Нынче модно с лозой да рамками ходить. Для работы ему нужна Ваша настройка, как и лозе, как и рамке.

-Как же мне настроиться? С лозой воду ищут.э

. Вы едите в Ольговск. Подумайте о своем назначении. Что Вас волнует?

Послушав Марту, я сосредоточился на поездке в Ольговск, но ничего не происходило. И только когда я подумал о событиях, из-за которых не мог получить место в нормальной школе Одессы, кольца пришли в движение, чем вызвали удивление не только у меня.

Марта к тому же заметно смутилась и буквально прильнула ко мне. Села у моих ног, всматриваясь в движение колец. Ее руки легли мне на колени и я прекрасно наблюдал свысока декольте ее топика.

-Что их двигает? - спросил я, ощутив себя неловко от близости к Марте.

-Не отвлекайтесь…И простите…

-За что? - успел только спросить я, и тут же ощутил боль в бедре. Марта пальцами нащупала какую-то точку и нажала на нее.

-Вы немного отвлекаетесь. Не волнуйтесь, всего лишь рефлекс…

Я понял Марту без лишних объяснений. Близость девушки, да еще в такой позе не могла меня оставить безучастным. Я перевел взгляд в потолок, чтобы не смотреть на Марту.

-Так лучше. - подбодрила она меня и поднялась. - Очень странно…

-Что именно?

Марта помогла мне снять компас и положила его на стол.

-Посмотрите…- предложила девушка, показывая на символы. - Вот здесь.

Я ничего не понимал в символах компаса, но произнесенное Мартой потрясло меня.

-То, что Вас ведет в Ольговск, пересекается с тем, что уже было ранее Вам лично знакомо, и это человек. Этот человек из Ольговска.

-Там меня ждет друг отца…

-Нет. Это женщина. И Вы были с ней знакомы. Но эта женщина с печатью…

-Что еще за печать?

-Она…имеет статус…Не знаю всей Вашей истории, но Вам с ней лучше не пересекаться. - ладони девушки коснулись моего лица. Марта подошла вплотную ко мне. Еще чуть и мое лицо уткнется в ее упругую грудь, скованную топиком. - Я не в силах что-либо изменить. Твой путь уже построен. Теперь это судьба и многое в твоих руках. Я могу лишь напутствовать тебя.

Марта наклонилась и поцеловала мои губы. Это был поцелуй, которого я никогда не ощущал.

Вдруг она вся вспыхнула пламенем, я чувствовал его жар, но он не обжигал меня. Топик на груди вмиг облез, обнажая ее, но ни сколько не повреждая. Марта отпустила мое лицо и руки исчезли под появляющимся на теле опереньем. Окно купе распахнулось само.

Обернувшись птицей без крыльев и рук, втянув ноги, существо раскрыло пышный хвост.

-Смотри! Ты в моей тени. Не бойся смерти. Она не пройдет рядом ныне и потом.

И с этими словами она в мгновении ока покинула купе.

Я открыл открытые глаза. Меня пробивала дрожь. В купе кроме меня никого не было.

В дверь постучали. Я отозвался осипшим голосом. Вошла проводница.

-Доброе утро! Следующая станция Ваша…

-Простите, -остановил я проводницу, -девушка со мной ехала. Ночью села. Она где?

Проводница улыбнулась и покачала головой.

-Эх, дорожные романы! Да вышла она час назад. А ты что, хватился поздно! Ну не переживай! На твоем веку еще будет!

Она закрыла дверь. Движением воздуха откуда-то сверху зацепило птичье перо огненно-красного оттенка, по краям переходящего в темно-бордовый. Я поймал перо и разжал ладонь. Перо тут же вспыхнуло, не обжигая руки и обратилось щепоткой белого пепла.

Но теперь-то это не сон!

На остановке никого не было. С поезда сошел только я. Утренний перон пустовал, и только чуть поодаль от здания вокзала стояла группа мужчин, вишневая девятка и старый мерин. От группы отделился человек в строгом деловом костюме и направился ко мне.

-Николай Георгиевич? -обратился он, подойдя ко мне. Я даже вздрогнул от неожиданности, хотя меня могли спутать с кем-то другим.

-Да, он самый. -ответил я, скрывая растерянность: вряд ли утром в Новоалексеевке группа мужчин на девятке и мерине ждали другого Николая Георгиевича.

Стриженный почти налысо, загорелый и со шрамом через всю левую часть сурового, как из гранита, лица. Шрам прерывался на глазу и уходил вниз до самого подбородка. Он смерил меня оценивающим взглядом и протянул руку.

-Для друзей - просто Шрам. Официально - Геннадий Дмитриевич Купчик. Глава службы безопасности холдинга "Радуга". А если не для протокола, скажи, Николай, кого в Одессе знаешь? Не по наслышке, а так, в живую. Я давно не выезжал за пределы города, а сюда из Одессы перебрался.

-Стояна знаю. В друзьях не были, но по делам пересекались. Сейчас в Одессе не спокойно. После смерти Карабаса дележка началась…

-А ты, учитель, ни как дела имел? Стоян человек серьезный. За тебя не слышал.

-Геннадий Дмитриевич, что бы не было лишних мансов, скажу Вам так: отец покойный говорил, когда ему вертухай в лицо пистолет тыкал, а он бродягу стреляного штопал: масть - костюм карнавальный, кому с парадного, кому с заднего. Он бежал, ты стрелял. А мне штопать. Стреляй в меня - завтра тебя кто будет латать? В блатные не лезу, но и не фраер. Болтать не буду. Если что на меня есть у кого, малява придет.

Шрам поправил очки, перед этим кинув на меня из под них оценивающий взгляд.

-Я тебя понял, Николай Георгиевич…Уважаю, настоящий одессит! Ты, вижу, правильный. - кивнул головой Шрам, - Поехали. Иваныч за тобой прислал.

Разговор со Шрамом был для меня полной неожиданностью. Как такой человек, как Иваныч, послал меня встречать тертых уголовников?

К тому же Зимин не входил ни в какой холдинг. И вдруг люди, которым было бы весьма не по масти  работать с человеком из спецслужб, пусть даже ветераном, относятся к нему, как к своему старшему.

Какой неожиданный поворот событий, а  я всего лишь школьный учитель!

Что здесь происходит, и куда я попал?

По пути в Ольговск меня не беспокоили лишними расспросами, но я просидел в напряжении минут сорок, пока ехали. Люди в салоне вообще выглядели безучастными: кто спал, кто просто сидел, уставившись в окно.

За окном тянулись лесополосы, а  в просветах виднелись зеленые поля. Однообразный пейзаж юга Украины. И вдруг, свернувши с дороги в проезд через лесополосу, мы оказались на хорошо асфальтированной дороге, которая вела к домам, утопающим в зелени дворов. По мере движения возникали снова и снова дома, напоминавшие по своей архитектуре от трех до пяти этажей коттеджи санатория, с лентами лоджий вдоль всего фасада. На лоджии выходили большие стеклянные двери. Окна квартир были такие большие и стеклянные, словно витрины. Вероятно, архитекторы города были впечатлены работами Ле Корбюзье.

Заинтересованный видами из окна, я заприметил одну интересную особенность. Чем дальше от проезжей части было наблюдаемое, то ли дом, то ли двор, тем не ухоженней все эти выглядело. Складывалось ощущение, что за обустройством города следили лишь там, где это бросалось в глаза. Казалось, город вырастает из хаоса естественных зарослей и заброшенных строений.

Было уже десять утра, обычно в это время городская жизнь уже кипит: домохозяйки и пенсионеры спешат за первыми покупками, работники управлений занимают кафе и булочные ради святого второго завтрака и чашечки кофе. Но в Ольговске на улицах было неестественно мало людей и выглядели они так, словно на часах стрелки показывали начало восьмого вечера. Я даже заметил вслух:

-Город не маленький, а людей у вас по пальцам пересчитать можно.

-У нас тут своя жизнь, Колян! Все работаем! - улыбнулся Купчик, заглядывая на меня в зеркало заднего вида.

Машины довезли нас, как я предположил, в центр города и остановились у кафе с названием "Центральное".

-Ну, братан, мы приехали. - обернулся ко мне Купчик с первого сидения. - Иваныч тебя ждет. Про нас словечко замолви, что встретили, как и полагается.

-Конечно передам. Спасибо! - мы пожали друг другу руки и я отправился в кафе со своим дорожным чемоданчиком.

Иваныч

Иваныч меня встретил радушно, но не мог скрыть тяжести предстоящего сообщения. Он понимал, что я уже знаю о своей потере. Мы долго молчали. Все было понятно и без слов. На столе остывал заваренный в турке кофе. Дым от сигарет тянулся тонкими струйками под потолок кафе, где шуршал лопастями старинный вентилятор.

-Кофе у нас заваривают отменный. - сказал Иваныч, наливая мне в чашку из турки, медленно, аккуратно. - Тебя, одессита есть чем удивить. Он всегда был сильный. - Иваныч устремил свой взгляд куда-то за окно, вдаль. Он словно заглядывал в прошлое. - Семьдесят девять лет. За его плечами лагерь, о котором твоему поколению учителя на уроках истории вычитывали из конспектов. Ты помнишь, тогда новых учебников еще не напечатали. Все спешили переписать историю. Он поднимал на ноги людей, которых потом отправляли на смерть. Он смог выйти из ада войны и остаться человеком. После войны, с его опытом, продолжил практику, создал семью, выдержал насмешки и издевательства в свой адрес и в адрес жены. Большая разница в возрасте не приветствовалась в обществе. Дал тебе образование... И только потеря Лиды, сумевшей в его осень жизни внести звон весны, оборвала жизненный путь. Зима пришла слишком резко. Зиму он не любил. Еще с фронта.

Как он умер? - спросил я.

- Он умер тихо, в полном здравии ума и тела. Только вот душа не выдержала холода и пустоты.

- Возможно, в этом есть и моя вина, поскольку я никак не мог бросить чёртовую учёбу в cельхозе и свои тренировки.

- Нет отец твой настаивал... Мы много о тебе говорили. Твой выбор был правильный. Покантуешся учителем здесь, а я чуть позже место тебе найду. А что спорт?

-Почти год не занимаюсь…

-Похоже у тебя депрессия…

-Ну… она усиливается нехваткой денег. Яхту надо ремонтировать. Она в клубе стоит в гараже.

-А команда, что ж? Тоже без денег?

-Да, такая же беда. Все ищем работу.

Иваныч что-то вспомнил, ушел в комнату и вскоре вернулся с маленькой черной коробочкой.

- Вот он тебе передал запонки: подарок матери на первую годовщину супружества её и отца. Сказал так: Передайте ему - пусть носит. Теперь они мне не нужны. Я их с собой не возьму...

Мы еще посидели в молчании, каждый думал о своем. Я потерял отца, Иваныч потерял друга.

-Дело есть одно к тебе… - нарушил молчание Иваныч. - Ты сейчас работу ищешь?

-Да, надо устроиться в школу преподавателем. Временно. Сейчас подыскиваю подходящий вариант, но пока трудно, сам понимаешь, после случая с Настей…

-Есть один вариант… Но ты его хорошо обдумай.

-Что предлагаешь?

-Ты знаешь, я работал с органами, сейчас я консультант. Ко мне обращаются в случае исключительной важности. Что бы там в нашем государстве не происходило, работу органов не отменяли, как и проблемы, какие  им приходиться решать. Время нынче тяжелое, есть овцы в волчей шкуре, есть и волки в овечьей шкуре. В  общем, скучать не приходиться. Так вот. К нам прибыл человек из органов. Человека из органов интересует одна школа. Звоночек есть тревожный.  Тебе нужно будет просто увидеть ситуацию изнутри. С детьми поработать. Ни кто другой не сможет близко подойти.

-А что там случилось?

-Я тебя сведу с человеком из Управы. Номер телефона не даю. Так встретишься.  В кафе, сюда подойдешь, когда сообщу тебе о встрече. Будет висеть табличка "переучет". Заходи смело. Человек  тебе все объяснит. Пока устраивайся, осматривайся, наблюдай…

Первый урок

Предстоящая практика меня отвлекла от тягостных воспоминаний. После окончания института, занятый мыслями о трудоустройстве, я часто себе представлял, как начну первый урок. Милые и наивные мечты увидеть внимательные лица учеников! Они разбиваются, как стекло, когда ты входишь в класс.

- Главное, не зевай! - предупредила меня завуч, женщина со строгим лицом, которое, казалось, никогда не улыбается. Она провела меня к кабинету биологии, - С этими зверёнышами нужно быть по-строже!

Она попыталась пошутить, но ее губы не привыкшие улыбаться, искривились.

Еще с детства мне казалось, что такие женщины, как она, ходят всегда в одном костюме и в нем ложаться спать. Всю ночь лежат ровно, что бы не помялась прическа и костюм.

Кивнув головой, она открыла дверь в класс.

Здравствуйте дети! - произнесла завуч громким властным голосом, - Садитесь!

Толстый журнал, словно подшитое криминальное дело, тяжело упал на стол.

-Так, - хлопнула она в ладоши, - Десятый "В", слушаем сюда. Сегодня вместо Анны Сергеевны урок проведет Николай Георгиевич. Прошу любить и жаловать. Он будет преподавать анатомию и биологию.

Обведя внимательным взглядом класс, она кивнула мне и удалилась, а я остался один, словно завуч намекала мне: "Все, что я могла - сделала. Теперь ты сам".

С чего молодой учитель начинает свой урок? Он открывает журнал и устраивает перекличку: процедура всегда вызывающая смех у одних и обиду у других, чью фамилию по незнанию преподаватель называет с неверным ударением. Для учителя - это время выжидания. Он следит за поведением учеников и думает, с чего начнёт свой урок, когда список подойдёт к концу.

Я просто сел на стул и взял указку. Посмотрел в окно, расстегнул ворот рубашки...

-Так, кто нибудь, помнит, что было на последнем уроке? Оценки ставить не буду.

-А познакомиться? - прилетело с последних парт.

-Лично с каждым или в целом? - спросил я вместо ответа и обернулся.

Класс ответил молчанием. И в этой тишине, которая с каждым мигом всё больше и больше давила на уши, прозвучал мальчишеский голос:

-Не было никакого урока. Орхидея увяла.

Речь шла о моей предшественнице. Я парировал грубую шутку лёгкой ухмылкой, уловив внимательный, ожидающий взгляд с последней парты. Парень без всякого стеснения развалился на скамье, поджав под себя для удобства ногу. Внешность довольно агрессивная: бритая голова, резко угловатое лицо, узкие глаза от постоянного, пренебрежительного прищуривания, спортивный костюм "адидас".

-О цветах - это ботаника. Мы изучаем человека. - ответил я, сохраняя спокойствие, - И если я не ошибаюсь, высшую нервную систему человека. Вот, возьмём, к примеру, приматов. Скажите, вы каких приматов знаете? Простой вопрос...

-Человек. - ответил мне звонкий, девичий голос.

Я не смог определить сразу местоположение ученицы, но в её ответе было слишком много эмоций, и я понял, что девочка кому - то мстит таким ответом.

Тишина ещё больше сгустилась, больше чем в предыдущий раз и на столько, что было слышно, как дворник перед парадным орудует метлой. Я не мог медлить с ответом.

-Да, человека можно считать приматом. Он высший примат, потому что ни один другой представитель приматов не смог достичь такого уровня развития, как человек в процессе эволюции.

-Всё относительно. - снова прозвучал тот же девичий голос.

-Ларец! Клювом не щелкай! - прошипел парень с последней парты, - ты мешаешь урок проводить!

Я поднялся и медленно прошелся по ряду к последней парте.

-Почему же? Мне, допустим, нравится начало диалога. - бросив на парня косой взгляд, я развернулся и поравнялся с черноволосой девочкой, которую только что называли "Ларцом". - Согласен. Человек не слишком далеко ушёл от своих предков, но всё же отличия есть, скажем, как внутренние, так и внешние. Человек ведёт образ жизни, отличный от других животных...

-Стадный! - раздражённо ответила всё та же ученица, и я успел заметить, как её руку под партой перехватила соседка.

-Социальный. - поправил я, - Согласен, что общественная жизнь человека оставляет желать лучшего, между тем человеческие общественные отношения сложнее стадного образа жизни животных.

Соседка по парте, девчушка - блондинка, подняла головку и наигранно состроила глазки, словно извинялась за поведение одноклассницы. Но ее подруга не унималась:

-Сложнее в чем? В унижении и издевательствах?

-Согласен. - развел я руками, - но и животным присущи жестокие игры, которые вполне можно расценивать, как зачатки садизма...

-А человек и тут всех превзошел! - вскрикнула черненькая, и, вырвав руку, выскочила из класса, оставив открытой дверь.

Я набрал в грудь воздуха, чтобы крикнуть традиционное "Иванова - Петрова вернись в класс!", но тут меня пронзил взгляд её подружки. Два голубых глаза молили меня отменить своё желание, а приоткрытые, напомаженные алым губки, безмолвно спрашивали разрешение последовать за подругой.

Я не смог отказать. Морщил лоб, сдвигал брови, выражал полное недоумение, но она точно прочитала моё желание разобраться в происходящем, а значит, я должен был ей позволить выйти.

Молчание и бездействие - знак согласия. Девчонка тут же встала, прошла мимо меня, не отводя молящего взгляда, а после быстро скрылась за дверями.

-А вы им двойки поставите? - серьёзно спросил другой ученик, не похожий на одноклассника в "адидасе", полная противоположность, но его лицо не вызвало у меня расположения и доверия. Выглядел он слишком правильно. Строгая, короткая причёска, синий свитер, чёрные джинсы. Он задал не странный вопрос, он задал вопрос как-то странно.

-За что? - удивился я.

-За поведение. - пояснил спокойно ученик, - Они же урок сорвали.

-Нет. - ответил я, - Урок не сорван, а мой оппонент в споре взял тайм-аут. У нас вышел короткий, весьма эмоциональный спор, но в нем есть рациональное зерно. - вернувшись к доске, обернулся к классу и обвел его взглядом, - Урок продолжаем. Сейчас откройте тетради и запишите тему: отличия в поведении приматов и человека. После, откройте параграф номер...

За окном я увидел, как завуч во дворе поймала моих учениц, и уже отчитывала их по полной программе.

Завидная оперативность! Приблизительный разворот событий было не трудно предугадать - мне грозили небольшие неприятности.

Вернувшись к классу, я распорядился: - Самостоятельно прочтите параграф. Я сейчас подойду.

Завуч на моё появление отреагировала не очень резко. "Пока мне такое будет сходить с рук" - подумал я, и тут же взял инициативу в свои руки.

Девочки, урок ещё не закончился. - огласил я своё появление.

Блондинка с алыми губами уставилась на меня так, словно я своим замечанием нанёс ей сильную обиду.

-Пойдёмте. Вы затронули интересные и сложные вопросы, их необходимо обсудить.

-А на фига нам Ваша анатомия? - ответила "Ларец", сверкнув блестящими от слёз и вместе с тем злыми глазами. Слёзы растворили тушь, и её лицо перечеркнули чёрные полосы.

-Так, - отсекла завуч строго, - Ну-ка, прекратите истерику. Что случилось?

Я взял под руку завуча и отвёл её в сторону. Она удивилась такому жесту с моей стороны, но подчинилась и последовала за мной.

-Я во всём сам разберусь. - попросил я, - видимо маленький конфликт между учениками. Не будем делать из-за их поведения большой проблемы. Это временно.

Завуч кивнула головой. Она согласилась с моим объяснением, однако, перед уходом сказала:

-Не потакайте их баловству. Эти две бестии ставят школу на уши! Мы уже и с родителями говорили и замечания делали, но им всё равно, как до стенки. Они держатся друг за друга и друг друга покрывают!

Сделав два шага в сторону парадного, завуч обернулась и кинула последнее слово:

-Ларцева! Умойся! Посмотри, на кого ты похожа! На урок не вздумай так приходить!

Я присел около учениц на скамью.

-Девчонки, что происходит? Может, объясните?

-Вам что с этого? - огрызнулась чёрненькая. - Читайте свой урок. Знаете, богу - божье, а кесарю - кесарево. Так удобно жить. Зачем Вам более?

Это была Ира Ларцева. И я был совершенно не готов к такому ответу. Девушка в пятнадцать лет цитирующая Иисуса Христа ныне более, чем редкость.

-Невозможно научить человека чему либо, если он в этот момент занят другими проблемами. - предложил я и тут же получил словесную пощёчину.

-Зачем Вам,что бы мы чему-то научились? ! - спросила блондинка. Ее звали Катя Уголева. - Это ведь просто Ваша работа.

-Потому если я, как учитель, вас ничему не научу, вы закончите школу, выйдете в общество и ничего своего не превнесете в него. И тогда не удивляйтесь, если ваши дети окажутся в стаде с жестокими законами выживания. - ответил я. - Как это случилось с вами.

Девчонки переглянулись.

-Хорошо! Какой смысл нам тогда от вашей анатомии? Как она решит наши проблемы сейчас? - спросила Катя.

Наши взгляды встретились и я почувствовал искренность в вопросе девушки.

-Вот вы сбежали с урока, а как раз на этом уроке вы и могли бы получить ответ на свой вопрос. Отличие поведения приматов от человека вас судя по всему, должно интересовать в первую очередь. Вы же не хотите быть частью стада?

-А ... Вы действительно желаете нам помочь? - несмело спросила Катя.

-Да.

- Но это Вы  так думаете, что нам  нужна помощь.

-Вы сбежали из класса… Тем, кому помощь не нужна, сбегут вряд ли.

Девчонки задумались. Молчание между нами не могло долго продолжаться, и они обе пожали почти одновременно плечами, начнут головы.

-Может, вы мне расскажите, в чём причина? - настаивал я.

И вдруг прозвучала  неожиданно фраза:

-А может мы хотели, что бы Вы пошли за нами…Вы не местный, вы еще не утонули в этом болоте, и нам есть что Вам сказать.

Чёрненькая резко встала, словно недавняя обида, прошла, как перемена настроения.

-И что вы хотите мне сказать?

-Здесь слезы дороже денег. Плакать в Ольговске непростительная роскошь. А мы свои слезы оставляем себе. Не важно, что с нами, важно, что мы делаем потом.

-Ладно, - ответила светленькая холодно, - проехали. Мы идём в класс.

Чувство надвигающейся грозы кольнуло меня по нервам. Мне нужно было разобраться в происходящем. Я видел: их тайна обостряла отношение с одноклассниками, но в нее они не собирались кого либо посвящать просто так.

Педсовет

Маленькая история в первый день моей практики получила неожиданное продолжение на педсовете.

Уступчивость и расположенность завуча по отношению ко мне, оказались всего лишь хитрым ходом, чтобы усыпить моё внимание, а затем задать мне трёпку.

Заседание началось с совершенно не педагогической темы. Директор подняла вопрос о крыше школьного здания и попросила завхоза ввести присутствующих в курс дела.

Завхозом был пожилой человек, продолжавший работать в школе, поскольку в жизни ему нужно было чем-то заниматься. Он устало поднялся, вздохнул, надел очки и некоторое время возился с бумагами из своей папки. Остановившись на нужной бумажке, он начал:

-Скоро лето, учебный год закончится через три месяца и поэтому у нас появляется время, чтобы решить одну давнюю проблему...

Из рассказа завхоза я с удивлением узнал, что больной мозолью школы была её крыша, которая являла собой просто решето. Каждый ежегодный бюджет обязательно включал в себя мероприятия по её ремонту, но каждый раз этот ремонт откладывался то в силу нехватки денег, то вдруг неожиданно для администрации школы заканчивался летний сезон, и наступали холода.

Всё сводилось к тому, что с каждым разом ситуация ухудшалась и денег всё меньше и меньше оставалось на решение общешкольной беды. В итоге, напрашивался единственный путь решения - ремонт крыши школы за счёт сборов с классов и преподавателей.

Учителя молча проживали заявления директора о списках, покивали головами и выразили своё согласие в данном мероприятии. Тему закрыли и перешли к разрешению педагогических вопросов.

Следующим вопросом на повестке дня стоял общий показатель успеваемости и поведения учеников. Завуч щедро раздавала на лево и право словесные тумаки, повергая очередную жертву в краску. Так постепенно она добралась и до меня.

-А Вам, молодой человек, - обратилась она ко мне, - стоит задуматься о методиках преподавания. С Вашего первого урока сбежали две ученицы. Нам очень хочется знать, почему так произошло. Мы обсудим ситуацию и поможем Вам, если Вы столкнулись с трудностями. Мы все пониманием, что у Вас нет опыта, но для того и существует наш коллектив.

Молчание и ожидающие лица означали, что мне пора взять слово.

-Дело здесь не в моём опыте...

-Вот как? - удивилась директор, и сняла очки. Она была готова выслушать мои доводы на такое дерзкое заявление.

Именно директор. Не директриса, не педагог, а именно директор. О таких говорят: "мужик в юбке". Единственным, что отличало её от мужчины, лёгкая косметика на властном лице и "башня" из волос на голове.

-Я могу преподавать. Я могу преподавать интересно, а не только ради отчёта. Но я человек новый в школе, и вижу детей в своём классе впервые. Каждый из них - отдельный человек, со своими радостями и бедами. Читать материал - недостаточно. Если человек переживает обиду - он не может воспринимать урок. Урок для него не реален, а реальна его боль...

-Так, давайте не будем здесь устраивать семинар по психологии. - оборвала директор. - Дети приходят в школу за знаниями, а не для решения своих внутренних проблем. Они приходят сюда строить свою жизнь, а не играть во взрослую жизнь. Не будет образования - не будет будущего. У нас на носу проверка. Что мы покажем комиссии? Журналы с прогулами? Ларцева и Уголёва постоянно ведут себя вызывающе. Неоднократно нарушают по своей прихоти дисциплину. Они провоцируют одноклассников, а потом разыгрывают трагедии! Это Николай, информация для Вас, поскольку Вы ещё не в курсе событий. Вот, как год учебный начался, так вот постоянно, то Ларцева, то Уголева.

-Я был в классе. - спокойно ответил я и выдержал ножевой взгляд директора. - Я знаю, что там произошло. Если я начну расписывать дневники учеников замечаниями по поведению - это ни к чему не приведёт хорошему, а только усугубит положение. Почему две моих ученицы настроены агрессивно даже по отношению ко мне? К своим одноклассникам - это понятно, но я им ничего не сделал ещё. Значит проблема не во мне. И их агрессивность по отношению ко мне отличается от агрессии к одноклассникам. Не так уж давно я окончил школу и знаю, как это всё выглядит изнутри. Есть внутренняя причина и о ней должен знать в первую очередь классный руководитель. Кто их классный руководитель?

-А причём здесь Анечка Сергеевна? - недовольно спросил физрук. Но к физкультуре он был причастен только спортивным костюмом и свистком на шее. Его массивное тело вряд ли мог выдержать хоть один спортивный снаряд.- Она отличный преподаватель, она зарекомендовала себя за годы работы. Вы что, ставите её компетентность под сомнение?

В следующее мгновение я понял, что совершил тактическую ошибку. Орхидея, как ее называли ученики, Анна Сергеевна, была на педсовете. Женщина под пятьдесят, точнее сказать стройная, чем худая, однако уставшего вида, и с такой же классической пирамидой на голове, что и старило ее беспощадно, тут же вскочила и покинула комнату, закрывая лицо. Если бы я не видел ее лица, то взгляд в след мог бы подвести меня в оценке ее возраста.

-Вы посмотрите, что Вы наделали! - возмутился военрук. - Вы обидели женщину!

Мне стало не по себе от его замечания. Это было похоже в его устах на насмешку. И смысл в его поведении мог быть только если он знал мое студенческое прошлое, и эту мерзкую историю с Настей.

-Подождите... - заикнулся я и тут получил удар от директора:

-Молодой человек, я бы на Вашем месте не спешила делать такие заявления. Вы что, нас будете учить методикам образования? Я понимаю, что Вы после института, свежая голова, новые планы, оптимизм, в конце концов, но здесь школа, здесь всё по-настоящему. Поэтому, на будущее, воздержитесь от поучений.

Мои стремления приняли за попытку перепрыгнуть через голову "ветеранов". Но остановиться я не мог. Я боялся, стать таким, как мои новые коллеги. Я не желал быть похожим на людей, которые меня учили.

Кафе "Центральное"

Иваныч позвонил весьма вовремя.

-С боевым крещением! - засмеялся он в трубку. - Как, жив еще?

-Если честно - я не был готов вообще никак. Девчонки обозлённые, зажатые. Держаться отдельно от всех. Почти изгои. С одноклассниками  в постоянных огрызаниях. Любая фраза - начало конфликта. Между тем, девочки не производят ощущение последних в классе. Однако, кроме одноклассников ими не довольны учителя. Ощущение, что все сговорились, или же, образно говоря, Ларцева и Уголева портят стадо…Я не буду делать поспешных выводов.

-Хорошо, время у тебя есть. Я обещал тебе встречу? Сегодня в шесть вечера, кафе "Центральное". - объявил Иваныч.- Будет висеть табличка "ПЕРЕУЧЕТ".

Вечером человек в штатском ждал меня на улице у кафе, как и говорил Иванович.

-Я, капитан Андрей Валерьевич Воронцов. - человек в штатском протянул руку. - Я из Главка. Следственный отдел.

-Николай Георгиевич. Учитель старших классов. Преподаю биологию и замещаю временно классного руководителя десятого "А" класса.

Мы приветствовали друг друга рукопожатием. Воронцов кивнул на закрытую дверь заведения.

-Вам также сказали приходить, когда на дверях табличка "Переучет"?

Улыбнувшись в ответ, я потянул дверь за ручку  на себя. Она оказалась незапертой. Зал "Центрального" пустовал. Свет горел только над прилавком и за ближайшим к нему столиком. За прилавком стояла молодая женщина в белом переднике и чепчике - классический вид представительницы  советского общепита.

На появление поздних визитеров женщина никак не отреагировала. Похоже, она смотрела телевизор. Голубоватое свечение чуть освещало лицо женщины, а звуки музыкальных заставок и голоса из него не оставляли сомнений, что сейчас показывают новости.

По центру столика, ближайшего к витринам-холодильникам, стоял скромный шарообразный светильник, стилизованный под вафельный рожок с шариком мороженого. В былые времена умели создавать простые вещи и предметы, создававшие особую атмосферу.

-Похоже нас ждали.- высказал свое мнение Воронцов.

-Почему Вы так решили?

Когда мы сели за стол, Воронцов придвинулся ко мне, и снова спросил:

-Как Вам этот райский уголок? - и видя по мне еще растерянность, добавил: - в пустой зал кафе, где столиков масса, мы сели именно за тот, где был включен светильник. Это своеобразный тест. В паре человек один будет обязательно ведущий. В данном случае я. Думаю, Вы бы сели за другой столик. Так ведь?

-Пожалуй, да…- растерянно согласился я.- Почему?

-Потому что это болезни детства советского человека. В нас ее не до конца вылечили. В данном случае - "Праздник не для нас". С какой стати, только для нас откроют кафе и приготовят столик, чтобы мы хотя бы сели за него? Чем мы заслужили? И таких хронических болезней множество. Вот, к примеру. Школу закончил - в институт, иначе на завод гайки крутить. А что плохого в том, что ты станешь мастером?

-И… что все это значит? - я окончательно запутался в рассуждениях Воронцова.

-Георгиевич! За нами следят. И именно за этим столиком очень хорошо нас видно через окна. И там, за Вашей спиной, на противоположной стороне улицы стоит машина. Классика жанра. Вишневая девятка.

-На такой меня встречали! - меня от догадки передернуло.

-Позвал Иваныч, а пасут люди Сома. Значит, Сом и Иваныч работают в паре. Это уже однозначно. Следовательно, устанавливать справедливость в отношении пострадавшей Ларцевой напрасная трата времени и сил. Нам с вами определена какая-то другая роль.

-Люди Сома? Ларцева - пострадавшая…

- Мы оба здесь, благодаря одному очень большому человеку… Скажите мне, Георгиевич, Вас лично связывает с ним что-нибудь?

-Мой отец. Можно сказать, они сослуживцы. -ответил я, чувствуя нарастающую жажду.  Мои нервы все-таки сдавали, и от этого хотелось пить.

-Что-то серьезное? - нетерпеливо спросил я.

-Не волнуйтесь, я  не за Вами, а за Вашей помощью. Как раз тот редкий случай.

Воронцов был явно чем-то озадачен.

-Надо же! Чем моя скромная персона может помочь такой организации? - попытался я пошутить.

-Про нашу организацию - это Вы громко… Спасибо, но мы переживаем не лучшие времена. В вашем случае нет никаких, даже теоретических рисков. Просто собирайте информацию о конкретных детях. Мне она крайне нужна, и возможно, мы с вами в одной лодке.

-Не слишком ли беспечно мы говорим о таких делах? - спросил я.- Здесь есть все же люди… - взглядом я указал на прилавок позади Воронцова, однако молодая женщина в белом переднике и чепчике куда-то подевалась. Телевизор продолжал работать, а женщины не было.

-О них не думайте. Коля, к черту официоз. Ты же не местный? Ка ты сюда попал? Как приехал? Ничего странного не замечал?

Что за вопрос? Проверка? Или действительно капитан сам смущен происходящим в этом городе…Странностей хватало. И, видимо, Воронцов был прав.

Я  кивнул головой.

-За мной приезжал человек. Он был со шрамом на лице. Так и представился.  Шрам. Сказал, что так его зовут друзья.Он меня встретил на вокзале. С ним были еще люди. Одна из машин была вишневой девяткой. На машинах мы петляли по проселочным дорогам, пока не въехали в Ольговск, причем неожиданно. Это было с другого конца города. Ощущение, что проход какой-то был.

-Ты бы смог дорогу обратно показать?

-Да, я хорошо запомнил дорогу.

-Ты в курсе, кто тебя встречал?

-Они представились частной охраной холдинга "Радуга".

-Коля, ты историей интересуешься? Тебя встречали истинные ронины нашего времени. Это бандиты из разных группировок, потерявшие своих хозяев. Эти доблестные самураи работают на Сома. А вот тут ирония.

По выражению Воронцова я догадался, как выгляжу сейчас со стороны.

-Иваныч…

-Погоди с Иванычем…Речь о нас. Какой смысл нас с тобой сводить здесь, да еще в таком антураже? Рассказывай, Коля, рассказывай, пока у нас с тобой есть время подумать.

-Я не мог нигде устроиться. Был один неприятный случай в Киеве, когда в универе учился. Из-за него ни одна школа меня брать не хотела. Отец мне рекомендовал встретиться с Иванычем здесь, в Ольговске.

-У меня в общем, похожая ситуация. И то же стараниями отца я здесь. У Иваныча столько друзей! Забавно, правда? Вот на этой школе и конкретно, твоем десятом "А", мы сходимся. Что известно тебе?

-Известно, что в моем классе два трудных подростка, и я имел уже счастье с ними познакомиться.

-Это тебе сказали, что они трудные. Все далеко не так, как кажется. Наверное, тебе рассказали историю, как Ларцева обвинила физрука в домогательстве.

-Нет…Намекали, что в классе есть ситуация…

-Была ещё одна девочка, Кудимова Алена. Она пропала. Здесь. И никто не ищет. Меня сюда привел ее дневник и еще одно неизвестное тебе обстоятельство.

-Твинпикс? - снова попытался я пошутить, но по выражению лица Воронцова понял, что я шутя попал в цель посерьезнее, нежели снять напряжение.

-Так вот, о нашем Твинпексе. Лично я занимаюсь организованной преступностью. Но моя работа отличается от работы сотрудников обычного Следственного отдела. Отличие, скажем так, в более научном подходе. Ну, это как вот Вы, люди ученые,со своим образованием рассчитывали на работу в научно-исследовательской лаборатории, а приходится лесником работать.

-Я Вас понимаю… - ответил я немного растерянно от услышанного.

-Согласен, что не совсем корректно, но простите уж меня. Так вот, в разработке центрального управления ОГП имени Сома, надеюсь слышали о таком. В Ольговске его знают все. Немного не мало отец города. -

-Джабба Хат? - сыронизировал я.

Воронцов не знал, почему я так сказал, но видимо я попал в цель, и от этого мне стало жутковато, памятуя встречу в поезде.

-У него есть своя команда, но у людей его команды есть родственники, друзья, знакомые. Молодняк подтягивается за серьезными мужиками, родственнички наглеют, кичатся связями с блатные миром. Некий Павлюк, учитель физкультуры, бывший спортсмен, пытался по непроверенным данным склонить к интимным отношениям ученицу старших классов. Его сын учится как раз в одном классе с этой девочкой. Но не это интересует меня. Павлюк дружит с Купчиком, дядя которого состоит как раз в ОГП Сома. Но и это не важно для меня. После заявления школьницы о домогательствах, через три дня, прямо в рабочее время на школьной автостоянке сгорела машина Павлюка старшего, еще через три дня на той же стоянке сгорает машина директора школы. Возникает вопрос…

-Месть за школьницу? - продолжил я.

-А директор? Как вообще отреагировало руководство школы на обвинения в адрес Купчика? Он продолжает работать, школьницу эту родители под давлением руководства школы отводят к гинекологу и устанавливают факт потери девственности, но травм и следов насилия нет.

-На этом можно было бы поставить точку, но сгорел автомобиль врача, проводившего осмотр. - сыронизировал я, но Андрей не улыбнулся.

-Вы почти правы. Только все гораздо сложнее. Такие ситуации не проходят мимо органов и девочку  перед экспертизой допрашивала инспектор. Так вот, ее машина и сгорела, прямо на стоянке служебного транспорта. Во всех трёх случаях причиной возгорания являлась неисправность проводки. С этого момента мы и взяли дело в свои руки.

-Вас есть какие-то предположения? Я думаю, возгорание машин далеко не совпадение.

-И мы так думаем. Для нас важно, чтобы Вы вошли в доверие вот к этой самой девочке.

Андрей достал фотокарточку и протянул мне.

-Ира Ларцева. - капитан достал еще одну фотографию и пояснил, - А вот эта девочка, Катя Уголева, ее подруга.

Ларцева на фото прикрывая обнаженную грудь демонстрировала свое тело, которое полностью покрывала клинопись.

-Я не знал ничего об этом… - выдавил из себя я, немного прейдя в чувства. - Что это такое и кто мог такое сделать ?

-Явно не учитель физкультуры. Ее тело покрыли выдержками из закона царя Хамурапи. Надписи были сделаны шариковой ручкой. Следовательно, их нанесли на тело, зная о предстоящем осмотре. Это послание из трех статей. Имущество, насилие и религиозные отношения.

-Почему Иваныч ничего не рассказал мне? Друг семьи все-таки…

-А табачок -врозь. Коля, ты единственный, с кем бы я хотел общаться по-товарищески. Мне нужен живой человек. Вот теперь, Коля, давай подумаем, какого черта здесь происходит, и почему нас с тобой кинули под танк..

В тишине кафе, нарушаемой только нашими разговорами, звук чашки поставленной на прилавок прозвучал очень четко и внезапно до легкой дрожи.

-На живца ловят…Не оборачивайтесь. Я вам не враг. Хотя и другом назваться не могу.

Мы еле удержались, чтобы не обернуться на голос. Андрей сидел к незнакомцу спиной. Но и я не видел человека из-за резкого перепада света и тени, который получался из-за плафона над прилавком.

-Иваныч хотел вас свести вместе, - продолжил Воронцов, - чтобы каждый из вас не делал глупостей по отдельности. Будет лучше, если вы, как люди пришлые, и чего греха таить,чуждые, начнете совместную работу, и в нужном ему направлении. А я, глядишь, клюну.

-Простите,  а вы кто? -  Пошел в атаку Воронцов.

-Председатель клуба любителей кофе этого города. - ответил человек в тени. - Не представляться для джентльмена дурной тон, но обстоятельства вынуждают меня прибегнуть к следующей хитрости. Статья номер один на теле Ларцевой связана со мной. В какой-то мере я восстанавливаю древний закон.

Лица человека не было видно, но я и Андрей понимали, что в словах незнакомца присутствуют нотки иронии.

И человек улыбался.

Мы это так же чувствовали.

В зал вошла работница кафе. Молодая, с пышными формами, но заметно фигурная. О таких говорят, кровь с молоком. В руках она несла поднос с чашечками и туркой, из которой вперед ее шел дивный аромат.

-От меня вам небольшое угощение. Такой кофе вам не сварят в Одессе или Львове.

Воронцов взглянул на наручные часы.

-Воланд обычно к полуночи прибывает…Но Вы пришли раньше, значит, пользуясь случаем, осмелюсь спросить. Горят с недавних пор здесь машины. А еще и письмена появляются на телах детей, но Вы , видимо в курсе больше нашего. И дело обстоит так, словно колобок. Как ни крути…

Человек в тени засмеялся.

-Так вам чего надо?

-Надо бы ниточку…

-Здесь так не выйдет. Нужна ниточка -тяни. А можно и рубить. Мой совет: руби колобка. Но руби осторожно. Последовательно, не упуская ни одной изюминки. И только в конце сможешь найти искомое. Теперь внимательно слушайте. Вы раскрываете преступление раньше, чем оно сбудется, однако оно неотвратимо.Вы не сможете его остановить.Но все же, дойдя до конца, вы поймете цель и мотивацию. Важно понять, что увидев всю цепочку событий и учтя ответвление  этапов, спасете свои души.

-Простите, - прервал я человека в тени. - Что здесь вообще происходит? Иваныч друг моего отца, узнав о моих проблемах с трудоустройством, пригласил меня в Ольговск, а теперь я узнаю, что мои ученики являются участниками криминального дела…

-Коля, - обратился ко мне человек в тени,  - У Андрея Воронцова подобная история.

-Каков Ваш интерес? - спросил неожиданно Воронцов. -И, раз Вы уже осведомлены не только о местных, но и о нас, хотелось бы познакомиться ближе. Думаю, у нас есть общие интересы. Вы же знаете мой статус?

-О Вас, Андрей, знает каждая собака в городе. Все стороны, участники того самого дела, о котором я говорил уже, ждут ваших действий. Моя цель - вывести из этого дела как можно больше людей, если уж не невинных, то по крайней мере, таковых, чья вина косвенна или является всего лишь результатом причинно-следственных связей. Большего сказать пока не могу в силу вашей неподготовленности.

-Уважаемый, да Вы просто Ной Библейский! - пошутил Воронцов. - Чем мы с Николаем заслужили такого внимания?

-К сожалению, этот Ковчег идет на дно со всей командой. На роль Ноя вряд ли сгожусь.

-Вы появились на встрече, которую организовал Иваныч. -не отступал Воронцов, - Но я, так понимаю, Вы лично не представляете его интересы.

-Я перехватил вашу встречу. - улыбнулся человек в тени.

-Что Вы нам посоветуете?  Вы же не просто так поговорить пришли?

-Вы правильно все понимаете, Андрей. Вы лично для себя должны понять, что здесь происходит. Каждый из вас должен разобраться на своем уровне. Это важно сейчас. Представьте себе, что каждый из Вас выполняет миссию Фродо. Маленький человек хранит кольцо, чтобы бросить в жерло Мордора. А вокруг реки крови. Рушатся царства и гибнут воины в беспощадных битвах. Так творится история.
А конкретно, локальный апокалипсис под названием Ольговск.

Пока я и Воронцов переваривали услышанное, человек в тени сделал паузу, улыбнулся и очень тепло произнес:

-И пожалуйста, отведайте моего кофе. Оно остынет и потеряет утонченные оттенки вкуса. У вас всего несколько минут, чтобы ощутить несравнимые ни с чем переживания. Согласитесь, выпить чашечку изумительного кофе накануне конца света весьма обнадеживающее.

-А мы Вам можем верить?

-Вопрос в желании, а не в возможности.

Я решился и сделал глоток. Сразу я ничего не ощутил. Знакомый кофейный аромат и послевкусие…

Воронцов так же сделал глоток…

Мы оба уставились друг на друга, переживая букет впечатлений от раскрывающегося вкуса.

-Господи,.... Что это за вкус….- произнес Воронцов, и поспешил сделать новый глоток.

-Это что-то запредельное… невозможное… - я не мог выразить свое восхищение. - Что за сорт?

-А вы, господа, гурманы? - спросил человек в тени.

Воронцов покивал головой.

-Сорт вряд ли угадаю. Обычно, по аромату подбираю. Особых предпочтений нет…

-А Вы, Николай?

-Обычно я беру не жаренный. Дело долгое и кропотливое, но оно того стоит. Сразу много жарить нельзя. Если в пачке целый килограмм, то можно не надеяться на чудо. Жареные зерна сохраняют свои свойства от семи до двенадцати часов. К тому же неаккуратная прожарка может погубить результат ферментации.

-Браво, Николай! Думаю, мне с Вами стоит встретиться при других обстоятельствах. Что ж, господа, вынужден вас покинуть, а так бы с удовольствием провел вечер в нормальной мужской компании. Сегодня это большая редкость и даже роскошь.

-А как насчет коньяка? - спросил Воронцов. - Мне показалось, Вы про меня забыли…

-Что Вы, Андрей. Мы с Вами встретимся. Но как и где -зависит от Вас. Я лично был бы рад встрече за бокалом коньяка.

Человек сделал шаг назад и исчез в темноте за витринами-холодильниками  кафе.

-Ушел? - спросил Андрей.

-Ушел. - ответил я, и не имея сил сопротивляться соблазну, снова пригубил кофе. - И что теперь?

-Ты, Коля, главное, не суетись. Делай свое дело. Если что узнаешь - мне сообщай. Только вот, я думаю по телефону тут не стоит общаться. Есть на примете у меня одно место. Сам я там еще не был. Но…говорят, заброшенная площадка ГИПРОГРАДа. Это если что важное. А так…я тебя сам найду …

Воронцов спешил. Он явно хотел узнать личность незнакомца, поэтому попрощавшись со мной, последовал за прилавок, в темноту.

Орхидея

Анну Сергеевну я посетил днями позже  после педсовета и застал её за обычным занятием - проверкой тетрадей. Она не совсем ушла в отпуск. Но мне было знакомо такое поведение. Всю жизнь в школе.

Она не обрадовалась моему появлению: я поздоровался, но она ничего не ответила. Когда я сел напротив, то смог ее рассмотреть ближе, пытаясь по лицу, движению пальцев рук и глаз определить не только ее настроение, но и характер.

Она о чем-то думала и собиралась с силами. Но это не касалось тетрадей.

Она готовилась что-то сказать мне.

Анна Сергеевна протянула мне две тетрадки. По движению руки, протягивающей мне тетради, я определил, что она разыгрывает сценку возмущенного преподавателя.

-Вот, полюбуйтесь!

На обложке я прочитал фамилии. Одна тетрадь Ларцевой. Другая - Уголёвой.

-Задала тему по Евгению Онегину. Они должны были выразить свою точку зрения о сёстрах. А что эти написали? Полюбуйтесь! Это же смешно! И страшно! Я в школе не первый год, но такого маразма не встречала! Уголёва пишет, что на самом деле любовь была между Ольгой и Татьяной, а Онегин и Ленский раскололи её, появившись в жизни девушек. Свой вывод она подтверждает тем, что на письма Онегина, Татьяна долго не отвечала, а после, по приезду, встретила его холодно. Татьяна отогнала Онегина от себя, смирившись со своей участью. Для неё лучше отдать себя нелюбимому, чем придать любовь к сестре любовью к Онегину.

-Я так понимаю, что Татьяна, по мнению Уголевой, к своей сестре питает любовь, и для нее любовь не может разделяться на любовь к мужчине,  и чувство любви семейное. Тут целый взгляд по-новому.

Анна Сергеевна удивилась моему рассуждению, но ее удивление было ей приятным.

-А Ларцева? - спросил я, открывая тетрадь Иры.

-Ларцева ещё лучше. Если у Уголёвой работа написана без ошибок, то у Ларцевой -  грубо. Она пишет, что Ольга специально подтолкнула Ленского к дуэли с Онегиным. У сестёр, как считает Ларцева, не было выбора. Они не могли дальше продолжать свои отношения, поскольку существовала угроза раскрытия, а это - позор.

-И Вы находите эти сочинения неполноценными?

-Да, я нахожу эти сочинения неполноценными! В рамках школьной программы.  Это издевательство над классикой!

-Помяните мое слово. Такие интерпретации в скором времени будут срывать овации. А вот почему такая интерпретация -это повод задуматься. Что с детьми происходит? Расскажите.

Анна Сергеевна устало сняла очки, помассировала лицо.

-Не знаю, что и сказать. Наверное, переходной возраст. На Ларцеву это сильно давит. Давит от того, что она из не совсем обеспеченной семьи. Знаете, есть такие семьи, где родители, скажем так, не могут выполнить свой родительский долг. И дело не в том, наркоманы они или пьяницы. Просто, не заняли своё место в жизни. А дети сейчас любят хорошо отдохнуть, хорошо одеться, нужны деньги... В общем, так вот... Не знаю, как они смогли сдружиться? Что они нашли друг в друге?

-Хорошо, а что же с Уголёвой? Что, та же история?

-Нет. Уголёва из хорошей семьи. Хорошо учится. Воспитанной всегда была. Тактичной. Ведут её на медаль. Но, то ли загордилась, то ли... я не знаю...

-Я не думаю, что они уж такие проблемные. Мне вот, показалось, что проблем у меня будет больше с Павлюком и Купчиком.

Анна Сергеевна отвела взгляд от меня. Уставилась в окно и небрежно ответила:

-Они - мальчишки. Хулиганство, желание быть похожими на взрослых. Это всё пройдёт. Перерастут...

-Я, Анна Сергеевна, не зря сказал о своем отношении к сочинениям. Да, с точки зрения установленной программ образования - полный бред. Но с точки зрения детской и подростковой психологии это крик о помощи. Это послание в бутылке. Вы не видите за темно-зеленым стеклом записки для нас всех? Ларцева - жертва сексуального домогательства со стороны преподавателя.

Анна Сергеевна поднялась, прошла к двери и закрыла ее. Неспешно и уверенно подошла ко мне. Почти в плотную. Мы оба смотрели друг на друга.

-Не отводишь взгляд…

-Жду…

Вот игра и закончилась.

-Чего?

-Кто Вы, Анна Сергеевна?

-Я просто Аня. Давай так. Про бутылку ты вовремя сказал. Коля, скажу честно. Знать будем ты и я. Сначала скажи: что ты здесь забыл?

-Меня прислали. Хоть какое-то место. Отец просил Зимина помочь.

-И всего? Только помочь?

Мы снова долго смотрели друг на друга. Работа в школе добавила женщине не мало морщин, но даже так - нельзя было не отметить, что ее лицо до сих пор оставалось красивым.

-Тут человек из Управы. Они не могут подойти к девчонкам. Вот решили через меня узнать, что происходит. Заявление было, дело заведено…

-А сам, что думаешь?

Отвечать прямо было не в моих интересах. Нужно было держать свои позиции.

-Машины горели, а потом, послание на аккадском, три статьи из кодекса Хаммурапи. Ты в курсе?

Анна кивнула головой.

-В курсе. Девочек кто-то пытается защищать…Так это выглядит..

-А Кудимова? - задал я вопрос.

Анна Сергеевна помрачнела, словно ее пропажа девочки касалась лично.

-Я до сих пор понять не могу душой, за что эту кроху так по жизни истязали…Но разумом понимаю. Семья у нее не благополучная. Однако с трех лет мать ее отдала в спецшколу. Это заведение находится в городе. После отделения Украины вышло из ведомства Министерства Образования. Раньше в этой школе учились особенные дети, будущие гении. Цель ее создания - выявление особо одарённых детей с последующим развитием их способностей. Они должны были стать в будущем научной элитой города. Это официально.

-А не официально?

-Ты вообще в курсе, что за город такой Ольговск?

-Сейчас догадываюсь, что это какой-то наукоград. -ответил я.

-И не только. Как нибудь потом, сейчас не время. Пока скажу так: детей отбирали в спецзаведение с трех лет, чтобы выявить полезные свойства. В этом нет ничего удивительного. К примеру, в гимнастику кого попало не возьмут, у детей, в основном, девочек, должна быть природная гибкость.

-А в Ольговске кого отбирали?

-Отбирали детей, которые обладали весьма странными способностями. Кудимова не просто рисовала хорошо. Раньше своих сверстников она могла создавать эскизы с перспективой. Это уникальное свойство, так как до семи лет дети рисуют двумерные картинки без масштаба, обьема и перспективы. Но не это даже было главным ее свойством. Кудимова могла разговаривать рисунком, передавая понятия пространства, времени и эмоции. Она должна была стать в будущем криптографом.

Но после выхода Украины из состава СССР спецшкола стала коммерческим заведением. Я не знаю, откуда мать Кудимовой достала деньги, но до семи лет Алена училась там, и ее доучивали еще по старой программе. Только ее. Потом мать ее перевела в нашу школу, и девочка сразу стала показывать впечатляющие результаты. Уже к классу шестому она опустилась до уровня обычных учеников. Но, способности к рисованию у нее не угасли. Между тем, она все больше замыкалась в себе. Порой, рисовала в своем дневнике прямо на уроках.

-С Ларцевой и Уголевой она дружила?

-Они общались, но особых отношений я не увидела между ними. К тому же на кануне пропажи Кудиновой, Ларцева и Уголева еще не чудили, были почти обычными девчонками, как и остальные.

-Почти…Что это значит?

Анна Сергеевна села на ближайший стул.

-Все втроем девочки посещали спецшколу.

-Выходит, и из них хотели сделать будущую элиту города?

-Да.

-У них были так же способности?

-Девочки весьма способные, но их тяжело обучать. Они требуют к себе индивидуальный подход. Но теперь уже поздно. Момент упущен.

-Анна Сергеевна, Вы знаете, к чему готовили их?

Анна Сергеевна ощутимо долго молчала. Собиралась с силами.

-Сиамиты. Это когда два разных человека обладают необъяснимой связью, от чего их свойства усиливаются.Парные специалисты, способные контролировать целые коллективы. Даже без подготовки и специального обучения, они могли не просто повести за собой людей. Но если их не контролировать…Даже взрослые попадают под их влияние. Тогда они рушат все вокруг себя.

-Они в школе с какого класса?

-Как и Кудимова, с первого.

-Эта спецшкола…Почему они из нее ушли?

-Точно не знаю. Спецшкола вышла из подчинения министерства образования. Может быть,  в ней поменялась программа. Теперь это элитарный колледж, где учатся дети городской элиты. Но это уже не та элита.

-Выходит, их просто выгнали?

-Да, можно и так сказать. К тому же было одно обстоятельство. Оно в пользу твоего предположения.

Я сел напротив придвинул стул ближе к Анне.

-Это обстоятельство зовут Афанасий Петрович Старов. До аварии на площадке ГИПРОГРАДа он патронировал спецшколу. Тогда от взрыва и пожара на объекте пропало двое научных сотрудников. Старова нашли, но он был очень плох. Весь обгорелый какой-то был. Его отправили на лечение, но он больше не вернулся. Естественно, спецшкола без него пришла в упадок и ее реорганизовали в колледж, как раз, когда Союз развалился.

-Они… были дети Индиго? - вопрос у меня вырвался сам, я не сдержался к своему стыду.

-Нынче модно так говорить. - Анна Сергеевна грустно улыбнулась, - Я не сторонник этой теории. Но, что не буду отрицать, их готовили, как команду.

-Отряд юных космонавтов?

-Нет.  Как команду Судного Дня.

-Не понял..

-Ольговск - это проект Ковчег Апокалипсиса. В случае атомной войны, они должны были сохраниться, а затем выйти на поверхность и возродить цивилизацию.

-Должны были быть еще дети…

-Да. И они есть в этом же классе. Купчик и его друзья - это силовой блок. Те, кто должен был охранять Кудимову, Ларцеву, Уголеву…И подобных детей.

-У них же конфликт с ними…- опешил я.

-В этом и трагедия. Вместо людей будущего, мы получили весьма способных и агрессивных детей, разрушающих все вокруг себя. Проект Ковчега пожирает сам себя.

-Как относиться к истории с физруком? Это правда, или все таки девочки затеяли свою игру? Может быть такая форма подросткового протеста, умноженная на их неокультурные способности?

-Я думаю, что последнее -нет. Мальчишки из спецшколы -доминанты. Но, как ты сказал, очень точно, не окультуренные, в первую очередь стремятся инстинктивно подавить тех, кто может с ними сравниться. Не исключаю, что физрук домогался Ларцеву. Многие тут живут слишком вольготно, чувствуя свою безнаказанность. В любом случае, правду могут знать девочки. Но эту правду они скажут тому, кому будут доверять больше всего.

Мы некоторое время напряженно молчали. Тишину нарушила Анна Сергеевна.

-Ты сказал про детей Индиго…

-Глупость…Вырвалось…

-Нет. Ты озвучил педагогическую проблему, которая родилась не сегодня. На много раньше, и спецшкола Ольговска - это попытка проблему решить. Макаренко в свое время организовал коммуну из тяжелых подростков. Дети гражданской войны. Считай, дети Апокалипсиса, как и наши. Но тогда социальные науки и психотипы только развивались. На данный момент у нас под педагогикой и социологией заложена бомба. И с каждым годом все труднее натягивать заплатки на дырявый кафтан.

-В чем проблема?

-Дети не рождаются одинаковыми. Это первое. А второе страшнее всего.

Анна не решалась сказать. Видимо, она была права.

-Так что же это?

-Коля, - произнесла она вдруг как-то по-доброму и заботливо, - а ты представь, что эта неодинаковость не только заложенная заранее роль в обществе, которую, естественно государственная машина ломает полностью, перекраивает человека, доставляя ему на всю жизнь страдания…А еще и место в обществе с учетом послужного списка, я иронизирую, прошлых жизней?

-Реинкарнация…Ты веришь?

-Я здесь увидела больше, чем могла себе представить. Но беда в том, что в этом месте, в Ольговске, кто-то в это не просто верит, а использует в своих корыстных целях….

Я нервно усмехнулся.

-Они все из спецшколы.

-Кто, они?

-Весь преподавательский состав…Хорошо учить детей, как щенят. Хорошо натаскивать и дрессировать…А если, представь, мои слова правда…Что тогда?

-А ты не из спецшколы?

-Нет…Им человека не хватало. Ни кто из них не хотел на место классного руководителя. Я с самого начала почуяла неладное, и вот уже пятнадцать лет с этим живу.

–Я пока плохо представляю масштаб трагедии…

-Коля… Мир реальный…Он другой…И именно здесь в Ольговске я это поняла очень хорошо.Коля…береги девчонок…

Камера

Я не хотел стучать в закрытые двери. Я знал: за дверями лежит страшная тайна. Мне нужно было получить к ней доступ. Последнее, что у меня оставалось - поговорить с самими девчонками. Если у меня не выйдет наладить с ними контакт - можно говорить, что как учитель я не состоялся, и до конца своей трудовой деятельности останусь рядовым преподавателем, который как попка - дурак, из в года в год читает одну и туже программу, теша себя мыслью, что он даёт детям дорогу в жизнь.

Отец учил меня: если ты чувствуешь, что имеешь что-то сказать человеку, скажи это ему сразу и не назначай время. Тогда он улыбнулся и погладил рукой по голове: если бы я в своей жизни не поступил так по отношению к твоей матери, вряд ли бы мне сейчас пришлось бы гладить тебя и радоваться твоим успехам.

За советом я отправился к Иванычу. Лишний раз беспокоить старика, а тем более, старого друга моего покойного отца желания у меня не было, однако он являлся единственным человеком, кто мог мне дать совет.

Только вот разговор с Воронцовым в кафе меня вынуждал быть осторожным.

Мы встретились в парке, под навесом, где иногда собирались пенсионеры поиграть в шахматы и домино. В погожие дни Иваныч любил там проводить время. Он сам в этом признался, назначая встречу

-Я могу только догадываться о том, что произошло у твоих учениц с одноклассниками, но я уже сейчас могу сказать тебе чего стоит ждать. Девочки держутся друг за друга. Говорить можно по этому поводу много и долго, но я тебе покажу лишь один эпизод из жизни твоего отца.

Он достал из внутреннего кармана пиджака ветхий листок бумаги со следами грязи и сажи, сложенный треугольником фронтового письма.

-Он мне писал иногда с фронта. В письмах другу многое не скажешь и мыслью по древу не растечешся, однако об этом эпизоде он не мог умолчать.

Я аккуратно развернул письмо и мои глаза сразу поймали абзац, выделенный красным карандашом.

"Мы вошли в камеру. Ни что не поразило больше, чем тела задушенных людей, которые в последний миг жизни искали выхода друг в друге. Обнажённые тела сплелись в невозможных позах, стремясь проникнуть друг в друга, стать единым целым. Такие разные при жизни, такие непохожие друг на друга, в последний миг жизни они стали единым целым."

Дождавшись, когда я прочту фрагмент письма, Иваныч ближе придвинулся ко мне, словно желал сообщить некую тайну.

-Как психолог, могу тебя заверить, что подросткам свойственно создавать свою реальность. Она выступает неким амортизатором после разрушенных замков, исчезнувших драконов и волшебников. В подростковом возрасте они готовы даже отрицать свою семью. Еще десять лет назад мы умели хоть как-то предложить им замену, увлечь, но сегодня мы проиграли окончательно. Если хочешь их спасти, девчонок своих, постарайся понять их внутренний мир.

Определенно я чувствовал несостыковку. Разговор с Воронцовым и Орхидеей меня вынуждал смотреть на Иваныча совсем под другим углом.

Какова цель моего присутствия?

Я вспоминал про себя слова отца целый урок, как мантру. И как только прозвенел звонок, громко объявил:

-Все свободны. Ларцева и Уголёва - задержитесь. У меня есть к вам одно предложение.

Девчонки, желавшие сорваться тут же по звонку, остановились, недоуменно поглядывая в мою сторону.

-О, соски, вы попали на конкретный базар! Вы достали зоофила. - заметил Павлюк, проходя мимо них, но я услышал его слова.

Вот так. Теперь я знал, какая у меня будет кличка. Странная логика - учителя по анатомии назвать зоофилом. Однозначно, в этой кличке был подтескт, который Павлюк не понимал сам.

Он косо посмотрел на меня, и я ему дал понять взглядом, что его слова дошли до меня. Павлюк надменно усмехнулся, нагнул голову и покинул класс.

Дождавшись, когда класс опустел, я закрыл дверь на ключ и обернулся к своим ученицам. По их поведению я понял, что смутил их.

Вот ключ. - я положил его перед ними, - Вы можете его взять прямо сейчас и покинуть класс. Я вас не сужу, и никто об этом знать не будет. Но вы можете остаться и выслушать меня. Что вы выбираете?

Девчонки долго молчали, нагнув головы. Первой решилась Ларцева.

Ну ладно...Что вам надо от нас? - Катя встала со стула и демонстративно уселась на стол, закинула ногу на ногу в капроновых телесных колготках, уперлась в стол руками, чуть откинувшись назад. Поза получилась у нее далеко не скромная.

Мне пришлось отвести глаза в сторону, взгляд устремил за окно. Да, морально она была еще ребенок, но на школьной парте ввызывающей позе, в коротенькой юбчонке и полурастегнутой блузке перед мной сидела вполне оформившаяся девушка, об ноги которой уже могло споткнуться мужское внимание.

-Не думаю, что за время, когда я покинул школу и появился здесь, я закостенел и превратился в старого моралиста. Девчонки, мне нужна ваша помощь.

-Помощь? - удивилась Катя, - Какая ещё помощь? Что-то надо сделать?

Тут я допустил неосторожность и на вопрос Кати перевел на миг взгляд на нее. Она ждала моего взгляда и демонстративно, но как бы невзначай развела чуть ноги, словно для удобства сидения на столе.

Мой взгляд снова метнулся в спасительное окно.

-Не буду от вас скрывать, что мне пришлось переговорить по поводу моего первого урока и с директором, и с вашей классной... Вас почему-то, упорно все выставляют большой проблемой. Я хочу понять...

-Мы ничего не желаем! - ответила Ира, - Мы хотим, что бы нас оставили в покое! Все лезут к нам. Но нам никто не нужен! Вы понимаете? Что Вам от нас надо? Вы - не наш классный. Вы только анатомию преподаёте!

Слёзы заблестели у неё на щеках. Катя погладила её по руке, желая успокоить, но Ира вырвалась, схватила ключ и подбежала к двери.

-Ирка, стой! - крикнула Катя и бросилась к ней.

Ключ уже был в гнезде замка. Один оборот. Щелчок ударил меня по ушам. Второй щелчок. Дверь скрипнула, Появился зазор. Ира бежала.

Катя остановила подругу, обняла её бьющееся тело и потянула на себя, закрывая дверь.

-Стой! - тихо произнесла она, - стой. Подожди. Не спеши.

-Да он мне противен! - воскликнула Ира, - Мне все противны! Посмотри на него! Да он же такой пидор, как и все остальные!

-Ты уйдёшь, даже если я останусь?

-Ира обмякла в объятиях Кати. Посмотрела на подругу мокрыми от слез глазами и прошептала:

-Никогда…

-Успокойся, - шептала Катя, и легкий поцелуй её губ коснулся покрасневшей мочки уха Иры, - тише, тише, я здесь. И ты здесь. Поверь.

Увиденное мной поразило до глубины души. Внутри появилось отвратительное ощущение, что я увидел слишком личное и даже интимное в отношениях девчонок.

Отобрав ключ, Катя закрыла дверь и отвела подругу назад в класс.

-Простите её. Она не злая. - взмолилась Катя, блестящими глазами, - она хорошая, только я знаю, какая она хорошая!

Я вдруг поднялся, и подойдя к девчонкам, протянул руку к голове Иры. На мое касание она подняла взгляд, выражавший боль и страх, который я в своей жизни видел только один раз.

-Не делайте нам ничего! - всхлипывая, попросила Ира, - Мы не в чём не виноваты.

Я присел на колено и взял её влажную от слёз руку.

-Я не пойму, чего вы боитесь. Я что-то не так делаю?

-Нет. - ответила Катя, - просто... Мы не знаем, что вам надо от нас...нам понятно, что хотят все они, как мухи на мед...

Я взял и Катину руку.

-Я вот сейчас сижу здесь с вами. Я держу вас за руки. Это как - то опасно? Это вам доставляет боль?

Девчонки утихли и смогли первый раз посмотреть на меня без озлобления.

-Теперь я хочу знать, что происходит.

Ира, потупив взгляд и еле справляясь с дыханием, тихо сказала:

-Мне Павлюк мстит, за то, что я отказываюсь с ним гулять.

Помятуя  разговор с Воронцовым, ответ, однако, привёл меня в полную растерянность.

-Мстит? Я не думаю, что месть за отказ встречаться может быть такой жестокой, что это тебя доводит до состояния...

-Вы не поняли! - воскликнула она, - гулять - не цветочки собирать! - она вскочила и прокричала мне в лицо, - Он меня трахнуть хочет! Трахнуть! Понимаете! Трахнуть! Как в кино! Вот так!

Ира показала этот жест. Она показала его настолько сильно и выразительно, что мне стало снова не по себе. Я все больше проваливался в какую-то ирреальность.

Она рванулась к запертой двери, забыв о ключе. Теперь я её остановил. Успел поймать за руку, развернуть к себе и усадить на стул. Она вырывалась, билась, как испуганная птица, но я её крепко держал, прижимая к стулу за плечи.

-Нет, не делайте этого! Не надо! Прошу Вас! Отпустите меня! - закричала она так, что мои руки невольно разжались...

Я отпрянул. Она тоже, закрывшись рукой. Вовремя подоспела Катя и принялась успокаивать Иру. Катя гладила её, целовала щёки, шептала на ухо...

-Как давно он это делает? - спросил я у Кати.

-Уже несколько месяцев. - ответила Катя, - он преследует её на каждом шагу. Угрожает сказать всем, что она... что она... может дать любому...

-Как же всё это время... - начал я говорить мысли в слух.

-Мы... Решили, что ... - Катя запнулась. - Что мы... Ну Вы понимаете?

-Я ничего не понимаю, девчонки, что делается в вашей школе!

-Нам пришлось придумать, - голос Кати упал и она почти шёпотом, еле различимым из-за всхлипов Иры закончила: - что мы лесбиянки. Теперь, Павлюку встречаться с Ирой - западло!

Меня словно окатили Ушаков холодной воды.

-Вы что, сумасшедшие! А родители? А учителя? Вы им что, ничего не говорили?

-Уже поздно. - ответила Катя, - слишком поздно всё.

-Но почему?

Звонок оборвал наш разговор. Я протянул ключ Кате.

-Идите.

Они поднялись, две сжавшиеся, беспомощные фигурки, сгорбленные, словно на них упал целый мир. Тогда я ещё не понимал, что имела в виду Катя, когда сказала, что уже всё слишком поздно.

На пороге класса Катя обернулась и поймав мой взгляд, произнесла:

-Muliebria...

Этот момент произошел как-то не реально, так, словно это была моя иллюзия, игра уставшего сознания.

-Катя, Ира! - окликнул я их у двери, - Если что-то пойдёт не так - говорите мне. Сразу. Хорошо?

Катя кивнула головой и вывела подругу из класса.

Вопросов появилось больше, чем ответов. Особенно, меня озадачила реакция Иры, когда я пытался её удержать на стуле.... У меня появилось плохое предчувствие и мне стало опять противно.

Пришлось снова и снова прокрутить в голове всё произошедшее за последние дни. Не похоже, что причиной поведения Иры служил Павлюк. Если он... Трудно было думать. Но я заставил себя думать. Если Павлюк совершил над ней насилие, то её реакция на меня отличалась бы от увиденного. И вряд ли бы Павлюк сейчас сидел в классе.

Последнему слову Кати я не придал значения, однако ночью проснулся в холодном поту. Я видел сон. В комнату вошла Катя с распущенными волосами и в начнушке, откровенно короткой, чуть ниже ягодиц. Она села рядом и наклонился ко мне на столько близко, что я ощущал запах ее волос и тела. Девушка смотрела на меня глазами, исполненными желания близости.

-Et clamor meus ad te veniat... Muliebria... - прошептала она.

Из моих глаз полились слезы. Я вскочил в постеле, потом встал на ноги и заходил по комнате в поиске сигарет.

Пара затяжек окончательно вернули меня в сознание. Я потянулся к книжной полке за словарем латыни. С собой привёз. Не думал, что понадобится.

"Et clamor meus ad te veniat. "

Латынь - удивительный язык и сложный, но я смог сделать перевод.

"И вопль мой да придет к Тебе. "

Можно было игнорировать сон, относиться, как к игре сознания, но четкая фраза на латыне не давала мне покоя. Человеческое сознание не может генерировать образы или фразы нигде раннее не встречавшиеся.

Поэтому, на следующий день я по старой памяти набрал номер знакомой по студенческой жизни. Я очень сильно волновался, потому помочь мне мог человек, с которым были связаны весьма неприятные переживания. У меня не было надежды, что она захочет со мной говорить.

Настя долго молчала, когда узнала, что звоню я, а потом сухо спросила:

-Что тебе нужно?

-Я знаю, что ты занимаешься историей древнего мира...

-Глупый подкат с твоей стороны...

-Мне нужно проверить фразу на латыне. Сможешь помочь? Мне нет к кому обратиться...

-Что за фраза? - голос Насти оставался невозмутимым.

-Et clamor meus ad te veniat.

-Чем ты занимаешся? - в голове Насти появились нотки эмоций. Она была удивлена.

-Я учитель анатомии и биологии.

-Интересно ты преподаешь...

-А что собственно удивило?

-Ты по адресу обратился. Это цитата из Римского Ритуала Папы Льва XIII.

-И что это за ритуал?

-Изгнание Сатаны. Обряд экзоцирзма. Классика. Теперь вопросы у меня. Зачем биолога, а тем более, учителя, интересуют такие необычные вещи?

-Хочу научиться из учеников изгонять бесов. - отшутился я.

-Послушай, А если серьезно, зачем все-таки тебе был нужен перевод? Не каждый день мне звонит одногруппник и просит перевести цитату из молитвы изгнания дьявола. Ты сам не увлёкся черной магией?

-У меня подобный вопрос к тебе…

-Не поняла… - растерялась Настя.

-Ты ответила так быстро, словно справочник у тебя в голове…

-Это популярно сейчас. Мне звонят большие люди, владеющие серьезными бизнесами и рассказывают о том, как им не хватает культурного развития. И почему-то вот культура древнего Египта и европейского средневековья крайне важна для полного соответствия образу. А ты, что ищешь ты? Пойми, это важно, так как фраза вырвана из контекста, и может трактоваться как угодно, даже в ритуалах обратного смысла.

-Вот последнее я не понял... Чувствую, это долгий разговор...

-А это зависит от того, почему ты заинтересовался этой фразой и что тебе известно еще...

Другую часть фразы и обстоятельства, при которых я эту фразу услышал, говорить не хотел. На этом наш разговор закончился. Разговор людей, которые молчали о том, что их связывает.

И когда я положил трубку мне стало не по себе. Я действительно звонил Насте по телефону, который был в моей записной книжке. Только вот код города я не набирал, забыл из-за событий последних дней, и особенно ночи.

Тир

В конце недели я получил неожиданное приглашение от "Генерала". За школьным стадионом серым бункером располагался тир. Вдоль его стены большими красными буквами пестрел лозунг: "СПОРТ И ТРУД РЯДОМ ИДУТ!".

В тире, мужской коллектив школы собирался традиционно в пятницу вечером, на так называемые стрельбы.

"Генерал" оформлял развлекательную часть отдыха. Раздавал "воздушки" и развешивал мишени. Завхоз обеспечивал времяпрепровождение дарами Бахуса и закуской. Цель стрельб состояла в способности попасть хоть куда нибудь после оприходованного количества спиртного и длительного "перемалывания костей", начиная от директора до уборщиц, включая и учеников. Попытки меткой стрельбы доставляли собравшимся минуты морального удовлетворения. Атмосфера, царившая на этом "внешкольном мероприятии", была раскрепощенной.

Стрелять начинали после "третьей". Руки переставали дрожать, в членах появлялась бодрость. В таком настроении стрелки превращали мишени в ошмётки, выстреливая в один присест по полной коробке свинцовых пулек.

Не смотря на количество выпитого, я следил за разговорами и искал удобный случай поднять свой вопрос. Долго ждать его не пришлось. Физрук сам мне предоставил его.

-Попробуйте и Вы, Георгиевич. - он протянул мне воздушное ружье, - Мы же тут, в конце концов, не водку собрались пить. Стрелять умеете?

-Давно не стрелял. - ответил я, принял оружие и подошел к бойнице.

После выстрела, "генерал" проверил мишень биноклем. - Девятка! - удивлённо произнёс "генерал", потирая свои жёлтые от табака усы. - Не плохо, но это только одно попадание.

А у Вас есть ещё мишени? - спросил я.

Есть... - растерянно ответил "генерал", - А за чем вам ещё?

Что бы было видно, куда я попал.

Стреляйте, куда пожелает душа! - радушно и щедро предложил "генерал".

Мужчины не поняли моих слов и сосредоточенно стали ожидать результата. Без единой задержки я вставил пульку в "казёнку", вскинул "воздушку" и выстрелил,тут же переломил ствол, не дожидаясь оглашения результатов, снова вставил пульку, вскинул и выстрелил.

Девятка! Восемь! Десять! Десять! - восклицал "генерал", - Палыч! Твою - в десятку! - обернулся он к завхозу, - Михалыч, а твою в девять! О, теперь десять!

Последней мишенью была мишень физрука. Чёрный круг я превратил в сплошную дыру. Отложив винтовку, я обратился к нему:

Извините, Ваша была самая целая.

Физрук пожал плечами.

-Ну что тут сделаешь! А Вы, где стрелять научились? - спросил он. - В армии?

Нет. В армии я не служил. Отец научил стрелять.

Наверное, охотой занимался? - продолжил расспрос "генерал".

Он был хирургом. Военным хирургом. А стрелять меня учил из пистолета.

-И как вам удаётся так стрелять? -любопытствовал "генерал" с уважительным тоном.

Главное - не оружие. Главное - поймать мгновение. - ответил я, - Прицеливаться нельзя.  Вы видите мишень и просто туда стреляете не думая о расстоянии.

-Да, отец, наверное, у вас был отличным воспитателем, раз смог привить Вам такие навыки. - отметил "генерал". - А почему в педагоги пошли? Профессия не ахти, какая перспективная.

Так сложились обстоятельства. - парировал я. - Учитель - это ведь тоже профессия.

Да. - согласился физрук и удручённо продолжил, - Профессия! Только её ни кто не ценит. Даже ученики.

-Что касается учеников. Я никак не могу разобраться в проблеме двоих учениц... Стало мне известно, Михалыч, что ваш сын преследует Иру Ларцеву. Девчонка уже в панике.

Физрук перестал курить, его лицо исказилось гневом.

-Да ты что! - прошипел он на меня, подскочив, - Кто тебе это втемяшил? Эти две малолетние сучки?

-Я Вас попрошу! Они Ваши ученики. - предупредил я. - И мои. И ещё попрошу, ко мне обращаться на "Вы".

Физрук умерил свой пыл, но не угасил его. Вернулся на стул.

-Послушайте, Георгич, Вы человек, только начинающий свою практику. - рука "Генерала" легла мне на плечо, - Вы должны понять, что ни в коем случае нельзя идти на поводу у учеников. У них сейчас переходной возраст. Много фантазии. Сами понимаете: телевидение, книги, журналы, сейчас хорошо могут подпитать их воображение. И как я понимаю, Вас пора ввести в курс дела Ларцевой, чтобы в дальнейшем не допускали ошибки и знали. кому верить, а кому нет.

-Какого ещё дела? - я сделал удивленный вид.

Возможно, - начал "Генерал", - у девочки проблемы с психикой. Переходной возраст всё-таки. Семья у Ларцевой не ахти, какая образцовая. Ларцевой предоставили возможность занять достойное положение. Она отличалась тем, что показывала хорошие результаты по бегу среди девочек. Наш уважаемый Михалыч решил выставить её на соревнования среди школ. Но Ларцева в самый ответственный момент всё бросила и подвела не только учителя физкультуры, но и всю школу. Нам понятны чувства Михалыча. Он возложил много надежд на Ларцеву и не мог ей просто всё спустить с рук. Решил прочитать мораль. А она в отместку начала болтать, что он хотел её изнасиловать. Вы представляете такое себе? Поставьте себя на место Михалыча!

Тело моё отказало. Я стоял и слушал доводы "Генерала". Голова медленно повернулась к физруку. "Какие еще соревнования?" - крутилось у меня на языке.

Она меня опозорила! - вскипел физрук, - Лицом в грязь! И это ребёнок! А что с неё будет, когда она вырастет? За что так? Я вот думаю, что её подговорила Уголёва. Эта ещё тот фрукт! Ничего ей не скажи, замечание не сделай! Сразу - Вы меня унижаете! Вы мне грубите! Вы же преподаватель! Беда, что умная!

-Уголёва - отличница. Её ведут на медаль. - разъяснил "Генерал". - Но девочка видимо зазналась. Характер портится первым. За тем упадёт образование.

-Может, стоит найти вариант? - предложил я.

-А какой вариант? - злобно спросил физрук.

-Попробуйте не обращать на Ларцеву и Уголёву внимание. Они придут к вам на очередной урок, а вы забудьте всё, что происходило с ними и с Вами. Сыну скажите, что бы оставил их в покое. Что бы его друзья держались от них подальше. Не поддерживали никаких отношений. Сделайте паузу.

-Ну да! - возразил физрук, - Почему это к ним будет особое отношение? Я наказываю всех, кто нарушает поведение или не справляется с поставленной задачей. Конечно наказание в педагогических рамках.

В педагогических рамках...

"И как же ты это сделал?" - хотел я вскричать в ответ, но сдержал себя. Притворился.

"Генерал", тем временем постоянно крутился около меня, стараясь всячески подбодрить. Его похлопывания и манерная интонация буквально накаляли меня. Я сдержался и понял, что разговор дальше продолжать не имеет смысла.

Обсерватория

В течении следующей недели я тщательно наблюдал за обстановкой. На удивление, подкалывания и издевательства над девчонками со стороны Купчика и Павлюка прекратились. Ни Ларцева ни Уголёва ко мне не обращались за помощью. На уроке себя вели спокойно, однако всё же скованно и напряжённо. Я старался их не трогать. К доске не вызывал, материал не опрашивал. Я позволил себе расслабится. Думал, что сам того не ведая, накалил обстановку. Перегнул палку.

Неделя пролетела без обострений. Четверг прошёл почти незаметно, так же как и остальные дни. Оставался ещё один день. Пятница.

Отчитав материал, я уже собирался домой. Но перед уходом, уединившись в подсобке, решил подготовить тему на пятницу, что бы дома забыться от всего произошедшего.

В дверь постучали. Стук в дверь был настойчивым и тревожным. Через пару мгновений дверь буквально ломали, но у ломающего не хватало сил пробить преграду. Я подскочил и открыл замок. На пороге - мальчишка. Я его не сразу узнал. Четыре класса - всех не упомнишь. Но лицо было знакомо мне.

-Славик?

Он закивал головой.

Слава Гуляшов. Одноклассник Иры и Кати. Он глотал воздух, силясь сказать то, ради чего так быстро бежал. Но, не справившись с дыханием, потянул меня за руку.

-Там, в обсерватории... Ира... Она пошла туда. - Славик наконец смог найти силы заговорить, - А там - Павлюк. Там Купчик и остальные. Их там - пятеро. Они там... Там Ира...

Обсерватория действительно была когда-то обсерваторией, но потом, со временем, её превратили в склад макулатуры.

-Как Ира пошла в обсерваторию? Катя где? Они всегда вместе!

-Она... Она решила с ним поговорить. Он достал её. Катю выгнали...

Катя пинала ногами дверь изо всех сил. Она давно избивала её. На оцинковке, выкрашенной в зелёный цвет виднелись чёрные пятна от ударов ноги, а выше - вмятины с кровоподтеками от ударов руками.

Вмятины…Для девочки ее лет это было более, чем странно, возможно, я бы смог так бить, но не хрупкая девочка-подросток.

-Что происходит?! - развернул я Катю к себе лицом.

Она подняла окровавленные руки к лицу и вытерла глаза от слёз, размазала кровь и слёзы по щекам.

-Там Ира! Спасите её! - вырвалось из груди девчонки.

-Отойди! - отодвинул я Катю в сторону, и кинулся на дверь.

-В обратную сторону! - крикнул Славик, - Она в обратную сторону открывается!

С первого раза рывок за ручку не принёс желаемого результата. Я собрал силы и вложил их во вторую попытку без остатка. Шурупы вылетели из гнёзд. Ручка осталась у меня в руке. Дети испуганно замерли, таращась на меня.

-Окно! - Вспомнил Славик, - Есть окно! Там решётка, но она не закреплена!

-Показывай!

Славик со всех ног кинулся вокруг постройки.

-Тут! - указал он на заросшее виноградом окно. Окно приходилось мне по грудь.

Я сначала заглянул внутрь сквозь грязное стекло. Тут же погас свет фонаря. Послышался топот ног. Решение требовалось принимать быстро. Я выдернул решётку, ей же разбил стекло, и ввалился в обсерваторию. Приземление было мягким - на стопки списанных книг. В нос ударила затхлая вонь заплесневелой бумаги.

У стены, слева полулежала Ира, вся сжавшаяся в комок. Над ней стоял Павлюк, чуть дальше - растерянный Купчик, не знавший, то ли остаться, то ли бежать. Пацаны выглядели как-то заметно помятыми. Было ощущение, что они друг друга попинали, прежде чем взяться за Ларцеву.

-Это Зоофил! - воскликнул Купчик. - Уходим отсюда!

Главное, вовремя уйти, мелькнуло у меня в сознании. Очень умный парнишка.

Павлюк не сдвинулся с места. Он смотрел на меня. На меня смотрело лицо не моего ученика. Сквозь него проступал звериный оскал молодых клыков. Я понял, что должен их сломать сейчас, пока они не отросли до угрожающих размеров и тогда от них не будет никакой пощады. Никому.

-Слышишь, зоофил, валил бы ты отсюда, пока я ещё добрый к тебе. Это не твой базар, ты не при делах!

Я схватил его за горло. Вцепился в кадык и ощутил, как он судорожно двигается под моими пальцами.

-Отпусти козёл! - прохрипел Павлюк. - Тебе хана!

Пальцы сжались сильней. Глаза Павлюка закатились. Власть в классе принадлежит Купчику, Павлюк его опора. И сейчас я ломаю власть Купчика.

На колени! - тихо произнёс я, но он не желал выполнять моего требования.

Удар под колено поставил его в нужную мне позицию.

-Бей козла! - крикнул Купчик и я принял удар в бок. Тупая боль разлилась по животу, но не настолько сильная, что бы я потерял обладание. Между тем удар для подростка весьма сильный. Отпустив Павлюка, я ответил Купчику.

Сложившись пополам, он упал на свой зад, хватая воздух ртом. С альфа-щенком нужно говорить иначе. Сзади ожил Павлюк и я должен был вернуться к нему: наказание ещё не закончилось. Поймал за волосы и притянул его к ногам Иры.

-Говори: - приказал я, - больше никогда я тебя не буду трогать.

-Да пошёл ты! - огрызнулся Павлюк, - я бате скажу - он тебя уроет!

Лёгкий удар ладошкой по губам и Павлюк заплевался кровью.

-Говори, никогда, тебя не буду трогать, Ира, даю слово пацана!

-Ты чё, меня под ответ берёшь? Что бы я перед этой сукой отвечал? - продолжал огрызаться Павлюк.

-Тебе придётся! Щенок! - пальцы моих рук потянулись к поясу штанов и вытянули ремень.

Павлюк под жгучими ударами ремня засучил ногами, попытался вырваться, но я крепко держал его за шиворот. Боль не позволяла ему оказывать мне сильное сопротивление, и от желания убежать из-под ремня, он невольно затанцевал вприсядку, громко вереща.

Я прервал наказание и опустил руку с ремнём. Неведомая сила заставила меня оглянуться по сторонам. В обсерваторию сквозь дверной проём врывались лучи солнца, словно лучи прожекторов. Они освещали меня и Павлюка, скулившего у моих ног. На входе стояли ученики и онемев от наблюдаемой сцены, огромными глазами, исполненными ужаса, таращились на меня.

Пальцы разжались, и ремень упал на пол. Я вспомнил о Ире. Оттолкнув Павлюка, я бросился к ней. Оторвал Иру от слежавшихся учебников и убрал с её мокрого от слёз лица слипшиеся волосы.

-Ну зачем ты пошла? Зачем? Что они с тобой сделали? - тихо прошептал я, и как шизофреник принялся оттирать её личико от грязи подвала.

-Ничего. Не успели... - почти неслышно ответила Ира разбитыми губами.-спасибо тебе...

Я достал платок и промокнул их. Под пылью и сукровицей, я заметил в свете лучей солнца синеющие следы пальцев на обеих щеках.

-Ублюдки! Это им с рук не сойдёт! Сейчас вызовем милицию, снимут показания...

Ира схватилась за меня, словно боялась упасть, стоя на краю пропасти.

-Не надо милиции! Будет хуже!

Я опешил.

-Почему?

-Не надо милиции! Я прошу Вас! Не надо! Я не хочу всего этого! Я никого не хочу!

Ира своими слабыми девичьими руками трясла меня так, словно пыталась вытрясти из меня мои мысли о милиции и наказании своих обидчиков. Через миг девчонка сорвалась на истерику, и мне ничего не оставалось делать, как вывести её из обсерватории. Я подхватил её на руки, встал и направился к выходу. Ученики медленно расходились передо мною и пытались заглянуть на Иру. Но она прятала своё лицо в моей груди и прижималась так, словно я был ей не учителем, словно я в один миг стал её отцом, в объятиях которого она может чувствовать себя безопасней всего.

И руки…Кожа на костяшках была содранной, кисти - опухшие. Сильные удары непоставленной рукой ведут именно к таким травмам…Откуда такая сила? Неужели она с ними дралась?

Выбравшись на улицу, я столкнулся лицом к лицу с физруком. Павлюк-старший. Он буквально кипел от ярости, но я выдержал его взгляд. За ним стоял Купчик.

-Ты...- заикнулся он, - ты, что себе позволяешь? Ты почему учеников избиваешь? Что за самосуд?

Он был готов кинуться в драку, но сдерживал себя, от чего побагровел и затрясся, сжимая кулаки. Учеников, сбежавшихся на шум было с пару десятков, остальные смотрели через окна.

-А где ты был, троеборец хренов, когда твой сынуля над девчонкой издевался и корешей своих позвал?

-Это не ребёнок! - оскалился физрук, - Это мразь, она меня перед всей школой опозорила!

Школьники зашумели, зашевелились, девичий голос из толпы выкрикнул:

-Сам ты мразь, педрило!

Физрука буквально перекосило и он обернулся к школьникам.

-Кто сказал?

-Ещё слово... - предупредил я, - и поедим снимать побои. У твоего полосы на жопе, а у девчонки синяки на лице и кровоподтеки.Ну, как будем решать?

-Я молчать не буду! - Ира почти крикнула срывающимся от слез голосом.

Около нас возникла завуч, и сразу перешла в атаку.

-Так, что случилось? Что происходит? - в этот момент она мне напомнила потревоженную курицу, -Ларцева, что ты опять натворила? - её рука протянулась к Ире и грубо потянула на себя за плечо.

Странно, я тогда ещё больше прижал Иру к себе и вырвал её из рук завуча, повернувшись боком. Школьники расшумелись еще больше. Со всех сторон слышались версии произошедшего.

-Заткнуться всем! - крикнул я и взглядом обратился к толпе, ища Катю. - Катя! Иди ко мне, сюда! Быстрей!

Катя быстро пробилась ко мне сквозь столбы тел.

-Отведи её в медпункт. - я опустил Иру на ноги, еле разжал тонкие, девичьи пальцы и передал за руки подруге. - И не останавливайтесь! Быстрее!

-Он избил моего сына на глазах всей школы! - Крики физрука были адресованы завучу, - Он давно собирался расправиться с моим сыном! Он неоднократно заявлял об этом, он обвинял моего сына в организации хулиганской банды. Этот человек болен! Гнать его из школы!

-Подождите! - завуч поймала его за руки, - Что произошло с Ларцевой? Почему он её на руках нёс?

-Пацан с девкой подралась, достала она его, слухи распространяла. Вы же помните? Они же вдвоём встречались как-то... А этот идиот прибежал, избил моего сына и Купчика.

Завуч недовольно окинула растерянные лица детей и невозмутимым тоном произнесла, обернувшись к физруку:

-На педсовете разберёмся. Сейчас!

-Ну, собирайте свой педсовет, а я иду к своей ученице! - резко ответил я, оттолкнул завуча и уверенной походкой направился в школу.

Меня вытащили прямо из медкабинета. По мою душу явился сам физрук.

-Давай, пойдём к директору! - он указал на Иру, - И эту тоже тащи с собой! Вставай, слышишь?

-А ну, не ори! - преградил я ему дорогу.

-Пусть не притворяется!

Я обернулся к медсестре:

-После осмотра,  приведите её к директору. Мы будем там. И ничего не бойтесь: рабочее место здесь не то, что бы за него держаться.

В кабинете директора я появился на фразе Павлюка "он бил меня ремнём и заставлял стоять на коленях!".

-Вот, наконец, и Вы. - строгим тоном встретила меня директор. - Что скажите? Нам осталось только Вас услышать.

-Ко мне прибежал, - я запнулся,но быстро вернул самообладание,-я не видел, кто говорил,ученики за дверью обсуждали, что там происходит в обсерватории. Когда пришел туда,увидел,что Уголёва стучала в дверь. Она сказала, что Павлюк и его компания держат там Ларцеву.

-Мы хотели поговорить без свидетелей. - тут же оправдался Павлюк.

-Ах, какие мы взрослые! У нас уже дела такие важные, что мы одноклассниц затягиваем всей бандой в тёмный угол?! - гаркнул я на Павлюка.

-Нина Яковлевна! - обратился физрук к директору, - скажите Вы ему, чтобы он воздержался, а не то я за себя не ручаюсь. Он моего сына унижает!

-Унижаю? Вам сказать, что я на складе видел? Вы желаете знать? Ира подверглась моральному давлению. Её склоняли... Вы соображаете?

-Не орите! - оборвала директор, - Что касается склонения, то это ещё доказать надо! Как и прошлые моменты…Вы же, голубчик, кругом видите только одно. У Вас что, паранойя? Мне может стоит Вам напомнить, что Вы устроили в институте? Сами всё поймёте?

Я окаменел. Теперь сомнений не было. Мою историю кто-то заботливо передал в школу, чтобы у дирекции были рычаги давления. Оказывается, мир не без "добрых людей..."

-Да, да. Мне известна ваша история с ректором... Поэтому будем действовать по фактам. Где Ларцева?

-В медпункте. - ответил я.

-Приведите её сюда сейчас. - директор забегала взглядом по лицам учителей, желая определить, кому поручить задание.

Учителя растерянно переглядывались.

-Я приведу её! - крикнула Уголёва.

Присутствующие ждали Уголёву минут пять-шесть. Ни кто не проронил и слова. И в этой тишине мы не услышали, как девчонки подошли к двери. Когда дверь наконец отворилась, по всем пробежал разряд. Вздрогнул даже я. Катя ввела Иру. Девчонка еле перебирала ногами и прятала взгляд в пол. Она не хотела идти.

-Только не устраивайте допросов! - предупредил я директора.

Я - директор этой школы! - крикнула женщина и ударила кулаком по столу, - Что за беспредел!

Директор подошла к ней вплотную.

-Ларцева! Ну-ка, расскажи, что произошло?

-Я ничего не буду рассказывать! - вздрогнула Ира и уткнулась в плечо Кати.

-Уголёва, ну-ка, отойди от неё и сядь пока на стуле! - приказала директор.

-Не отойду! - огрызнулась Катя. - Я не отойду от неё. Никогда больше!

-Прекратите! - крикнул я и повернулся к учителям, - Покиньте все кабинет!

-Не командуйте здесь! - подскочила ко мне директор. - Не смейте!

-А, Вы, тоже не смейте! Вы что, не понимаете ничего? Вы посмотрите на неё! - Я на силу развернул лицо Иры к директору, - посмотрите ей в глаза! На лицо посмотрите! Такие следы при обычной драке бывают?

-А ты что, следователь? - кинул мне сзади физрук.

-Нет, я не следователь. Я хорошо знаю, что такое анатомия. Я свой предмет - знаю. А ты - я окинул его тучное тело с головы до пят, - что преподаешь?

Не дожидаясь ответа, я обернулся к директору.

-Такие следы бывают, когда человеку пытаются разжать рот. Вы ещё не поняли ничего?

Директор воспылав гневом, накинулась на Павлюка и Купчика:

-А ну, рассказывайте, что вы делали с Ларцевой?

Оба молчали долго. Директор прыгала вокруг них, грозила, но они не сдавались. Тогда директор решила прибегнуть к последнему шансу. Она кивнула Павлюку - старшему.

-Ваш сын? Заставьте его говорить.

-Говори блин! - крикнул физрук и навис над сыном с занесённой для удара рукой.

-Мы - ничего! - завопил присев Павлюк - младший, - Она записку написала...

-Обзывалась. Оскарбляла... - включился Купчик, - Вот мы и решили её заставить эту записку съесть! И всё! А что ещё?

-Ларцева! Это правда? Записку писала? - перекинулась директор на Иру.

-Нет. - ответила она сквозь слёзы. - Не писала я ничего! - Ира вдруг переменилась, собралась вся и кинула Купчик в лицо:

-За свои слова ты сожрешь свой язык!

-Она не писала записку! - подтвердила Катя.

-Уголёва, я тебе, где сказала быть? - раздражённо зашипела директор.

-Я от неё не отойду! - процедила сквозь зубы Катя, так же вся переменившись, словно была готова прыгнуть на директора.

Физрук засуетился:

-Да что тут говорить! Что тут выяснять! Она опять всё придумала!

Директор выпрямилась. Одела очки.

-Так, все быстро в класс. На урок. Я решу, что делать. Павлюк и Купчик - что бы и на шаг не подходили к Ларцевой. Уголёву тоже не трогайте! Ещё раз устроите самосуд - пеняйте на себя!

Директор выпрямилась, заняла своё место за столом, села и тут же вернулась обратно в своё обычное состояние.

-Все свободны! - сухо сообщила она. - Николай Георгиевич, Вы задержитесь.

Преподаватели покинули кабинет, оставив дверь на распашку.

-Дверь закройте. - приказала директор. - И садитесь.

Она выдержала паузу. Дождалась, когда я сел перед ней на стул и немного потомила меня, делая вид, что занимается важными бумагами.

-Я понимаю ваше беспокойство за Ларцеву и Уголёву. Но я беспокоюсь не только о них. Есть и другие дети в школе. И теперь, они будут иначе смотреть на учителей. Вы задаёте дурной тон. Поэтому на будущее, не разобравшись в ситуации, не спешите проблемы решать своими руками. Я осведомлена об инциденте с ректором, я понимаю вас и уважаю за поступок. Вы заступились за женщину. - директор приспустила очки и посмотрела на меня. - Но, Вы, прежде всего, должны здраво и холодно оценить происходящее. Если подобное повториться - я буду вынуждена принимать меры.

Я оборвал речь директора:

-Не говорите загадками. Скажите прямо: выгоню из школы.

Директор развела руками:

-Может быть и так! Для Вас. Но на деле - Вы можете навсегда потерять возможность преподавать где либо.

Подавшись вперёд, я тихо произнёс:

-А представьте, на миг представьте, что Ларцева сказала правду!

-И даже на миг не представлю. - ответила директор. - Такие попытки ничего хорошего не принесут. Я рассуждаю по факту: нет следов - нет преступления. У детей большая фантазия. Порой, они могут придумать такое, чего вообще нет и быть не может с ними. А Вы предлагаете потакать их выдумкам. Я в курсе, что Вы покровительствуете этим двум девчонкам. Предупреждаю: Вы играете в опасную игру. Вы питаете их фантазию. Им как раз и нужен человек, который поверит в бред Ларцевой. Вы сами на миг представляли, что может у Вас получиться в итоге?

Я откинулся на спинку стула и мой невозмутимый вид озадачил директора.

-Что? - растеряно спросила она.

-Девочки обгоняют в развитии мальчиков в их возрасте…

-Не понимаю к чему Вы…

-Что бы Вас притормозить…

-Да как Вы…

-Как и Вы…Вы ничего делать не будите. Все останется в этих стенах.

-Николай Георгиевич, я Вас попрошу…

-Нет уж, не утруждайтесь. Это напрасно. Я тут недавно…Но много чего странного заметил.

Директор свела пальцы рук в замок. Она готовилась к обороне.

-Ну и?

Я придвинулся ближе и тихо спросил:

-Вы же больше не готовите их…Спецшколу переформатировали…Учеников в обычные классы…Зачем эта показуха? Для кого?

-Это не Ваше дело… - директор заерзала на кресле. Ей вдруг стало неудобно сидеть.

-Может быть и так. Но Вы не трогаете меня, я оберегаю девчонок, раз Вы не способны овладеть кадетами из силового блока. Я понимаю, какое нынче время, хотя я ни на миг не верю в сказки о том, что вы все тут просто сидите на бюджетных деньгах, хотя проект официально закрыт. Он закрыт в СССР, а ныне у нас республика. И финансирование не прекратилось. У вас ученица исчезла. Странное дело: ни кто не ищет. А может быть, не хотят? Чем теперь занимается ваш наукоград? Апокалипсис вроде как бы не актуален….

-Я Вас поняла… - ответила директор, стараясь держаться изо всех сил. - Но раз Вы так осведомлены, я больше ничего не скажу. Вам бы, Николай, в это дело не соваться…

Дальше вести разговор не имело смысла. Вернувшись в пустой класс, я просто упал на стулья и лежал неподвижно, пытаясь погасить свой гнев. Я чувствовал бетонную стену тира с надписью "СПОРТ И ТРУД ВСЁ ПЕРЕТРУТ". Я не мог её преодолеть. Я ненавидел эту стену. Я ненавидел эту надпись.

Над моим лицом склонился Славик.

-Николай Георгиевич, можно с Вами поговорить?

Я растерянно поднялся.

- Славик, ты? Что ты тут делаешь?

-Вы должны знать... - паренёк взволнованно топтался на одном месте и теребил пуговицу рубашки.

-Что я должен знать? Ну-ка, присядь, присядь.

Славик послушал меня и сел напротив. Справившись с волнением, он рассказал историю, которая повергла меня в шок.

Часть её я уже знал. Физрук, увлечённый повышением спортивных результатов воспитанников, пришёл в состояние гнева, когда Ира сорвала ему отчёт своим полным нежеланием участвовать в показательном школьном марафоне.

-О соревновании между школами ты знаешь что нибудь?

-Какие школы? Вы ещё плохо знаете город. Школа у нас одна. И один лицей. Но там богатые дети учатся.

Славик продолжил. Среди девочек Ларцева показывала хорошее время, и он на неё возлагал большие надежды. Простить крах своих надежд он ей не смог. Отметка о поведении последовала сразу, за тем - вызов родителей в школу, а за тем... Ира сделала то, чего никто от неё не ожидал.

Она, на собрании класса, который выглядел, как прогон сквозь строй, заявила, что физрук пытался её изнасиловать в своём кабинете, предварительно вызвав её туда для "серьёзного разговора". Доказать она ничего не могла, а в её ситуации такое заявление выглядело, как наговор. Желая спасти себя отчаянным поступком, она только ухудшила свое положение.

И только Славик знал, что заявление Иры было правдой. Он стал невольным свидетелем разговора между Ларцевой и Уголёвой, в котором Ира рассказала о физруке. Он действительно пытался её изнасиловать, но она вырвалась и убежала.

-И ты молчал? - воскликнул я, но тут же остудил себя, увидев, как и без того пугливый Славик сжался и побледнел.

-Извини, - потрепал я парнишку по плечу, - Но скажи, почему ты молчал? Твои слова на собрании могли спасти Иру!

-Нет. Не спасли бы. Ира уже не была... - Славик заволновался, - Ну, вы сами понимаете. Она уже не была...

-Девственницей?

Славик кивнул головой.

Как это стало известно?

Родители на сильно отвели к врачу Иру. Там всё и выяснилось. Они сразу в школу. Но никто не мог доказать, что именно физрук мог лишить её девственности. Иру дома ждала трёпка.

Я вскочил и, не стесняясь Славика, закурил.

-А кто же тогда это сделал? Она с кем-то встречалась раньше?

-Нет.

-Как же тогда?

-Уголёва. Но и она тоже уже не девочка...

-Непонимаю...

-Николай Григорьевич, Вы же взрослый человек, должны меня понять. - видя мой растерянный вид, он добил меня буквально следующим объяснением: - Ира и Катя... Они любят друг друга, по-взрослому. Только это не совсем любовь...

-Что ты за бред говоришь, Славик?

-Я сам слышал. В женской раздевалке. Было это ещё до того, как случилось собрание. Я тихо забежал туда, когда увидел Купчика. Услышал разговор... Только, Николай Георгиевич, никому не говорите об этом!

-Славик! Ну скажи же наконец, не тяни!

-Павлюк после случая с физруком пытался лазить с Ирой. Назначал ей встречи, цеплялся в школе на переменах, а однажды у всех на глазах показушно опозорил её. Сказал, что она даёт на лево и направо, а из себя целку строит. А потом, в раздевалке, я услышал, как Ларцева уговаривала Катю... лишить её девственности. И что с этим тянуть нельзя, потому что иначе они потеряют Маму, если за них с ними это сделает кто-то другой.

-Какую еще Маму? - воскликнул я.

- Я не знаю подробностей, но Ларцева произнесла фразу, я не помню, звучала фраза странно, как заклинание...

-Ты можешь повторить эту фразу?

Славик задумался, вспоминая видимо фразу. Его губы зашевелились, повторяя ее, а меня пробила дрожь.

Да, могу... Et clamor meus ad te veniat... Muliebria...

Видя мое растерянное лицо, Славик решился мне сказать еще что-то, явно не дающее ему покоя.

-Ира боялась, что рано или поздно это сделает либо Михалыч, либо его сын. Но Ира боялась не насилия или огласки, а самой потери девственности...

-Ты меня окончательно запутал...

-Да я сам не знаю, но они в какой-то секте. Потеря девственности должна произойти по правилам Секты . А если с Уголевой сделают насилие, то для них уже не будет места в секте. Они не смогут ее вызвать.

-А кто такая эта Мама? - я буквально надвинулся на Славика.

-Наверное, Какое-то божество…

Вместе со Славиком мы сидели молча минут.

-Я боюсь не Павлюка. И не один я. - нарушил он молчание.

-Физрука?

-Нет, Купчика.

-А что Купчик?

-Он тут в школе всех строит. Деньги забирает, издевается. Но сам не делает. Подговаривает Павлюка, а Павлюк со своими шестёрками всех и строит. Им деньги на пиво надо, семечки, сигареты...

Теперь я понял причины ненависти Павлюка к Ире. Банальная ситуация: сначала, увидев, что Ира виновата в провале мероприятия, Павлюк решил воспользоваться ситуацией. Сын решил отмстить за отца, только в этой мести не было ни капли искренности.

Мне было противно от услышанного. Я прекрасно знал, что стоит за рассказом Славика. Я видел то, чего Славик ещё не видел по причине своей неопытности.

Но его рассказ о секте окончательно меня сбили с толку.

Я уставился на Славика. "Боже, сколько же он ещё увидел в этой школе и чего он мне ещё не рассказал? Как он будет дальше жить с этим, никому неприметный мальчишка, который в свои года увидел жестокость и подлость взрослых, странность отношений сверстников. Что он решит для себя?"

Всю ночь я не спал. Я думал, какую глупость смогут откинуть девчонки после пережитого кошмара. Что придёт им в головы? Как они проведут ночь?

И теперь еще секта… Предположения Воронцова подтверждаются. Рука сама потянулась к телефону.

Женщина с печатью

-Настя, я расскажу тебе подробности. - сообщил я, как только на другом конце провода взяли трубку.

Настя согласилась со мной встретиться. В 90-е пришла мода на кафе и теперь мы могли ощущать себя немного частью западного мира, через чашечку растворимого Nescafe или Jacobs. Ни какого другого кафе в городе я не знал, кроме "Центрального".

При встрече Настя была такой же далекой, как и по телефону. Перешла сразу к делу.

-Как там твои подробности?

-Мои ученицы конфликтуют с местными хулиганами и отказывают им в близости. Дело уже перешло в лживые слухи и преследования. Мне стало известно, что они решили лишить друг друга девственности во имя какой-то Матери. Одноклассники говорят, что они сектантки.

Выслушав мой рассказ, Настя усмехнулась, но в ее смехе я ощутил раздраженность.

-Коля, ты чем занимаешься на своих уроках?

-Настя, Ларцеву разрисовали, как пасхальное яйцо на аккадском!

Настя ни капли не удивилась, и со знанием дела, приправленным выражением усталости, выдала ответы на мои вопросы.

-Учитывая обстоятельства , вряд ли твои ученицы добропорядочные христианки. Они вполне могут состоять в секте или стремиться стать сектантками. Вероятно, второе. А вот Мать - это явно не Дева Мария, это Лилит. Культы, связанные с ней весьма древние и не имеют четкой ритуальной последовательности, что дает полную свободу действий для желающих нажиться. Надеюсь, о Лилит ты что-нибудь ты знаешь...

-Первая женщина Адама...

-Да, да...У тебя глубокие познания…кивнула Настя с иронией в голосе, - Мистические имена сейчас моде. Все хотят денег, положения и власти и поэтому готовы верить во все, что сулит удачу и быстрое обогащение. Консультировала я одного предпринимателя, очень хотел быть культурным, а потом он арендовал на ночь церковь и провёл обряд.

-Как девчонки узнали о существовании культа? На них кто-то вышел?

-Не обязательно. Они могли придумать и сами себе культ. В классической литературе примеров много, а подростковое сознание весьма креативно...- Настя поднялась, оставив кофе недопитым, - Надеюсь, у тебя вопросы исчерпаны?

Видя мое удивление, Настя продолжила:

-Прошло столько времени, а ты продолжаешь играть в благородного рыцаря. Ты мне чуть не сломал жизнь и карьеру, Ланселот. - Настя иронично усмехнулся, - Смотри на этот раз ненавреди,
, доктор...

-Настя, а ты разве из этого города?

Мой вопрос был неожиданным для нее. Настя остановилась.

-А какое имеет отношение твой вопрос к нашей теме разговора?

-Самое прямое…Настя, ты из Ольговска. Так ведь…

-Ну…хорошо, да, это так…Что это меняет?

-Если учитывать наш возраст и …структуру системы образования Ольговска, то ты должна была пройти через спецшколу. Откуда и Ларцева, и Уголева, и пропавшая Кудимова.

-Коля, тебе зачем это? - Настя вернулась к столику и буквально нависла над мной.

-Неожиданный поворот, правда? Следовательно, учитывая твое поведение сейчас, ты полная выпускница спецшколы Ольговска.

-Что тянешь? Говори, что надо?

-Я признаться хочу. Я -дурак, что за тебя заступился….

-Какой прогресс!

-Ты не поняла меня. После исчезновения Старова, ты приняла спецшколу. И ты ее перестроила под гимназию для детей местной элиты. Однако, Уголеву, Ларцеву и Кудимову ты доучивала по старой программе. Зачем? Что там такое было? Какая была в том необходимость?

-Коля…. Иди ты…в школу. - усмехнулась надменно Настя. - Дай твой бог, не свидимся.

-Это угроза?

-Предупреждение. Уже второе. Задумайся…

Стрелка

Ночь. Она была слишком долгой. В школу утром я явился в не лучшем виде. Но на подходе к школьному двору меня ждал сюрприз в виде тонированной "девятки" из которой за моей спиной прозвучало :

-Эй, ты, педогог! Притормази!

В девяностые существовало одно из правил выживания: когда ты понял, что зовут тебя, не важно в какой форме, не останавливайся. Если не уверен в своих силах - беги.

Мне бежать было некуда.

Я развернулся и уверенно двинулся к машине, еле справляясь с нарастающей дрожью во всем теле. В салоне за рулем сидел парень моих лет в спортивном костюме, с крестом на толстой серебряной цепочке.

-По беспределу или по понятиям? - сразу спросил я, перетягивая инициативу на себя.

-Ты не фраер, ты лошара, с тобой базарить не по масти.

Парень деловито выбрался из салона и оперся на дверь.

-А ты по жизни кто? - парировал я, остановившись в паре шагов.

-Не тебе спрашивать! Ты бы не фраерился.

-Тогда по беспределу! - кинул я ему, подхватил попавшийся под ноги металлический прут и размахнулся для удара по капоту.

-Эй, угомонись! - парень явно переживал за свою машину. - Давай не дергайся, есть непонятки, надо побазарить.

Из машины вышло еще двое.

-Ты сам кто, что мне предьявляешь? - я сделал вид, что остановился.

-Я тебе не предъявлял, я к тебе обратился.

-Ты педагогом меня назвал. Я тебе объясняю, что это предъява. - переведя взгляд на его товарищей, обратился к ним, - Пацаны, вы галимый базар не разводите, за такое ответку держать придется.

-Ты откуда такой борзой? - спросил один из них. - мы на тебя справки наводили.

-Вы повыше бы брали, сами-то высоко не летаете.

-Лады, давай перетрем. - кивнул головой другой.

-Лады, давай перетрем. - я опустил прут. - Тебя кто подписал?

Ты пресанул одноклассника и моего племяша. - ответил первый. - Это не правильно.

-А тебе племяш все четко расписал? Они девку хотели опустить по беспределу. Так ты реши, как подписываться будешь.

-Девка эта насвистела на его отца, вот сын и решил ей свисток заткнуть. - усмехнулся парень. - Так что не попутал ли ты рамсы?

-А дыма без огня не бывает. Ты своему племяшу распиши все четко, жизнь за решеткой не сахар, особенно на малолетке. - я демонстративно откинул прут, - ты сам еще не бродяга, а уже на решайло тянешь. Антоша, ну-ка, выйди из машины. Тут ты взрослых дядей подписал, за базар надо ответить. Выходи, потолкуем.

Купчик осторожно и неуверенно выбрался из салона. Его старшие друзья обернулись к нему, ожидая от него действий.

Я за базар отвечаю. - ответил Купчик-младший. - Я как сказал - так и было.Слово пацана против слова фраера и шмары.

-О, как! - я усмехнулся нарочито, - Голос поставлен!

-Смотри, чтобы тебя не поставили! - огрызнулся Купчик.

-Я с тобой говорить не буду, а позвал тебя, чтобы ты рассказал, все как было. Понимаешь, Антоша, мы дяди взрослые, сейчас как-то решим вопрос, но не без последствий. И вот подумай, закрутится все по-серьезному, кто-то пострадает и правда все равно выплывит. И с тебя спросят. Ты готов потом отвечать? Так что у тебя есть еще время все исправить.

Купчик - младший явно расстерялся.

-Давайте так, пацаны. Разойдемся по-тихому. Дело было в школе. Это моя территория. Бил бы я пацанов на улице - это другое дело.. ..

Купчик вдруг замычал и схватился за лицо. Все внимание собравшихся переметнулось на него. С каждым мгновением ему становилось хуже. Испытывая боль, он упал на колени и пытался расжать себе рот, при этом он двигал челюстями, словно что-то жевал.   Щеки раздулись, на губах выступила кровь.

Кинувшись к нему, я крикнул остальным:

-Помогите мне! Держите его крепко! Надо открыть ему рот! Он кровью захлебнется!

Разогнувшись, я на миг посмотрел со стороны на происходящее и тут же понял, что нужно делать дальше.

-Тем временем, старшие товарищи и дядя Купчика пытались его удерживать.

-Что делать с ним? - верещал резанной свиньей родной дядя.

Схватив валявшуюся на земле палку, я пальцами расжал челюсти и вставил ее. Мальчишка буквально вгрызся в палку и она треснула. Увиденное у него во рту меня поразило: его язык превратился в сплошную рваную рану.

Купчик сжевал свой язык!

Его пришлось с палкой во рту отвести в медпункт и вызвать скорую. Из медпункта я отправился в класс.

Ученики осторожно обходили меня, когда я шёл к своему кабинету. Редко, кто со мной здоровался. В лицах - отчужденность и страх.

Я выглядел чудовищем: сначало порол ученика, теперь иду весь перепачканный кровью.

Отражение

Слух о стрелке разошелся по школе в тот же день. Из уст в уста он переходил с всё большими и большими искажениями, обрастал несуществующими фактами. Принимал пугающие формы. В этом хорошо постарался Павлюк. Я в этом был более чем уверен.

На следующий день, войдя в класс, я сразу обратил внимание на парту, за которой обычно сидели Ира и Катя. Парта пустовала. Их обоих не было.

А какого результата стоило ожидать?

Проводимый тридцатью парами глаз, я прошёл к своему столу, открыл журнал и начал перекличку. На Павлюке я на миг задержался. Он делал вид, что меня не замечает. Павлюк не ответил на моё обращение. Сидел с видом, что довольный собой и смотрел в окно. Но это была игра на публику.

Павлюк был неспокоен. Его кореш и лидер сжевал свой язык. Как-то эту странность объяснят в больнице, но что его заставило это сделать на самом деле?

Весь урок я провёл отрешённо. Подобно бездушному роботу, отчитал тему и дал параграф для ознакомления. Мыслями же я был далеко от класса. Я пытался хотя бы приблизительно угадать место, в котором могли находиться Ира и Катя.

Почему их нет? Возможно, им нужно морально отдохнуть от случившегося.

Как только урок закончился, я тут же поспешил к телефону. Я звонил Ире. Её домашний телефон ответил длинными и бесконечными гудками.

Родители на работе. Знать бы где они все работают…Днем на улицах пустынно, кафе и магазины пустуют…

А где же Ира? Звонить Кате мне подумалось уже лишним. Девчонки в любом случае вместе.

Ход моих мыслей был таков. В школу они не пришли, но, предположим, они договорились просто прогулять день и тогда до конца смены домой они не придут. Они будут недалеко. Ближайшие дворы отпадали - их могли встретить одноклассники или их родители. Кафе и магазины исключались.

Оставался парк, недалеко от школы, и… .В моем сознании всплыл фрагмент рассказа Воронцова. Конечно же! Идеальное место для уединения - заброшенная площадка ГИПРОГРАДа!

Благо дело, территория площадки была не большой, но полуразрушенные строения и непроходимые заросли за покосившимся бетонным забором создавали в центральном районе города оазис мрачной таинственности.

За забором, как нигде в другом месте города, всё вокруг казалось серым. Молодая травка, деревья, небо.

Я не воспринимал цветовых оттенков, кроме серого, и не мог понять причин этого.

Надвигался дождь, может в этом была причина, но девчонок не было и следа. Оставался только один путь: внутрь строения, где по словам Воронцова была заброшенная шахта.

Себя я чувствовал весьма напряженным. В таком оазисе можно было встретить кого угодно и поэтому за девчонок я сильно переживал.

Пробравшись сквозь заросли, я вышел к фасаду строения. Вывески были давно сбиты, остались только дыры от крепежа на стенах, огромные буквы в названии организации выпали со временем, отчего название превратилось в какую-то абракадабру. Остальное сделали кустарники и деревья. Они буквально поглотили рукотворное строение. У меня возникло ощущение, что  я стою перед храмом исчезнувшей цивилизации.

Пройдя внутрь через огромный пролом в стене, я увидел беспорядочное нагромождение металлических конструкций и механизмов. Видимо это были последствия аварии, о которой говорила Анна, но я не увидел признаков огня.

По центру зала находился огромный колодец с гладкими черными стенками. Без стыков и переходов.

Воронцов об этом ничего не говорил, но, как я рассудил, это и была заброшенная шахта.

Не знаю, что меня дернуло посмотреть на воду, но когда я перегнулся через ограждение, меня объяла растерянность: я физически никак не мог видеть противоположную сторону, но я ее увидел вместо своего отражения!

На противоположной стороне я увидел человеческий силуэт.

-Храм божий не из камня. Храм божий - это и есть сам человек. Человек обитель бога.

Сомнений быть не могло. Я узнал голос Воронцова.

-Это всего лишь место. Здесь мы не найдем то, что ищем.

Понимая абсурдность, я все таки поднял голову, как если бы желал посмотреть на капитана не в отражении. Это было инстинктивное желание. Я действительно увидел  Воронцова, но он оказался неожиданно слишком близко, словно реальность превратилась в кинопленку и ее перемотали  на ускорении.

-Ты мне не все рассказал. Зачем тянул время? Ведь твоя задача была только в сборе информации, а ты теперь новая переменная в уравнении и без того сложном. Воронцова я видел только раз, но хорошо запомнил его манеру поведения. Сейчас он держался весьма странно, буквально всматриваться в меня.

-Я вряд ли что узнаю, если не стану  для девчонок человеком, которому можно доверять. - ответил я, взяв себя в руки, на сколько это было возможным.

-Умно, согласен. Однако твои действия были слишком эмоциональны, что говорит о личных симпатиях к девочкам.

-Ты знаешь мою историю, насилие я не переношу.

Воронцов переменился. Он закурил, и стал ко мне боком, облокотившись на ограждение.

-Ну, а дальше что? - спросил он, - как намереваешься поступить?

-Все зависит от тебя…

-А вот тут я тебя не понял.

-Допустим, ты прав. Они состоят в секте, хотя это пока только теория. И мне непонятно, почему ты настаиваешь на этом. У меня ощущение, что ты мне что-то не договариваешь…

-Сможешь ли ты понять, если я тебе скажу сейчас?

-А ты попробуй.

-За все время существования человека ни разу не опровергалась правда о нем. Главная правда. Человек, как бы не был воспитан и при каком бы строе он не жил, он всегда инстинктивно чувствует бытие иного мира. Члены КПСС, даже на самом верху, серьезно воспринимали поверья и часто соблюдали примитивные, даже искаженные культовые обряды. Это язычество, и в него скатывается любое общество. Любой человек может создать свой собственный культ, но не факт, что он будет услышан.

-Это как же, услышан? Что ты имеешь ввиду?

-Я же сказал, человек чувствует бытие иного мира. Проблема только в том, будет ли установлена обратная связь. И с кем.

-И вы, там у себя, на верху, действительно в это верите?

-Тут вопрос не ко мне, а к тебе. Мы знаем и мы работаем. Шудрам больше знать не стоит, им достаточно веры. Но так вышло, что ты - на пару уровней выше. Поэтому мы обратились к тебе. Станешь ли ты брахманом или падешь к шудрам  решается сейчас.

Видя мою растерянность, он приблизился ко мне и тихо произнес:

-Чувствуешь, как разрушается в твоем сознании картина мира?

-И что теперь?

-Теперь многое зависит от тебя.

-Ты хочешь сказать, что девочки создали свой культ и смогли установить связь иным миром?

-Такое бывает. Все зависит от искренности желания и того, кто услышит вопрошающих с другой стороны реальности. Девочки были искренними.

Воронцов протянул руку и коснулся моего лица. Его жест меня смутил, но тут же его лицо изменилось. Воронцов буквально и растворился, а вместо него перед мной возникла женщина, красоту и магнетизм которой я не мог описать. В груди так сильно сжалось, так заболело, но вместе с тем по телу растеклась такая сладость, что удержаться на ногах я не мог.

-Поэтому, я к тебе пришла.

Я упал на колени, не отводя глаз от женщины. По моим щекам текли слезы.

-Я услышала девочек, но мне за ними не углядеть. Полагайся на мое доверие и не бросай их…

-Кто ты?

-Они называют меня Мамой. Этого достаточно.

Бетонные плиты под мной превратились в воду, и я тут же ушел в нее. Спокойно, без всплесков. Просто погрузился в прозрачную, но необычайно вязкую воду. Прежде, чем я понял, что тону, и стал бы грести вверх, снова смог дышать и оказался на пороге заброшенного здания, совершенно сухой.

И не один.

Дождь

На асфальте валялись окурки. Один из них ещё дымился, неумело раздавленный ногой. Рядом со мной стояли девочки.

Мы долго молчали и смотрели друг на друга.

-Мы с Ирой хотели вам сказать спасибо, потому что вы заступились за Ирку и спасли... - произнесла Катя.

-Вы знаете, почему я здесь? - я попытался придать голосу строгости, но вышло у меня это как-то нелепо после слов Кати.

Они замотали головами.

В моей руке задымилась сигарета. А, к черту мораль.

-Вы не явились на занятия. Я понимаю ваше состояние, но в этой школе оно никого не интересует.

-Угостите? - попросила несмело Ира.

Я машинально протянул пачку, но в последний момент осёкся. Однако, руку не убрал. Хотел сказать, " вы ещё маленькие...". Но язык прилип к нёбу. Челюсть не разжалась. Губы не двинулись.

Я оглянулся по сторонам: инстинктивное движение. Здесь нас никто не увидит.

Ира достала сигарету из пачки. Щелкнула зажигалка. Закурился дымок. Катя не решилась, сунула руки в карман так словно ей было холодно.

-Вы говорили... - напомнила Ира дрожащим голосом. -что защитите нас. И защитили, но сами говорите, никому нет дела. Вам зачем нас защищать? От нас одни проблемы.

На вопрос Иры я ответил не сразу. Собирался с силами, девчонки ждали. Мой ответ был для них важен. В их жизни появился взрослый человек, которому они не были безразличны. Но этого взрослого человека  посещают ведения, на столько реалистичные и связанные с текущими событиями, что в пору задуматься о состоянии своего здоровья. Разговаривая с девочками, я пытался понять, как оказался на ступенях парадного входа.

-Мою сокурсницу одна мразь заставила ради диплома лечь под себя. Когда я узнал об этом, я избил его прямо в кабинете. Я бил его об доску, я пинал его ногами. Меня чуть не выгнали с курса и не завели уголовное дело. Только потому, что эта история получила огласку, меня оставили. Эта мразь была вынуждена ходатайствовать за меня, чтобы не сесть в тюрьму.

-Вы... Вы любили её? - тихо спросила Ира и её рука коснулась моей.

-Да, но она не испытывала ко мне никаких чувств. Ни до, не после.

-Почему же вы за неё заступились? - спросила Катя.

-Я любил её.

-А она узнала о Вашем поступке? - тут же спросила Катя, заглядывая мне в глаза.

-Узнала, но даже спустя столько лет винит меня, что я очень не хорошо повлиял на её жизнь.

-Вы любили её как женщину? - продолжила Ира, еле сдерживая новый приступ слёз, - И продолжаете любить, но она не приняла Вашего поступка. Зачем мучать себя?

Она присела рядом. Рука Иры коснулась моей. Её пальчики сжали мою руку.

-Я любил ее, как человека. Я любил ее душу... Но, видимо, любить там нечего. Это моя иллюзия.

-А разве не так мужчина любит женщину? - спросила Катя. - Как человека? Его душу, не за что-то, а задушу…

-Как человек любит человека... Любовь - это притяжение наших душ. Уже потом отношения между мужчиной и женщиной.- продолжила Ира.

Комок подкатился к моему горлу и лишил голоса. В нашем разговоре наступила тяжелая пауза.

-А что после? - не выдержала Ира.

-Я не смел, не мог предложить ей себя. Она сочла бы такой поступок унижением, ещё большим, чем с ней сделали. Выглядело бы все так, словно я ее подобрал. Боль и стыд от случившегося сделали ее глухой к моим чувствам. Так я думаю.

-Вы не правы, - сказала Ира, - не с ней сделали, а что она сделала с собой. Простите, но если такое предлагают, то лучше так не учиться. Но она продолжила учиться? Он назначил ей встречу и она пришла. Так ведь?

Меня пробил озноб, я был готов взорваться, но Ира была кое в чем и права.

-Да, продолжила…  - произнес я растерянно и что бы скрыть свое состояние, сказал:

-Девчонки, я еще сам не достаточно взрослый человек, но вы еще дети. Вы должны понимать, себе должны, что не всегда насилие - это нож к горлу или рукоприкладство. Наша тема урока так и не была вам раскрыта мной. Люди способны заставлять других людей даже без физического принуждения выполнять их волю. Поэтому, мою сокурсницу действительно изнасиловал ректор, а вы, судя по всему подвергаетесь подобному. Я вижу это и хочу предотвратить…

Катя совершенно смело взяла мое лицо своими руками.

-Я думаю, она Вас обвинила в том, что Вы ее карьеру сломали…

Эту фразу сказала Катя.

Мое тело налилось свинцом, в ушах заработал настоящий паровой молот.

-А нам Вы, почему желаете помочь? Вы нас тоже любите? - спросила Ира и ее вопрос меня буквально пригвоздил к ступеням. Мне показалось, что они обе одновременно спросили меня об одном и том же.

-Когда ты спасаешь человека, ты определяешь его судьбу в дальнейшем. Ты несёшь ответственность за того, кому помог. А зачем ты помог? Во искупление грехов? На сколько глубоко ты это осознаешь? Но тогда это просто расчет. Возможно, это зачтется. Но если ты поступаешь по любви - тогда ты творишь добро.Так меня учил отец.

-А вы...как поступаете? - неуверенно спросила Катя. - По вашим словам... Вы нас любите...?

-Девчонки, в нашем обществе я не могу ответить на этот вопрос. Мой ответ рискует быть неправильно воспринятым.Поймите меня правильно: я не могу в данных обстоятельствах ответить, как бы хотелось мне.

-А ты попробуй… - произнесла тихо Катя, не убирая своих рук от моего лица и не отводя взгляда.

-Да… я вас люблю…

На наши руки и лица упали первые капли дождя.

-Нам надо укрыться. - предложил я. - Пойдёмте. Посидим в моей подсобке.

-Нет, я не пойду в школу! - отказалась Ира. Она вскочила резко и как-то необычно легко.

-Ирка, ты чего? Сегодня суббота.Там никого нет. Техничка только.

-Только там мы можем укрыться. Сейчас - холодно. Заболеете, простудитесь… - добавил я.

Пойдём. - Катя толкнула плечом Иру. - Ну, пойдём!

Дождь обрушился резко. Нам пришлось передвигаться короткими перебежками от дерева к дереву. Но они слабо защищали.

Пока добрались до школы, мы сильно промокли. Вода уже скатывалась по одежде крупными градинами, словно нас окатили с пожарного шланга. Последний рывок решили сделать, очутившись в жилом дворе напротив школы. Я звал девчонок под грибок на детской площадке, и поначалу они меня послушались.

-Так, - начал я принимать срочное решение, - сейчас зайдём в школу. В моём кабинете есть камин и чайник. Есть сухая одежда. С весной шутить нельзя.

-А вы? - спросила Катя, и чуть наклонив голову на бок, прищурила глаз.

-Я? - её вопрос меня немного смутил, - Ну конечно я тоже! Мне же не оставаться в таком виде!

-На всех одежды хватит? Вы тоже промокли... - продолжала Катя.

-Если Вы заболеете - кто нам будет преподавать анатомию? - спросила Ира, сделав милое и наивное выражение лица.

В ответ я покачал головой.

-Девчонки, вы меня что, дразните? Какую анатомию?

Ира толкнула Катю в бок и сердито наморщила личико.

-Хорошее - хорошо и вспомнить! - выпалила Катя и тут же получила затрещину от подруги.

-Вы о чем? - удивился я, перебирая события последних дней.

-Помните, когда вы нас первый раз оставили в классе поговорить? Она с Вами флиртовала. Решила проверить какой Вы.

-А какой я? - и перевел взгляд на Катю.

-Ну... - Катя явно застеснялась, - Вы нормальный, взгляд отводили. А другие, вот типа физрука, прямо на ходу лапают. Через коня помогает перепрыгнуть. Знаете, так руку ложит тебе на жопу, -  Катя бесцеремонно положила руку на ягодицы Иры, от чего та вильнула в сторону и оттолкнула руку подруги.

-Дура что ли, вообще! На себе показывай!

Катю не остановило возмущение подруги. Она продолжила рассказывать. Девушка явно хотела меня шокировать.

-А два  пальца его обязательно между ног! - Катя показал мне рукой этот жест с вытянутыми безымянным и средним пальцами. - Он думает, что так нам будет приятно, и мы будем потом желать повторения.

Ира тут же вставила:

-Вот был бы физрук, как Вы, а не этот старый, жирный и вонючий боров, Катька бы только на физкультуру и ходила бы!

-Ах, ты! - воскликнула Катя и набросилась на Иру.

Они вцепились в друг друга, словно маленькие бестии и принялась таскать друг друга за мокрые, сбившиеся волосы.

-Девчонки, а ну, прекратите! Прекратите! - крикнул я, еле сдерживая смех.

Понимая мои эмоции, они начали подыгрывать, и их лёгкая потасовка переросла в настоящую борьбу. Они выскочили из под укрытия грибка прямо на проезжую часть.

-Дура, Катька! - всхлипнула Ира и обиженно сунула случайно ушибленный палец в рот, пытаясь утолить болевое ощущение.

Катя быстро опомнилась, и подскочив к подруге, попыталась обнять её и попросить прощения. Но Ира устроила ей ловушку и встретила её толчком маленького кулачка в плечо. Особенной радости такой поступок у Кати не вызвал, и она даже не наигранно чуть скривилась, потирая ушибленное плечико.

Ира остановилась, и протянув руку, попыталась искупить свою вину, потерев ударенное плечо подруги. Катя сначала оттолкнула руку подруги, бросив обиженное "отстань!", но Ира была настойчива и свободной рукой поймав подругу, прижала её к себе, что-то тихо шепча ей на ухо. Катя, словно котенок, наклонила головку. Я не слышал слов Иры, но почему-то от этого поступка у меня защемило в груди.

"Боже, - подумал я тогда, - как же они прекрасны в этот момент, дети, способные поссориться и тут же помириться, почувствовать боль другого человека и сделать всё, чтобы эта боль ушла, даже пусть слабая и временная, но она не оставит в душе шрамов. Как жаль, что мы, взрослые теряем эти чувства и учимся причинением боли доказывать другим свою правоту."

Пока я философствовал под навесом, накрывшись пиджаком, их губы слились в таком нежном поцелуе, что мне показалось, дождь перестал шуметь у меня в ушах. Он тихо падал на землю, не желая тревожить пробудившиеся нежные чувства.

Что-то побежало по моим щекам. Я вытер глаза влажной рукой. На моём лице дождь прятал слёзы. Я не плакал. Они сами появлялись. Просто скатывались по щекам и застывали на губах.

Девчонки обернулись ко мне, расцепив сладкое соитие губ. Их глаза поймали моё внимание и больше не отпускали. Губы их шевелились, произнося слова, которые я не слышал.

Меня пробил сильный озноб, и не от дождя, промочившего меня до нитки, а от осознания языка, на котором шептали губы девушек. Это была латынь. я не мог ошибаться, они обе произнесли одну и ту же фразу : Mea Culpa...

Словно стараясь развеять мои сомнения, девушки несколько раз повторили ее.

Визг тормозов резко вывернувшей машины из-за поворота заставил меня встрепенуться. Машина спешила, не разбирая дороги. Оставалось совсем немного до столкновения с двумя хрупкими телами на сером фоне стены дождя. Отбросив пиджак на скамью грибочка ,и не разбирая дороги, подымая брызги воды из глубоких луж я кинулся кним.

Я схватил девчонок в свои объятия, и, что было сил, потянул на себя, уводя от столкновения.

Машина пронеслась мимо, не сбавляя скорости, и окатила нас водопадом грязных брызг. С минуту мы все трое стояли в оцепенении. Я чувствовал их тела своим телом. Мокрая одежда вызывала ощущение обнаженности. Я чувствовал, как они дрожали,как в груди каждой из них маленькой испуганной птицей билось сердце.

Их руки из-за моих объятий как бы невзначай коснулись моей груди и остановились там, где билось моё сердце. От их прикосновения оно тут же замерло.

-Что же вы со мной делаете, дурочки! - мой голос предательски дрогнул. - Вы что, не видели машины?

Они молчали.

-Глупые, - мне же за вас отвечать...

Глаза Кати блеснули странным огоньком.

- Только по этому? Только по этому ты бросился нас спасать?

-Нет же! Нет! - я пропустил её обращение на "ты", комок подскочил к горлу, слёзы хлынули из моих глаз на их руки. - Нет же! Я не хочу вас терять! Малолетки сумасшедшие! Вам это нравиться, да? Нравиться меня доставать?

-Мы Вас любим… - прошептала Катя, готовая вот-вот расплакаться.

Я переборщил. Их плечики задрожали. Их груди вздыбились от спастических глотков воздуха и через миг они рыдали обе в моих объятиях. Я обнял их крепче, и тут же одернул себя: в субботу школа все равно не пустовала и нас могли видеть со всех окон фсада. Сейчас было не до сентиментальности.

-Пойдёмте к вам. - тихо всхлипывая, произнесла Ира, - нам холодно.

Расжав обьятия, метнулся к грибку, подхватил педжак и накинул на их плечи. Кротчайший путь к моей подсобке был через запасной выход.

-Девчонки, - шепотом сказал я, - стойте тихо, а я возьму ключ от подсобки.

Мне не очень хотелось, что бы кто-либо стал свидетелем, что я в субботу, в нерабочий день, провожу время со своими ученицами, с которыми и так достаточно накрутилось неприятных историй.

Дежурная уборщица, Татьяна Сергеевна, встретила меня недовольным выражением лица - я отвлёк её от полдника и чтения газеты.

-Что это вы, по субботам работаете? - спросила она меня, жуя на ходу кусок батона.

Вот, не успел подготовить материал дома, а в понедельник урок.

-А... Жизнь молодая. - грубо пошутила она, передавая мне ключ. - Давайте, догоняйте упущенное.

Перед тем, как уйти, я напоследок предупредил:

-Татьяна Сергеевна, если кто придёт из учителей - меня нет. Хорошо? Я хочу, что бы меня не беспокоили...

-Как скажите... - кивнула головой дежурная и вернулась к газете.

Девчонки, жавшиеся друг к другу около двери подсобки выглядели не слишком здорово. Губы посинели, кожа побелела до цвета мела. Я усмехнулся, пытаясь их немного подбодрить:

-Сейчас, сейчас. У меня чайник есть. Приготовим горячий чай. И если мне не изменяет память, то есть пирожные! Как раз две штуки. Я их так и не съел. Купил в пятницу и забыл. Наверное, так надо было.

Прикрыв дверь, я полез в шкаф. Достал оттуда свой тонкий плащ, свитер, джинсы, рубашку. Передал девчонкам.

Вы уж извините, у меня не дом моделей, так что довольствуйтесь тем, что есть.

-А это Ваша рубашка? - спросила Ира, разглядывая её с разных сторон.

Я немного смутился.

-Она чистая, не бойся. Я её ещё не одевал...

-Я не про это... - отмахнулась Ира, - Я не разу не видела Вас в ней.

Повода не было. Так взял, на всякий случай. Может, думал, торжество будет какое - нибудь.

-А мне она нравиться. - улыбнулась Ира.

-А я свитер одену, - решила Катя, и выхватив его из моих рук, приложила себе к плечам, - Ирка, как мне? Идёт?-

Девчонки переглянулись между собой и покосились на меня. Я почувствовал, что сейчас должен удалиться.

-Когда смените одежду, вещи положите на камин. Я вам покажу место. Пойду, приготовлю кофе.

-И пирожные! - добавила Катя.

-И пирожные конечно! - подтвердил я.

Пока я занимался чайником, Катя и Ира успели переодеться и занялись исследованием моей подсобки. Сначала, их заинтересовали чучела птиц и насекомых на полках. Они их долго рассматривали, о чём-то говорили и временами тихо смеялись. Потом, я услышал, как они добрались до моего магнитофона и кассет, когда им наскучили чучела животных и бабочек.

Несколько кассет по неаккуратности упало на пол с громким стуком. Девчонки затихли, еле сдерживая смех. Выждав время, и не увидев с моей стороны никакой реакции, они подобрали кассеты, перебрали их и остановились. Наступила тишина. Я подумал, что их что-то привлекло. Моя догадка оправдалась. Клацнули кнопки магнитофона.

Катя, давай эту. Тут же есть эта, прикольная такая. Мы под нее... помнишь?

-Какая такая прикольная? - спросила непонимая Катя, - Энигма, что ли?

-Да, Энигма.

-А песня какая?

-Мел - крупа, и там еще девка так дышит...

Ира изобразила томное дыхание и получилось у нее достаточно громко.

-Ира, какие мел с крупой? - засмеялась Катя. - Ты сама мел-крупа!

-А что? Ну, слышится так.

Я чуть высунулся из-за дверного косяка.

-Это латынь.

-И что это значит? - полюбопытствовала Ира.

-Mea Culpa. Переводится, как "Моя вина. Грешен." Это формула покаяния и исповеди у католиков с одиннадцатого века. Человек признает, что грешен по своей вине. По сути, человек не может более сказать, что в его грехах виноваты внешние причины. Он не может сказать, что он согрешил, потому что его к греху подвели. Он признает, что сам шел к греху.

-Тебе ясно, Ирка! Ты - грешница!

-Такая же, как и ты, испорченная и развратная!

-Странно, я думал вы знаете… - вдруг вырвалось у меня.

Девчонки не услышали меня.

Из динамиков потекли знакомые мне звуки. "Enigma". Мне показалось, что со своими музыкальными пристрастиями я для них, наверное, буду выглядеть динозавром. Однако девчонки не выключили музыку.

Я, воспылав любопытством, прокрался к двери и заглянул в комнату. То, что я увидел - поразило меня и лишило возможности двигаться. Две мои ученицы, в один миг превратились в настоящих бестий и выделывали на маленьком пяточке между шкафами такие фигуры, что казалось, танцуют они не в подсобке учителя биологии, а в стенах католического храма. В песне обращались к господу, а девчонки под звуки музыки, исполняли запретный демонический танец.

Влажные волосы, сбившиеся в космы, вздымались и разлетались веером при резких движениях их голов, юные тела изгибались змеями, терлись обнаженными животами, бёдра обеих двигались синхронно, касаясь друга друга внутренней стороной, словно были частью одного целого. Их движениями управляла сама природа, ещё не убитая человеческим бытом и понятиями морали взрослого человека.

Чайник на плите предательски засвистел, и девчонки обернулись к двери. Я не успел спрятаться. Ира и Катя растерянно уставились на меня.

-Мы тут, это, магнитофон нашли... - оправдалась Катя, - ничего, что мы поставили вашу кассету?

Раскрасневшись в миг они сорвались в нарочитый хохот.

-Я... я спросить хотел: вам, сколько сахара в кофе? И... у меня есть ещё конфеты. Вы будете конфеты?

Девчонки стали смеяться еще сильнее, превратив мои слова в понятную только им шутку.

Кофе мы пили молча. Напряженное молчание каждый из нас оправдывал глотками горячего напитка, постукиванием ложечкой по чашке, хрустом глазированных пирожных и шелестом фантиков конфет. Себя я чувствовал больше чем неловко. Я словно вторгся не на свою территорию, я увидел то, что не предназначалось для моих глаз. Я увидел интимную тайну, в которую меня никто не посвящал.

Катя и Ира вторили моему молчанию. Они думали о том, что я видел их танец. Их взгляды то на меня, то друг на друга, ещё больше заставляли чувствовать себя не в своей тарелке. Сам себе я казался старым, безобразным и даже уродливым. Хотелось вскочить и покинуть помещение. Оставить их. Потом была дикая мысль выгнать их или просто отругать по какому либо поводу. Я хотел разрядить обстановку. Обстановка вынуждала сознание порождать пугающие желания, ещё не чёткие, не явные, но уже опасные.

"Почему?" - пульсировало у меня в голове. Почему я смотрел на них? Зачем я любовался их танцем? Что посмело шевельнуться в моей натуре?

Тогда, за столом, принять первый возможный ответ на свой вопрос было очень просто. И губительно. Меня сдерживали чувства, пережитые под дождём. Я кинулся к девчонкам не только потому, что они были моими ученицами, не только потому, что были невинными детьми и не только потому, что на моём месте так поступил бы любой нормальный человек.

Я боялся их потерять. Больше, чем боится учитель. Может, ответ мог дать герой Набокова? Может, во мне было что-то от этого мистера? Больше всего я боялся в себе именно его. Больше всего я боялся воспылать к этим двум беззащитным и нежным созданиям простой плотской страстью.

Но были ли они так уж беcзащитны….

Я не желал, что бы страх, потерять их физическое присутствие в этом мире, являлся единственной причиной, по которой я кинулся к ним. Тогда всё зря и пошло: моё поведение перед коллегами, мои слова в защиту девчонок, обсерватория.

-Вам понравился наш танец? - спросила Катя, оторвав меня от мыслей.

Ира толкнула подружку обнажённой коленкой. Моя рубашка лишь слегка прикрывала её ноги, уже принявшие плавные очертания ног взрослой женщины.

-У нас получалось? - продолжила Катя.

-А вы, я смотрю, любите танцевать. Наверное, часто так проводите время. Включаете музыку, танцуете... - вырвалось из меня.

Катя и Ира закусили губы и напряжённо задумались. Мне оставалось только готовиться к самому неожиданному ответу, который сейчас зрел в их головках.

-Да. - ответила Ира. - мы часто время проводим вместе, но все же не в танцах…

Ответила, выложив все силы, чтобы быть невозмутимой и холодной.

-А чем в жизни  интересуетесь? Я ведь знаю, с одноклассниками не очень… Может быть, историей города интересуетесь? Вы знаете, у нас есть катакомбы…

-С чего бы вдруг? - удивилась Катя.

-Увлечение вполне спокойное, массовки не требующее. Вас как занесло в ГИПРОГРАД?

-Так вам понравилось? - не унималась Катя, и вот так она снова ушла от ответа.

Я откинулся на спинку стула и закурил, спрятав свой взгляд в окне.

-У вас хорошо получается. Мне понравилось. А вы помните спецшколу?

Девчонки переглянулись.

-Откуда Вы знаете? - спросила Уголева.

-Дело в том, что о вашей спецшколе только я и не знал, но только мне видимо не безразлично, что будет с вами. Чему вас учили?

-Мы играли. Никаких уроков или заданий. - начала Уголева, - обычные детские игры. Дочки-матери. Нянчили кукол. Лечили их. Потом, учили их. Еще занимались музыкой, танцами и рисованием…

-И все?

-А что еще? - удивилась Ларцева.

-Вам виднее…

-Мы с куклами строили общество. - ответила она.

-Перед тем, как нас перевели в обычную школу, появились новые куклы.- вспомнила Уголева, - новые куклы не были похожи на обычных кукол. Они страшные были. Мы должны были своим куклам объяснить, что новых бояться не стоит, они не страшные, они просто другие…

-Как понять…другие? - у меня по телу прошёл озноб. Волосы поднялись наверное, даже на ногах.

-Не похожие на обычных кукол. Странные такие…На кукол в виде человека не похожие.

-И как вы учили своих кукол?

-Сначала, нужно было подружиться.

-Кулами этими играли другие дети. Они были не из нашей спецшколы. Их было немного, но они постоянно менялись.

-Как они играли с вами?

-Нам говорили, что чужим куклам надо помочь. Они болеют, но мы можем их спасти, если их кукол прилепим к нашим пластилином…-пояснила Уголева.- Наступал как бы другой день и чужие куклы мы отлепляли, и тогда приходили новые.

-А когда прилепляли к своим куклам чужие, что ваши делали?

-Чужие куклы давали нашим новые возможности. Наши куклы не болели, не умирали…А потом, снова все повторялось…Когда чужим куклам надо было уйти, то есть, отлепляться, мы своих кукол водили к Колодцу, в конце большого стола прикрепляли кольцо с мешком. Туда мы сбрасывали чужих кукол. А когда приходили другие дети, мы там, у мешка, прикрепляли новых чужих кукол пластилином к своим, а дальше просто играли. Тогда нам было интересно, а сейчас вспоминаешь, как глупость…

-Да…выглядит, как глупость…- кивнул я головой,  - А отец, или мать были у этих кукол?

-Нет.-ответила Ларцева, - у них вообще не было родителей.

-А у ваших кукол были ли отец, …. или мать?

Девчонки переглянулись. Я ощутил их напряжение.

-Мы были куклам своим мамами, но нам не нравилась эта игра в прилипания. - неуверенно начала Ларцева, - И тогда мы решили, что своих кукол нам надо защитить. Вы в детстве никогда не ощущали, что Ваши родители - не совсем Ваши, потому что настоящий родитель, особенно мать, не обидит своего ребенка. И … как-то играя, мы повели своих кукол к колодцу, и представили, что они плачут и зовут Маму. И Мама пришла. Из Колодца. Но…ей тяжело было в нашем мире, и она не всегда могла нас , ну то есть, наших кукол защитить…

Тяжелая, гнетущая атмосфера воцарилась в моей подсобке. Девочки открывали мне свою тайну, давали в руки ключ к пониманию происходящего в Ольговске.

-Но когда о нашей игре узнала наша воспитательница, тетя Настя, она была очень недовольна и запретила нам играть в такую игру.

-Какая еще тетя Настя? - спросил я, сдерживая нервный озноб.

-Она была из учеников спецшколы. Первый выпуск.

-И танцевать нам она запретила то же. - проговорилась Уголева. А в игре была такой странный обычай - наши куклы не должны были плакать. Мы об этом узнали еще до прихода чужих детей. Настя услышала, что мы делаем так, словно наши куклы плачут, пришла и сказала: зачем вам плакать? Плаксами будете. А если будете плакать, то собирайте слезы в бутылочку и сдавайте, что бы я знала, почему ваши куклы плакали. И потом, она посадила между нами  и колодцем огромную жабу. Бутылочки с кукольными слезами мы ставили перед ней.
Она сказала: это волшебная жаба. Она будет следить за вами, чтобы вы не плакали попусту.

-Ни кто не знает, что мы так танцуем .- обронила Ира, и в её голосе я услышал нотки то ли обиды, то ли досады, словно она желала тайно, чтобы их танец увидело больше людей, чем учитель анатомии.

-Они все дураки, - поддержала Катя, - Они не поймут... - Катя вскинула голову, отбросила назад волосы и поймала мой взгляд, - Хотите, мы для вас станцуем?

Ира уже не обошлась пинком коленкой. Она ущипнула Катю, но та небрежно отмахнулась, не отводя от меня глаз.

-Вы же хотите, посмотреть, как мы танцуем. Скажите правду.

Вот я и попался. Вылили бы на меня ушат ледяной воды - не так бы обомлел.

-Я ... Мне понравилось, конечно. Не каждый день такое видишь... Но если ...

-А без "если"? - не унималась Катя. - Вы же нас никогда не обманывали?

Слишком откровенно смотрела на меня Катя, заглядывала своими наивными глазами куда-то глубоко внутрь.

-Вы же хотите! - воскликнула Ира, - Вы же смотрели!

Да, - ответил я, - хочу снова увидеть....

Девчонки переглянулись. Я не переставал удивляться, когда они успевали обсудить следующий ход в моём отношении. У них был план. Я видел это по их глазам и поведению. У меня ёкнуло, и поползли в сознание не очень хорошие мысли.

Катя вдруг переменилась. Меня насторожило её серьёзное выражение лица.

-Надо закрыть окна. - сказала Катя и проскочив мимо меня, задёрэнула тяжёлые, чёрные шторы.

"Зачем окна закрывать?" - крутилось у меня в голове, и тут же я услышал голос Кати, возвращавшейся обратно: "что бы ни кто не видел". "Не видел - что?" - следовал новый вопрос. - "Что они собрались делать такого, чего посторонние глаза не должны видеть? И что увижу я?". Катя говорила о танце. Танец. Какой танец не должны видеть чужие глаза? Какой танец не должен видеть мир, следящий через окно за нами?

Ира, закрыв своей хрупкой фигуркой магнитофон, вставила кассету.

Катя обогнала мои мысли, звуки... Только что она была около окна и теперь она уже рядом с Ирой. Слишком близко. На расстоянии дыхания. Люди никогда так близко не подходят, только если...

-Ты знаешь, не все женщины от Евы... - произнесла Ира, посмотрев на меня искоса, не отворачиваться от подруги.

Я потерял чувство реальности. Мир замедлил своё движение, что бы мои глаза смогли наблюдать только за ними.

-Ты же помнишь, что тебе сказала Настя? - продолжила Ира.

Чуть дрожащая от волнения рука Иры протянулась к лицу Кати. Тонкие пальчики коснулись волос и откинули их за плечо. Ладонь скользнула по щеке, увлекая за собой...

-Зачем тебе дочь Евы? - шептал губы Кати, - посмотри на нас...

Расстояние исчезло в поцелуе, исполненном такой нежностью, что наблюдать его мне показалось самым порочным и низким поступком. Я оскорблял его своим вниманием. Теперь я понял, почему Катя закрыла окна.

Ещё миг - и они обе, нежно ласкают пальцами шеи и плечи, словно они узнают себя, словно они - отражения друг друга.

"Скажи Зачем я жду звонка"... - мягкой волной затопило комнату. Раздвинуло стены, разрушило физическое тело стен, оставив лишь призрачный образ ограниченного пространства.

Руки девочек продолжали движения. Грудь, бёдра, снова вверх, увлекая за собой одежду... Они освободили себя от последней условности. Теперь между ними не было ничего. Остались только они, наедине, и их чувства. Они не стыдились меня.

" Я звезда, нам приказано сжечь" - реальность рассыпалась стеклянными осколками и в пустоте остались только два тела. На моих глазах они стали одним целым. Одним желанием, одним чувством, одной болью. На щеках блестели слёзы, губы ловили их, губы искали глаза по влажным следам слёз, губы искали друг друга, словно были далеки, словно их разделяла пропасть.

" Зачем любовь каснулась нас..." Удар новой волны сломал меня. Внутри треснул лёд. Толстый лёд взрослой надменности и высокомерия. Волна прогрела вмиг нутро и под коркой льда ещё местами уцелевшей, образовался пар тающей души. Пар поднимался вверх, распирал грудь неимоверной силы давлением и, столкнувшись с холодом внешнего мира, сконденсировался на моих щеках слезами.

Я никогда не видел любви более сильной, чем была в этих только расцветших девушках. Никогда раньше, я не видел настолько откровенной нежности. Любовь губила их, выжигала изнутри, оставив от тел только колыхающиеся силуэты. Силуэты свечей, которые одним дуновением может погубить жестокий ветер.

Они не танцевали. Они страдали. Каждым движением. Иначе они не могли любить. Такова была участь. Но они, не зная своей судьбы, решили свою любовь открыть мне. Что бы кто-нибудь из людей на всей земле смог, наконец, понять их. Сама любовь заставила их раскрыться передо мной. Любовь доверяла себя и их мне. Их любовь проверяла меня. Их любовь спрашивала меня: "ты один из них?"

Я не мог пошевелиться. Я не мог дышать. Я прекратил существовать. Ни единой мысли, ни единого желания. Только смотреть и чувствовать.

Я ответил "нет". Я схватил одеяло с лежанки и бросился к ним. Накрыл их тела и прижал к себе.

Не надо. - прохрипел я. - Не надо, прошу вас. Я... Я всё понимаю. Да, вы можете. Вы делаете это, каждым своим движением, каждой мыслью. Никому не показывайте. Никогда больше. Никому. Это только ваше. Сохраните это. Мы что нибудь придумаем. Мы найдём выход. Я помогу.

Шаги. Тяжёлые шаги. Звон ключей. Дверь. Замок открывают! До него - три шага. Три больших шага. Петли проскрипели приговором.

Всё...

Я стою посреди своей подсобки. В моих объятиях - две обнаженные девушки. Мои ученицы. Я их закрываю одеялом.

Что вы тут ... - глаза техники выросли в размерах, нарушая законы человеческой анатомии. - Вы... Что тут происходит? ... Да как вы...

Она пыталась понять, что увидели её глаза. Её сознание не ведало, что произошло здесь. Но её сознание искало ответа на увиденное и схватилось за то, что было понятно ей.

-Как вам не стыдно!

Катя и Ира зашли только что. - ответил я спокойно. - Они промокли. Я дал им одеяло.

Вы... Вы... ответите! Вы, две! Бесстыжие! Он ведь ваш учитель! А Вы, вы же их учитель!

Падение вверх.

Первый гром. Первая молния. Я не слышал первого грома, и не ослепила мои глаза первая молния. Они тоже не слышали. Первый раз в Их жизни и в моей не было весны за окном.

Всё! - вскочила директор и ударила ладонью по столу. - Всё, я сказала! - и очки упали с её лица на раскрытые тетради. - Хватит базара!

В кабинете наступила тишина. Директор прощупала каждого своим пронзительным и гневным взглядом, проверяя, нет ли сомнения, нет ли колебания.

То, что произошло в стенах этой школы - в этих стенах и умрёт. Но я не оставлю произошедшее безнаказанным. Вам, Николай Георгиевич, не смотря на ваше антипедагогическое и античеловеческое поведение, я всё же сделаю поблажку, иначе прямая вам дорога за решётку!

Туда таким пидарам и дорога! - не удержался физрук. - Там таких только ждут! Хорош защитничек!

Тихо, я сказала! - перекричала его директор. - Замолчите! Я сейчас говорю. Значит так. Вы Николай Георгиевич особенно не радуйтесь. Я постараюсь, чтобы вашей ноги не было ни в единой школе города и ни в какой другой школе. Не можете воспитывать детей - найдите другое занятие. А что вас касается, девочки, то с этого момента вы тоже не учитесь в этой школе и ни в какой другой школе вместе. Вам ясно?

Две пары глаз вспыхнули ей в ответ.

Нет! - воскликнула Ира, - Вы не можете так сделать! Вы не имеете права!

Имею! - грозно ответила директор. - Я имею очень много прав, дорогие мои. Будет разговор ещё с вашими родителями. Я им настоятельно порекомендую следить за вашим поведением и препятствовать дальнейшей вашей, так называемой "дружбе". Что это такое? Как можно было такое придумать? Вы понимаете, что вы можете искалечить себе всю жизнь? А вы ещё очень молоды. Вам ещё учиться надо. Вы же будущие женщины! Матеря! Какой пример вы подадите своим детям? А какой пример вы подаёте здесь в школе? Ради вашего же блага вы должны разойтись навсегда. Пока не поумнеете.

Нет! - Крикнула Ира, - Ваше благо нам не нужно. Мы по горло сыты вашим благом. Мы не обязаны быть матерями. Мы не обязаны быть женами. Вы не учителя, вы просто препады. Вас ничто не волнует, кроме как отчитать одно и то же,каждый день, каждый год.

Катя сжимала Иру за руку. Но я видел: она теперь её не сдерживает. Она ей давала знак, понятный только им. Даже я, тот, кто был так близок к ним, не понял его сразу.

Мы для вас только ученики. А он, - указала Катя на меня, - нас смог научить главному.

И чему же? - наигранно улыбнулась директор, - голыми танцевать перед взрослым мужиком?

-Это вы так увидели! Вы иначе не видите! Вы не можете не любить, не чувствовать, не учить. - ответила Катя, - А мы - люди, мы живые, мы можем любить.

Вдруг они сорвались с места. Распахнули дверь и вырвались из кабинета. С минуту, мы слышали, как по пустому коридору они куда-то убегают.

Ничего, перебесятся! - оборвала молчание директор. - Пойдите, найдите их и приведите их сюда! - кивнула она физруку.

Сейчас, сейчас я им задам! - физрук с каким -то странным удовольствием на лице поднялся и зашагал уверенно к выходу.

А ну стой! - крикнул я, - Не смей, слышишь!

Это ты мне? - физрук развернулся ко мне лицом и исказил его в гневе.

Между нами встал завхоз и "генерал".

Идите! - поторопила физрука директор, - Сейчас не до эмоций! Детей надо спасать, пока они не откаблучили ещё одну глупость! А вы, Николай Георгиевич, сядьте, угомонитесь. Вы сейчас должны быть ниже травы, тише воды!

Вы нашли кого послать! - вскочил я со стула, на который меня вынудили сесть завхоз и "генерал". - Да вы знаете, что ... - Я запнулся. Я вспомнил Славика. Сказать сейчас, что он единственный свидетель - значит, обречь парнишку на страдания. Я не мог спасать одних детей судьбой другого ребёнка, которому и так жилось не сладко без этой истории.

Директор выдержала всплеск моих эмоций и села за стол.

Так, сейчас в вашем присутствии составим письмо, что бы вы не думали, что с вами сводят счёты. Вы его подпишите, уведомите, так сказать, что ознакомились.

А если не подпишу?

Я думала, что Вы - умный человек. Если Вы не согласитесь на моё предложение, то дальше я буду вынуждена придать огласке произошедшее. Свидетели у меня есть. Им поверят, что бы вы ни говорили.

-И Вы пойдёте на такой шаг?

Не сомневайтесь! - директор взяла листок бумаги, ручку и набросала официальную шапку. - Это будет Ваша характеристика.

Вы не побоитесь, что на школу ляжет пятно?

Не юродствуйте, молодой человек! - директор сорвала с глаз очки, - У меня безвыходная ситуация, но ваша ещё хуже! И так, начнём…

-Начинайте! - улыбаясь ответил я, - посмотрим, куда ведут пути -дорожки вашей секты.

По коридору кто-то бежал к кабинету директора. Со всех ног. Тяжело бежал.

Долбанный педрило! - возник на дверях физрук, весь красный как рак, - иди, сука сюда, к парадному, полюбуйся что ты падло, натворил!

Когда я проходил мимо, физрук не упустил момент пнуть меня, но я предугадал его желание и остановил его одним взглядом. Он не только не смог замахнуться, но даже отшатнулся, когда я проходил мимо.

Я выскочил на площадь перед школой и по глазам толпы в пару сотен человек , понял куда они смотрят. Они смотрели на крышу. Солнце слепило глаза, но я узнал тех, кто там стоял. Я не мог ошибиться. Это были Ира и Катя.

-Смотрите, смотрите все! - закричала Ира, - мы любим друг друга и нам насрать на вас всех! Да, насрать, потому что мы любим друг друга! Смотрите!

Девушки обнялись с такой силой, что казалось, они переломают друг друга. Их губы слились в поцелуе, завершая единение. Двор затих. Деревья перестали вальсировать с ветром, замерли птицы. И в этой тишине их тела покачнулись. Скрипнула предательски крыша и они испуганно дернулись, но это только обрекло их.

Тела падали долго, даже тогда, когда уже лежали на асфальте в двух сливающихся воедино безобразных лужах крови, словно разлитых школьных чернилах, небрежно опрокинутых детворой в невинной шалости. Тела падали в каждом из тех, кто стал свидетелем их падения. Удар их тел звучал в ушах каждого, кто слышал удар их тел об землю.

Мне потом рассказали, что ни кто не мог меня оттащить от них. Я был скользкий от крови: целовал их ещё теплые губы и щеки, стекленеющие глаза, гладил волосы...

Меня оттаскивали физрук и физик с нашим "генералом". Я сопротивлялся и вымазывал кровью девчонок их руки и лица.

Но я не помню этого. Память поставила замок и сделала недоступным, всё то, что я испытывал тогда. Я не помню, что меня тогда били, но кажется, я физруку сломал нос. Он и остальные ждали расправы надо мною давно. Я дал повод. Около разбитых тел моих учениц, меня превращали в месиво. И я хотел тогда стать месивом. Я хотел истечь кровью и напитать ею асфальт всегда чистого парадного входа. Но появились ППэСники и навели порядок, щедро раздав угощения своими тугими палицами.

В этот момент вспыхнула школьная раздевалка, где ютилась техничка. Пожар заметили не сразу и ни кто не слышал ее криков, когда она объятия огнём неслась по школьному коридору к выходу.

Mea Culpa

Дождь. Первый дождь весны. Дождь штрихами набрасывает на мир серый тон. Оставляет контуры и силуэты, чтобы потом, следующее за ним солнце раскрасило картину новыми цветами после зимы. Постоянство закона обновления, не изменяемое от сезона к сезону.

На асфальте - лужи. В лужах - игривые пузыри. Пузыри сталкиваются, сливаются в одно целое, а затем лопаются. Миг - и пузырей больше нет. Ты не замечаешь, как на их месте возникают другие и повторяют короткую жизнь.

Я долго смотрю на серый асфальт школьного двора, изрисованный квадратами "классиков". Дождь смывает "классики", но завтра, детская рука снова прочертит линии. Завтра детские ноги будут прыгать из квадрата в квадрат. Единица, двойка. тройка, четвёрка...

Мокрый асфальт уже не помнит ног Иры и Кати. Мокрые стёкла окон кабинета биологии напротив не помнят отражений Иры и Кати. И ни я уже смотрю сквозь стёкла окон на школьный двор. За моим рабочим столом сидит другой человек. Он преподает урок ученикам. Я не хочу, чтобы среди учеников был кто-либо, похожий на Иру и Катю. Так - слишком больно, так - слишком жестоко. Я не хочу, чтобы учитель был таким, как я. Пусть он будет жестоким, пусть будет грубым и безразличным, пусть не заметит вспышки, не ощутит огня. Макаренко не всё сказал. И я теперь знаю, что он не сказал, только знание обошлось в слишком высокую цену.

Я разжимаю руку: в ней - маленькая пластиковая коробочка из-под запонок отца. Капли бьют в прозрачный пластик и рассыпаются на неисчислимые прозрачные осколки. Влага стекает по запястью в рукав. Запонки стоили дорого. Но там сейчас лежат несколько волосков, цена которых несоизмерима с ценой серебра и полудрагоценных камушков. Их цена соизмерима только со смыслом подарка, который когда-то давно отцу сделала мать в знак любви.

Белые и чёрные - два волоска. Это всё, что мне осталось от Них. Это всё, что осталось от меня.

Лучше бы я умер. Вместе с Ними. Почему я остался жить? Для чего? Наверное, чтобы хоть один человек на земле хранил в своём сознании боль убитой любви?

Любовь... Как много о ней говорят люди. Как много в неё вкладывают. Как много от неё хотят. Но от любви нельзя требовать чего-то большего, чем она сама есть, потому что большего, чем она, нет ничего во всём мире.

Иной путь только смерть...

Чаще всего я вспоминаю Их танец.

Боль и ничего кроме боли.

Любовь губила их. Их любовь была обречена. Они знали это ещё за долго до того, как я увидел это собственными глазами. Я был готов в тот момент уничтожить всё, что могло им угрожать, и проклял сам себя. Не знал тогда, что причиной их гибели стану сам.

Эпизод из фронтовой жизни моего отца....

Камера. Наш сранный мир - это камера, куда нас кидают с самого детства и давят газом обещаний и несбыточных надежд. Газом иллюзии счастья. И тех, кто не желает его вдыхать, кто не желает принимать его в своё нутро - уничтожают. Их руки отдирают от лиц, бьют под дых, чтобы в следующий миг униженный и сломленный мог сделать один решающий глоток, после которого назад пути не будет.

Умирают все. И те, кто принял газ и те, кто отказался. Но умирают по-разному. Есть разница и смысл, как уйти из этой камеры. Можно умереть, так и не распрощавшись с ядом иллюзий, а можно уйти в свой мир. В свою Нирвану.

Камера. Они ушли из неё. Я - остался.

Третий путь. Я должен жить. Пока в этом мире есть хоть один человек, который получил откровение - Нирвана будет существовать. И не имеет значения, с кем мы туда пойдём. С тем, кто не ты - туда ворота закрыты.

Когда нибудь, и я приду к ним, но сейчас, кроме меня должен быть ещё человек, который примет их откровение.

Звук шагов вывел меня из оцепенения. Наверное, кто-то из родителей младшеклассников.

Шаги неспешные, замедляются.

Понимаю, что за моей спиной две женщины, они остановились и молчат. Надо уходить, чтобы не привлекать к себе внимание. Качнувшись, делаю пару шагов, борясь с желанием обернуться. Женщины следуют за мной.

Снова остановившись, я медленно оборачиваюсь. Две незнакомки. Они смотрят на меня. Блондинка протянула руку и взяла руку брюнетки. Я не слышал, что они говорили, но я видел, что произнесли их губы.

Первой моей мыслью после оцепенения, была мысль о смерти. Женщины, наверное читали мои мысли... Они сами подошли ко мне. Знакомые черты лиц вызывали у меня истерическую реакцию: я боялся и я радовался в равной мере.

Дождь не прерывался ни на минуту, ни на миг. Мы в троем были в плащах, но без головных уборов. Промокли уже и снаружи и внутри, затекающей за воротник водой.

-Нас не только объявили погибшими. Нас разлучили. - произнесла Ира, - Но мы нашли друг друга и пришли за тобой.

-Я вас... мне сказали, что вы погибли тогда... - запинаясь сказал я.

-Это лишь от части было правдой... - ответила Катя. -ведь многие думали, что мы любим друг друга, что мы больше, чем друзья.

-А разве это было не так?

-Это лишь от части было правдой... -сказала Ира.

Что же тогда еще? - растерянно спросил я.

-Все случившееся - случилось слишком рано, но мы все равно смогли завершить обряд. - сквозь дождь улыбнулась Ира. - И тогда, в твоей бытовке ты всё правильно понял...

-Какой... еще обряд? - я еле произнес вопрос, чувствуя, как тело начинает наливаться свинцом. - Что... ваше падение и там на крыше...

-И он осуществился благодаря тебе... - продолжила Катя. - По-началу, мы были слишком юнны, слишком неопытны и конечно же слабы. Ты нас оберегал как мог. Ты бился за нас. Ты нам выиграл время.

Моя рука со всей силы сдавила пластиковую коробочку с запонками, прозрачная крышка не выдержала и лопнула, острыми краями вонзившись мне в ладонь. Я рассжал руку, роняя осколки и запонки. Из раны заструилась кровь.

-Пытаешься проснуться? - спросила Ира, беря мою руку, - Во сне то же можно испытывать боль.

Вдруг перед глазами все пришло в движение, потеряв формы и очертания. В следующий миг мы все трое оказались, в том самом классе, где когда-то давно состоялось наше первое знакомство.

Катя стояла у двери, показывая мне ключ.

-Ты можешь прямо сейчас взять ключ и уйти. Но можешь и остаться, тогда все случившееся для тебя обретет истинный смысл…

6-09-2002 Николаев, 20-06-2022 Волгоград