Нарцисс

 
   
     Нарцисс лежал на животе и влюбленно изучал свое отражение в воде. Вчера нимфа Эл, пробегая мимо, засмеялась глядя на его неподвижную фигуру, а кентавр Ки презрительно заржал, когда подошел ближе и увидел, чем именно занят юноша. Афродита уже несколько дней пыталась отвлечь его внимание от созерцания своего отражения в воде, дефилируя мимо, – все напрасно! Нарцисс был поглощен своим отражением, и ничто на свете не казалось ему бо лее достойным внимания, чем он сам.
     – Завидуют, – думал он обо всех проходящих, пробегавших и пролетавших мимо. – Подумаешь, боги! А совершенством, все-таки, являюсь я.
     Недавно Орфей тут рядом горло драл, прославляя красоту своей ненаглядной Эвридики. Нимфа, конечно, была ничего, но когда рядом Нарцисс, воспевать чью-то другую красоту – все равно что признаться в слепоте. Или взять этого ненормального Аполлона. Тоже мне, бог любви! Бегает за всеми подряд! Он, видите ли, без любви жить не может! Всех любит. Бедняжка Дафна вынуждена была в лавровое дерево превратиться, чтобы только ему не достаться. И что? Этот неугомонный маньяк пять минут погоревал, лавровый венок на голову нацепил и за очередной красоткой помчался. И все мимо него, прекрасного Нарцисса, хотя и споткнулся об него несколько раз. Все - все завидуют и боятся правде в глаза посмотреть. А он смотрит и видит - прекраснее его никого нет. Он один достоин восхищения и любви. Правда, сколько бы его ни любили другие, он все равно ответить никому не сможет - ведь он уже любит. И от мысли об этом ему стало немного жалко всех этих жалких богов-недосовершенств.
     Сердце Нарцисса в очередной раз заныло от сладкой и мучительной любовной тоски по самому себе.
     – Ох! – донесся до него повторенный нимфой Эхо его собственный вздох, и это окончательно вывело его из себя.
     Опять! Ну что за дура влюбленная! Никак его в покое оставить не может, как попугай какой-то, все за ним повторяет. Устал уже от нее. И вообще, все эти влюбленные в него нимфы и богини ему уже давно порядком надоели! Ну, вот и еще одна рядом присела. Сиринга. Уверяет, что она не уступает в красоте самой Артемиде и уговаривает его взглянуть на нее. Тоже мне зрелище! Смешно! Пусть на их отражения рядом посмотрит, а потом пристает. Ах, она еще и жалеть его начала: «Поешь хоть что-нибудь, – говорит, – умрешь ведь». Глупая девчонка! Разве он может есть? Ведь тогда он испортит самое прекрасное зрелище на свете! Недавно он не выдержал и потянулся губами к своему отражению в воде, так появившаяся рябь чуть с ума его не свела. Еле дождался, пока все успокоилось. А еда что? Еда – тьфу! Ему даже думать об этом противно с тех пор, как он увидел, насколько он хорош! Правда, и встать он уже не может, сил нет, но зато какие прекрасные тени появились вокруг глаз! А обострившиеся черты лица сделали его еще более тонким и одухотворённым. Уроды. Все уроды вокруг, по сравнению с ним. А эти глаза с поволокой, прикрытые от бессилия, и вообще ни с чем сравнить нельзя. Пегас как-то подлетал. «Кончай, – говорит, – Нарцисс, дурью маяться, делом займись». И крыло подставляет: «Держись, – говорит, – я тебе помогу, вместе взлетим». Ну что за глупец! «Делом займись!» А чем же он тогда занят? Самым что ни на есть делом и занят – постижением совершенства. И взлетать ему для этого никакой надобности нет. Ручья вполне достаточно, чтобы это увидеть. Нарцисс вздохнул. А тут, как назло, этот козел Пан пробежал со своей нетрезвой сворой. От их трескотни и бессовестных кривляний не только ручей, всё вокруг помутнело. И это при нём! Абсолютном совершенстве! Дикари!
     – Ой, что-то голова закружилась, кажется, я на минуту сознание потерял, но зато когда глаза открыл, опять себя увидел. Вот оно, счастье!
     Ой, опять в глазах темно! Зато какими они теперь длинными кажутся, особенными, потому что открыть их совсем сил уже нет. Но как прекрасна эта метаморфоза! Каким загадочным кажется сейчас мой взгляд из-под этих дивных длинных ресниц! У-у-у-у-у... что-то нехорошо мне, и глаз один уже совсем закрылся. Тоже оригинально, необычно как-то, надо бы хорошенько сейчас себя разглядеть.
     Нарцисс сделал отчаянное усилие и, приподняв голову, попытался открыть глаза.
     – Боже, боже, как же хор...ш, особ... заостр... нос. Ой, любл...
     Но тут голова его упала и последнее «люблю» утонуло в ручье.
     Смерть Нарцисса заметили не сразу. А когда заметили, то увидели лишь жалкую мумию с запавшими глазами и счастливой улыбкой на запекшихся губах.
     – Это была бесславная, но все-таки великая любовь, – вздохнув, сказала Афродита.
     – Ну, не знаю, мама, – с сомнением произнес Эрот, рассеянно теребя стрелы в колчане, – как-то без меня все обошлось. Скучно.
     – Нет-нет, гимнов такая любовь не стоит, – категорически вмешался в разговор Аполлон, нервно теребя свою кифару. – Ничего прекрасного в ней нет. Он и умер-то как будто не жил. Только и делал, что вечно мешался под ногами и любовался собой.
     И, сорвав от негодования проросший сквозь мертвое тело одинокий цветок, бог любви смял его и бросил на землю.
     Все посмотрели на странное растение и почему-то вздохнули.
     И тут мудрый Хирон нагнулся и, сорвав еще один цветок, внезапно выросший на месте первого, расправил его на ладони и стал задумчиво гладить по белым лепесткам и высокому стеблю.
     – Как он называется? – обратился он ко всем. Никто не отозвался. Но все увидели, как на месте сорванных первых двух цветков сразу же расцвел третий, а потом и еще один, и еще... И тело мёртвого Нарцисса стало как будто таять под прорастающими сквозь него бело-желтыми цветами, пока не исчезло совсем, превратившись в веселую полянку стройных растений.
     – Ну, вот и все, – сказал кентавр. – Все случилось само собой. Пусть эти цветы и будут отныне памятником Нарциссу. – И, с интересом разглядывая цветок, добавил, – а памятник, надо признать, получился симпатичным. И даже весёлым.
     Все согласились и разошлись по своим делам.







1