Гарик Плотыш и симферопольские бичи

Я уныло сидел в зале ожидания и безразлично наблюдал за суетливыми существами, борющимися за друг с другом за странные бесполезные билетики. На механическом табло щёлкали цифры, «дополнительный тридцать восьмой – Севастополь – Санкт- Петербург». «Санкт-Петербург это где?», подумал я. К нашим рюкзакам подошёл чумазый цыганёнок и, с открытым ртом, стал что-то долго высматривать.
- Сейчас корова залетит, - усмехнулся я, на что он, выпучив глаза, щёлкнув ртом, быстро убежал.
В широкие двери вошла загорелая, всклоченная фигура, в потёртых шортах, с коричневыми волосатыми ногами. Она шла длинными, но медленными шагами, весело размахивая полупустой бутылкой лимонада. Это был как раз тот, кого мы с Толичем так долго ждали. Наш старый школьный дружок Игорь Плотошенков. Мы долго смотрели друг на друга, пока я не протянул:
- Здорово….
- Здорово…- медленно ответил он и лениво протянул мне руку.
- Ну?
- Гну, - ответил Гарик и его маленькие глазки заблуждали по его овальному небритому лицу. Он стал крутить головой в поисках Фила и Толика.
- Фил ещё не приехал, а Толик где-то бродит, - объяснил я. Плотыш разочаровано шмыгнул носом.
Говоря на чистоту, последние годы только Филипп поддерживал с ним контакт. Я лишь, изредка встречал его, да хлопал по плечу. Надо заметить, что это ему не очень нравилось. А когда ему что-то не нравилось, он мог сильно набуянить. Однажды, классе в пятом, когда учительница на уроке как-то оскорбительно отнеслась к нему, он перекидал все парты (причём  часть из них на меня), разбил окно в коридоре и выгрыз зубами фотографию обидчицы на школьном стенде. В детстве он много молчал и часто что-то делал, например подпиливал ножки отцовской табуретки или устраивал бега бескрылых мух. Понятие «рамки» не были известны этому мальчику. Он и в раму то не влезал. И как всё это совмещалось в таком тихом и спокойном человеке для меня было загадкой. 
Как-то раз переходили мы улицу, а он возьми, да ляг посреди дороги. Распластался на асфальте, как на пляже, подложил под голову ладони, скрестил ноги и лежит. «Не встану», -  говорит, - «Устал я. Пусть объезжают, говоноеды механические…» А когда я его поднять попытался, драться стал. Дрался Плотыш яростно и горячо, как Брюс Ли. Он часто повторял – «Я Брюс Ли – король кунг-фу!», и начинал быстро-быстро махать руками.
Да и к деньгам он всегда относился странно, для меня, даже, мистично. Приходит, однажды, ко мне домой и заявляет, едва отдышавшись:
- Максимилиан срочно нужны деньги! Срочно!
- Зачем? – спрашиваю.
- Безотлагательно важнейшее мероприятие. Не хватает…
Я конечно же замялся:
- Сколько?
- Три рубля пятьдесят восемь копеек….
Оказывается, ему на блесну не хватало. (Метро тогда стоило рубля четыре). В этот период жизни он хотел стать профессиональным рыбаком.
А был случай, когда отец доверил отвезти ему деньги с продажи их первой машины, а он их потерял. Потом ещё целый день ходил, высматривал на дороге, в кустах, в мусорных баках эти тридцать пять тысяч. Не нашёл…

 В Крыму сейчас он был по делам фирмы, которая носила высокое название «Плотошенков и сынок». На вопрос «Почему такое название?» Плотыш гордо отвечал «Для доверительности». В дверях появился Толич с серьёзным выражением лица, а за ним и Фил. Плотыш заулыбался. Мы подняли вещи. Гаря, ухмыляясь, крутил вокруг пальца ключи:
- Машина за площадью.

- Этот сарай? – сморщился я, увидев его синий обшарпанный микроавтобус Фолькс Ваген.
- Сам ты сарай, - разозлился Плотыш и любовно погладил ручку двери, - это Жучка…
- Что?
- Ну, есть Фолькс Ваген Жучок, а у меня Жучка.
- Почему это? - спрашиваю.
- Да потому, - вспылил он, - Потому, что большая и синяя.
- А… Понятно, - протянул я. Обсуждение машины было исчерпано. Тем более Филипп настойчиво дёргал меня за лямку рюкзака.
- Кстати, чуть не забыл, - спохватился Гаря, когда мотор неровно забурчал, - мужика здесь встретил, друга твоего. Он на дороге сидел, аскал.
Я молчал. Гарик любовно потирал руль, замотанный синей изолентой.
- Правда, он грязноватый был слегка, бомжеватый. Зато Питером всё восхищался, про тебя вспоминал…
- Что? – спросил я.
- Говорил, друг у него в Питере, Макс, то есть ты. Ну, я ему телефон дал, что бы звонил, когда приедет. А то он всё сокрушался, адреса не помнит.
- Какой друг? Нет у меня в Симферополе никаких друзей! И зачем ему твой телефон?
- Да не мой, а твой! – воскликнул он и задумчиво добавил: - А, вообще я сразу подумал, подозрительно, у Максимилиана друзья бомжи?
Логика Плотыша меня всегда поражала.

Минул странный пыльный город, где, как будто курорт, а моря нет, где тысячи отдыхающих, но всё транзитом. Город обменников валюты, жёлтых, выцветших на жарком солнце хрущёвок  и беспробудных пьяниц. Город широкополых милиционеров и снующих повсюду попрошаек. Город – ворота, город – выход, с мерцающей в темноте, за пыльными портьерами, зелёной табличкой. Прощай столица автономного черноморского государства, я стучу в небеса.