Д#1
НАСТЯ
«Три выстрела, прогремевшие в тишине, отозвались у меня в голове тремя словами, которые я уже отчаялась услышать от него - - выходи за меня з-з-за - завтра ... Ты мне должна четыре выходных ... пп-помнишь? - Ну на конец-то! Родил заика хренов. В обще-то Рябчиков не плохой, только рохля и трус. Будучи вторым замом, он делал как свою, так и всю черновую работу обоих руководителей. Его бы в хорошие руки, приодеть, да малость поднатаскать ... если не подберёт какая-нибудь ...
-Помню - помню Геночка. А что, какие-то сурьезные планы? Рябчиков стоял спиной. Забыв про платок, его громадная ручища судорожно ездила по взмокшему ёжику. Пунцовая шея, терялась в бритом затылке и где то там же, блудили остатки его мозгов. Вдоволь насладившись ситуацией, я даже успела подумать, что возможно иногда буду скучать по нему. Ладно живи ... - Можешь не отвечать, ты ведь мне не муж - Нет определённо - он ещё долго будет меня любить и страдааать ...ещё немного и мне захочется ... Жаль, жаль, но работа прежде всего - чёта раскокетничелась ... -Да не грузись, шучу я. Конечно выду - без проблем! - Спа- спасибо Настя ...
Суботнее утро, Анастасия Николаевна Лебедева (фамилия от первого мужа) встречала у сейфа своего шефа. План явно удался. Рябчиков со Светкой были на даче, а накачанный снотворным, охранник спал. Всё оказалось много легче. Даже Светке не пришлось платить. Дурочка - на спор, согласилась охмурить этого дятла. Совместный уикенд с Рябчиковым, как доказательство Светкиной неотразимости и тупости обоих одновременно – эко сказанула, хоть записывай ...
Ещё раз, ехидно посетовав, про себя, на повсеместную жестокость, она с силой хлопнула дверь ненавистного офиса. Огромный кейс едва ли гармонировал с прелестями хрупкой женщины, но усилия Насти, направленные на его перемещение к авто, несомненно их подчёркивали. Первый же прохожий (что-то не младше семнадцати, но не старше сорока семи) кинулся помогать ей. По привычке, Настя принимала услуги симпатичного джентльмена, как должное - вплоть до момента, когда вместо обычной просьбы о встрече и телефоне, он вдруг потребовал от неё ключи от машины. Затем кто-то грубо затолкнул её на заднее сиденье ... Последнее, о чём Настя успела подумать – это ****ец ...
Геннадий Сергеевич Рябчиков, в последний раз окинул взглядом комнату. Едва задержавшись на нелепой позе, задушенной Светланы, он снова вспомнил о Насте. Может и не стоило отдавать её этим бандюганам, с другой стороны она это заслужила, и он уже слишком опаздывал на самолёт, чтобы тратить время на сентиментальную ****ь. Без тридцати штук лям, пора ... (Ровно тридцать тысяч долларов он оставил в кейсе, чтобы быть уверенным, что с Настей разберутся сразу, а не придумают какую-нибудь отработку) Крутанув «на полную» каждую из газовых конфорок и поправив таймер, он вышел ...
!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Д#2
КАЛЕНДАРЬ ДИЛЕТАНТКИ
10 июня.
Услышав три выстрела, прогремевшие в тишине, она даже не вздрогнула. Маша продолжала стоять на обломанной кромке тротуара, глядя на распахнутые зеленые ворота на противоположной стороне улицы. Ее шеф Петя открыл их, чтобы выкатить со двора свой блестящий «Мерседес», но, скорее всего, не успел сесть за руль. Она смотрела, как из ворот вышла темная фигура и затворила скрипящие створки. Фигура перебежала через дорогу и направилась прямо к Маше, попутно выбросив что-то в ржавый мусорный бак, из которого c мявканьем вылетела кошка.
- Все в порядке, - сказала фигура.
- Вы попали в него?
Фигура промолчала, устало посмотрев на Машу.
- Инструменты я выкинул в мусор. Но советую забрать. Денег стоит.
- Нет-нет, спасибо, не надо. Пойдемте, я дам вам то, что обещала.
После выстрелов на окутанной легкими вечерними сумерками улице ничего не изменилось. Ее обитатели сидели по домам, обозначая свое местонахождение звуками телевизора и запахами летнего ужина. Маша и ее спутник молча прошли к заброшенному парку за старой консерваторией, из окон которой доносилась скрипка. Под огромным парковым деревом Маша отдала фигуре деньги и вежливо извинилась за доставленное беспокойство.
11 июня
Не следующее утро Маша, как всегда, красиво расчесала свои белые волосы и отправилась на работу. Она специально постаралась идти медленно, чтобы быть там не раньше других. Возле офиса стояла ободранная полицейская машина, а во дворе - несколько людей в штатском, курящих возле зеленого забора. Кроме них, здесь было много явно приблудной публики. Петя строил офисный особняк почти десять лет и очень гордился им, поскольку месяц назад это сооружение было признано самым впечатляющим общественным зданием города. Обычно Маше забавно было смотреть в окно на прохожих, которые специально перебегали через улицу, чтобы рассмотреть золотые буквы на вывеске. Но сегодня видеть здесь так много чужих было неприятно. Войдя во двор, она опустила глаза на серые тротуарные плитки, чтобы поискать кровь, но ничего не заметила.
Маша зашла внутрь, приготовив лицо к правильному восприятию известия о вчерашнем убийстве. Дверь на кухню была распахнута. Почти весь офисный народ сидел там и пришибленно разговаривал.
Маша легко краснела, особенно когда беседовала с мужчинами, говорила неправду или просто боялась, что покраснеет. Вот и сейчас ее лицо по контрасту с белыми волосами стало ярко-алым. Чтобы отвлечь внимание от своей кожи, она спросила, что случилось. Ей ответили, что в шефа стреляли, но он жив и сейчас в больнице. «Как ужасно!» - искренне сказала Маша, внутренне беспокоясь о степени естественности своего голоса. Затем она задала вопрос о личностях преступников и возмущенно покачала головой, услышав, что покушение совершено конкурентами.
Маша поднялась на второй этаж и села за компьютер, пытаясь заняться делом и мысленно проклиная киллера. Следователь, который занял Петин кабинет, вызывал всех сотрудников по очереди. Маша нервничала как на экзамене. Выкрашенная сегодня в черный цвет с синим отливом секретарша Эльвира сказала, что полицейские проверяют Петин стол и его бумаги. Это привело Машу в состояние неприятного трепета. В одном из Петиных блокнотов несколько страниц были заняты ее письмом к нему. Месяц назад, когда Маше стало почти ясно, что шеф ее бросил, она обнаружила на своем столе случайно позабытый им блокнот. Она воспользовалась этим шансом, спрятала блокнот в своей сумке, а потом дома, закапывая бумагу слезами, вписала туда нежный и умоляющий текст, который не мог не вернуть Петю обратно.
Когда Петя обнаружил послание, он растроганно сообщил Маше, что письмо его потрясло, однако дальнейшего положительного развития событий не последовало. В то же время он стал уединяться в кабинете с толстой стажеркой Аллой. Возможно, Маша не стала бы на это слишком остро реагировать, однако секретарша Эльвира, которая была всем бочкам затычка и в тот период красилась малиновым оттеночным шампунем, подзуживала Машу, внушая ей, что Петя с Алллой закрываются в кабинете с вполне конкретной целью.
За неделю до этого, 3 июня
Маша купила газету и нашла в ней объявление о том, что «продаются предметы самообороны».
4 июня
Пахло зефиром и шоколадом. Два немытых существа, по которым было видно, что они в центре города оказались впервые, встретили ее на углу возле кондитерского магазина и вручили твердый предмет, завернутый в грязный полиэтилен. У существ были мерзкие руки, покрытые вонючей коростой, поэтому Маша чрезвычайно осторожно предавала им обещанные тридцать баксов. Было понятно, что цена сильно маленькая, особенно если учесть, что в стоимость покупки входили пули. Но Маша не спорила, решив, что у продавцов были свои резоны сбывать товар по демпинговым ценам. К тому же она не хотела тратить на Петю лишние деньги.
Конечно, Маша не могла проверить покупку прямо на улице. Спотыкаясь на каблуках, она поспешила домой, где сначала разложила на полу газету, а затем вытряхнула на нее тяжелое содержимое. Брезгливо выбросив полиэтилен в мусор, Маша двумя пальцами приподняла пистолет, напомнив себе, что с него обязательно надо будет стереть отпечатки пальцев. По лицу пистолета было видно, что его жизнь была долгой и несчастливой.
4-9 июня
Почти неделю пистолет лежал в углу кухни на газете, поэтому всякий раз, когда Маша готовила себе покушать, или заходила туда еще за чем-нибудь, она задумывалась, как его лучше применить. Сначала она решила, что ликвидировать надо не только Петю, но также Аллу и крашеную Эльвиру. Однако пуль было только три, а с первого раза в Петю можно было не попасть. Она представляла себе, что придет рано утром на работу, дождется приезда Пети, зайдет к нему в кабинет и выстрелит. Однако здесь прогнозировались трудности. Во-первых, раньше всех на работу обычно приходил Антон, рабочее место которого позволяло обозревать дверь Петиного кабинета. Во-вторых, Антон неизбежно услышит звук выстрела. В-третьих, Маша была сентиментальна и у нее могло не хватить мужества выстрелить в шею, которую она так любила. Четвертая загвоздка была связана с поисками места, в которое на время рабочего дня следовало спрятать пистолет. В качестве возможного варианта Маша хотела использовать шкафчик на офисной кухне, однако не была уверена в надежности такого тайника.
Однажды Петя сказал ей, что все, что она делает, она делает хорошо. Он имел ввиду и работу и постель. Маша дорожила такой репутацией. То, что она не умела делать хорошо, Маша перепоручала профессионалам. Это относилось даже к таким вещам как мытье окон два раза в год. Поэтому она снова позвонила продавцам пистолета и предоставила им соблазнительную возможность получить сто долларов за пять минут работы. Они немного помолчали и сообщили, что презвонят. Через пять минут один из них набрал Машин номер и, накинув двадцатку, согласился стать киллером. Поскольку исполнитель Машиного приговора в связи с какой-то своей болезнью спешил уехать к родственникам в село, он сам предложил закончить все побыстрее, а именно, на следующий вечер.
11 июня
Постепенно детали вчерашнего покушения стали проясняться, и Маша узнала, что Петя легко ранен в левую руку. Маша была возмущена обманом киллера и принялась звонить ему прямо со своего рабочего места. Она была уверена, что сумеет поговорить с ним осторожно, чтобы слоняющиеся по офису полицейские и сослуживцы ничего не поняли. Но киллер трубку не брал.
Случайно выглянув в окно, Маша обнаружила, что полиция перевернула мусорные баки вверх дном, вывалив помои прямо на асфальт. Было несомненно, что пистолет найдут. Но это не беспокоило Машу, поскольку стреляла не она.
Потом ее позвал следователь, который сразу спросил, не имела ли она с шефом интимных отношений. Маша снова покраснела, возмутилась, затем рассказала следователю про Аллу и вовремя вспомнила, что у Пети патологически ревнивая жена.
- Не только у него такая проблема, - тяжело вздохнул следователь, и отпустил Машу. Маша была рада, потому что, во-первых, у следователя был вонючий серый костюм, и, во-вторых, последние несколько часов ее беспокоил зуд на руках, и она вынуждена была часто бегать в туалет или на кухню, чтобы засунуть ладони под холодную воду.
12 июня
На следующий день все еще черноволосая Эльвира сообщила во время утреннего офисного чаепития, что пистолет найден. Полиция пришла к выводу, что преступление совершил непрофессионал и покушение заказное, поскольку Петя успел разглядеть в сумерках стрелявшую фигуру и заявил, что это человек ему незнаком.
Отпечатков пальцев не обнаружили, однако в лаборатории определили наличие на пистолете возбудителей какой-то отвратительной болезни. Пришедший в офис во время обеда следователь нудным голосом прочитал по бумажке, что болезнь начинает проявляться через несколько дней сильным зудом, после чего на теле образуются гниющие язвы. Эта зараза малоизлечима, и часто приводит к летальному исходу.
Следователь заявил, что болезнь поможет полиции выйти на след убийцы, так как у киллера улики будут, как он пошутил, налицо, то есть на лице. Маша очень напугалась, потому что у нее зудело уже все тело, а на кончиках пальцев проклюнулись крохотные язвочки. Она сослалась на начинающуюся простуду и убежала домой. По пути Маша зашла в аптеку и купила пять банок мази Вишневского.
13 июня
Утром Маша позвонила на работу, чтобы сказать Эльвире о своей простуде. Мазь Вишневского за ночь не помогла. Все вокруг воняло дегтем. Руки до запястий были покрыты язвами. Маша постоянно набирала номер киллера, но телефон не отвечал. Маша подумала, что ей придется готовиться к длительному карантину. Она надела джемпер с модными удлиненными рукавами, закрывающими кончики пальцев, и вышла в магазин, чтобы купить побольше продуктов.
Вечером позвонила мама сказать, что она искала Машу на работе, и там ей сообщили о ее простуде. Мама хотела прийти и помочь дочери. Маша пятнадцать минут убеждала мать, что она никого не хочет видеть, а дома у нее есть все необходимое.
На ночь Маша на всякий случай снова намазалась мазью Вишневского, обернув поверх нее руки толстым слоем бинтов.
14 июня
Маше было больно мыться и вообще трогать что-нибудь, потому что руки были покрыты язвочками почти до подмышек. Болячки появились также на животе и ногах, особенно много на внутренней поверхности бедер. В десять часов утра позвонил следователь и вызвал ее на срочную беседу. Маша пыталась сослаться на отсутствие повестки и простуду, однако он стал пугать санкциями за отказ помогать следствию. На улице было градусов тридцать тепла, но она опять надела джемпер с длинным рукавом и юбку до щиколоток, чтобы скрыть болячки. Потом с трудом натянула на распухающие пальцы кружевные вечерние перчатки. Под кружевом язвы не были заметны. Маша боялась, что от нее сильно воняет, поэтому изрядно полила себя дорогими духами, которые обычно берегла.
В прокуратуре полы были старые и скрипучие, а в одном месте даже провалившиеся. В кабинете у следователя Маша сразу заткнула руки под стол. Следователь перечислил ей сослуживцев, утверждавших, что она имела с Петей интимные отношения. Он показал ей блокнот с ее письмом и объявил это важной уликой. Маша факты отрицала и пыталась свалить все на Аллу, а также Эльвиру, которая хотела спать с Петей, потому что ее зарплата была очень маленькой. Следователь велел Маше изложить все в письменном виде. Он дал ей бумагу и ручку, после чего, к счастью, вышел из кабинета. Маше трудно было держать ручку, поэтому буквы получались огромные и некрасивые. Когда следователь вернулся и взял эту ручку, чтобы подписать ее показания, он поморщился, потому что ручка была влажная: «Ты что, так сильно вспотела?» – фамильярно и брезгливо спросил он. Перчатки у Маши тоже были мокрые. Маша поняла, что через них просачивается выделяющаяся из язвочек жидкость, и покраснела.
Она вернулась домой, с трудом содрала промокшие перчатки с рук и бросила их в ванной прямо на пол. Потом она стянула с себя одежду и легла на кровать. Маша не хотела включать телевизор или читать. Она мечтала об ампутации конечностей.
Маша заставила себя позвонить матери и сказать, что она уже почти здорова и навещать ее не нужно.
15 июня
Маша почти не вставала. Она лежала на постели, откинув ненавистные руки подальше от тела. Все остальное она откинуть не могла. Болячки появились на голове и лице, залезли в рот и нос. Они напоминали герпес, но покрывали все тело почти сплошь, не затронув лишь ступни. Маша с удовольствием представляла себе, как жжет их огнем, соскабливает ножом и просто сдирает вместе с кожей. Ее раздражал стук в квартире наверху, собачий лай на улице, а также музыка в приемнике на кухне. Она встала, выключила музыку, после чего стук наверху и лай во дворе стали звучать громче.
16 июня
Болячки перестали зудеть и чесаться, но по-прежнему выделяли прозрачную вонючую жидкость. Маша уже не меняла простыни, поскольку чистые кончились, а про стирку она даже не могла думать. Позвонила Эльвира и сказала, что шеф уже три дня как на работе: «С ним все в порядке, только рука перевязана». Маша ответила, что и она уже почти О"Кей, и на днях вернется на работу. Говорить было сложно, так как мешали болячки во рту. Поэтому Маша объяснила Эльвире, что она завтракает и у нее сейчас полный рот. На самом деле Маша была голодна, потому что жевать было больно. Она пила воду, но это было неприятно. Ей казалось, что противная жидкость из болячек проходит вовнутрь вместе с питьем.
17 июня
Маша чувствовала себя очень слабой. Она позвонила на работу Пете и сказала, что придет вечером, потому что им надо поговорить. Петя согласился. Ровным, милым голосом он сказал, что ему уже гораздо лучше, только надо делать каждый день перевязку. Положив трубку, Маша назвала его рогатым огородным животным и задумалась о том, что она может надеть. Самым здравым решением было бы идти голой, поскольку короста на теле вполне заменяла одежду, а настоящие вещи надевать было трудно.
Темнело поздно, но все равно к вечеру город почти вымирал, и даже появление такого чудовища, каким сейчас была Маша, вполне могло остаться незамеченным. Распухшие руки двигались медленно, поэтому решившая все-таки одеться Маша делала это не меньше часа. Она постаралась закутаться целиком, накинув на голову длинный тонкий бежевый шарф, купленный для летних вечеринок на свежем воздухе. Темные очки были очень небольшими, но Маша все равно их напялила. Она подумала, что в первый раз в жизни идет на работу без косметики. Тем не менее, двадцать минут до своего офиса она шла с тем же трепетом, с каким бегала на свидания.
Как и в день неудавшегося убийства, смеркалось. Вечер был красив и безмятежен. В офисе горело только окно шефа. Сначала Маша зашла на пустую кухню, где принялась вынимать из шкафов тарелки и чашки, по которым с наслаждением проводила ладонями, стараясь оставить на посуде побольше гадости, выделявшейся из болячек. Затем медленно поднялась по лестнице, старательно трогая все, что ей попадалось – перила, ручки дверей. В рабочем зале Маша стала подходить к компьютерам, проводя руками по клавишам и обхватывая каждую мышку: «Привет, хвостатая», – тихо и ласково здоровалась она с ними. Потрогала распухшими пальцами все ручки и карандаши, которые смогла найти, потом направилась к Петиной двери.
Прежде чем войти к шефу, она по привычке сначала взглянула в зеркало и, просипев: «Уродина», сразу отвернулась. Остановившись перед дверью, Маша вспомнила, как совсем недавно открывала ее, чтобы в Петин день рождения положить на стол букетик нежных весенних цветов. Сейчас она старательно обтерла ручку двери волдыристой ладонью.
Маша спланировала, что войдет и прикоснется своим лицом к его щеке. Открыла дверь. Большой кабинет шефа был погружен в темноту. Лампа горела только на Петином столе. Он сидел и смотрел прямо на нее. Маша подошла к Пете очень быстро, чтобы он не успел испугаться. Обогнула стол и протянула свою ладонь к его лицу. Петя отстранился, попытавшись защититься руками. Они были покрыты красными мокрыми язвами. Ошарашенная Маша отступила, замечая боковым зрением людей, поднимающихся со стульев и кресел, которые стояли вдоль затемненных стен. …их лица и руки…были…
!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Д#3
Диалог №1: Маньяк и Жертва.
(10931 зн.)
ЖЕРТВА
Маньяк (себе). Наш разум – это лужа, мутно отражающая действительность. Луна отражается в луже. Крышка от канализационного люка больше отраженья луны в луже. Гораздо больше. Это нужно знать. Земля круглая. Она крутится вокруг своей оси. Дважды два – четыре. Собака - друг человека. Колумб открыл Америку. Пифагоровы штаны во все стороны равны. Человек произошел от обезьяны. У каждого сексуального Маньяка есть своя потенциальная Жертва. Петр первый прорубил окно в Европу. Квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов. Пушкин – великий русский поэт. Гагарин - первый космонавт. Лев - царь зверей. Я – ненормальный. Это неизменно. Крышка от канализационного люка больше отраженья луны в луже. Земля круглая. Дважды два – четыре, Собака – друг, Колумб – Америка, Штаны – равны, Маньяк…
Появляется Жертва.
Маньяк подходит к Жертве и протягивает ей руку.
Жертва (протягивает руку Маньяку). Жертва.
Маньяк. Моя?
Жертва. Ваша.
Маньяк (в сторону, целуя руку Жертве). Это судьба.
Жертва (смущенно). …ваша потенциальная Жертва.
Маньяк (расплывается в улыбке). Потенциальная Жертва… Как это красиво звучит! «Потенциальная Жертва! Потенциальная Жертва…» У вас замечательное имя! Не то, что у меня… сексуальный Маньяк.
Жертва. Мне нравится! (Возвышено.) Сексуальный Маньяк!
Маньяк. А мне не очень. Не путевое оно. Больше походит на кличку, чем на имя потомственного насильника и убийцы.
Жертва. Вы чересчур требовательны к нему.
Маньяк. Я требую от него ровно столько, сколько требую от самого себя. Такой уж я человек.
Жертва. Человек для подражания.
Маньяк. Открою вам небольшую тайну… На самом деле меня зовут… (Шепчет.)
Жертва. Звучит как фамилия старинного знатного рода…
Маньяк (восторженно). Как диагноз! Звучит как диагноз! Страшная фамилия… Великие люди носили ее! (Гордо.) Мои предки.
Жертва. Э-а-о-у-ы… С первого раза не выговоришь…
Маньяк. Поэтому-то все и называют меня просто сексуальный Маньяк.
Жертва. Можно и мне вас называть так же?
Маньяк (подавленно). Так же? Пожалуйста.
Жертва. Сексуальный Маньяк.
Маньяк (молчит, смотрит в одну точку).
Жертва. Не молчите. Говорите, что-нибудь. Эй! Что вы там увидели? Очнитесь, в конце концов! (Трясет Маньяка за плечи.) Вы где?
Маньяк (продолжает смотреть в ту же самую точку). Здесь.
Жертва. Не молчите! Эй! Маньяк! Я с вами разговариваю или с кем?
Маньяк. Со мной…
Жертва. Куда вы все время исчезаете? Прямо не уважение какое-то к своей потенциальной Жертве! Честное слово… (Пауза.) Я все поняла. Вы использовали меня. Потешили свое больное самолюбие и забыли, бросили. Как это бесчувственно, гадко, мерзко с вашей стороны. Вернитесь!
Маньяк (переводит взгляд на Жертву). Моя потенциальная Жертва. Моя потенциальная Жертва.
Жертва. Слава богу!
Маньяк. Посмотрите на меня! Внимательно посмотрите!
Жертва (внимательно смотрит на Маньяка). Сексуальный! Маньяк!
Маньяк. Какой же я Маньяк? У меня глаза добрые…
Жертва. …Не сказала бы…
Маньяк. …И голос нежный!
Жертва. Нельзя так о себе.
Маньяк (проходит перед Жертвой взад-вперед.) А как хожу!
Жертва (пожимает плечами).
Маньяк. Нормально хожу… Не хожу, а плаваю… Лебедем белым плаваю. Я смешон! Я смешон!
Жертва. Нет, нет…
Маньяк. Я говорю «смешон», значит смешон!
Жертва. Ну, если только вы говорите…
Маньяк. А у Маньяка глаза должны быть злые-презлые, голос грубый-прегрубый и походка гоголем-моголем должна быть, а не лебедем белым! И, вообще, нет во мне ничего сексуального!
Жертва. Вы не правы! Мне, кажется, в вас есть что-то такое, что…
Маньяк. Ну? Что?
Жертва (ищет нужное слово). …что… что… (Смущенно.) Вы меня пугаете, вот что! (Смотрит на руки Маньяка.) У вас длинные руки.
Маньяк (безнадежно). А… Такими руками невозможно остановить… сломить… подавить даже легкое сопротивление самой слабенькой Жертвы.
Жертва. Пальцы… Пальцы как у хирурга… Ловкие… Выпотрошите – глазом моргнуть не успею…
Маньяк (прячет руки за спину). …у скрипача. (Тихо.) Пальцы как у скрипача.
Жертва. У хирурга…
Маньяк. У скрипача…
Жертва. У хирурга!
Маньяк. Не спорьте. Я в детстве на скрипке играл. Четыре года на скрипке играл… потом, правда, бросил это занятие.
Жертва. Сами? Сила воли?
Маньяк. Если бы… Медведь на ухо наступил, чем помог избавиться мне от этой пагубной страсти.
Жертва. Не надо так убиваться. В жизни всякое бывает.
Маньяк. Легко сказать, что всякое бывает, тяжело это всякое пережить.
Жертва. Вы пережили.
Маньяк. Что да, то да. Пережил, и крышка от канализационного люка не стала меньше отраженья луны в луже.
Жертва. Вы сильный человек…
Маньяк. Ля-ля-ля-ля…
Жертва (ласково). Ненормальный.
Маньяк (радостно). Ненормальный? Ненормальный… Это неизменно… (Вдыхает полной грудью воздух.) Как чудно! Вас встретил и… на душе хорошо стало. (Смотрит на небо.) Ни одной звездочки. Все благоволит. Ля-ля-ля-ля.
Жертва. Ля-ля-ля-ля.
Маньяк. Я вам сейчас кое-что скажу…
Жертва. Вся во внимании.
Маньяк. Я… я… я…
Жертва. Ах, не говорите.
Маньяк. Молчу…
Жертва. Нет, говорите, говорите.
Маньяк. Я хотел сказать, что…
Жертва. Помедленнее. Дайте насладиться этим сладким мгновением.
Маньяк. Не зна-а-ю, что бы я-я де-е-лал без ва-а-ас.
Жертва (смеется). Еще, еще, еще!
Маньяк. Смеетесь надо мной?
Жертва. Неожиданно вспомнила свой первый раз.
Маньяк. Вам было страшно?
Жертва. Мне было весело.
Маньяк. Интересно…
Жертва. У моего первого Маньяка были белые волосы и большая черная борода.
Маньяк. Борода? Сколько же ему было лет?
Жертва. Не помню… Не знаю… Меня этот вопрос не занимал.
Маньяк. А вам?
Жертва. Двадцать два…
Маньяк (удивленно). Двадцать два года!
Жертва. Не удивляйтесь. Я росла застенчивым ребенком.
Маньяк. Милым, милым ребенком.
Жертва. Он привел меня к себе домой, попросил раздеться и…
Маньяк. …и…
Жертва. …когда я разделась, он робко посмотрел на меня и описался.
Маньяк. Какой бессовестный Маньяк! Что же вы?
Жертва. Я рассмеялась, оделась и убежала.
Маньяк. Это вы называете первым разом? Ничего же… такого… не было.
Жертва. А что должно было… такое… быть?
Маньяк. Нож к горлу, пистолет к виску или на худой конец бокал шампанского с ядом.
Жертва. Этого не было.
Маньяк. Вы мечта всей моей жизни!
Жертва. Говорите…
Маньяк. Мой идеал! Я горжусь тем, что я сексуальный Маньяк. Я безумно счастлив, что именно вы моя потенциальная Жертва! Я… убью вас.
Жертва. Как, как вы это сделаете?
Маньяк. Способов много. Можно наброситься из-за угла, ударить со всей силой камнем по голове, получить удовольствие и скрыться.
Жертва. Здорово.
Маньяк. А некоторых Маньяков приводит в неописуемый восторг использование холодного оружия в процессе нападения на Жертву.
Жертва. В процессе нападения…
Маньяк. Только представьте себе, что может сделать Маньяк с помощью огромного кухонного ножа… или маленького хирургического скальпеля…
Жертва. Скальпеля!
Маньяк. Но я предпочитаю дедовский способ.
Жертва. Ну, не тяните!
Маньяк. Я…
Жертва. Вы?..
Маньяк. …душу Жертву
Жертва. Душите? Ах!
Маньяк. …ее же чулками в извращенной форме…
Жертва. Я чулок не ношу.
Маньяк. На такой случай у меня в кармашке имеется… (Достает из кармана женские чулки.) Ап! Запасной вариант.
Жертва. Дайте-ка взглянуть.
Маньяк (протягивает Жертве чулки). Хороши? А? Вчера купил. Совсем новые чулки, ни разу не душившие.
Жертва (махает рукой). Порвутся раньше, чем я задохнусь.
Маньяк. Попробуем? (Накидывает Жертве на шею чулки.) Просите пощады.
Жертва. Сильно не давите… След на шее останется.
Маньяк. Громче просите пощады. Умоляйте.
Жертва. Не порвите золотую цепочку.
Маньяк. Громче!
Жертва. По телу пробежала приятная легкая дрожь! Так?
Маньяк. Да! Лицо покрылось багровыми пятнами и… на лбу выступил пот.
Жертва. Последний, жадный глоток воздуха. А-а-а!
Маньяк. Все закружилось в дьявольском вальсе… Деревья, дома, улица, небо, крышки от канализационных люков… Еще мгновение… Сейчас… сейчас две одиноких души вылетят из распахнутых клеток тел и улетят далеко-далеко.
Жертва. Далеко-далеко?
Маньяк. Далеко-далеко… За тридевять земель, за тридесять морей в тридевятое царство, в тридесятое государство, чтобы жить там долго и счастливо, и умереть там, в один день.
Раздается громоподобный треск рвущихся чулок.
Жертва отталкивает Маньяка.
Жертва. Порвали. Золотую цепочку порвали.
Маньяк (показывает на дырку в чулках). Мои чулки.
Жертва (смотрит под ноги). Тьфу, я на ваши чулки. У меня цепочка упала. Отойдите. Темно ничего не видно.
Маньяк (смотрит на порванные чулки). Совсем новенькие были.
Жертва. У вас спичка или зажигалка есть?
Маньяк. Я не курю.
Жертва (опускаясь на колени, в сторону). Они не курят. (Укоризненно Маньяку.) А еще Маньяком себя называют. Задушить по-человечески не могут, обязательно цепочку порвут.
Маньяк (опускается на колени). Я не хотел.
Жертва (водит руками по земле). Не хотели? Однако ж порвали.
Маньяк (водит руками по земле). Случайно. Совершенно случайно. Если бы не эти несчастные чулки, вы бы не заметили моей неловкости…
Жертва. Цепочка порвалась раньше чулок.
Маньяк. Чулки раньше цепочки.
Жертва. Цепочка раньше.
Маньяк. Чулки. (Встает.) Вечно с вами по пустякам спорить приходится.
Жертва. Это цепочка-то пустяки? Я на нее пол года копила. Понемногу с каждой получки откладывала. Лишала себя… самого необходимого, а он пустяки.
Маньяк. Хотите, я вам новую куплю?
Жертва. Мне не нужна новая, мне нужна старая. (Причитает.) Маленькая моя, красивенькая моя, ну, где же ты, радость моя ненаглядная. Что теперь, горемычная, будет делать-то без тебя. Пропадет (кивает в сторону Маньяка) его потенциальная Жертва, не дождавшись своего рокового часа, без тебя.
Маньяк (убирает рваный чулок в карман). Вы не Жертва, а если и Жертва, то не моя.
Жертва. Что вы! Я ваша. Целиком и полностью. Без остатка. Я ваша потенциальная Жертва, обреченная принять смерть насильственную от рук ваших.
Маньяк. Н-да?
Жертва (поднимается с колен). Во всей своей красе. (Кружится вокруг себя.) Вот какая. Вся как на ладони.
Маньяк. Что-то не похожи вы на мою Жертву. Не мой тип. Меня больше привлекают те, которые теряют дар речи от одного моего прикосновения.
Жертва. Ищете легкой добычи. А вы оказывается слабый безвольный человек.
Маньяк. Пусть так. Я не люблю бороться за свое счастье.
Жертва. Никто не принесет его вам на блюдечке с голубой каемочкой.
Маньяк. Это сделает... когда-нибудь она… одна единственная… моя настоящая потенциальная Жертва. Добрая, мягкая, робкая, послушная, красивая, по-детски наивная, понимающая с полу слова…
Жертва. Таких не бывает.
Маньяк. Ошибаетесь.
Жертва. Мне лучше знать. Мы, Жертвы, все одинаковые. А-а-а! Мне все понятно! Да просто вы никогда НЕ…
Маньяк. Это я-то НЕ?.. Ха-ха-ха!
Жертва. А что было?
Маньяк. Конечно, (потирает руки) пятьдесят восемь раз.
Жертва (недоверчиво). Вот это да…
Маньяк. У меня все Жертвы в записной книжке поименно записаны, на случай если кто-нибудь захочет упрекнуть меня в том, что я не состоялся как Маньяк сексуальный.
Жертва. Для страховочки?
Маньяк. Для страховочки. Съели?
Жертва. Как вкусно.
Маньяк. Это еще только завтрак, обед будет потом.
Жертва. Никогда не думала, что вы умеете вкусно готовить.
Маньяк. Готовить, стирать, мыть полы, пылесосить. Что пылесосить! Я мусорное ведро выносить умею. Это обед. Приятного аппетита.
Жертва. Значит, легко можете обойтись без меня.
Маньяк. Легко! Не напрягаясь! Между прочим, каждая вторая Жертва норовит назвать меня своим Маньяком.
Жертва. Ужин?
Маньяк. Полдник. Ужином вас накормит какой-нибудь блондин с черной бородой. Спокойной ночи.
Маньяк достает из кармана порванные чулки
и элегантно накидывает их шарфом на свою шею.
Жертва. Вы уходите?
Маньяк. Безвозвратно.
Жертва (вызывающе). Сексуальный Маньяк!
Маньяк. Я принадлежу к старинному знатному роду насильников и убийц.
Жертва. Позор своей фамилии! У вас глаза добрые. У вас голос нежный. У вас лебединая походка…
Маньяк (гордо). И длинные руки!
Жертва. Такими руками вам не удастся подавить даже легкое сопротивление самой слабенькой Жертвы!
Маньяк. Пальцы как у хирурга. Ловкие… Выпотрошу, глазом моргнуть не успеете.
Жертва (смеется). О, да, не успею! Умру от смеха! Честное слово, умру от смеха!
Маньяк. Пальцы как у хирурга!
Жертва. У скрипача.
Маньяк. У хирурга.
Жертва. У скрипача. Ля-ля-ля-ля.
Маньяк. Медведь дрянь из моих ушей еще в раннем детстве выдавил. Потом… (Пауза.) в жизни всякое бывает.
Жертва. Все говорят, что всякое бывает, не всем удается это всякое пережить.
Маньяк. Я пережил.
Жертва (качает головой). Вы стали нормальным человеком. До мозга костей. До треска чулок. Совершенно нормальным человеком!
Маньяк. Нормальным? Но ведь крышка от канализационного люка не стала меньше отраженья луны в луже, (Озирается по сторонам.) и земля по-прежнему круглая, и дважды два четыре, и собака - друг человека, и, как не крути, квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов, и пифагоровы штаны во все стороны равны. Колумб открыл Америку, а Петр Первый окно. Человек не стал прародителем обезьяны, Пушкин – великим китайским поэтом, Гагарин - последним космонавтом… (Громко.) Лев – царь зверей, а я ненормальный?
!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Д#4
СЛАБОСТИ ЗВЕНЬЕВ
(30000 зн.)
1)
Лида, Лидочка, Лидусик… - Ахрип Проектович покручивал головой в разные стороны, а губами производил негромкие деловые марши. Пальцы его рук в джазовом ритме барабанили по столу что-то самостоятельное. - Наш разум – это лужа, мутно отражающая действительность. Вы не находите, Лидочка? Шучу-шучу! На самом деле я вызвал Вас совсем по другому поводу. Сколько у нас получает Антон? – Проектыч посмотрел на свою секретаршу прямо и как-то обидчиво, будто не сам назначал ему оклад жалования.
- Как и я, Архип Петрович. – Лидочка была вполне в курсе того, что должна знать левая рука начальника отдела госфирмы. И знала она это не по служебной обязанности, поскольку должностные инструкции давно отменили. Знала потому, что была настоящей секретаршей. Ведь бывают настоящие охотники за привидениями? Вот и настоящие секретарши в природе тоже встречаются.
Оказалось, что Ахрип не помнил, сколько получает Лидочка, а спросить ее саму, сколько он ей платит, было бы несколько странно. Тогда Лидок, понимающе улыбнувшись, сама назвала сумму и добавила:
- Он получает столько с окончания испытательного срока.
- Переманят ведь, - рассеянно подумал Ахрип и вспомнил спокойное, но с очень живыми глазами лицо одного начальника отдела из конкурирующей фирмы.
- А когда он был последний раз на работе? – снятие интервью с вызванной в кабинет секретарши по законам жанра не могло закончиться на втором вопросе.
- Вчера. Он очень аккуратный вообще-то, Ахрип Проектович. – видимо Лидочка симпатизировала Антону.
- Вот что, Лида, позвоните ему домой, справьтесь, чего это он гуляет? Скажите ему что-нибудь про единый порыв, по-моему коллективизм нынче снова в моде. Ну и, раз он аккуратный, то пусть мол блюдет дисциплину, - Ахрип ухмыльнулся.
- Я имела в виду, Архип Петрович,… - Лида начала оправдываться.
- Знаю, что ты хотела сказать. Я ему, пожалуй, сам позвоню, - Ахрип Проектович уже теребил записную книжку. Антонова номера в ней не оказалось и пришлось выяснять его у той же Лидочки.
Но дозвониться до подчиненного не удалось.
2)
А.П. вошел в большую отдельскую комнату, уставленную разношерстной советской мебелью, кульманами и столами сотрудников. В дальнем от двери углу, в закутке, отгороженном четырьмя шкафами, служил фирме самый ведущий конструктор отдела Денис Лаптевич Н.
Заглянув из-за шкафа в аппартаменты к Лаптевичу, Ахрип застал его сидящим над четвертинкой ватманского листа, на которой красным карандашом крупными буквами было написано:
Б) «Ему/ей снова снились семь ангелов…”
В) «Услышав три выстрела, прогремевшие в тишине, он/она даже не вздрогнул…».
Лаптевич вдохновенно грыз синий конец своего орудия письма старорежимной марки «Деловой».
- Чем занят? – Проектович сильно пожал прохладную сухую ладонь.
- Да вот, в интернете новый литературный конкурс объявили, так надо рассказик с одной из этих фраз замастырить.
- Все графоманишь? Ты бы лучше гимн фирме сочинил к пятидесятилетию. Директор хоть вознаграждение обещает, а эти, в интернете, что?
- Да они, вроде, тоже.
- Тоже – похоже, – передразнил Ахрип и уже официальным тоном добавил, - Пойдем ко мне, разговор есть.
В кабинете все пошло уже официально.
- Денис Лаптевич, кто у нас ведет базовый узел изделия?
- Ахрип, да ты же мне его поручил, разве не помнишь? – Лаптевич был удивлен в самую меру - без истерики.
- Вот за что его и люблю, что у него все в меру, как говаривал Неру, – подумал Проектыч, а вслух решил немного понагнетать.
- Помню, конечно помню. Так как у нас с ним дела?
- Нормально. Антошка на прошлой неделе все пересобрал, так теперь любо-дорого посмотреть и изменения вносить легче легкого. Да мы же тебе докладывали четыре дня назад, - таким туповатым приемом Лаптевич хотел скорее вывести начальника с административных «па» на магистраль разговора.
- Что значит, «пересобрал»? К выпуску документации пора переходить, а вы все с вариантами тешитесь? - Ахрип Проектович поглядел на подчиненного холодно.
- Да нет, Проектыч. Теперь все у него в компьютере. Он после института все на компьютере норовил. Пришел к нам и на электронном кульмане, это он так машину единственную тогда в отделе называл, чертежи-то и начал. Будущее, говорит, за этими штуками. Три месяца я у него над душой стоял, все ждал первого листа. И ведь дождался. Правда, премии квартальной, пока дожидался, успел его лишить – не думал, что это дело с экрана в тетрадный лист на ватман переползет. А теперь он уже на какую-то новую систему перешел. Говорит, что верхнего уровня. Американская, то ли французская – не вдавался я. Но теперь все детали и узлы прям в изометрии на экране. И какой хочешь размер меняй, нажал – она тебе покороче или подлиннее сделала. Я сам не умею - все эти мелочи по созданию узлов, деталей – это все Антошка тянет. Быстро у него получается. Ну а что, купили ему пентиум-четыре, так пусть выход дает.
- Ну ладно, а случись что с Антоном, базовый узел и на бумагу некому выбросить?
- Ну почему же…, - Лаптевич не сразу нашелся, что ответить, - А Лидок вон у нас тоже лихо на компьютере – только пальчики летают.
Но отговорка явно не понравилась начальнику.
- Ты еще про экономистку нашу вспомни, полставочницу. Ну, так: Антона сегодня первый день нету, так вы позвоните ему, узнайте, что случилось.
3)
На следующий день ситуевина быстро усугубилась.
Ахрип, чуя неладное, провел беседы со всеми ведущими сотрудниками отдела. Выяснилось, что и их узлы в настоящий момент спокойно спят в Антошкином компьютере.
Антону никто дозвониться не смог, а ближе к обеду Проектыч услышал в коридоре ритмичное постукивание теннисного шарика. Теннисные и шахматно-шашечные турниры брежневских времен беспечно пронеслись в его голове, а потом он совершенно некстати вспомнил, что у него в сейфе до сих пор хранится овальная алюминиевая пластинка. Вспомнил он и гравировку на той пластинке: «Победителю соревнований отдела».
Уходя на обед, А.П. чуть было не сорвался на играющих сотрудников. Сдержало его только то соображение, что в вынужденном простое виновата организация дела, то есть администрация, а, значит, он сам.
4)
Третий день отсутствия Антона стал удручающим, хотя утром все чуть не встало на свои места.
Ахрип позвонил в отдел автоматизации и был приятно удивлен, что этот отдел существовал. Более того, вкрадчивый голос новой секретарши – видимо старую спровадили на пенсию – давал надежду, что отдел не только жив, но и здоров.
Через час на Антоновом мониторе уже лихо крутились перед собравшимся коллективом отдельные болтики-винтики. Пара энергичных и уверенных в себе парней, присланных в качестве скорой братской помощи автоматическим начальником, быстро нашла проект последнего изделия, и тут же загрузила программу, в которой все это наваял Антон.
Однако дальше отдельных деталей у парней дело не шло. Через полчаса демонстрации разнообразного крепежа народ уже начал расходиться по своим местам. Как вдруг новый щелчок мыши дал первый по настоящему обнадеживающий результат – машина начала грузить что-то весомое.
Файл грузился почти десять минут, при этом на экране ничего не появлялось, лишь оптимистично похрустывал жесткий диск, да курсор почти перестал отзываться на движения мышкой. Народ снова сгрудился за спинами автоматизаторов и с надеждой сопел им в затылки. Было тихо, поэтому все слышали, как на восьмой минуте один из автоматизаторов шепнул другому:
- А не вирус ли это? Может он диск форматирует?
Шелест удивленного неодобрения прошелся над их головами – все вдруг поняли, где сосредоточено будущее их проекта и еще поняли, как мало каждый из них может в данный момент сделать для этого самого будущего. Лаптевич даже перестал обнимать Лидочку за талию и пробубнил что-то вроде «дать» или «брать» - никто не разобрал что именно, все, затаив дыхание, смотрели на экран.
Но вируса в машине не оказалось и на десятой минуте ожидания на экран, как грибы после дождя, стали высыпать четкие гроздья шпилек в местах установки кожухов и крышек на базовом узле изделия. Появился и корпус узла, почему-то издырявленный вычурными вырезами. Но едва коллектив издал победный ропот, вывод на экран прекратился. После неловкой паузы Лаптевич наклонился к парням и поинтересовался:
- А остальное?
- Что, остальное? – резонно спросили парни чуть ли не в один голос.
- Ну… - Лаптевич замялся, - Тут вот – он ткнул пальцем в экран и один из парней отработанным движением сдернул его руку со стекла.
- А это уж вы консультируйтесь с тем, кто все это собирал. Я лично эту программу впервые вижу. Слышал, но работать не приходилось. Система верхнего уровня – в ней потонуть проще простого. - Перебил сконфуженного физическим контактом Лаптевича другой парень.
- А где же подузлы, заглушки, технологические крышки, опоры? – пытался настаивать Лаптевич.
- Этого мы не знаем. У вас все работает нормально, писюк пашет, с сетью проблем мы не нашли, так что разрешите вернуться в свои пенаты, нам ведь есть чем заняться.
И парни ушли, а Ахрип Проектович не остановил их. А как бы он это сделал – силой что ли? В общем – с чужими подчиненными все как-то не просто.
А на экране до вечера висел никому не интересный крепеж на дырявой корпусной детали. Никто из сотрудников не решился тронуть это достижение.
После обеда Ахрипу позвонил куратор из главка.
- Архип Петрович, - обратился к нему куратор. Многие звали его по разному, и Ахрип чаще всего не поправлял людей. Он понимал что его имя и отчество, доставшиеся от папы – Проекта Захарыча, названного так в пору индустриализации страны, не совсем обычны.
- Как там дела по новому изделию? – голос куратора был неизменно благожелателен. И когда Ахрип Проектович, кровь из носу, выдерживал нереальные сроки, и когда главк после этого задерживал деньги, и теперь, когда вопрос был вполне рядовым.
Все-таки Проектыч предположил подвох и рапортовал размеренно, кратко и по деловому:
- Все нормально, за нами не заржавеет.
- Я слышал, Вы на новые рельсы проектирование поставили. Эта программа внедрена только на двух предприятиях отрасли, и то – частично, а Вы замахнулись в сквозную, вплоть до выпуска чертежей. Хороший размах, - голос куратора подпустил нотку уважения.
- Дааааа… - излишне затянул простое подтверждение Ахрип Проектович.
- Вы знаете, через две недели в Экспоцентре будет выставка по нашей тематике. Мы вам на министерском стенде место зарезервировали. Я понимаю, что изделие не доведено до полной готовности, но новый министр придает очень большое значение случке – куратор хмыкнул, - то есть смычке с Западом и всеми их технологиями. И в этом ключе ваш пример смотрелся бы очень неплохо.
Ахрип молчал, позволяя огорчению рисовать на физиономии свои невнятные знаки.
- Попал! – меланхолически твердил он про себя, и в лицах вспоминал анекдот про медведя и мужика, который «попал». Причем медведь, стоял, уперши лапы в боки, а лицо имел как морда у нового министра. А он сам был мужиком, только что выстрелившим из обоих стволов.
- Так Вы, уж пожалуйста. Блесните. Компьютер мы для этого купим новый с хорошим жидкокристаллическим экраном, с мощной видеокартой. А после выставки он вам останется. Пусть ваши ребята развивают направление дальше. У Вас ведь не девочки? – куратор, как и положено, разбавил деловой разговор доверительным юморком.
- У меня ребята, - обреченно согласился Ахрип.
- Мы вам на той неделе машину предоставим, пусть они проведут инсталляцию всего, что нужно.
В этот день Ахрип Проектович ушел с работы в тяжелом настроении. Лидочка посмотрела ему в след особенно сочувственно. Почти не поболтав сегодня по телефону – ну разве что часок-другой, она полностью окунулась в тяжелую атмосферу вынужденного безделья, неожиданным саваном накрывшую их небольшой коллектив.
- Что-то будет, - таким тревожным и неопределенным оказался сухой остаток дня, выраженный словами Лидочки.
5)
Ночью Ахрипу приснились свиньи с головами в виде плотных кочнов капусты. Они разбегались и норовили врезаться на всем таранном скаку в ноги худого и тощего во сне Ахрипа. Он лихорадочно отбивался от симбиотических туш какой-то кривой и ужасно тяжелой дубиной. Не имея капустами никакого обзора, свиньи, как правило, промахивались, или в последний момент Ахрип избегал столкновения, обрушивая на свиной кочан сбоку суковатый конец своего орудия. Но силы его быстро иссякали. Вдруг, как это обычно бывает во сне, все свиньи разом встали на дыбы, сняли со своих улыбающихся рыл муляжи капусты с четко оттиснутыми на срезах кочерыжек королевскими коронами, и слитно пропели ему бархатным басом:
- ЭКСПОЦЕНТРАЛЬ!
Надо ли уточнять, в каком поту – холодном или горячем – проснулся Ахрип?
Конфликтуя по дороге с дверными косяками, он доплелся до ванной, долго хрипло кашлял там, тер лицо и шею и вяло отфыркивался.
- Попал! - опять всплыло у него дурацкое слово из анекдота, и тут за правым ухом администратора нижнего уровня дернулась горячая жилка и болотным цветом полыхнула перед ним армейская служба. Раскосый боец в грязных сапогах и болтающейся на яйцах бляхой ремня, едва выговаривал ему в сонный проем двери:
- Гатовность адын, Гатовность адын!
У Ахрипа прямо камень откуда-то свалился. Теперь он знал, что будет делать сегодня. По крайней мере, он, как Мухтар, попробует.
6)
Два бордовых пластиковых пакета с фруктами и консервами Ахрип притащил с собой.
- Да я так к барышням никогда не навьючивался, - думал он, притиснув большим пальцем пимпочку звонка.
- Фли – фли – фли… Фли – фли – фли… - звонок быстро терял силы на каждой руладе и после передышки начинал чирикать вновь.
Проектович звонил уже минуту - никакой реакции из-за двери. Две минуты тоже не изменили положения. Дверь не собиралась открываться, она была явно заодно с Антошкиным телефоном. И если бы А.П. знал, в какое другое место тащить эти треклятые пакеты - там имелся даже коньячок - то дверь так и осталась бы запертой. Но Ахрип угрюмо не отпускал пимпочку, может быть поэтому дверь в конце концов уступила.
Антон открыл сам. Он стоял в полутьме прихожей, но Ахрипу сразу бросилось в глаза, что он был в каком-то заморенном состоянии. Глубокие тени прорисовали его лицо гипертрофированной зрелостью, а ведь несколько дней назад Антону давали только его возраст – 26 лет. Парень был поразительно худ: мослы, ребра, небритый подбородок безучастно были выставлены напоказ. Он стоял у приоткрытой двери в одних трусах, едва не спадавших с его чресел и державшихся, казалось, лишь на изрядных размеров полувосставшем достоинстве.
- Привет, - не к месту игриво высказался Проектович, а внутри его все возликовало: «значит только болен», а это поправимо, не в средние века живем.
- Ну, дай что ли войтить, - вторая фраза почему-то вышла в деревенском стиле.
Прошла чуть ли не минута, прежде чем Антон отклеился плечом от обоев в коридоре, молча повернулся к начальнику худющей спиной и, безвольно кренясь при каждом шаге, утопал вглубь квартиры. Руки его при этом обессиленно болтались, будто он совершенно забыл о них, или они были чужими.
Ахрип Проектович переступил порог и закрыл за собой дверь, соображая, что же может быть за хворь с его парнем. Сердце? Почки? Язва? В болезнях он был не силен и, дополнив этот короткий список пунктом «Грипп», подошел к вешалке и стал снимать плащ.
- Однако! – только это воробьяниновское слово и родилось в его голове. И многие на его месте отреагировали бы так же, потому что на вешалке не висело никакой обычной одежды. Никакой вообще одежды, кроме предметов дамского белья. Трусики и лифчики, довольно миниатюрные, преимущественно красных и черных тонов, чрезвычайно сексуальные – вот вся одежда, облюбовавшая Антошкину вешалку.
Ахрип Проектович сглотнул, не без чувства неловкости перевесил пару крайних трусиков на соседние крючки и осторожно, чтобы не потревожить флюиды белья, притулил свой начальнический плащик с самого боку. Даже направляясь в кухню, чтобы положить там пакеты, Проектыч чуть было не свернул себе шею - никак не мог оторвать взгляда от симпатичных предметов самого последнего дамского одеяния, показательно невинно занимавших всю вешалку.
Оставив пакеты у стола в кухне, Ахрип прошел в единственную комнату и обнаружил парня лежащим ничком на кровати, и спящим, что называется, без задних ног. Видно он, как шел от входной двери, так и упал в кровать, тут же заснув. А может быть, спал уже на ходу – Проектыч припомнил совершенно невыразительные едва открытые глаза парня при встрече.
- Дела, - был сказано вслух. Затем спящая худоба была прикрыта валявшимся на полу покрывалом. И оставалась лишь профессиональная деятельность: решать и добиваться проведения в жизнь своих решений.
7)
Через три часа Проектыч, предусмотрительно позаимствовавший у Антона ключ-дубликат от его входной двери, - тот оказался в ванной на гвоздике – открывал дверь в квартиру парня сам. Спину начальника отдела прикрывали врач из медпункта и Лидочка. Секретарша была взята в команду потому, что по мнению Ахрипа должна была уметь прекрасно готовить, да и вообще женской руки в Антошкиной квартире явно не хватало.
Уже через час Антон сидел на кухне и сонно жевал наскоро приготовленную Лидочкой яичницу с помидорами.
- Женщина готовит еду холостяка неженатому парню. Не дело это, - размышлял Ахрип, но вслух только и делал, что нахваливал эту самую яичницу. Тут же на столе были особенно маленькие маринованные огурчики (конечно не венгерские), балычек (себе не каждый месяц покупаю), селедка какого-то особого посола (ужас, дорогая) и маринованные ножки осьминога (очень и очень – сам только что попробовал) – так виделся скромный кухонный стол Проектычу. Он же наполовину и сервировал его, пытаясь скрыть тот факт, что забыл купить черный хлеб.
Пока на кухне шло приготовление питающих блюд, доктор неторопливо выслушал антонову грудь, вволю подолбил его по коленкам черным молоточком, а потом минут пятнадцать просил Антона изречь самое начало алфавита, чтобы осмотреть его горло.
- Ну что ? – Проектыч и Лидочка хотели знать диагноз.
- Хм… Здоров, я полагаю, но крайне истощен. Спит на ходу. Он же не дистрофик был? Вот-вот, я так и подумал. А тут – кожа да кости. Ну а, судя по вешалке в прихожей, - доктор сделал красноречивую паузу, - мне кажется, ясно, кто причина такой слабости Антона. Его, видно, просто за…, - окончание слова произносить не требовалось.
- М-дя…, - только и промычал Проектыч, - Да кто же она, где?, да и не верится, чтобы одна дама так выжала молодого здорового парня. За три-четыре дня довести до такого – это кем же надо быть в этой области? Сук…кубой какой-то!
- Ну, - доктор, неопределенно улыбаясь, пожал плечами, - Не знаю, не знаю. Мы ведь плохо еще знаем возможности человеческого организма. А возможности организма дамочки, - при этом он мягко посмотрел на Лидочку, - вообще безграничны. Однако я тут с вами засиделся, мне уже давно пора. А больного, - тут доктор снова сделал небольшую театральную паузу, - препоручаю Вам, - он значительно подмигнул Лидочке и та не могла не зардеться.
Доктор ушел, Ахрип Проектович и Лидочка, вышедшие в прихожую провожать его, вернулись в кухню и начали потчевать опять засыпающего над едой Антона, тут в прихожей послышалась какая-то возня.- Должно быть дверь плохо прикрыли, только зачем доктор вернулся? – Лидочка вышла из кухни.
8)
Ахрип снова приступил к Антону, что мол, да как – он все-таки думал, что не в одном женском вопросе тут было дело. Но Антон ни разу еще не ответил ничего членораздельного. Точнее, он вообще ничего не сказал, кроме вялого «Здрасьте», которое получил каждый из пришедших. На все вопросы Антон лишь безнадежно встряхивал рукой, а на губах его при этом иногда появлялась чуть виноватая мечтательная улыбка.
Прихожая между тем наполнялась невнятными возгласами и Ахрип опытным ухом отсек, что голосов там три и все они женские.
- Разгадка прибыла, - решил А.П. и выдвинулся Лидочке на подмогу. Но едва он оказался в прихожей, входная дверь хлестко хлопнула, и у вешалки с предметами дамской приязни он увидел одну лишь Лидочку. Странно, но на этом располагающем фоне его секретарша, одетая в строгий костюмчик, смотрелась как-то ужасно соблазнительно. Было ли виной тому то, что рот Лидочки был романтически приоткрыт, а брови приподняты в удивленном негодовании, или сработал диссонанс строгости и вольности дамских одеяний, невольно оказавшихся рядом, Ахрип Проектович не смог бы сейчас определить.
- Они…, - сначала Лидочка не нашлась, что сказать.
- Эти две…, - тут она уже знала, что сказать, но – не начальнику же.
- Совсем не ожидали нас тут увидеть. Так по-хозяйски себя вели! – Лидочка фыркнула.
- Представьте, Ахрип Проектович, я подхожу, а они уже наполовину без ничего! – Лидок энергично резанула себя ладошкой под грудью, отчего Проектович немедленно воспылал желанием увидеть, как она будет смотреться в одном из развешанных за ее спиной кружевных бесстыдств, а можно и, чего уж греха таить, совершенно без оного.
9)
Дальнейшие события этого дня уже не принесли неожиданностей, ради которых, собственно, и пишут всякие литературные произведения, поэтому мы дадим их конспективно.
В квартире было прибрано силами Лидочки, причем Ахрипу Проектовичу даже не пришлось намекать на это. Видимо сработал наказ доктора. Ох уж эти доктора, все-таки обладают они свойством внушения!
Антон снова заснул. Снова был разбужен. Ну – почти разбужен, поскольку продолжал находиться в вяло эйфорическом состоянии. И был он накормлен. На этот раз жареными рыбными котлетками с оливками. И ничего – парень нос не воротил. И уже под вечер Проектыч с Лидой по-английски удалились из хронически спящего жилья.
Лидочке даже был пойман таксомотор. Поправка – частник.
Ахрип Проектович в двадцать минут изнасиловал уличный автомат и заставил его звонить подруге дней своих суровых. По прошествии следующих двадцати минут, в которых накат уже шел на самого Портретыча, как называла его Клавдея, пунцовый от невозможности высказаться, он все еще стоял недалеко от Антошкиного жилья и уходить не собирался. Каким-то служивым духом обуяла его предыдущая ночь со свиньями и видение широколицего, задохлика бойца по утру.
Было холодно и влажно. Ревматизм бы, сука, не полыхнул, - вот с такими приземленными чувствами продолжалась административная вахта. Проектыч присел на скамейку неподалеку от подъезда Антона, поднял воротник, закурил и стал ждать.
Ревматизм штука гадкая, так что не будем доводить Проектыча до приступа и развернем события сюжетисто.
10)
Серебристая сигара авто с функционально излишним, но дополняющим ее облик антикрылом, подкатила почти бесшумно. Дверцы распахнулись вверх, и замерли в положении крыльев планирующего пеликана. Из авто вылезли две среднего роста фигуристые дамочки.
- М-дя! И это правильный ответ, - резюмировал Портретыч разворот событий репликой ведущей известной телеигры.
Авто укатило, дамы проследовали в парадное.
- Подождем немного, - решил Ахрип, затягиваясь чаще обычного. Огонек его сигареты замерцал как светлячок в брачный период.
Но мы обещали беречь здоровье лирических героев, поэтому минуты через три наскоро одетый Антон был выведен из дому вышеозначенными ледями.
- Моцион они ему все-таки устраивают, - не без одобрения отметил А.П.
И веден был Антон прямиком в ближайший парк под сень кустов и дерев. Поначалу тротуары и дорожки были прямыми и широкими и Ахрип, преследуя троицу, старался держаться в отдалении. Но по мере продвижения вглубь парка тротуары, как это ни странно кончились. А дорожки стали узки и извилисты. Пришлось сыщику-администратору приблизиться к моционщикам, чтобы не потерять их. Преследуя троицу, Портретыч чувствовал себя с одной стороны неловко, ведь это вторжение в частную жизнь, а с другой стороны в этот романтический вечер в нем довольно явственно просыпался охотник.
Ахрип Проектович уже потерял последнюю дорожку под ногами. Потерял он и тех, за кем крался в довольно плотной темноте, поскольку редкие фонари уличного освещения уже давно остались позади. Его путь шел теперь вроде бы в гору, но наверняка это он сказать не мог. Чуть было не споткнувшись о какой-то корень, змеящийся на влажной земле парка, он всем телом влетел в кусты, оказавшиеся прямо перед ним и, выбираясь из них, заметил впереди какое-то неясное голубовато-зеленое сияние.
- Что там может светиться? – подумал А.П. и с пущей осторожностью стал пробираться в сторону неверных отсветов. Очередные кусты, за которыми и располагался неизвестный источник света, А.П. форсировал с особенной осторожностью – ползком под нижними ветвями. И правильно, потому что картина, представшая его взору, стоила потраченных им усилий.
На небольшой полянке, широко расставив ноги и подняв руки к небу, стоял Антон. Он был наполовину наг – плащик был отброшен к небольшому пеньку неподалеку. Антон рычал и всхлипывал от удовольствия. Два змеистых переливчатых световых столба плавными волнами обвивали подрагивающее тело молодого мужчины. Спиралями заворачивались они вокруг него, рассыпались переливчатыми световыми пузырями.
Один свет был изумрудным, а другой - голубоватым. Антон был всецело поглощен каким-то нездешним экстазом, находясь в центре движений этих полупрозрачных световых змей. Иногда он оглаживал их поверхности, будто боясь прикоснуться, а потом тут же запускал руки в самую их глубину, и тогда в изумрудном свете появлялись голубые яркие искорки, а в голубом – изумрудные. Движения Антона были необычайно красивы – мало какой танцор мог двигаться с таким изяществом и силой. Поверхности светящихся столбов непрерывно менялись. На них то в одном, то в другом месте выпучивались соблазнительных форм дамские грудки, плечики, ягодицы и лобки.
Проектович, забывшись, потянулся к этому действу ближе и ощутил у себя в раскрытом рту листья. В горле у него случился спазм и он разразился неприличным на фоне такого романтизма громким кашлем. Тут же светы стали быстро гаснуть, а стоны Антона прервались. Ахрип Проектович истерически кашлял и клял себя за то, что испортил это сногсшибательное действо.
11)
- Да какое Вы имеете право… - с каждым новым словом блондинка повышала тон, проговаривая их все медленнее, и Проектыч успел подумать:
- Писец Антону – не отдадут.
Коснувшись живота ораторши рукой, брюнетка остановила назревающее профсобрание, и спросила очень заинтересованно:
- С чего Вы взяли, что Антон теряет с нами силы? Мы ничего не забираем просто так. Мы берем только на основе эквивалентного обмена.
- Какого обмена, девицы? Вспомните, каким он был во время знакомства с вами. Он тогдашний и теперешний – два совершенно разных человека. Вы его высасываете! – Проектыч решил высказаться прямо.
Девушки переглянулись.
- Что значит, высосали? – спросила брюнетка, а блондинка стала внимательно вглядываться в невесть откуда появившееся у нее в руке круглое зеркальце. Не успел А.П. снова заговорить, как уже она коснулась рукой живота брюнетки и, протянув той зеркало, указала в него ноготком мизинчика.
- Ой! – по-сельски воскликнула брюнетка и прижала ладошку к губам.
- Я же говорила, что усиление ритма характеризует не увеличение ресурсов, а наоборот… – затараторила блондинка, но осеклась, взглянув на Проектыча.
- Банальный технический просчет? – инженер-администратор саркастически кривил губы.
- Ваша невнимательность вскоре сделает Антона трупом. Вы об этом подумали? Если бы не помощь старших товарищей, неглупых и чутких…, - тем же касанием живота брюнетка попросила А.П. заткнуться.
- Что же делать? Она поднесла зеркальце к глазам Ахрипа. И в нем он увидел дамские тряпочки, развешанные в Антоновой прихожей.
- Это воплощение того, что вы давали парню взамен его… усилий? – Проектыч не сразу подобрал слово для обозначения действа.
- Мы не знаем как, но, видимо, так. На всем этом имеются явные отсветы наших энергий. Там грамм на шестьсот в вашем исчислении. Значит примерно пятнадцать килограмм живого веса мы стянули с Антона, а он не принял от нас почти ничего, - глаза дамочек стали большими и влажными.
- Видимо, он почему-то не захотел принять наши дары, и они материализовались у него в жилище, - теперь дамочки смотрели на А.П. с неожиданно мягкой, но требовательной просьбой в глазах.
- Даже не думайте! – А.П. отступил на шаг, но остановился и умолк. Он подумал, что может ценой своей дубленой шкуры спасти жизнь Антона.
- К сожалению, мы не можем долго находиться в вашем мире, не совершая подобного обмена, а миссия у нас чрезвычайно важная. Дипломатическая. Всего мы Вам сказать не можем... Нам надо пробыть тут три недели. Продержаться любой ценой. Как жаль, что об Антошке теперь не может быть и речи. Как жаль. Мы ведь успели привыкнуть. Привязаться. Но у нас четкие инструкции насчет жизни и смерти. Ни-ни!
- Ошибки делают все, - Ахрип смягчился, несмотря на то, что голый Антон прямо у его ног спал на сырой земле, свернувшись калачиком.
- Мы взываем к Вам. Помогите нам в выполнении миссии! Через восемь-девять дней без взаимодействия с вашим миром мы станем недоступны для него. Можно ли что-то сделать? - В глазах обеих синхронно блеснули слезы.
Как вы понимаете, даже прожженный администратор не способен не понять даму. Если она настоящая дама. Перед Проектычем было целых две, и его неспособность понять имела в нашем мире лишь мнимую часть.
- Ну-ну, мы что-нибудь придумаем, - Ахрип взял дамочек за талии и повел было к выходу из парка, но вспомнил о спасенном, - Только давайте вернем его домой.
- Не беспокойтесь, – брюнетка негромко свистнула на три тона, и через секунду серебристое яйцо с легким гудением протиснулось сквозь кусты к спящему, приняло его внутрь, и с тем же гудением уплыло обратно.
- Это наше средство передвижения. Оно доставит Антона к дому и запрограммирует его подняться в квартиру и лечь спать.
- А если по дороге… – А.П. не успел закончить.
- В вашем мире исключено - психоохранная зона, - брюнетка решила что объяснение исчерпывающе.
- Если так! – изобразил понимание Ахрип и снова с удовольствием взялся за две удачно выделанные в нашем мире для такого случая талии.
- Давайте в процессе прогулки обсудим детали, - Начал светскую беседу Ахрип. Даже с дамами администратор не имеет права выпускать из рук стратегическую линию.
12)
Последующие пять дней прошли для Проектыча в весьма напряженном в сексуальном плане конфликте с Клавдией. Утром и вечером она изводила его упреками и скандалами, а ночами уже он изводил ее физикой и психологией процесса. Скорее всего Клавдия поверила в его невиновность уже после первой изводной ночи, но природное упрямство женщины, которое иногда заменяет все остальные ее качества, взяло верх. В результате, они оба научились не доводить объяснений до конца.
На работе Ахрип тоже развил бурную деятельность. Сбросил руководство на Лаптевича, а все свои силы кинул на два направления.
Первым было следить за тем, чтобы Лидок выхаживала Антона. Он даже купил ей мобилочку, чтобы она в любой момент могла отчитаться о проделанной работе или попросить помощи.
Вторым делом было подобрать светящимся при определенных обстоятельствах дамочкам подходящий источник этих самых обстоятельств. Дипломатические фурии снабдили Ахрипа парой небольших приборов на ремешках, которые он теперь носил вместо часов. По ним он мог точно определить, кто из мужчин нашего мира сможет без ущерба для себя способствовать дипломатической миссии дам из мира другого.
Помня о жалкой участи Антона, Проектыч решил действовать наверняка. Он методично диагностировал самцов на родной фирме, под разными предлогами наведываясь в другие отделы. Но каждый раз по приборам оказывалось, что потенциальный кандидат все-таки может остаться в накладе.
Тем временем дамочки начали становиться прозрачными, а их личики стали приобретать черты сентиментальной грусти.
Уже второй день Антон появлялся на работе. Лидок пока приводила его всего на полдня и строго пресекала любые попытки перегрузить. Работа сдвинулась с мертвой точки, но это уже почти не волновало Ахрипа. Кто из мужиков? – этот вопрос жег его все чаще даже наедине с Клавдией и уже пару раз – в самый неподходящий момент.
Клавдия, правда, отметила оба эти психологических срыва своего Портретыча особенными нежностями – женщины любят отдельные проявления мужских слабостей. Но кто знает, как она отнесется к этому в следующий раз?
13)
Сегодня привезут нового писюка, значит через два дня выставка. И на следующий же день дамочки окажутся в состоянии «миссия невыполнима». Интересно, где они при этом окажутся – в своем мире, в нашем на правах призраков или еще где-то?
Телефонный звонок отвлек Ахрипа от философских раздумий.
- Мы уже подъезжаем. Вы подготовили пропуска? – куратор впал в деловую горячку перед выставкой.
- День добрый, конечно, ждем, - Ахрип положил трубку, - очередной звонок от исчезающей вместе с дамочками недели, - подумал он.
-Что же делать? – он медленно потянул руки за голову, желая откинуться в кресле и обдумать это еще раз в расслабленном полулежачем положении, но движение не завершил. Рука его с парой часиков от Светочек, как он прозвал разномастную секс-парочку, застыла перед глазами. Приборчики показывали плюс. И слово «Неужели», грохнувшее в кабинете, тоже выражало плюс.
14)
На следующий день пришлось врать. Утром – Клавдие, что весь день будет на работе. На работе Лидочке, что в середине дня уедет в главк по делам. Ей пришлось врать особенно внятно, поскольку она так плотно опекала Антона, что на остальное почти не реагировала. Куратору пришлось соврать, что имеется выгодный заказ со стороны, и это надо срочно обсудить на нейтральной территории. Только стекленеющим дамочкам он не соврал ни единым словом. Он соединил риски на ободках приборчиков и сказал это самое единое слово:
- Нашел.
Ему показалось, что кто-то доверчиво вздохнул у самого его уха.
Последней ложью в этот день была ложь финансовая. Ну не на свои же кровные вести куратора и Светочек в ресторан. На свои в госсекторе не принято. Так что эта ложь была самой социально естественной.
А вот в ресторане врать не пришлось. О каких делах может идти речь, когда Ахрип привел куратору таких прелестных щебетуний. Темненькую и светленькую, но, о счастье!, обеих с такой романтической грустинкой в глазах.
15)
Утром не спавший ни минуты Ахрип набрал домашний номер куратора и стал считать гудки. На третьем он не выдержал:
- Обманули сук…кубы! И этого высосали!
И тут в трубку ворвался голос куратора:
- Привет, привет, не знаю, как Вас благодарить! Встретимся на стенде.
Проектыч слушал частые гудки и с удовольствием ощутил, как Клавдия сонно и благодарно привалилась к его спине грудью.
Стенд удался. Специалистов на нем было много. И больше всего у Антошкиного места, где он на 19-дюймовом жидкокристаллическом мониторе вертел изделие, собирал и разбирал его и вытворял другие конструкторские штуки. Рядом с Антоном щебетала заученные фразы Лидок. Рука ее при этом иногда касалась то плеча, то затылка компьютерного аса, будто она рассказывала не о работе, а об Антоне. И никто не замечал этих касаний – слушатели из вежливости, а Антон, чтобы не прервать их.
Куратор появился на стенде только на пару часов, рожу имел совершенно котовью и Проектыча рекомендовал всем и каждому как зачинателя и проводителя в жизнь чего-то ценного и светлого. Чего именно, он не уточнял, эта информация терялась в его последующих улыбках от уха до уха.
После утомительного выставочного дня Проектыч по привычке поймал таксо для Лидочки. Договорившись о цене, он обернулся, желая подозвать молодых своих сотрудников, и замер. Антон и Лидочка целовались взасос посреди извергаемого выставкой однообразного потока усталых людей.
- А, и правильно - дешевле будет, - Ахрип захлопнул дверцу машины.
Перекинув плащ через руку, Проектович влился в поток с выставки и неторопливо зашагал вместе с другими гражданами, в том числе и администраторами, но через пару минут значительно прибавил ходу – ему в голову после вчерашней лжи пришла мысль о краже. Почему-то он не сомневался, что все предметы дамского гардероба в квартире Антона продолжали висеть на своих местах.
!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Д#5
ГОРЯЧИЙ, ГОРЯЧИЙ ЧАЙ
(5140/6085 зн.)
«…услышав три выстрела, прогремевшие в тишине, он даже не вздрогнул…»
Дочитав последнюю строку, Иван Фыркин захлопнул книгу. Интересная история, хоть и грустненькая немного. В ней была описана судьба агента ФСБ, которого так достали различные отморозки, террористы с бородами и владельцы подпольных спиртозаводов, что все ему в жизни обрюзгло, и даже когда неизвестный юнец стал стрелять бесстрашному агенту в спину, тот не вздрогнул, не стал практиковать на мальце приемы самбо, а погиб как герой. Чтиво это было плодом потуг ума известного писателя современности Петра Малявина, который всегда переживал за братьев-агентов и братьев-ментов. Малявин раньше обретался в войсках специального назначения где-то под Тамбовом или Нижнем Тагиле, а потом по факту хищения был выдворен на гражданку. Русский народ про хищения всенародно известного автора не знал ничего, не сном ни духом не ведал, а Фыркину известно было. Фыркину про всех известно было.
«Пойду-ка, чайничек поставлю», решил про себя Фыркин и отправился на кухню.
Иван Васильевич Фыркин был пенсионером. Причем являлся он пенсионером не только фактически, но и по натуре вообще. Пенсионер по жизни – это никуда не торопящийся, не ищущий выхода энергии, не требующий ничего, кроме малого, от жизни человек. Никогда не требует и никогда не отдает. Всю жизнь Иван проработал на заводе, у станка. Зарабатывал на кусок хлеба. Зачем стоял? Нужен ли ему этот кусок? Есть деньги – хорошо. Нет денег – тоже неплохо. Мы не кулаки, мы не шахи, чтоб жить в роскоши. Меня государство трогает? Нет. Ну и я его тревожить по пустякам не буду. Чего тревожить государство, утруждать своими проблемами, если у него своих хватает с лихвой? Ведь есть же другие люди. Есть же свои дети, наконец. И семьи. Так и сидел тихонько всю жизнь Иван Васильевич в своем уголке: книжки читал всякие, да чаёк попивал. Семьей не обзавелся, детишек не нарожал. Ему зачем: лишние рты – лишние заботы, лишние заботы – лишние расходы, лишние расходы – лишние нужды, лишние нужды – повод просить государства, а государство меня трогает? Нет. Ну и все.
Однокомнатная квартирка, слева кухня, справа ванная, окна с видом во двор, где каждодневно качались тополя и ползали по ржавым железякам дети – что еще надо?
Кухонька, правда, была хоть и маленькая, но чистенькая и опрятная. Если и были какие-то особенные чувства у Ивана Васильевича, то к чистоте. Чистоту он любил и порядок. Хотя чистоту немножко больше. И скатерка белая с красным поверх миниатюрного столика, и кружечки кофейные, и блюдца, и чайничек под хохлому эмалью сверкает. Посудка всегда помыта и тарелочки одна к одной в шкапчике стоят. И даже тряпки половые все постираны, выглажены, свернуты и в ванной на полочке лежат. «Когда оно чисто и сверкает, то и богатство внутреннее сосуществует, а больше ничего и не надо», всегда говорил себе Иван Васильевич.
Чайник зафырчал на конфорке, наш пенсионер потянулся к створке и достал замечательные душистые пряники, до того душистые, что аж жуть!!! Свежие, мягкие, румяные… густой заварки в кружку; Иван Васильевич каждый день с утра первым делом шел на кухню – заваривать чай, черный чай, грузинский, со слоном. Тот самый вкус. Вкус был действительно бесподобен.
Сахарку пару кубиков. Этот должен быть обязательно рафинад. Никакого песка!!! Сахар песком – это пошло. Только кубиками. Редкость в наше время, но что делать. Рафинад и в кружку, и вприкуску можно. А песок – что!!!
И заливаем всю эту прелесть кипяточком… А-а-а, нежный парок веется над кружкой, м-м, чудесный аромат!!! Итак… итак… угу… сейчас приступим!…
Иван Васильевич, полон вожделения, хлебнул жадно из кружки и обжег язык. От неожиданности он отпрянул назад, рука его, не такая уж здоровая и стабильная, как в молодости, качнулась и, из переполненных недр обжигающая жидкость, приобретая физическое ускорение, понеслась вниз, в район старческих бедер.
Фыркин взвыл, вскочил, опрокинув табурет, рванул в ванную, поближе к холодной воде. Мысли, что прямо здесь, буквально в шаге отсюда, есть точно такой же кран, с такой же степенью холодности воды, даже не всколыхнулось в дряхлеющем могу пенсионера. По пути к ванной, не желающий причинять неудобств государству старик зацепил плечом холодильник. Рука стала эпицентром ядерного взрыва. Зарычав, как в молодости от боли, Иван Васильевич опрокинул-таки кружку, вылив остатки чая на ступни и поскользнувшись теми же ступнями на все той же распроклятой кружке. Запутавшись в ногах, дедушка вылетел прямо на открытую дверь ванной и стукнулся об нее лбом. Благодаря внезапно приобретенной энергии, пенсионер влетел в комнату, пятясь задом вперед, собирая за собой немногочисленные стулья. Руки его судорожно вращались во все стороны, направления и измерения, в надежде ухватиться за что-нибудь, дабы установить это нелепое передвижение. Пока они натыкались только на углы и выступы.
Неожиданно сверху что-то ожесточенно забренчало. То была любимая хрустальная люстра Ивана Васильевича. На плечи Фыркина, впиваясь в кожу, пробивая домашний халат, посыпались острые хрустальные висюльки, названия которых он не знал. При покупке осведомлялся, но продавец был не в курсе.
Зловеще хрустнули пальцы на левой ноге – боль, а затем что-то теплое выплеснулось на лодыжку.
Неожиданный сильный глухой удар затылком и звон во всю голову. В глазах потемнело, ноги подкосились. Тяжело, с придыхом и больно Фыркин упал на пол, на спину. Перед тем как, потерять сознание, взгляд на часы – 17:53…
…Сознание вернулось. Взгляд на часы. 17:53. В коме меньше минуты. Чего это за мерзость на ковре? Грязно-красное и теплое. Это… это кровь!! Откуда? Как? Сильно болит нога. Левая нога. Пальцы… я не чувствую своих пальцев.
Встать надо встать посмотреть что произошло что я натворил что я сломал из мебели надо затереть чайное пятно на кухне засохнет будет сложнее убирать почему я не могу встать и почему не чувствую пальцев как будто пальцев нет минутку и ног тоже нет а где ноги черт вот бы встать посмотреть где мои ноги боже как болит голова…и плечи…
Увидев, как на него несется люстра, падавшая с потолка, он даже не вздрогнул…
!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Д#6
Осторожно, двери открываются…
(12377/14611 зн.)
Ему снова снились семь ангелов. Как звёздные рыцари носились они по чёрному небу в своих белых фосфорецирующих одеяниях и вступали в битву с невидимыми слугами ада. Лязг мечей и грохот молний сотрясал землю. Было в этих звуках что-то до боли знакомое. Это были звуки двигающегося поезда. А этим типом был я...
- Извините, Вы выходите на следующей станции? – негромкие слова вывели меня из сладкой дрёмы; в бесцветных глазах немолодой женщины читался немой, требующий ответа вопрос.
- Нет, нет. Простите, пожалуйста, - ответил я и окончательно проснулся.
Посторонившись, я пропустил женщину ближе к выходу, по возможности, стараясь не наступать на носки ботинок сидящего передо мной высохшего студента.
Живя почти две недели в Москве, я никак не мог привыкнуть к ужасу столпотворения, царящему в метро в час пик. Вот и сегодня вагон был переполнен…
- Станция Павелецкая, - раздался голос из репродуктора. – Переход на станцию Павелецкая кольцевой линии.
В открытые двери выпорхнула стайка людей, не успев захлебнуться в нахлынувшей к поезду толпе.
- Осторожно, двери закрываются. Следующая станция Новокузнецкая, – прозвучал всё тот же голос, и двери автоматически закрылись.
Поезд тронулся и с усиленным гулом устремился в чёрное жерло туннеля.
Покачиваясь между облепившими меня со всех сторон людьми, я непроизвольно улыбнулся девушке с красным мохеровым шарфом, которая стояла у самой двери и покачивалась в такт, отстукиваемый колёсами поезда. Вдруг, совершенно внезапно, двери со стуком распахнулись, и та, которой я только что улыбался, с криком исчезла в образовавшемся чёрном проёме. Стоящие рядом люди вовремя отпрянули от зияющего отверстия. Двери быстро закрылись. Я услышал крики в другом конце вагона и, наконец, осознал, что же всё-таки произошло. Стало очень душно. Минутой позднее, взяв себя в руки, я огляделся. Люди тревожно перешёптывались, на их потных лицах застыли гримасы боли и страха.
Крики в другом конце вагона не прекращались. Кто-то громко причитал, заходясь в истерике.
На следующей станции я, не мешкая, выбежал из распахнутых дверей и направился к голове поезда. Когда я добежал до первого вагона, было уже поздно что-либо предпринимать: поезд тронулся. Не зная, что делать дальше, я поплёлся обратно. На каменном полу сидела молодая красивая женщина с заплаканными глазами, которая часто и судорожно всхлипывала. Её утешала пожилая дама неброской наружности.
- Кто?.. – тихо спросил я, касаясь запястья маленькой сморщенной руки.
- Мальчик, её маленький мальчик, – ответила дама.
- А где остальные? Неужели никто не вышел вместе с нами?
- А кому это нужно? – ответила вопросом на вопрос старая кокетка, поправляя изящным движением руки сбившийся локон.
Мы помогли убитой горем матери подняться. Любопытные взгляды только что подошедших и ожидающих поезда людей провожали нас вплоть до эскалатора.
В милиции нам не поверили.
- Не рассказывайте ерунды! – грубо оборвал меня рыжеусый лейтенант.
- Но это правда!.. – попыталась защитить меня дама.
- Где ваши доказательства? – чуть ли не кричал молодой офицер. – Нельзя ли придумать что-нибудь достовернее. Что я напишу в рапорте?
Он нервным движением вытащил сигарету, но, тут же передумав, сломал её и выбросил в урну.
- Извините, - сказал он уже спокойно. – В это, действительно, трудно поверить. Судя по вашему рассказу, двери открылись только в вашем вагоне. Иначе, как объяснить тот факт, что в других вагонах было тихо.
- У вас ещё есть свидетели?.. – внезапно спросил он.
- Нет, – я покачал головой.
- Почему же? – слабо улыбнулся лейтенант.
- А Вы не понимаете? – вмешалась дама. – Вы что, первый день на свете живёте? Оглянитесь вокруг: все куда-то спешат, все чем-то заняты. И, не дай Бог, если с ними случится беда! Вам ли говорить об этом?..
За тонкой перегородкой молодая мать снова разразилась рыданиями.
Движение на участке, на котором произошла трагедия, было остановлено на полтора часа. Тщательный осмотр туннеля не принёс результатов, тела обнаружены не были. Я попал в очень щекотливую ситуацию. Дав подписку о невыезде в ближайшие две недели, я покинул лоно справедливости с чувством омерзения к себе за то, что попал в такую паскудную историю. О невыполненных делах сожалеть не приходилось.
Вернувшись в гостиницу, приняв душ и пообедав, я успокоился. «Жизнь прекрасна! – подбадривал я себя. – Всё, что не случается, то к лучшему». Я попытался заснуть, но так и не смог. Происшедшее будоражило мой мозг и будило самые невероятные предположения. Правда, я никогда не отличался железной логикой, но я был прожжённым материалистом.
«Что же произошло? – задумался я, - На пути между двумя станциями метро распахнулись и быстро захлопнулись двери одного из вагонов поезда. Небольшого промежутка времени хватило на то, чтобы успели вывалиться мальчик четырёх-пяти лет и молодая девушка лет восемнадцати. Но куда же подевались их тела? Почему распахнулись двери только одного вагона? Рычаг аварийного открывания дверей во время движения заблокирован электроникой, так что версию, что кто-то дёрнул его в вагоне, исключаем».
Я встал и походил по комнате.
«Если кому-то эти смерти были нужны, вернее, несколько трупов, значит, у машиниста был сообщник, который убрал их в надёжное место, - лихорадочно работала моя мысль, - Вероятно, машинист каким-то образом отключил блокировку дверей одного из вагонов. Если бы во время движения распахивались двери всех вагонов, то было бы много жертв, и замести следы было бы намного труднее. Да и переполох поднялся бы порядочный…Оригинально, не правда ли? Но зачем? Зачем?!
Размышления доконали меня окончательно, и я не заметил, как уснул в кресле с сигаретой в руках.
Проснувшись, я быстро оделся и поспешил к моим знакомым, живущим в новостройке на окраине города. Влетев в вагон метро, я прыгнул на свободное место и, пытаясь отвлечься, стал читать «Аргументы и факты», прихваченные мною в вестибюле гостиницы. Однако скоро я почувствовал неладное: поезд не останавливался. Блуждающим взглядом я скользнул по лицу сидящего напротив лысоватого человека.
Внезапно двери автоматически отворились, и стоявший рядом бородатый толстяк с дипломатом из крокодиловой кожи улетел в темноту. Мой слух привлекло шипение над головой. Я посмотрел наверх. Но было уже поздно, едкая бурая капля упала жирным пятном и прожгла мне брюки. Ногу пронзила нестерпимо дикая боль. Я вскочил и стал в растерянности посреди вагона. Сверху, из отдушин уже не капала, а лилась бурыми потоками густая жидкость, разъедая обивку сидений.
Я с отвращением наблюдал, как агонизирует человек, который сидел напротив меня. От его лысины не осталось и следа. Обожжённая голова алела неестественно ярко, розовые поджилки импульсивно дёргались, словно пытаясь доказать, что в теле несчастного ещё теплится жизнь. Бедолага со стоном испустил дух и затих. Но от этого не стало тише. Отовсюду неслись крики и стоны. Во рту у меня пересохло. Чья-то цепкая рука схватила меня за плечо. Я увидел профиль прекрасного девичьего лица. Пухлые губы прошептали: «Помоги мне». Я притянул незнакомку ближе, но когда она повернулась ко мне в анфас, то дико закричал: вторая половина её лица была сплошным месивом из мяса и ещё чего-то желтого и противного. Я непроизвольно оттолкнул девушку. Неожиданно пол под моими ногами обрушился, и в тот же самый момент мои руки вцепились в перекладину, и я повис над бездной.
Не прошло и минуты, как я почувствовал боль и в ужасе обнаружил, что кислота капает прямо на пальцы моей правой руки. Вот упала капля. Ещё одна. Ещё. Стало невыносимо больно, и я…проснулся. Сигарета догорела, и окурок обжёг мои пальцы. Увидев, что я проспал всего лишь несколько минут, я поднялся с кресла и плюхнулся на не расправленную койку.
В три часа пополудни я уже был на ногах. По пути к своему другу, с которым мы вместе служили в армии, я зашёл в универмаг и купил небольшой фонарь.
Мой собрат принял меня радушно. За несколько лет, что мы не виделись, он заметно прибавил в весе.
- Теряешь форму, старик, - похлопал я его по животу.
Толстяк рассмеялся:
- Жена не любит худых мужчин, а я её, знаешь, ну очень люблю!
Вспомнив былые времена и поговорив о малозначительных вещах, я рассказал ему о случившемся. Немало хлопот доставило мне заставить его поверить моему бестолковому рассказу.
- Совсем рехнулся, - сделал он выводы и с усмешкой посмотрел на меня, - и фонарик купил, надо же! Уж не предлагаешь ли ты и мне ввязаться в эту авантюру?..
- Да, - ответил я без обиняков, - предлагаю. Как только машинист сделает своё дело, мы полезем в туннель и поймаем похитителей трупов.
- Ха-ха-ха! – от души рассмеялся толстяк, - Ладно, поехали. Ты меня заинтриговал. Люблю, знаешь, твои вечные розыгрыши.
…Я с затаённой грустью смотрел на холст Сурикова «Боярыня Морозова». Рядом с кислой миной стоял мой друг, рассматривая обтянутые элегантными чёрными чулками красивые ноги привлекательной блондинки. Когда его скользнул выше, к короткой джинсовой юбке, я окликнул боевого товарища и позвал в следующую залу.
- Вечно тебя приходится ублажать, - прокряхтел толстяк и послушно поплёлся за мной.
После осмотра «Третьяковки» мы поехали на Красную площадь. Вечерело. В прохладном воздухе чувствовалось присутствие дождя. Лучи заходящего солнца золотили купола «Васи», как ласково прозвал мой друг Храм Василия Блаженного. На фоне храма мы и сфотографировались. Когда часы на Спасской башне пробили девять вечера, я потащил упирающегося толстяка в ресторан «Баку».
Слегка охмелев от бутылки водки, я стал уговаривать своего пьяного товарища съездить со мной в одно место. «Девочки!» - он понял меня превратно.
Мы спустились в метро и быстро добрались до станции Новокузнецкая. Мой спутник, наверняка, догадался о моих замыслах и стал откровенно потешаться надо мной: «Старик, ты же не маленький мальчик, начитавшийся Хаббарда и Кастанеды. Этот гон мог тебе присниться так ярко, что ты воспринял его наяву. Я никогда не водил машину, а тут на днях мне приснилось, что я водитель грузовика и сбил насмерть человека. Я проснулся и плакал, пока жена не успокоила меня». «Пойми, наконец, что наш разум – это лужа, мутно отражающая действительность, - не унимался он, - Съешь тухлых помидоров или шоколадку и по-разному будешь воспринимать мир вокруг себя». Когда ему надоело, он устало произнёс: «Я-то думал, что ты выбросил этот бред из головы…».
Я ничего не сказал и посмотрел на часы. Стрелки показывали десять минут первого.
Через полчаса протрезвевший толстяк взорвался:
- Долго ещё мы будем ждать?!..
Понимая, что ждать действительно бессмысленно, я попросил:
- Давай ещё несколько минут.
- Эге, брат, ты действительно окосел. И это от полбутылки водки! – сказал он, забыв уточнить, что пили мы с ним из литровой бутылки.
- Обещаю, - выдохнул я, глядя на часы, - ровно через десять минут мы уедем отсюда.
Обещание своё я не сдержал. Мы всё поняли, увидев, как из вагона очередного поезда подземки выводят побелевшего как мел подростка.
- Что случилось? – подскочил я.
- Представляете, какой ужас, - затараторила девушка в голубом ситцевом платье, - двери на ходу открылись и выпала мама этого паренька.
- Не может быть! – прохрипел толстяк.
Я мысленно обозвал себя болваном, обратив внимание, что пока никто не догадался сообщить об этом машинисту и рванул изо всех сил к первому вагону. Поезд задрожал и медленно тронулся, но мои усилия не пропали даром, в самый последний миг я успел заглянуть в окно машиниста. Там никого не было.
Короткими шажками толстяк подбежал ко мне:
- Ну что?
- Там никого не было.
Он испуганно посмотрел на меня:
- Может, ты просто не заметил? Или машинист нагнулся шнурки завязать или ещё за какой хренотенью?
- Там никого не было!!! – заорал я, - Я видел всю кабину, она была пустой.
Опустив голову, я пошёл в другой конец зала. Мой спутник семенил у меня за спиной. Я обернулся к нему:
- Идёшь со мной?
- К-к-куда? В туннель?!.. – он вытаращил свои маленькие глаза, - Нет.
Я ударил его по щеке и повторил вопрос.
- Нет! – закричал он, отбегая от меня.
- Хорошо, - процедил я, наблюдая, как подходит очередной поезд.
После того, как поезд уехал, я спрыгнул на ещё дрожащие рельсы и направился в чёрную пасть туннеля. Когда света стало недостаточно, чтобы без проблем двигаться дальше, я вытащил фонарик. Он оказался слабым, но давал достаточно света, чтобы я не наткнулся на высоковольтные кабели.
Услышав впереди возню, я остановился и выключил фонарь. Внезапно, погасли и огни аварийного освещения. Я остался в кромешной тьме. Первобытный страх сковал все мои члены, когда я отчётливо услышал чавканье и почувствовал приторный запах крови. Я не заметил, как из моих рук выскользнул фонарь и звонко ударился о рельсу. Раздался душе раздирающий вой. Задрожали стены, поднялся сильный ветер. Вдруг из темноты на меня глянули два больших мутных зелёных глаза. Они приковывали к себе, от них нельзя было оторваться. Всем существом я понял, что здесь кончается предел моему пониманию.
Я дико закричал, закричал воздух, закричали стены. Крик освободил меня от оцепенения, и я бросился прочь. Прочь от этого кошмара, прочь от этих умных, но нечеловеческих глаз. Прочь! Прочь!
«Господи, помоги мне!» - взывал я, обливаясь холодным потом, а ветер кружился вокруг меня в ураганной пляске. Почувствовав сзади чьё-то горячее дыхание и поняв, что мне уже не спастись, я резко остановился, и, развернувшись, посмотрел в глаза смерти. Но что это? Вместо холодных зелёных глаз я увидел чьи-то обезумевшие жёлтые глаза. Они ослепляли своим сиянием, проникая в самую душу.
Ждать осталось недолго. От невообразимого шума, лязга и грохота мои перепонки не выдержали и лопнули. Огромные жёлтые глаза приближались с каждым мгновением, пока не застлали собой весь мир. Я увидел испуганное лицо молодого машиниста, почувствовал лёгкое прикосновение металла, который стал проникать в меня всё глубже и глубже, пока я полностью в нём не растворился, став частичкой холодного мрака.
Я открыл глаза и увидел довольное лицо моего врача.
- Как спалось? – поинтересовался он.
- Спасибо, хорошо, - сипло прохрипел я, - замечая, что мои руки и ноги не связаны, как обычно.
- Я вижу, Вас уже не мучают кошмары?
- Не совсем.
- Значит, всё-таки был кошмарик? Это не удивительно. Было бы странно, если бы они прекратились так сразу.
- Я понимаю. Но мне снилось, что я спал и видел кошмарный сон.
- Вас это смущает?
- Не знаю.
- Ладно, я думаю, кризис миновал, можно предупредить Ваших родных, что Вам уже лучше. Скажите адрес и мы…
- Извините, но я его не помню.
- Как? – доктор сделал грустное лицо, - Но кто Вы, по крайней мере, Вы вспомнили?
- Да.
Человек в белом халате затаил дыхание и, стараясь не выдать себя голосом, тихо повторил:
- Так кто же Вы?
Приподнявшись на локтях и почувствовав, как в мышцах играет железо, я прошептал:
- Я… поезд. Поезд немилосердия.
!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Д#7
Осколок
(19787/23524 зн.)
«В школе завелся злобный маньяк –
Маша и Саша ползут на чердак.
Порваны книжки, в крови тетрадки –
В общем, сыграли деточки в прятки».
(из детской стришилки)
В воздухе пахло листьями, сырыми, осенними, падавшими тихо на мокрый асфальт. Алекс остановился под газовым фонарем, откинув полу плаща, осторожно извлек серебряные часы на цепочке. Было без четверти семь. Он выждал еще минут пять, отошел к краю тротуара и напряженно смотрел на двери особняка с высокими окнами, иногда поглядывая на остановившийся невдалеке кэб. Конечно, можно было просто уйти, но пропускать финал этой известной до последней ноты пьесы ему не хотелось. Услышав три выстрела, прогремевшие в тишине, он даже не вздрогнул, лишь снова ловко извлек свой старенький хронометр и мысленно отметил «семь пятьдесят три».
- Что это было? – принюхиваясь, спросил Джеральд Тернер.
- Это? Это именно то, что и должно было быть, - заученным и элегантным движением руки Алекс Зиновский поправил прядь волос, спадавшую на лоб. – Просто Гари Нидхем убил Осборна.
- Почему вы уверены, что это именно так?
- Очень просто: Осборн всегда возвращается из конторы без десяти восемь. Причем, он всегда возвращается один, потому что заходит навестить малышку Кью, а уж для этого ему не нужны свидетели, - вынув из кармана трубку, Зиновский усмехнулся.
- Но почему именно Нидхем?! – Тернер облизнулся, будто в нетерпении скорее прояснить не дававший ему покоя вопрос.
- Ха-ха-ха! Так это же элементарно, друг мой. Между выстрелами прошло ровно по десять секунд. Неправда ли, многовато для опытного убийцы, спешащего скорее смыться? Но дело все в том, что Нидхема повреждена кисть руки. Ведь вы сам прокусили ее в той переделке на Элизабет-стрит. И теперь бедняга просто не может сгибать быстрее пальцы.
- Великолепно! Алекс, я всегда восторгался вами! Мы будем его сейчас брать? – Тернер снова облизнулся, на этот раз хищно, поглядывая в сторону Мертуэт-клуба.
- Нет, Джеральд. Я передумал… Все-таки Осборн не был джентльменом. И зачем из-за этого мерзавца ломать мальчишке жизнь? – сыщик раскурил трубку, постоял немного, положив тяжелую руку на плечо Тернера. – Пойдемте. Завтра у нас будет непростой день – чувствую, что-то должно случиться в имении Гамильтонов.
- Хорошая погода, миссис Гамильтон, неправда ли? – горничная составила с подноса блюдца и голубой китайский молочник.
- Да, Мэри, хотя уже вторую неделю льет дождь. И в нижних комнатах стало слишком холодно. Наш ленивый Петерс снова жалеет дров для камина, - Нэнси села на табурет возле стола, подперев рукой морщинистую щеку и глядя на струи дождя, мелькавшие за окном.
- Он слишком разленился. Перестал даже кормить собак, и вчера они загрызли нищего, ковырявшегося за фермой в мусорной куче.
- Боже, какая жалость, - старуха поежилась и прижала к груди шерстяной платок.
- Жалко, конечно. Его растерзанный труп нам пришлось прибить гвоздями к дереву, чтобы сюда не лезли другие бродяги с доков. Ешьте бифштекс, миссис Гамильтон, - Мэри сняла крышку и пододвинула блюдо.
- Нет, я только кружечку чая.
- Ешьте бифштекс, - настояла горничная. – Ешьте! Бифштекс с кровью.
- Но я просила прожаренный… - Нэнси Гамильтон растеряно оглядывала кусок мяса, блестящий золотисто-сладкой корочкой.
- Он прожаренный, но будет с кровью. Приступайте, у вас нет выбора, - она улыбнулась и, стряхнув крошки с фартука, направилась к двери в гостиную.
- Мэри, девочка моя! Пожалуйста, не уходи! – старуха приподнялась с табурета, платок беспомощно, мягко соскользнул с ее плеч.
- Извините, но я не хочу, чтобы здесь в чем-нибудь заподозрили меня, - она на минуту задержалась на пороге. – В конце концов, это ваш бифштекс! И столовые приборы ваши! Возьмите вилку в левую руку, ведь не в притоне воспитывались!
Дверь захлопнулась, и стало тихо. Только струи дождя похожие на стальные спицы звенели за стеклом. Где-то у реки залаяли собаки. Петерс совсем не следил за ними – вечно голодные они бегали у границ участка, хлюпая по лужам худыми лапами, и задирали то зайцев, то редких заблудившихся овец.
Нэнси Гамильтон разрезала аккуратно бифштекс – мясо действительно было прожаренным, еще теплым. Она повернулась к портрету, где был изображен мужчина, обнимавший ее счастливую и молодую, в бархатном элегантном платье.
- О, Девид, - прошептала она. – «Почему ты сегодня не захотел вставать к завтраку? Ведь ты никогда раньше не отказывался, садился напротив, и мы пили чай с горячими ароматными булочками. Мы молчали, ласково глядя друг на друга. Это было так приятно. Наверное, я стала слишком старой, похожей на почерневшую растрепанную ведьму».
Она наколола кусочек мяса, поднесла ко рту. Вилка как-то неожиданно вывернулась из руки и, с цоканьем скользнув по зубам, распорола губу. Нэнси хотела вытащить ее, но столовый прибор с необъяснимой, жестокой силой проникал глубже, повернулся, наматывая на стальные зубья ее мягкий язык, и вонзился в горло. Миссис Гамильтон пыталась кричать – выходил лишь булькающий слабый хрип. Кровь текла в тарелку на гарнир и кусочки бифштекса, густая, как томатный соус. Нэнси, грызя ожесточенно вилку, замотала головой. В какой-то миг ей показалось, что кто-то с большими беспощадно-красными руками стоит позади нее. Она запрокинула голову и тут же резко упала лицом об стол. Зубцы вилки с хрустом пробили затылок, четырьмя блестящими остриями вылезли между ее редких седых волос – тоненькие струйки крови брызнули на спину старухи и накрахмаленную скатерть.
- Так это вы знаменитый Алекс Зиновский? – улыбаясь, Мэри сошла по широким ступеням, чуть покачиваясь и придерживаясь за перила.
- Ну уж, не такой и знаменитый, - сняв плащ, сыщик быстрым движением поправил спадавшие на лоб волосы. – Прекрасно выглядите мисс.
- А вот собаки ваши… - Джеральд до сих пор вздрагивал, вспоминая дикую свору, увязавшуюся за ними около моста. – Нам пришлось стрелять в воздух, вдобавок мы…
- Итак, к делу, - потирая озябшие руки, прервал его Зиновский. – Где же наша бедная миссис Гамильтон?
- В столовой, конечно, - горничная удивленно взглянула на него и открыла дверь в коридор. – Мы ничего не трогали. Опытные уже. Прошу.
Задержавшись у зеркала и одернув ворот сюртука, Алекс отметил, что в столовую было два входа: с гостиной, где толпилась прислуга, успокаивавшая бледного, жиденького, как туман старика Гамильтона, и еще со стороны кухни. Он направился ко второму – что-то, похожее на чутье охотничьего пса толкнуло его туда. Открыл дверь, заметив бурые пятна на бронзовой ручке, Зиновский вошел. Нэнси сидела за столом, уронив голову в тарелку. Крови оказалось не много, но все же достаточно, чтобы представить, каково было ей в последние мгновенья тихой земной жизни.
- Пожалуйста, разойдитесь, - попросил он замерших в нелепом ожидании людей. – Ненужно на это смотреть.
- Позвольте мне остаться, мистер Зиновский? – Мэри остановилась у края стола. – Я могу быть полезна вам.
- Хорошо, если это зрелище вам так приятно. И постарайтесь ни к чему не прикасаться, - согласился сыщик.
- А остальные пошли! Пошли! – Джеральд Тернер нетерпеливо махнул рукой.
Когда дверь захлопнулась, Алекс взял старуху за волосы и осторожно приподнял ее голову.
- Боже, какое чучело, - произнес он, разглядывая оскалившееся лицо и липкие потеки крови на дряблой шее.
- При жизни была не намного лучше, - заметила служанка. – Наверное, она просто устала.
- И все же это не несчастный случай. М-да… Это убийство. Обратите внимание на взгляд, - сыщик поднял голову выше, зрачки миссис Гамильтон закатившиеся под верхние веки, едва были видны, холодные и мутные, как английское осеннее небо. Но даже в краешках этих тусклых, совсем остывших глаз, чувствовалась столько боли и страха, что Тернер тихо взвизгнул и попятился к стене.
– Видите? Кто-то стоял позади нее. Она пыталась разглядеть кто, - заключил Зиновский. - А почему она завтракала одна? Почему за столом не было мистера Гамильтона? – уронив голову старухи, Алекс повернулся к служанке.
- Не знаю. - Мэри размазала платочком брызнувшую на фартук кровь. – Наверное, он плохо себя чувствовал с утра.
- Мне нужно поговорить с Девидом Гамильтоном. Все же странно, что он не спустился к завтраку. Очень странно.
- Сейчас позову, если это важно, Алекс, - она подошла и коснулась его руки, поглядывая Джеральда Тернера потрясенно застывшего у дальнего окна и, конечно, не слышавшего ее негромкий чуть взволнованный шепот. – Алекс, вам нравится эта игра?
- Я выполняю свою работу, мисс.
- Да-а… А вы не хотите сыграть в доктора и больного? Допустим-м,.. я буду больная, - она прислонилась к нему своей маленькой грудью, разглядывая с насмешкой беспокойные глаза, прикрытые непослушной прядью рыжеватых волос. – Мы поднимемся в комнату наверху. Вы расстегнете мне платье и послушаете, бьется ли у меня сердце. Хотите?
- Нет, мисс, то есть да. Но сначала мне нужен Девид Гамильтон.
Когда горничная вышла, сыщик вздохнул и салфеткой, взятой со стола, промокнул выступивший на лице пот. «Правда, что больная, - думал он, - сумасшедшая. Хотя и очень недурна собой. Но к делу», - он вытащил лупу из плотного кожаного футляра и начал разглядывать следы крови на воротничке миссис Гамильтон. Здесь ясно были видны отпечатки чьих-то пальцев, теперь их требовалось сличить с теми, что наверняка остались на ручке двери, ведущей на кухню.
- Господи, за что мне так?! – старик остановился в углу огромной комнаты напротив распятия, сложенного из металлических полос. Дряблые мышцы его морщинистого лица дрожали, и сложенные на груди пальцы с потрескавшимися желтыми ногтями были похожи на сухой бумажный цветок. – «Моя бедная Нэнси… Она мертва. Почему она не дождалась меня к завтраку? Ушла, так жестоко, страшно. Не попрощавшись, не поцеловав меня самый последний раз».
Распятие на стене качнулось, покосилось вдруг, и фигурка, висевшая на нем, упала на пол, отбрасывая в сторону золоченый нимб. Девид Гамильтон так и замер со сложенными под подбородком руками. Он спиной прочувствовал, что в комнате кто-то есть еще. Нэнси… - мысленно прошептал он, - Нэнси… может, это не был несчастный случай?! Может... ее убили?! – через мгновенье старик утвердился в своей догадке, кольнувшей в сердце, словно разбитое стекло, - конечно, убили! Его намеренно не разбудили к завтраку, чтобы тихо расправиться с беспомощной, невинной Нэнси – проткнуть ее горло вилкой и представить все, как нелепый несчастный случай! А теперь пришла его очередь!
- У вас ничего не выйдет, - поворачиваясь, робко произнес он. – Нет, нет, – не выйдет! Здесь мой верный Петерс. Здесь сам Алекс Зиновский с помощником. Они очень скоро найдут убийцу.
Ветер, влетевший в приоткрытое окно, колыхнул занавес, и плотная ткань на миг очертила чью-то фигуру, стоявшую ближе к книжному шкафу.
- Кто там стоит? – Девид Гамильтон попятился к письменному столу, нащупал рукой тяжелое пресс-папье. – Не прячетесь, я вас вижу, - хрипло произнес он, но фигура оставалась без движений или ее уже там не было.
Ветер снова качнул занавес, широко, надув, словно парус, и едва ткань опала, Гамильтон снова заметил выпуклые черты человеческого тела, стоявшего теперь гораздо ближе.
- У меня пистолет! – вскрикнул Девид и, не сдержавшись, метнул пресс-папье, которое ударилось тупо в стену. – Господи, - бормотал он, - неужели же там никого?! Показалось. Конечно, показалось.
В горле стало сухо, перед глазами в пленке слез поплыли мутные пятна. Непослушной рукой он налил из графина воды и отпил глоток. В этот момент его нижняя челюсть дернулась почему-то, и зубы с хрустом вгрызлись в стакан, ломая колкое стекло.
- О-бль! – мистер Гамильтон судорожно сглотнул крошки стекла, запрокинув голову и натужно таращась в потолок. Кровь, разбавленная обильно водой, заливала его белую сорочку и с хлюпаньем лилась на пол. Разрезая в лохмотья язык, он старался выплюнуть осколки стекла, но будто чья-то сила, красная, как рука убийцы, заталкивала остатки стакана в рот. Задыхаясь, старик сглотнул еще – большой и острый осколок стекла распорол вмиг горло, вышел краем наружу. Девид упал на четвереньки, прополз немного, пачкая ковер кровью, и скоро затих, жалко скорчившись посреди комнаты.
«Значит, кто-то стоял позади миссис Гамильтон, - заключил сыщик. – Кто-то. Причем, вошедший именно со стороны кухни. Но главное – почему самого старика не было к завтраку».
- Повариху я подозреваю, - прервал его мысли Джеральд Тернер. – Не нравится она мне.
- А горничная вам нравится? Или этот пьяница Петерс? – Зиновский достал трубку и подошел к импозантным часам, явно наследованным от викторианской эпохи, с изящными стрелками и смеющимся Микки Маусом на эмали циферблата.
- Мэри нравится. Петерса я бы убил – вот так вот, просто из справедливости, - он повернулся на звук быстрых шагов.
- Алекс! Там труп! – Мэри остановилась на последней ступеньке лестницы, указывая на второй этаж.
- Еще один? – Тернер с усмешкой и любопытством разглядывал ее.
- Я не шучу! – она шагнула к Зиновскому, уткнувшись лицом в его сюртук, произнесла: - А-лекс! Знаете как страшно! Я не смогла пригласить мистера Гамильтона. Там в коридоре труп. Того нищего бродяги, которого разорвали собаки. Господи! Он стоял в коридоре и смотрел на меня своими вытекшими глазами.
- Что вы такое говорите, мисс? Да не дрожите так, - Зинковский немного отстранился от нее. – Какой еще нищий?
- Которого мы с Петерсом позавчера прибили гвоздями. Он там, на втором этаже. Я очень боюсь, Алекс.
- Гвоздями? Ну хорошо, сейчас мы все вместе идем туда, - сыщик направился к лестнице.
- Что прикажите делать с миссис Гамильтон? – приоткрыв двери в гостиную, спросила Рэчел Кафф, вторая служанка и Петерс молчаливо и серо выглядывали из-за ее спины.
- Она нам больше не нужна – обмойте, оденьте в чистое, - небрежно ответил за Зиновского Тернер.
Окно в конце коридора оказалось распахнуто, створки поскрипывали в порывах сырого морского ветра. Алекс вспомнил, что с этой стороны к дому была приставлена лестница, довольно высокая, почти достигавшая фигурного карниза второго этажа. Тут же он заметил следы на полу с кусками желтоватой глины, оставленные, похоже, мужскими ботинками большого размера. Странным казалось, что грязь, отлипшая от подошвы, выглядела не слишком влажной, ведь дождь прекратился всего лишь час назад. У края ковровой дорожки блестела золотая брошь, и дальше валялись серьги с изумрудами, какие-то украшения еще.
- Где же труп, Мэри? – нагоняя горничную, поинтересовался Тернер. – Я уже приготовил свой револьвер, чтобы в случае чего вернуть его в могилу.
- Труп был. Стоял возле двери в кабинет мистера Гамильтона. Следы же видите?
- Стоп! Труп здесь, – Зиновский резко остановился и толкнул дверь среднюю дверь. – Труп Девида Гамильтона!
Джеральд, сжимая револьвер, вошел первым. Сделав несколько шагов к книжному шкафу, он повернулся и увидел скорчившегося на полу старика. Вытаращенные глаза Девида были похожи на треснутое бутылочное стекло, пальцы худые загнутые по-птичьи вцепились в ковер, и всюду кровь – на столе, потеками по перевернутому креслу, жирными полосами на полу.
Джеральд Тернер выдохнул с хрипом, и между ног его стала шириться лужица.
- Бож ты мой, постыдились бы! – Мэри брезгливо отступила от него и повернулась к Алексу.
- Джеральд, немедленно уйдите отсюда! – Зиновский указал на дверь, и, поправив упавшие на лоб волосы, добавил. – Извините его, мисс. Это нервное. Хорошо, хоть слабить не начало.
- Понимаю, вам с ним бывает нелегко, - прикрывая следы испражнений, она бросила на пол махровый халат Гамильтона, и, поглядывая с каким-то кошачьим любопытством на осколок стекла, торчавший из распоротого горла, спросила: - А как вы думаете, какой здесь мотив? Ведь, правда, у каждого убийства должен быть мотив?
- Думаю, зависть. Причем в самых темных цветах, - сыщик поднял пресс-папье, отодвинув штору, ощупал вмятину в стене. – Кто-то слишком завидовал старикам, что они жили довольной и сытой жизнью. А этот кто-то не каждый день сухарь хлеба видел. Да… Но это лишь одна из версий.
- Вы намекаете, что их убил труп того нищего? Я бы тоже так подумала на вашем месте. А может, их убили из-за денег? Заметьте, сейф взломан и пуст, - горничная распахнула покореженную стальную дверцу стенного шкафа.
- Мисс, не морочьте мне голову. То, что сейф взломан, я догадался еще в коридоре – только слепой мог не заметить «дорожку» из фамильных драгоценностей, разбросанных там, - он вытащил из футляра лупу и, став на четвереньки, принялся повторять путь, проделанный мистером Гамильтоном в последние секунды жизни.
- Вы очень умны, Алекс. И очень внимательны. Жаль только, что не ко мне, - она опустилась на корточки перед ним, так, что вспотевшее лицо Зиновского едва не уперлось в ее голые колени. – А вы не хотите погладить мои ноги?
Выронив лупу, Алекс приподнялся, не зная, что ответить и мечась взглядом между белыми, гладкими по-детски ногами горничной и перекошенным трупом старика.
- Между прочим-м,.. - она поймала пальцем его оттопыренный локон и притянула к себе, - ваш писающий друг с удовольствием облизывал их. Недавно, в гостиной. Он сделал вид, будто уронил что-то, наклонился и медленно поднимался, лаская языком мою лодыжку. Это очень приятно. Не хотите попробовать?
- Вы меня отвлекаете от работы, мисс, - Зиновский сел на пол и нервно достал трубку.
- Я стараюсь вам помочь.
Они с минуту молчали. Алекс разминал порцию табака, высыпанную из кисета. Мэри разглядывала старинный гобелен с двумя сердечками, похожими на пятна свежей крови, и такой же яркой надписью «I love you!». Еще она думала, за что покойный Девид так любил свою старую безобразную Нэнси? Ведь это же так глупо – столько лет смотреть на одно и то же, сморщенное, как гнилая картофелина, лицо, слушать одни и те же пресные слова и жить каждый день так одинаково скучно.
- Алекс, а вы любите трупы? – спросила она, размазывая пальцем кровь по ковру.
- Причем здесь любовь? Я часто имею с ними дело, но при этом я к ним совсем безразличен.
- Это потому, что вы никогда сам не убивали. Потому, что вы не видели метаний души в самые последние секунды. Некоторые умники говорят, что любовь, будто главное свойство души… Так вот, чтобы вы знали, в миг смерти ее легче всего разглядеть и понять. Что вы такое курите? – Мэри втянула ноздрями табачный дым с призрачным запахом опия.
- Трубку. Слоновая кость, красное дерево. Работа мастеров Юму-Бонго.
- Очаровательно. Дайте затянуться – я никогда не курила таких трубок, - она осторожно приняла дорогой курительный прибор и вдохнула дым. Во рту стало сладко, немного кружилась голова. Ее губы, похожие на алый бархат, снова потянулись к изогнутому кончику, она повернулась к Зиновскому и, положив ладонь ему на живот, сказала: - Алекс, вам не надоела эта игра? Хотите, я скажу, кто убил стариков Гамильтонов? Я вам скажу, только после этого, мы поиграем немножко, в то, что захочется мне. Ну? – голова кружилась, Мэри выпустила дым тонкой струйкой и, придвинувшись к сыщику, мягко облизнула его губы.
- Я сам раскрою это убийство, – взяв у нее трубку, он решительно встал. – Уже очень скоро.
- Неужели так важно знать, кто убил? Вы просто много не понимаете… Важно - КАК убили. Вы, Алекс, живете скучной логикой, похожей на бухгалтерскую книгу. И вы даже не подозреваете, что чувствами жить интереснее. Особенно, если они остры, как это стекло, - она подняла с пола осколок стакана, трогая пальцем его край, потом встала и подошла к сыщику. – Особенно, когда они на самом краю смерти. Молчите? Я хочу настоящую игру, Алекс. Давайте, раз вы пока не решились стать моим доктором, убьем Джеральда Тернера? Это будет здорово. Вместе – вы и я?
- Думайте, что говорите!
- Ну, как знаете. До встречи за ужином. – Она остановилась у двери и добавила: - Хотя, я думаю, что ужин случиться сегодня не для всех. Да. Кого-то еще, кроме Гамильтонов Господь с восхищением примет в свои объятия, и в этом будет ваша заслуга.
Подобрав по пути бриллиантовое колье и напевая что-то осеннее, похожее блюз, Мэри направилась к лестнице на первый этаж. За окном снова начался дождь, звенящий, холодный. Собаки хрипло лаяли у садовой изгороди, а ободранного трупа нищего, прибитого будто бы надежно, на дереве не было. Его не было там с самого утра. Скорее всего, он прятался где-то в доме или на ферме.
- Пепе, я вам уже говорила – не смейте здесь колоть дрова! Это гостиная, а не лесопилорубилка! – носком тапочка она сердито отбросила обломок березового чурбака.
- А вы не смейте называть меня «Пепе»! Мне не нравится это, - Петерс с кряхтением разогнулся, подняв топор и глядя на нее, как бык, оскорбленный красной мантией. – И где мне рубить, если на улице льет за воротник?
- Вообще-то, Пепе, мне насрать, что вам нравится. За воротник, говорите? Так вот смотрите, чтобы вы в бревно для топора не превратились, - напевая блюз и покачиваясь, она пошла по коридору.
- Сука! – настороженно произнес Пепе, когда она скрылась за дверями столовой. – Сварливая облезлая… сука! Хо-хо-хо! – целясь в чурбак, он замахнулся и с криком «э-эх!» раскроил топором свое колено.
Какой-то миг он стоял и глядел безумно, как в разруб с торчащими остро костями прибывает багровая жижица. Потом, вскинув голову, завопил и бросился выходу, неожиданно налетев на изваяние гномика с колотушкой. От столкновения мраморный молот вырвался из руки коротыша и тукнул точно в тугой лоб Петерса. Удар был такой силы, что череп лопнул, брызнула кровь, и оба глаза, вылетев из глазниц, шлепнулись на паркет.
- Петерс! – секундой позже Зиновский понял, что старый пьяница мертв. Он видел, его дрожащую в агонии левую ногу, видел свесившийся на пол язык, по которому стекала вязко красная слюна, только помочь уже ничем не мог.
- Бож ты мой, как же не везет сегодня некоторым! Не находите, мистер Зиновский? – Мэри остановилась сзади сыщика, царапая облицовку стены осколком стекла.
- Я его с самого начала ненавидел! Сволочь! Это он на нас псов спустил! – с голодным рычанием мистер Тернер упал на колени и вцепился в разрубленную ногу Петерса.
- Вы с ума сошли, Джеральд! Не смейте трогать труп! – сыщик схватил его за воротник, стараясь оттащить в сторону – Тернер действительно был не в себе, упирался, скрипя ногтями по паркету, и скалил острые белые зубы, норовя укусить Зиновского за руку.
- Здорово! Здорово, Алекс! Волоките его сюда! – воскликнула горничная. – Я принесу сейчас большой кухонный нож, и мы разрежем его на куски.
- Да вы просто дура конченая! – раскрасневшись и капая потом, Алекс пристегнул Тернера наручниками к ручке двери. – Вы не можете по нормальному!..
- Я дура?! А мне надоела эта глупая игра, мистер Алекс. Вы, как ребенок! Маленький мальчик, еще не вышедший из возраста пластмассовых солдатиков. Вы мне больше не интересны. С самого начала было понятно, что Гамильтонов убила я. И вас тоже убью я! – сжав крепко осколок стекла, она размашисто полосонула по его шее.
Зиновский стоял, хватая ртом пустой воздух, глядя с ужасом то на нее, то на свои руки, которые он медленно подносил к лицу и видел, как капала с них настоящая, красная кровь. В глазах стало темно и холодно, что-то кричала беззвучно, потрясая осколком стекла, Мэри Блод, скулил и рвался с поводка Джеральд, а он покачнулся и упал.
- Маша, ты снова не убрала в комнате? – повесив мокрый плащ, Наталия Андреевна задержалась возле зеркала. – И вы, как и вчера сходили здесь с ума. С Зиновским, конечно, - она только сейчас заметила на пороге кухни веревку и старую, проткнутую вилкой куклу.
- Я уберу, ма. А с Зиновским, конечно, играть больше не буду, - она подняла небрежно леди Гамильтон и бросила ее в ящик.
- Ведь взрослая уже с куклами баловаться, а Маш?
- Да… Взрослая. Но это не просто куклы. Помнишь, как ты убила Сергея Степановича? – Маша уронила стекло и приоткрыла дверь.
Терьер заскулил, поджав хвост и пятясь в угол, его хозяин лежал посреди комнаты с перерезанным горлом.
!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Д#8
ПОДЪЕЗД ДЕВЯТИЭТАЖНОГО ДОМА
(19678/23130 зн.)
Услышав три выстрела, прогремевшие в тишине, он даже не вздрогнул - спокойно наблюдал за убийцей, который подошёл к четвёртому, еще живому, стоявшему у окна.
- НЕТ! Нет! Не надо, прошу вас! Нет. Не-е-ет!!! – заорал тот.
Грянул выстрел и то, что осталось от головы кричавшего, густо забрызгало белоснежную гардину. По оконному стеклу потекли, перегоняя друг друга, вязкие вишнёвые струйки.
- А-а-а-а-а!!! - раздался женский крик. Из-за шторы выскочила девушка. Её искажённое от ужаса лицо было забрызгано кровью только что убитого мужчины. Широко раскрытыми глазами она вэглянула на труп и ещё более страшный крик ужаса и отчаяния вырвался из её горла. Но тут она перевела взгляд на убийцу. Его лицо скрывала маска. Девушка, всхлипывая, сделала шаг назад, но поскользнулась и упала на труп. Не отрывая взгляд от убийцы, она попыталась встать, но тщетно. Убийца захохотал и принялся медленно поднимать пистолет. Девушка затихла и только расширенными от ужаса глазами следила за мёртвым взглядом пистолетного дула. Но убийца передумал. Убить просто так ему было мало. Он опустил пистолет и взялся снимать свою маску, зловеще хохоча. Вот уже появилась обезображенная левая половина лица... Блеснул адским пламенем нечеловеческий глаз... Ещё миг, и девушка увидит всю чудовищность облика маньяка-убийцы...
Теперь уж наблюдавший всё это дрожал от страха, полностью отождествившись с перепуганной девушкой, но… экран погас и комната погрузилась в темноту.
- Ч-чёрт! - вскричал дед Аким, хлопая глазами и привыкая к темноте. Он тяжело слез с дивана и, шаря руками, пробрался к выключателю. Раздался двукратный щелчок - света не было.
- У-у, гад! - погрозил Аким куда-то вверх и наискосок. - Опять, едрить его напополам, сперименты проводит!
Тяжело дыша, старик добрался до дивана и, горестно вздыхая, улёгся, устраиваясь поудобнее.
И тут он вспомнил.
Тяжело скрипнул диван и загудел, освобождаясь от груза. Аким поднялся и, наталкиваясь на мебель, поплёлся к входной двери, ругая на чём свет стоит профессора Выискантского, который воровал чужое электричество.
- У-у, немец, - грозил Аким кулаком возникающему в памяти облику профессора.
Старик открыл дверь и, нашарив рукой кнопку электрического звонка, надавил её. Так и есть – не работает.
Закрыв дверь, он горестно вздохнул. С минуту на минуту должен прийти внук, который еще ни разу не был на квартире у деда.
Аким зашёл на кухню и посмотрел в окно. Свет был везде, кроме их дома. Старик вздохнул, взял стул и, тяжело ступая, поплёлся к входной двери. Авось додумается постучать.
ВЕСЬ девятый этаж подъезда №6 обычного девятиэтажного дома в городе С-ке принадлежал профессору Выискантскому. Никто из жителей дома ни разу не был на этом этаже, так как лифт туда не поднимался, а лестница была перекрыта металлической решёткой, находившейся под напряжением. Также возле квартиры профессора круглосуточно стоял солдат с автоматом. Во всяком случае, все так говорили, но никто его не видел. Никто из жителей дома и подъезда №6 не знал, чем занимается Выискантский, и поэтому ходили слухи один похлеще другого. Лишь одно все знали точно: раз в месяц, обязательно ночью, к подъезду подъезжала спецмашина - как выразился один из жильцов: сейф на колёсах — и в неё загружались, мощными ребятами в маскировочной форме, какие-то бочки, ящики, бутыли.. А в этих бочках и ящиках что-то шевелилось, пищало, визжало...
Соседи очень боялись профессора Выискантского. Его крупной лысой головой, с красными от усталости глазами, пугали детей. А взрослых пугал дед Аким. Насмотревшись боевиков и «фильмов ужасов» по кабельному телевидению, он с разыгравшимся воображением выходил на улицу и...
- Сегодня, значит, утречком, захотелось мне водички попить, - дед Аким делал паузу и оглядывал притихших старушек. – Откручиваю, значит, кран, а оттудова кровь ка-ак хлестанет! И жи-ирная такая, ядрё-оная... Хотел кран, значит, поприкрутить, ан нет, кручу-кручу, а кровушка лишь сильнее хлещет...
Аким замолкал и кивал головой, будто вспоминая и переживая сызнова.
- А что ж дальше-то было?! - спрашивали его.
- Что-что! — раздражённо вскидывался дед. - И вспоминать не хочу, не силуйте меня!
И отходил.
А один раз он сообщил своим дружкам, с которыми по вечерам «козла» забивал, что вчерась его газовая плита сообщила ему азбукой Морзе, что если он ещё хоть раз позволит «сбежать» борщу, то она отравит его газом.
Эффект был потрясающим. Трое из игравших сорвались и побежали домой мыть плиту.
ВЧЕРА опять приезжала машина забирать результаты исследований Выискантского. Всю ночь в подъезде, стоял грохот, раздавались отрывистые команды офицера, а один раз что-то разбилось. Поднялся шум, какой-то нечеловеческий визг... Всё стихло лишь поутру, но жильцы подъезда №6 долго не могли заснуть. А наутро на лестничной площадке стоял резкий, неприятный запах, который вызывал у людей смутный ужас.
АНТОН расплатился с таксистом и вышел цэ машины. Автомобиль развернулся и уехал, а Антон, скользнув взглядом по окнам девятиэтажного дома, направился к подъезду. Из окон шестого этажа доносились крики, выстрелы и английская речь, и Антон теперь знал, на каком этаже находятся квартира деда Акима.
Зайдя в подъезд, он нажал кнопку вызова лифта. Двери с дребезжанием разъехались и Антон шагнул в тесную кабинку. Найдя на щитке кнопку с цифрой «6», он ткнул в неё пальцем. Двери сошлись, лифт дёрнулся и пополз вверх.
И тут отключился свет.
КЛАУСТРОФОБИЕЙ Антон не страдал. В армии он был подводником. Но после получаса пребывания в тесной и тёмной кабинке лифта, он почувствовал себя неуютно. Глаза привыкли к темноте и Антон оглядел захламлённый пол. В кабине нестерпимо воняло, а после того, как он присел на корточки, от запаха даже замутило.
Стены лифта были испещрены царапинами, исписаны словами русской эмоциональной лексики, а пол напоминал участок городской свалки. Неприятный запах издавало липкое пятно, к которому поприклеивались клочки обёрточной бумаги и кольца древесной стружки.
Антон поднялся на ноги и снова нажал на кнопку вызова диспетчера. Безрезультатно. Он тяжело облокотился ладонью о динамик, устройства и поувствовал, как кончики его пальцев сдвинули какой-то предмет. Это оказался коробок спичек, который, наверное, спрятали здесь курящие пацаны. Антон, было, обрадовался находке, но потом понял, что толку от спичек никакого. Он перевесил с плеча на плечо тяжёлую сумку и, опершись спиной на одну стенку и уперев ноги под низ противоположной стены, стал терпеливо ждать.
Аким проснулся от какого-то противного эвука, с трудом слез со скрипящего стула и щёлкнул выключателем. Света все ещё не было. Зевая и спотыкаясь, старик медленно побрёл на кухню, натыкаясь в темноте на углы и мебель. Наконец, он достиг цели и принялся копаться в ящиках буфета в поисках свечи и спичек. Не прекращая бубнить под нос ругательства, дед зажёг свечу и глянул на часы. Света не было уже около часа. Вдруг Аким опять услыхал заставивший его проснуться звук. Он доносился из ванной, напоминая скрежет, которым пугал детей какой-то обожжённый урод, из недавно виденного Акимом «фильма ужасов». В последнее время старик начал предполагать, что эти «ужастнки» снимаются не где-нибудь, а в лаборатории профессора Вьискантского.
Звук повторился, и Аким, вздрогнув, нащупал на столе кухонный нож. Шепча про своя подзабытую уже молитву, дед начал подкрадываться к двери ванной. Подойдя, он некоторое время прислушивался. Звук больше не повторялся. Резко открыв дверь, так, что чуть не погасла свеча, Аким ввалился внутрь. Пламя свечи многократно отразилось от уложенных кафелем стен. Аким принялся тыкать ножом в тёмные углы и всякий раз лезвие рассекало пустоту.
- Эх мать, померещилось! - успокоенно вздохнул старик и шагнул обратно.
И тут скрежет повторился. Затем послышался шлепок и снова скрежет, будто кто-то резал ножом тарелку.
Аким сделал крестообразное движение свечой и заплетающимся языком произнёс:
- Сгинь, нечистый... Святая Мария богородица! Сгинь, сатанинское отродье!
Скрежет не прекращался. Старик увидел, как из-за края ванны показалось нечто блестящее, длинное, похожее на гигантскую сороконожку и, перевесившись через край, шмякнулось на пол. Существо начало извиваться, как уколотая иглой гусеница, распространяя вокруг резкий, неприятный запах раздавленного насекомого.
Старик прясел на корточки и принялся кромсать тварь ножом. Но лезвие лишь скрипело по панцирю, не причиняя ей никакого вреда.
- Фу, нечисть, - дед с брезгливостью наблюдал, как существо, пища и царапая коготками уложенный плиткой пол, извивалось при свете свечи. Длиной оно было с человеческую руку, но гораздо тоньше. Его змееобразное тело покрывала острая жёсткая щетина, На конце каждой щетинки блестела вязкая капелька какой-то зловонной жидкости.
Дед Аким поднялся и занёс ногу, чтобы растоптать эту мерзость, но не успел. Тварь извернулась и опутала ему вторую ногу, впилась острой щетиной, пуская внутрь едкую слизь. Дед не удержался н начал падать. Он выронил свечу и схватился одной рукой за раковину умывальника, а другой - за край ванны. Через пару секунд, вокруг обеих рук опутались новые твари, вылезшие из сточных отверстий. Аким закричал от боли и с грохотом свалился в ванну. Его крик захлебнулся, как только новая тварь обвилась вокруг дряблой шеи старика.
АНТОН вытер мокрым платком шею, лицо и, тяжело дыша, присел на сумку, лежащую на полу кабины.
Заточение длилось уже полтора часа. Дышать становилось всё труднее. Особенно донимал Антона
резкий запах, исходящий от пятна.
Несколько раз Антон слышал шуршание на внешних стенках лифта. Он думал, что это проверяют, нет ли кого внутри и кричал, но никто не ответил "Наверное, проверяют тросы, - решил он. - они трутся и шуршат... Скоро поедем...» Несмотря на проблематичность данного предположения, Антон удовлетворился им. Больше ничего он придумать не смог.
От нечего делать, он вновь эажёг спичку и в нос ударил резкий запах серы. «Весьма смахивает на подэемное царство, - усмехнулся про себя Антон. - КПЗ в преддверии ада». Огонёк вспыхнул и погас, отразившись в разбросанных около дверей битых стёклах и переливаясь в маслянистой поверхности липкого пятна.
Однако, что-то в кабине изменилось. У Антона похолодело внутри. Вспыхнула вторая спичка, освещая тесный параллелепипед лифта. Когда, час назад, Антон впервые зажег спичку, в дальнем от себя углу, под переговорным устройством, он заметил небольшой серый камешек. Теперь он был размером с человеческую голову. Огонёк погас, Антон попытался обдумать увиденное, но его мысли путались, в сознании вспыхивали какие-то обрывки давних воспоминаний, возникали ни с чем не связанные образы... Антон застонал и обхватил голову руками. Ещё час в этой камере пыток, и он сойдёт с ума...
КВАСИН, мрачный широкоплечий мужчина, с серыми вьющимися волосами и угрюмым взглядом из-под низкого лба, проживал на восьмом этаже, прямо под лабораторией профессора Выискантского. Этой ночью он также не спал и при свете фар проезжающих мимо дома автомашин, разглядывал облезший потолок. Вчера ночью у профессора опять был какой-то кавардак, и Семену снова пришлось подметать пол от ссыпавшейся штукатурки.
Одно время Квасин очень возникал по этому поводу, подавал жалобы на профессора куда надо и куда не надо. А однажды к подъезду подрулила чёрная «Волга» и соседи были свидетелями, как двое высоких парней, в чёрных костюмах, позвонили в дверь к Семёну и, помахав у него под носом удостоверениями, вошли в его квартиру. Через несколько минут они уехали, причем видевший их дед Аким утверждал, что левую руку парни отставляли от тела дальше, чем правую, словно что-то подмышкой им мешало, и рассказал соседям сюжет фильма об агенте 007.
На следующий день всему дому стало известно, что Семён Квасин - австралийский шпион, который хочет выкрасть профессора. А Семён, с тех пор, стал ежемесячно посещать почтовое отделение, где получал денежный перевод от какого-то Бюро.
Квасин встал с постели. Ему хотелось покурить. Он подошёл к выключателю и щёлкнул по клавише. Света не было. Приняв это как должное, он принялся в потёмках искать сигареты. Наконец, нашарив пачку, он убедился, что она пуста. Смяв её в ладони, он зашвырнул её в угол и выругался. Курить хотелось ещё нестерпимее.
Вдруг Семён вспомнил, что вчера, когда он вышел в подъезд покурить, то не успел сделать и одной затяжки, как его позвала соседка-пенсионерка, чтобы он посмотрел барахливший телевизор. Семён тогда аккуратно забычковал сигарету и, примостив её на подоконнике, зашёл к соседке. А когда телевизор был уже исправлен, то как то забыл, что собирался покурить, и пошёл домой.
Натыкаясь в темноте на стены. Квасин натянул штаны и, взяв ключи, вышел на лестничную площадку. Он спустился на один пролёт и, подойдя к подоконнику, стал шарить по нему в поисках сигареты. Наконец, он коснулся её кончиками пальцев, но так неуклюже, что смёл её на пол, где она упала на кучку зловонного мусора, валявшуюся около люка мусоропровода.
- А-а, ч-чёрт! - выругался Семён и хотел уж уходить, как услышал шум в мусоропроводе, словно
кто-то сверху сбрасывал мусор. Он обрадовался и хотел было уж идти наверх, стрельнуть сигарету, как люк распахнулся, и оттуда на Квасвна набросилось нечто вонючее и скользкое.
Семён не успел и крикнуть, как его голова скрылась в люке. Некоторое время раздавалось чавканье и рычание, а потом всё стихло. Лишь плавала, постепенно размокая в луже крови, недокуренная сигарета.
ПРОФЕССОРУ Выискантскому приснилось нечто ужасное. Будто что-то липкое, прозрачное и живое окутало его и разъедало его плоть, срастаясь с ней в единое целое и перекачивая в себя. Когда он проснулся, то убедился, что сон соответствует действительности: вместо одеяла он был укрыт полупрозрачной студеннстой массой, которая вгрызалась в его тело. Профессор попытался освободиться, но его руки и ноги уже срослись с этим дьявольским «покрывалом», и он мог двигать только головой.
Выискантскнй заорал от ужаса в боли и потерял со знание.
Через десять минут, увеличившееся в несколько раз существо, скаталось в рулон и покатилось на кухню.
На кровати остались лишь золотые коронки зубов, вставная челюсть, пуговицы и резинка от пижамы.
«Дьявольское покрывало» прилипло к стене и медленно поползло вверх, оставляя за собой блестящий в лунном свете след., Через пару минут, оно полностью просочилось в вентиляционную решётку.
- ДА вы представляете себе, что натворили?! - закричал красный от гнева генерал Стежков, рывком ослабляя узел галстука и расстёгивая непослушными пальцами верхние пуговицы рубашки.
- Да не беспокойтесь так, Пётр Ильич. - уверенно начал человек в штатском, нервно хрустя пальцами рук. - Они наверняка уже... сдохли.
- Что-о-о?!! - брызгая слюной заорал генерал. - Вы что, издеваетесь надо мной?!!
Стежков схватился за сердце и принялся искать валидол, хлопая себя по карманам непривычного штатского костюма.
- Позвольте, я вам обрисую ситуацию, - раздался спокойный голос из тёмного угла.
Человек в штатском испуганно вздрогнул, но генерал лишь махнул рукой:
- Пожалуйста. Иридий Теодорович, объясните к чему этому... этому...
Стежков снова махнул рукой и тяжело откинулся в кресле.
- Дело в том - опять произнёс спокойный голос из тёмного угла, - что эти.. гм... твари, не могут... э-э... как вы только что выразились, сдохнуть.
Человек в штатском растерянно стоял посреди кабинета и глядел то на тяжело дышащего генерала, то в тёмный угол, силясь разглядеть, кто там скрывается,
- Ах да, прошу прощения... - из темноты вынырнул невысокий плотный человек и поспешно протянул руку человеку в штатском:
- Иридий Теодорович Циркенштейн, генетик. «В штатском» пожал мягкую влажную ладонь.
- Дело в том, - спокойно продолжал «человек иэ угла», - что выведенные профессором Выискантским МОНы...
- Простите, как? - перебил человек в штатском и Циркенштейн удивлённо взглянув на него, раъяснил:
- МОНы - Мутанты Особого Назначения.
- А-а. понятно, извините, - «в штатском» мельком глянул на генерала.
Тот сидел и массировал правой рукой сердце, на его лбу блестели капельки пота.
- Продолжайте, Иридий Теодорович, - хрипло сказал генерал, глядя на генетика.
- М-да, спасибо, — произнёс тот и, поглаживая руки и пуская зайчики золотой оправой очков, начал объяснять и рассказывать.
Через час человек в штатском вышел из кабинета генерала и быстро зашагал по коридору. Добравшись до своего кабинета, он схватил трубку городского телефона и позвонил по нескольким номерам. Примерно через сорок минут по ночным улицам города мчалась чёрная «Волга», в которой сидели трое в штатском. Их дорогие пиджаки топорщились подмышками.
ЗА те два часа, что Антон провёл в тёмной кабине лифта, о чём он только ни думал Различные предположения, по поводу своего заточения, по количеству уже подбирались к сотне. И были они одно фантастичней другого. Особенно способствовали неумеренной, работе воображения сдавленные крики, какие-то нечеловеческие визги, иногда раздиравшие ночную тишину. Несколько раз что-то гремело в шахте лифта и скреблось по внешним стенкам. Приглушенный гул исходил также от мусоропровода, который шёл параллельно шахте лифта
.
Антон не знал, что и думать. В обычных условиях он долго бы смеялся над некоторыми своими предположениями, но сейчас...
Мысли путались. Внутренности выворачивало наизнанку от противной вони. Антон чиркнул спичкой. Запах серы показался ему божественным ароматом.
За полчаса камень, лежащий в углу, увеличился вдвое.
«Нет, это не погромы и не террор, развязанный дедом Акимом, насмотревшимся боевиков и впавшим в старческий маразм, - Антон погладил камень рукой. Шероховатая поверхность была тёплой. «Живой... -подумал Антон, - камень живой!»
Он брезгливо отдёрнул руку. На том боку, что Антон трогал рукой, открылись крупные поры. Через секунду они закрылись и ничего на монолитной поверхности «камня» не могло натолкнуть на мысль, что она может рассосаться и вдыхать воздух крупными порами, в глубине которых поблёскивала вязкая слизь.
Антон подумал, что если дела пойдут так и дальше, то через два часа места в этом тесном параллелепипеде на двоих не хватит. Эта мысль далась ему с трудом, так как в сознании вспыхивали совсем не связанные с данными обстоятельствами мысли, и он не мог их контролировать.
И ещё он подумал, что этот «камень» высасывает его мысли и растёт благодаря им, преобразуя энергию его мозговой деятельности в другую энергию, биохимическую.
«Значит. - подумал Антон, - мне нельзя думать. Но я уже не контролирую свои мысли, я и так с трудом...»
Буря воспоминаний, никак не связанных между собой вспыхнула и погасла в его мозгу. Превозмогая этот «смерч», он пытался додумать свою мысль да конца: «...значит, чтобы «камень» не рос, я не должен думать... Заснуть? Нет - потерять сознание... Да, но чтобы выбраться из этого положения, я должен думать... Замкнутый круг...»
Антон обессиленно опустился на пол и сел прямо на липкое, зловонное пятно. «Что же делать?» - мелькнула последняя «своя» мысль.
АНТОНочнулся от какого-то неестественного шума. Через несколько секунд он понял, что в подъезде стреляют из автоматов. Крики людей заглушались каими-то ужасными, нечеловеческими визгами и рычанием.
Антон попытался закричать, чтобы обратить на себя вниманне, но издал лишь какой-то жалкий сип. Горло
пересохло и он зашёлся в кашле... Все звуки тонули в живой, мягкой громадине камня-вампира, который уже
на три четверти занял тесную кабинку лифта.
Узник с силой ударил ногой в пористый бок и она по колено вошла в мягкую, тёплую массу. Из раны пошла пенистая слизь и потекла по ноге. Антон с силой дёрнул ногу обратно и туша отпустила её с противным чмокающим звуком. Через несколько секунд рана затянулась, но густая липкая слизь достигла сидящему человеку до пояса.
Антон уже мог мыслить свободно. В голове было ясно и он не ощущал вмешательства извне. Камень,
наверное, уже высосал всё, что хотел, но, тем не менее, он всё ещё увеличивался в размерах, когда Антон
думал о чём-нибудь. Нужно было как-нибудь выбираться из плена, а иначе Антон попросту утонет в
жидкой утробе вампира
...Между тем извне уже слышалась лишь одинокая автоматная трель. А вскоре послышался человеческий крик, затем какой-то рык, вой, и всё стихло. Антон понял, что обречён.
...И тут зажегся свет.
СПЕЦГРУППА не вернулась, - сказал человек в штатском опустив голову. - Погибли Шаолинь, Гриф и Пигмей». Лучшие наши люди...
Генерал Стежков удивлённо поглядел на него, затем заорал:
- Вы послали в тот гадючник всего лишь троих?!! Вы что, совсем рехнулись!!! Я не имею права вам приказывать, но вам было ясно сказано, нормальным русским языком — дом стереть с лица земли. А вы посылаете на верную гибель трёх лучших наших агентов! Идите! Мне нужно подумать, как вас наказать!
- Извините, но это уже вне вашей компетенции.
«В штатском» повернулся я вышел, хлопнув дверью.
Череэ 10 минут к злополучному дому подъехали три грузовика с солдатами в сопровождении бронетранспортера
...К тому времени в шестом подъезде был жив лишь один человек.
АНТОН вывалился на площадку первого этажа ожидая увидеть что угодно... Гору трупов... Мор крови... Ужасных кровожадных чудовищ... Но увидел лишь туфли 41-го размера, надетые на ноги в белых носках. Ноги торчали из пола под углом в 60 градусов. Пол был нормальным. Самая простая плита. Как во всех подъездах. С одним лишь отличием - из неё торчали ноги.
«Хорошие туфли» - подумал Антон. И попытался подняться. С третьей попытки это удалось. Антон осторожно дотянулся до торчащей ноги и снял кожаную туфлю, Затем уронил её рядом. Раздался чмокающий звук и пол под ней стал прогибаться рассасываться, и в скором времени поглотил её полностъю. По поверхности пошла рябь... и опять пол как пол. И не определишь границу, где он настоящий, а где хищный.
Антон хотел рассмеяться, но увидел, что из лифта медленно выкатывается камень-слизняк. А позади человека была стена. И сбоку. А с другого боку - нога с туфлей 41-го размера, которую не доел плотоядный пол.
Что лучше: утонуть в полу или захлебнуться в мерзкой слизи камня-вампира? Был ли у кого и смертников более оригинальный выбор? Антон воспользовался ногой «утопленника» как шестом и повис на перилах. Одна из его кроссовок слетела и медленно заглатывалась плитой-хищником.
Камень-вампир густо забрызгал все стены, потолок и висящего в неудобной позе, на перилах, человека Более крупные куски «камня» были на полу. Они также медленно поглощались.
РЕБЯТА в маскировочной пятнистой форме осторожно сняли хохочущего и отчаянно сопротивляющегося человека с перил, где он висел подобно сохнущим на солнце, после стирки, носкам. Эта акция спасения стоила двух пар кирзовых сапог и одной пилотки. Теперь они принадлежали МОНу №25 со сложным латинским названием.
Через час, успокоившемуся Антону сказали, что ему просто повезло. Если бы он повис на перилах чуть-чуть левее, они бы скрутились вокруг него и задушили – МОН №16.
Антон улыбнулся и сказал: «Спасибо». Сказавший про перила лейтенант смутился и вышел из палаты.
Через два часа генералу Стежкову доложили, что объект взорван.
...Еще через час в округе стали исчезать люди,
...Через три часа микрорайон "Пролетарский» города С-ка был объявлен опасной зоной.
...Границы зоны расширялись всё больше и больше.
...Всё оружие, применяемое против МОНов, оказалось неэффективным. Оставалось крайнее средство...
...Интересно, каким будет поколение радиоактивных Мутантов Особого Назначения?
!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Д#9
Отражения
(7537/8884 зн.)
Подвал. Запыленная лампочка жжет паутину. Бетон, залитый водой. Большая лужа. Такая же, как всегда. Лужа, похожая на восемь других. Только - со своим отражением, со своим взглядом испуганных глаз, с телом, висящим под потолком, с давно переставшей течь кровью, со страшной раной на животе. И слева на стене, я знаю, должна быть увиденная восемь раз фраза: "Наш разум – это лужа, мутно отражающая действительность…". Многоточие в конце.
Что же ты хочешь сказать?
- Эксперты, приступайте.
Алан с помощницей Витой принимаются дюйм за дюймом обследовать помещение.
- Молодая….
Не буду возражать эксперту, Алан прав, она действительно юна, красива, и должна была жить еще долго.
Восьмое убийство, совершенное по строгой схеме. Вначале он (или она?) убивал своих жертв, потом вспарывал им живот. Всегда вспоротый живот, всегда лужа воды на полу, всегда эта странная надпись. Загадок, как водится, оставил он тоже немало. Во-первых, все жертвы были убиты разными способами, и рана на животе появлялась лишь после смерти. Первая жертва была утоплена, он притащил ее в один из подвалов и только там вскрыл внутренности. Вторая и третья жертва были застрелены; как и всех остальных, их обнаружили в подвале. Четвертый – старик. Вначале было ощущение, что он умер сам, возможно, от страха. Но найденная упаковка подсказала более верный путь – отравление. Девочек, двух сестренок, он выбросил из окна, седьмую девушку повесил. Восьмая… пока мы не знаем.
- Кажется, он вколол ей сильный наркотик, - помощница Алана не могла скрыть дрожь, работает первый месяц. – Тут точки на венах.
- Похоже, передоз, - эксперт внимательно осматривает тело. – Да, точно. Живот был вскрыт после смерти.
Думай, думай! Надпись…. Зачем она? Наш разум… наш разум… наш разум. Что здесь является ключом? Наш разум – лужа? Или наш разум – мутно отражает действительность? Мутно? Или отражает? Надо понять, надо его понять. Или ее? Зачем-то пишет он эти фразы. Очевидно, так он открывает логику своих поступков, где-то там в извращенной своей фантазии он составил свою логическую цепочку, которая успокаивает совесть и делает возможным продолжение убийств.
- Капитан, тут есть что-то новое, - Алан слезает со стремянки, осторожно держа в руке прозрачный пакетик. – Я нашел это у нее в горле. Это лист. Лист тополя.
Я осторожно беру улику. То, какому дереву принадлежал этот лист, было разглядеть нелегко.
- Не похоже на послание.
- Не похоже.
- Значит, наши догадки подтверждаются?
- Видимо так.
- Значит, она тоже была убита не здесь.
Еще у первой девушки были найдены микроорганизмы, несвойственные нашей местности. Рядом с Листеном протекала пара речушек, но тело явно полежало в пруду, - микрофлора соответствовала стоячей воде. Вот и теперь. В нашем городке уже лет сто, как нет тополей, после знаменитого распоряжения мэра все аллергенные деревья заменили на более безопасные породы.
- Но я слышала, что листья могут перелетать на очень большие расстояния, - робко вставляет помощница.
- Могут….
Я даю знак своим ребятам, снять тело. Тони, как всегда на таких заданиях, начинает ворчать:
- Поймаю, – застрелю гада. Маньяк. Паталогоанатом. Потрошитель.
Полицейские имеют право на злость, особенно тогда, когда все вокруг напуганы, когда на них давит начальство, когда журналисты говорят о бездействии и, особенно, когда встречаешься с родственниками жертв… они имеют право выразить то, что накипело. Но важнее, во сто крат важнее необходимо найти этого мерзавца. Зацепок много и нет ни одной.
Откуда он мог привезти ее? Через Листен проходит одна дорога. По реке? Теоретически – да. Практически… слишком заметно.
Вернулся домой в плохом настроении. Жена с порога:
- Дорогой, я боюсь. Пожалуйста, не задерживайся на работе. Мне кажется, что однажды это может случиться и со мной.
- Именно поэтому я и задерживаюсь на работе, чтобы и ты, и все в этом городе могли спать спокойно.
Никому не позволю тронуть мою жену. Не для того я вытаскивал ее с пожара, чтобы вот так – сейчас – отдать какому-то мерзавцу. Я найду, я обязательно тебя найду!
Весь следующий день обследуем окрестности, перерываем окружающий лес, часть сотрудников отсылаем в ближайшие городки, тамошние коллеги помочь ничем не могут.
Еще один день впустую.
Ночью меня подняли – еще одно тело. Жена не хочет пускать:
- Только не сегодня! У меня плохое предчувствие.
- С тобой все будет хорошо.
Она знает, что я не могу остаться, я знаю, что она это знает. Быть женой полицейского непросто. Быть женатым полицейским еще сложнее.
- Любимая, если что – ты знаешь, где пистолет.
"Отражение действительности…".
- Я туда не полезу, - здоровяк Тони давно не отдыхал… я тоже.
- Эксперт?
- Будет позже, помощница опаздывает.
- Поторопи его. Кто нашел тело?
- Бомж, он уже в участке.
- Я пошел.
- Но….
- Я пошел.
Опять вода. Ступеньки колодка опасно провисают подо мной, не пора ли мне похудеть? Сверху – озабоченное лицо Тони. Снизу – его же лицо, отраженное в воде. Мутно отраженное.
"Наш разум – это лужа, мутно отражающая действительность…". Я прошел мимо, не читая. Он не меняется.
Впереди – развилка. Перекресток подземных тоннелей. Что-то меня останавливает. Рука тянется к кобуре.
Тихо. Журчит вода. Справа – темный коридор. Темный коридор слева. Темный коридор впереди. Сзади – тусклый луч из открытого люка. Луч далеко.
- Тут есть кто-нибудь?
Мне приходилось бывать в разных трущобах, но сейчас я под землей, и это не самое приятное место. Делаю глубокий вдох, осторожно продвигаюсь вперед. Откуда предчувствие? Не знаю. Мне кажется, что в темноте есть чья-то тень. Увидеть тень в темноте невозможно… если только эта тень не чернее самой темноты.
Справа – тело. Пока не смотрю на него. Меня интересует тень. Или мне это кажется? Делаю рывок вперед. Никого.
Улыбаюсь сам себе, шагов не слышал, чего волноваться? Не за призраком же гоняюсь, в самом деле. Если только….
Большие красивые глаза Виты, перерезанные вены, вскрытый живот. Эксперту лучше не приходить. Кажется, ему она нравилась.
- Не расстраивайся….
Я подпрыгнул, сжавшись всеми нервами и мышцами в напряженный клубок. Позади меня стоял ОН.
- …она это заслужила.
Делаю несколько шагов назад, засекаю скальпель в его руке. "Потрошитель" – вспомнилась фраза, брошенная Тони. Преступник, кажется, не обращает на меня внимания. Он смотрит на Виту.
- Ей бы жить и жить, а тут все так повернулось. Знаете, каково это – вспарывать животы? – Маньяк подходит к Вите, подвешенной на решетку. – Это нелегко.
- Ты можешь сдаться, - он словно не слышит меня.
- Она сама виновата. Кто ее заставлял? Могла жить, любить, рожать. Но она хотела узнать меня поближе. Она хотела честно выполнить свою работу, она хотела залезть в мой мозг. В мой мозг, ты понимаешь это? Это неприятно, когда залезают в тебя. Теперь она осознает это.
Оцениваю его. Пожалуй, сильнее меня; оружие я брать всего не любил. Сейчас бы оно пригодилось.
- Плохой день для тебя. Сегодня ты услышишь много плохих новостей.
Были еще жертвы?
- Кого ты еще убил?
Преступник хохочет:
- Убил? Ну ты же полицейский Ты что, еще ничего не понял? Я не убиваю людей, я никого не убиваю. Я лишь раскрываю суть человека… вот этим.
Впервые лезвие направлено на меня. Я отступаю к коридору, ведущему к люку. ОН надвигается на меня.
- Тебе не надо бояться правды. Я же говорил, я же писал.
- Что значит "Наш разум – это лужа, мутно отражающая действительность…"? Что ты хочешь этим сказать?
- Ты не хочешь смириться с действительностью.
- Тебе нужна помощь, ты болен.
- Нет, это вы все больны, вы не хотите сталкиваться с действительностью.
- И в чем эта действительность?
ОН останавливается, убирает скальпель в карман, садится на пол, прямо в ручей, прислоняется спиной к стене.
- Действительность в том, что рано или поздно, но всех вас ждет встреча со мной.
Сажусь напротив.
- Нет. Действительность в том, что рано или поздно тебя ждет встреча с полицией, а потом - суд.
Его рука опять в кармане. За скальпелем? Нет. Вынимает карманную Библию.
- Нет, это вас ждет суд. Божий суд.
Кажется, разговор не получается. Впрочем, мне важно выяснить еще кое-что.
- Зачем ты привозишь тела в наш город?
Глаза не выражают ничего, голубые, почти бесцветные, борода, непричесанные волосы, потрепанный халат.
- Я никого не привожу, мне привозят. Впрочем, твою жену, - он поворачивает голову ко мне и смотрит прямо в глаза, - твою жену я встретил сам.
Рывок в его сторону. Главное – не дать ему залезть рукой в карман. Замечаю улыбку на его лице:
- Глупец.
Блеск скальпеля тут же превратился в абсолютную темноту, на краю которой я слышу слова Тони:
- Паталогоанатом.
Ко мне поступают самоубийцы не только Листена, но и окрестных городков. Я должен рассказать им. Они не понимают.
Закрываю морг, бросаю последний взгляд на отравившегося эксперта, на застрелившегося полицейского, заморозившего себя бомжа, на устроившую самосожжение жену полицейского. Самоубийцы. Их я буду вскрывать завтра. Сегодня я устал.
Есть только один язык, который они способны слышать – язык отражений. Наш разум – это лужа, мутно отражающая действительность….
02.10.02
!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Д#10
(14944/17678 зн.)
СУМАСШЕДШАЯ ИСТОРИЯ
Услышав три выстрела, прогремевшие в тишине, он даже не вздрогнул. Он обернулся и посмотрел на тело, которое еще недавно причиняло ему столько мук своей неуемной бабьей деятельностью. Белое ладное, оно распласталось на асфальте, даже после смерти умудряясь выглядеть соблазнительно. «Вот и все, сука… - прошептал Голубинин, - кончилось твое время».
Он приблизился к трупу и неловкими руками одернул подол халата, прикрывая ляжки, бесстыже развалившиеся в стороны. Стало немного лучше. Хотя, на критический взгляд Голубинина, в трупе все еще было много вульгарного. Например, рот. Он был приоткрыт и слишком ярко накрашен. В зыбком утреннем свете помада казалась почти черной. Точно такие же рты Голубинин видел у проституток, выстраившихся в сумерках на остановке возле его дома. Когда он проходил мимо, рты раскрывались и в черных прорезях мелькали белые зубы и ленивые языки. Волнующее любопытство, наполнявшее горячей тяжестью пах, и отвращение смешивались в Голубинине и выплескивались в унитаз сразу по приходе домой. Несовместимые чувства всегда вызывали у него рвоту.
Вот и сейчас, при виде разверстого рта Анны Павловны, вместе с возбуждением он ощутил знакомые позывы. Надругаться над мертвым телом ему не позволяла честь воина, но желание было как никогда сильно. Надсадно сглатывая, Голубинин попытался прикрыть источник противоречий. Безуспешно. Похотливо распахнутая щель упорно не желала смыкаться. Голубинин схватил губы за края и потянул навстречу друг другу. Неохотно сойдясь, они расползлись снова, сразу, как только он отпустил их. Теперь мертвая женщина походила на клоуна. Помада, размазанная Голубининым, кровавой маской покрыла нижнюю часть лица, создав жуткий контраст с мертвенно бледной – верхней. Деформированный насильственными действиями рот раскрылся еще больше и перекосился, издевательски задрав правый уголок вверх. Врачиха и после смерти продолжала глумиться над ним!
Помутнев глазами от ярости, Голубинин развел ладони и изо всех сил шлепнул ими по женской голове – по темени и подбородку. Челюсти клацнули и тут же развалились опять. Голубинин шлепнул еще раз. И еще. И еще. И так - до тех пор, пока от этого занятия его не оторвал писклявый голосок Вани Ленина.
«Вегефка нужна, вегефка!» - Ваня подбежал к трупу, отпихнув со своего пути идиота Гарика. Гарик на секунду нахмурился, угрожающе махнул в сторону Вани пистолетом, но потом его лицо снова расплылось в миролюбивой идиотической улыбке.
« Или шнугок!» - Ваня суетливо затряс Голубинина за плечо, - мегтвякам челюсть подвязывают, чтоб не отваливалась. Эх, был бы у меня шнугок, я бы тебе обязательно дал! Так ведь эти сволочи ничего тгудящимся не оставили! – Ваня посмотрел на свои больничные тапки и сплюнул.
Плевок угодил на один из войлочных носков. Ваня не обратил на это никакого внимания. Присев на корточки перед Голубининым, он впился в его лицо пылающим взором и страстно заговорил (впрочем, он и не умел иначе):
- Бгось ее, бгось! До мегтвых ли нам сейчас, товагищ? Нам надо думать о живых! Пошли в когпус, там главный в кабинете забаггикадиговался, гад! Выкугить его оттуда надо. Поможешь?
Голубинин встал. Прикончить главного своими руками - было для него делом чести. Он подошел к Гарику, самозобвенно пускающему слюни посреди больничного двора, и медленно выговаривая слова, попросил:
- Дай мне пистолет.
Гарик был смирным и очень послушным идиотом. Он всегда делал то, что ему говорили, только говорить нужно было медленно. Иначе тугой ум, доставшийся Гарику при рождении, отказывался обрабатывать информацию. Голубинин протянул раскрытую ладонь. Идиот покорно вложил в нее оружие. С тем же смирением десятью минутами раньше он расстрелял женщину в белом халате - у самого Голубинина не поднялась на это рука.
Бросив на мертвую возлюбленную взгляд, полный печальной укоризны, Голубинин поспешил за Ваней Лениным в больничный корпус.
На крыльце им повстречался Митяй – двухметровый детина с взглядом ребенка. Митяй обиженно дул щеки, на глазах его, как всегда, были слезы. В руке он сжимал ножку стула, с ножки капало что-то красное.
«Я ему говорю – ну сегодня-то ты покажешь мне мультики, - обиженно гундел Митяев, глядя себе под ноги и ни к кому конкретно не обращаясь, - а он со стулом на меня полез, а я ему говорю – ну мультики-то, ты ж обещал, а он стулом…»
Едва не поскользнувшись на вязкой лужице, что успела накапать с деревяшки, Голубинин проскочил мимо бормочущего верзилы и таки сверзился на пол. Причиной падения стал труп санитара Коли, неприметно лежавший у самого порожка. Коридорная темнота скрадывала его синий халат, делая практически невидимым.
Постанывая и потирая ушибленные части, Голубинин присел рядом с мертвецом. Большая часть некогда красивого черепа Коли была вмята внутрь. Метрах в двух далее по коридору Ваня-Ленин доламывал раскуроченный стул, отсутствующая ножка которого, по всей видимости, и послужила причиной смерти бедняги.
« Молодец Митяйка, пгавильно согиентиговался! Этих вгагов пголетагиата – их же огужием мочить надо! – пыхтел Ваня Ленин, безуспешно пытаясь выломать у стула еще одну конечность, - Я вот тоже воогужусь, вдгуг попадется какая сволочь белохалатная! Так я ее… Ответит гнида за все мегзости, со мной сотвогенные!»
Забрав стул, Голубинин выломал ножку и протянул ее другу. Ваня Ленин схватил ее обеими руками и пылко прижал к груди.
- Спасибо, товагищ! Пагтия и я, Ленин, этого не забудем!
Зарумянившись от приятных слов, Голубинин смущенно склонил голову и быстро пошел по коридору в направлении лестницы. Кабинет главврача находился на втором этаже. Пистолет оттягивал карман пижамы Голубинина и приятной тяжестью шлепал его по правому бедру. Мелкой рысью за ним бежал Ваня.
- Пгавильно-пгавильно, кончать Вегигина, кончать! Обезглавим гидгу Угюпинской ЦПБ! Сколько жизней искалечил! Сколько загубил великих людей!
По мере приближения к лестнице, все явственнее слышался шум борьбы, доносившийся откуда-то со второго этажа. Едва Голубинин и Ваня ступили на первую ступеньку, прямо перед ними плюхнулось тело медсестры Лидочки. В полете девушка кричала, соприкоснувшись с цементом – замолчала навсегда. То что Лидочка никогда больше не произнесет ни одного матерного слова, было ясно сразу – голова ее вывернулась под немыслимым углом.
- Эк ее шмякнули! – восхищенно выдохнул Ваня и задрал голову вверх. Голубинин последовал его примеру.
Со второго этажа, улыбаясь, на них смотрела косматая женщина. В лохудре Голубинин узнал Агнию – одну из самых опасных персон женского отделения. По довольному выражению лица, с которым Агния рассматривала разбившуюся Лидочку, было видно, что скидывать людей с высоты ей нравится. Косвенно это подтверждал и тот факт, что пару лет назад она выбросила с восьмого этажа свою двенадцатилетнюю дочь. Мимо Агнии Голубинин и Ваня прошмыгнули с максимально возможной быстротой. Женщиной она была крупной, и испытывать судьбу в единоборстве с ней у низеньких лестничных перил им не хотелось.
Второй этаж по сравнению с первым был куда более оживлен. В углу возле туалета подслеповатый даун Никита и экс-педагог Селезнев, страдающий мозаичной психопатией, насиловали дистрофика Кузенкина. Судя по безвольно мотающейся голове жертвы, делали они это давно и усердно.
Налево по коридору группка больных дружно дубасила ногами скрючившегося на полу человека. В грузном теле, полуприкрытом клочьями белого халата, Голубинин опознал трудовика Сыроежкина. Ваня Ленин признал его тоже:
- Вот к чему пгиводит габская теогия тгудовой тегапии! Доизмывался гад! Доэкслуатиговал больных людей! Сколько мы выключателей забесплатно ему собгали - и не сосчитать! А ведь ни копейки, ни цыгагки за свой тгуд не увидели!
Ваня протиснулся в круг и от души нанес несколько ударов по круглой лысой голове Сыроежкина. Затем вырвался назад и доложил Голубинину:
- Минут пять гниде осталось. Не больше! Кговищи поганец понапустил из носа – весь тапок замагал, блин. И на удагы не геагигует – глазенки закатил уж. Неитегесно. Вот там кажись шоу! – Ваня понесся в направлении процедурной.
Голубинин последовал за ним. По дороге его задержала алкоголичка Семенова. Она загородила проход и, задрав фланельку халата, предложила Голубинину перепихнуться. От Семеновой разило спиртом, в карманах ее что-то недвусмысленно побрякивало. Голубинин с негодованием отверг ее притязания – у Семеновой было красное лицо, свинячьи глазки и бесформенное тело. Голубинин был эстетом.
Семенова проволоклась за ним до середины коридора, матеря и обидно намекая на мужскую несостоятельность.
Голубинин совсем уж решил пристрелить доставучую дуреху, и даже вытащил пистолет, но тут на кралю польстился поэт Петруша. Подхватив Семенову за оплывшую талию, он повлек женщину в противоположную сторону, на ходу читая ей стихи.
- О, а-а-а! Ы – О! ИА! ИА! ИА! – самозабвенно декламировал Петруша, старательно избегая согласных. Семенова восхищенно внимала.
Голубинин облегченно вздохнул и нырнул в процедурную. Маленькая комнатушка была полна азартно гудящего народу. Откуда-то сбоку вынырнул Ваня и, схватив Голубинина за рукав, потащил его влево.
- Тут очегедь! Я тебе занял. Гляди, какая кгаля! Ггех не поучаствовать, а?– Ваня подмигнул Голубинину, и подскочил, вытянув шею.
Заслон из спин был столь плотен, что Голубинину тоже пришлось подпрыгнуть, чтобы разглядеть, что творится у противоположной стены. Взору его представилось зрелище весьма интересное: между двух шкафов с медицинским инструментарием была распята голая женщина. Спелые и упругие ее полушария, словно дартс были утыканы шприцами разной величины и качества.
- Вот шутники, вот остгоумы!!! – восхищенно лопотал Ваня,- Эх, с каким же удовольствием я ей шпгицом запендюгю!
По черным волосам, прямым и блестящим, как конская грива, Голубинин узнал в распятом создании медсестру Альбину. Именно она полгода назад (наверняка намеренно) сломала иглу в его пятой точке. За отсутствием хирурга она была вынуждена самостоятельно извлекать застрявший обломок. Альбина произвела операцию неумело, без анестезии, оставив на дотоле безукоризненном Голубининском теле крестообразный надрез. Оставшийся шрам – маленький, но довольно уродливый, заставлял Глубинина глубоко страдать от чувства собственного несовершенства.
Побледнев и перекосившись губами от тягостных воспоминаний, Голубинин сжал рукоятку пистолета.
После того, как очередной шприцеметатель радостно засмеялся, угодив десятикубовым орудием в поясницу медсестры, Голубинин продрался в передний ряд, и произвел выстрел. В центре спины Альбины появилась черная дырка. Выгнувшись дугой, девушка мелко затряслась, затрепетав всеми шприцами сразу, а потом обмякла, повиснув на бинтах, служивших ей оковами. Голова ее откинулась назад, и черные волосы практически скрыли смуглую попку вместе со всем, что из нее торчало. Из под волос на пол закапало красное, быстро собираясь в микроскопическое озерцо.
Завороженый этим зрелищем, Голубинин очнулся только тогда, когда что-то острое ужалило в его ногу. Выдернув из бедра шприц с тончайшей инсулиновой иглой, Голубинин в бешенстве обернулся. Не знакомый, видимо из недавно поступивших, олигофрен тихонечко ржал, показывая пальцем на красное пятнышко, проступившее на его пижаме. Остальные пациенты испуганно молчали – в отличие от новенького они знали, что с Голубининым шутки плохи.
В наступившей тишине Голубинин приблизился к олигофрену и, схватив его за шею, с размаху воткнул шприц в его правый испуганно моргающий глаз.
Спустя десять минут Ваня-Ленин рискнул приблизиться к товарищу, присевшему отдохнуть у растерзанного тела обидчика.
Перебегая взглядом с каплей пота, струившихся по лбу Голубинина, на капли крови, стекающие с его скальпеля, он лебезливо пролепетал:
- Устал, навегное, а? Побегег бы силы, батюшка. Вегигина ведь еще не пгикончили!
Обернувшись на кучку серопижамников, так и не осмелившихся покинуть процедурную во время расправы, Ваня крикнул ближайшему:
- Чего пялисси? Не видишь - жагко человеку?! А ну бинтик тащи, тупизна! Тут лобик пгомокнуть тгеба…
Голубинин снисходительно позволил отереть с лица влагу.
Вопреки Ваниным предположениям, он не чувствовал себя уставшим. В мышцах бурлила сила, в крови – адреналин. Акт насилия подействовал на него благотворно - Великий Воин Чинги, загнанный ежедневными иньекциями мелипрамина в самую глубь его сознания, начал оживать.
Голубинин понял это по тому, как стала думать его голова – кровожадно хитро и властно. А еще необычайно легко. Словно кто-то хорошенько проветрил затхлый чуланчик его мозга, в котором раньше настолько воняло психотропными препаратами, что все мысли дохли, не додумавшись до середины.
Свежий и упругий, как только что накачанный футбольный мяч, Голубинин поднялся с пола. Девять людей опасливо таращились на блестящий ножичек в его руке. Когда он взмахнул скальпелем, все девять, включая Ваню, вздрогнули. Но Голубинин лишь кратко приказал: «За мной!» и вышел.
Ваня тут же принял роль ординарца. Он кружил вокруг сбитой группы и покрикивал на тех, кто пытался отпочковаться:
- Пошли, пошли, не газбгедаться! Побег будет тгактоваться, как измена!
За двадцать метров, что отделяли процедурную от кабинета главного, отряд разросся с десяти человек до пятидесяти. И тоже - благодаря горловым усилиям Вани:
- Все к нам! Все под кгыло товагища Голубинина! Положим конец пгоизволу белохалатников! Еще жив главный вдохновитель и мучитель Угюпинской ЦПБ – Вегигин! Смегть ему, смегть!!!
Ваня орал изо всех сил. К моменту, когда отряд приблизился к точке назначения, все скандировали вместе с ним, передразнивая невольно:
- СмеГть, ему смеГть!!!
Разноголосица резала Голубинину слух – треть отряда не обладала внятной речью, а четверть страдала разной степенью заторможенности и тянула слова, словно магнитофон при замедленном воспроизведении. Но особенно достал Голубинина маленький гидроцефал с мучнисто-белым лицом. Голос его был до того пронзителен и тонок, что у Голубинина разнылись зубы. Поэтому, когда встал вопрос, чем выбивать дверь Веригина – Голубинин указал на большеголового малыша.
- Вот этой башкой!
Голова у гидроцефала оказалась на удивление хрупкой, и вскоре его отбросили к батарее. Он упал там, как мертвый крошка Каспер – такой же белый и головастый. И больше не визжал.
Выбрав из группы тройку мужиков покрепче, Голубинин приказал голосом Чинги:
- А теперь – разбегайтесь и - ногами! Ногами!
Тройной таран возымел действие. Вскоре вывороченый косяк вместе с кусками стены, дверь и три молодца упали прямо в Веригинский кабинет.
Перепрыгнув через молодцов, Голубинин увидел главного. Он висел на собственном ремне – язык неэстетично вываливался у него изо рта. Мертвый Веригин был далеко не так красив, как при жизни. Куда подевалась былая стать? Где гордая посадка головы?! Голубинин пожалел, что попросил Гарика пристрелить Анну Павловну до срока. Посмотрела бы красавица, как выглядит ее любовник в минуты, не контролируемые ни разумом, ни телом!
Голубинин подошел к телу и, расстегнув Веригинские штаны, стянул их вниз вместе с плавками. Потом взмахнул скальпелем. То, чем Веригин еще недавно гордился, со шлепком упало на пол. Вообще-то Голубинин рассчитывал произвести кастрацию на живом Веригине. Но не отказываться же от этого удовольствия совсем, раз уж сучий сын оказался хитрее! Удовлетворенно хмыкнув, Голубинин поднял достоинство и засунул его в тот же карман, где лежал пистолет. Затем обернулся на зияющий дверной пролом.
Там стояли они, солдаты его войска. Стояли удивительно тихо, не смея переступить порог, во взглядах их мутных, слезящихся, безоблачных, синеглазых и не очень – всех без исключения – светились уважение и страх. Лишь алкоголичка Семенова громко икала и портила торжественность момента незаправленными в халат грудями. Голубинин достал пистолет и выстрелил ей в лоб. Семенова скрылась с глаз. Стало намного лучше.
***
Спустя десять минут Голубинин-Чинги вышел во двор.За ним, хрюкая и улюлюкая, вывалился весь арсенал Урюпинской психиатрической лечебницы – шизофреники, психопаты, идиоты, олигофрены, дауны, пьяницы, наркоманы и маразматики - все, за исключением «овощей», непокорного дебила Пети, зарезанного Голубининым по пути, и нескольких дистрофиков, не сумевших поднять с кровати вес собственных костей.
Как в былые времена Голубинин щурил круглые славянские глаза и поджимал развесистый рот, приближая черты свои к заветному татаро-монгольскому образцу. В голове его носились мысли Чинги – быстрые и беспощадные.
За высокими заборами больницы в многоэтажках зажигались первые огни. Очень скоро люди, когда-то изгнавшие Чинги из своего «нормального» мира, вывалят на улицу – сонные, рассеянные, хранящие тепло кровати под одеждой и привкус зубной пасты во рту. Войско Чинги застигнет их врасплох и перебьет всех до единого. Только действовать надо быстро - пока эти твари сонные. Сонные как мухи-мысли, населявшие его голову жуткие полгода мелипраминовой терапии.
Голубинин махнул рукой и пошел вперед, косолапя прямые от рождения ноги – Чингисхану, выросшему в седле – не пристало ходить иначе.
Он прошел мимо мертвой любимой женщины, так и не закрывшей свой рот; мимо кустов, под которыми во время вчерашней прогулки нашел пистолет и две обоймы; миновав ворота, прошел и мимо дерева, на котором сидел четырнадцатилетний затекший телом Васек, укравший этот арсенал у отчима-мента и подбросивший во двор психушки, любопытства ради.
Ни Голубинин, ни его слабоумная армия, ступавшая за ним след в след, не заметили истинного виновника событий, ознаменовавших самый кровопролитный за всю историю Урюпинска день. После того, как последний идиот скрылся из виду, Васек слез с клена и пошел домой, к телевизору – ждать новостей.
!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Д#11
(12230/14496 зн.)
КОНТРАКТ СО СКИДКОЙ
Услышав три выстрела, прогремевшие в тишине, он даже не вздрогнул. Я покосился на револьвер. Странно, индикатор показывал, что все три выстрела были сделаны на максимальной мощности и с шумовым эффектом, который должен привести в состояние панического ужаса любое живое существо. Приятель, закончивший физмат, что-то объяснял про ультразвуковые колебания в инфракрасном спектре излучения, но я толком не запомнил. Да это и неважно. Главное – убойная сила. Но этот хвостатый красавчик даже не пошевелил ухом, когда я выстрелил, а по стене расплывались три отвратительных паукообразных пятна. И это при том, что я совсем недавно сделал ремонт офиса, и влетело мне это в копеечку! Я небрежно бросил револьвер на стол, старательно изображая невозмутимость.
- Ну, так будем загадывать желания, или где? – лениво поинтересовался мой посетитель, почесывая себя когтистым пальцем между рожками.
- Револьвер с дефектом, не иначе, - сообщил я.
- Доставить новый? – с готовностью подхватился посетитель, нетерпеливо постукивая копытцами по паркету.
- Нет! – рявкнул я, с раздражением рассматривая царапины, оставленные острыми копытами на дубовых плашках. Посетитель поник в кресле, нервно свивая кольцами хвост.
- Может, девочку? – с надеждой спросил он. – Вот такую…
Он щелкнул пальцами, и я захлебнулся слюной. Голограмма выглядела так, что хотелось немедленно снять брюки. И нижнее белье тоже. Желательно – немедленно, пока я не взорвался от переизбытка гормонов. Первый раз в жизни я понял, что такое спермотоксикоз. Девочка была, конечно, высший класс. Она поворачивалась, изгибалась, кокетливо подмигивала и причмокивала пухлыми губками. Она махала рукой, подманивая меня к себе.
- Значит, так и запишем, девочку… - мой посетитель уже облизывал карандаш и шелестел страницами блокнота. Я сообразил, что уже не сижу за столом, а стою посреди кабинета, пялясь на голограмму голодными глазами и пытаясь расстегнуть брючной ремень.
- Ни за что! – я опять плюхнулся в кресло, чувствуя неприятные спазмы внизу живота. – Не нужны мне твои девочки. И вообще ничего не нужно.
- Слушай, шеф, - зашептал посетитель. – Ну, войди же в мое положение! Меня ж уволят нафингсон! Пятый провал за месяц, ну сколько ж можно…
Из алого глаза выкатился черный огненный шарик, упал на полированную столешницу и, тихо зашипев, проел ее насквозь, на чем и потух.
- Хватит мебель портить! – крикнул я, невольно начиная сочувствовать неудачливому коммивояжеру.
- Шеф, ну хоть одно желание! – продолжал уговаривать меня посетитель. – Ну, малюсенькое! Вот такое…
Он свел пальцы, оставляя крошечный зазор между когтями. На острых кончиках заиграли огоньки свечей, быстро приведя меня в чувство и вымыв из головы все сомнения.
- Нет, - твердо сказал я. – Разговор на этом считаю оконченным.
- Ну почему же? Неужели у вас нет ни одного желания?
- Желаний у меня множество… - задумался я. – Но вот цена у вас непривлекательна. Нет, не устраивает.
Красная рожа посетителя хитро сморщилась и пятачок возбужденно зашевелился.
- Слушай, шеф, а если со скидкой? – шепотом предложил он.
- Это как? – заинтересовался я.
- Свои люди, сочтемся, - он махнул на стол лист, на котором тут же проступили огненные буквы. – Вот, стандартный контракт со скидкой. Подпиши, шеф, и все.
Я подвинул к себе контракт, опасливо поглядывая на переливающееся пламя строчек. Но ничего не загорелось. «Технология…» – завистливо вздохнул я и посмотрел на испорченные обои. Контракт был самым обыкновенным. Одна сторона поручает, вторая – принимает на себя обязательства. По исполнении – приемка работы и расчет. Расчет откладывается до смерти клиента. Вот этот пункт уже не казался таким необычным. Я вчитался внимательнее, ища пункт со скидкой. Да, бес не обманул. Действительно, в контракте огненным по белому было написано, что никакой души в оплату отдавать не нужно. Зато можно отработать. Условия труда обеспечиваются в лучшем виде. Орудия труда - тоже.
- Ну, шеф, - заерзал бес. – Подписываем?
- А что за работа? – спросил я, постукивая пальцем по контракту. Ощущение было такое, словно кто-то щекочет мою ладонь. Может быть, та девочка из голограммы.
- Да нормальная работа, шеф, не переживай! – расплылся в улыбке бес. – Будешь грешников обслуживать. Ну, вот как я, например.
- Как ты? – мысль мне понравилась. И в самом деле, все равно рай мне не светил никоим образом. Да и скучно там – ходи целыми днями в белом балахоне, пиликай на арфе и общайся с такими же обалахоненными страдальцами. Нет, это не перспектива. А вот работа в Нижних Мирах… Это да… Там и рестораны, и девочки, и курорты на берегу вулканических озер…
- И возможность повышения, - прошелестел бес, подвигая ко мне бритву.
- И-ех! – воскликнул я. – Где наша не пропадала!
Я полоснул бритвой по пальцу и размашистым росчерком подписал контракт. «Здесь, здесь твоя не пропадала», - недовольно зашипел внутренний голос. – «Дурак, как есть, дурак. Продезинфицируй хоть!» Я взглянул на ранку, собираясь залить ее антисептиком. Ранки не было. Бес довольно хихикнул, сворачивая контракт в трубку.
- Что ты, шеф, никакого беспокойства для уважаемого клиента. Так какое желание будем исполнять?
- Ну, во-первых… - я приготовился загибать пальцы, вспоминая все свои не исполнившиеся желания. В памяти всплыла Валька, школьная машинистка. Она мне всегда нравилась, но кем я был? Сопляком. Это пока в школе учился, конечно. Как-то пробовал к ней подкатиться за номером телефона, да эта дура ляпнула: «Учащимся не даю!» Вся школа ржала, как конюшня на ипподроме. А Валька после этого уволилась. Вот хотелось бы мне на нее посмотреть. Для начала. А там…
- Шеф, - укоризненно покачал рогатой головой бес. – Скидка распространяется только на одно желание.
Ах ты, бесовское отродье! О Вальке придется забыть. Как и о многом другом. Перед глазами опавшими листьями замелькало несбывшееся, мечты облетали, жухли и вяли, собираясь неопрятными кучами. Мелькнуло Сашкино лицо. Раз. Другой. Третий. Камера. Крупный план. Стоп.
- Определился, шеф?
- Определяюсь, - я неприязненно посмотрел на беса. Его морда начала становиться похожей на Сашку. Он так же морщил нос и поднимал брови. А глазки так и сверкали из-под бровей, подмигивая дружески и насмешливо. Я даже поднял руку, собираясь перекреститься, но вовремя спохватился. Плакало бы тогда мое желание. Нарушение договорных обязательств, вот на что я чуть не нарвался. Да еще и со штрафными санкциями. Не-ет, врете, бесы ползучие, на этот гоп-стоп я не попадусь.
- Шеф, ты прости, но я и так кучу времени на тебя убил, - бес начал наглеть. Эх, нужно было подождать, не подписывать договор. Сначала бы о желании подумал, а уж потом бы подписал. Вот тогда бы он сидел, как миленький. И вежливым был бы, как и положено.
Сашкино лицо продолжало качаться в голове, поворачиваясь то в фас, то в профиль. Я вздохнул. Все же – друг детства. И жили по соседству. И даже за девочками одними и теми же ухаживали. Правда, у Сашки это получалось лучше. Не успевал я запасть на какую-нибудь красотку, как тут же являлся Сашка со своим мягким взглядом и болтливым языком. А также со своими шикарными костюмами и пачкой бабок. И все. Девочка тут же упархивала к Сашке, а я оставался с мужественной ухмылкой и гордыми словами: «Это мой друг!» Обидно? Еще бы! Но я годами не признавался себе, что был обижен. Все хотелось думать, что это так и надо, все в порядке, а я – крутой парень, у которого отбоя от девок нет.
А недавно в нашем департаменте освободилось место начальника отдела. Да я, простой менеджер, годами мечтал. Представить только – зарплата… и ежегодный двухмесячный отпуск на море… и обслуживание в спецмагазинах за счет департамента… и даже разрешение на дополнительного ребенка! Хотя, зачем мне дополнительный ребенок? У меня пока еще даже жены нет. Но вот если бы стал начальником отдела, сразу бы появилась. Мне сразу представилась длинноногая блондинка. Ну, знаете этот тип – ноги от ушей, ушки маленькие, глазки наивно распахнуты. В общем, куколка, а не девочка. И такая могла бы стать моей женой. А еще можно было бы завести любовницу. Двух!
Но все мечты рассыпались разбитым зеркалом. Ведь был Сашка. Сашка, который работал лучше меня, быстрее меня, мог проворачивать такие операции, которые мне только снились. В общем – Сашка… К тому же, бывший начальник была женщиной. А женщины всегда любили Сашку. Вот она, эта грымза старая, назвала его в качестве первой кандидатуры на должность. А я, как всегда, оставался вторым. Я дышал ему в затылок. Я шел с ним почти ноздря в ноздрю. Но – почти. Всегда чего-то не хватало. Какой-то неуловимой мелочи. И эта мелочь не давала мне обогнать Сашку на последнем повороте и сорвать ленточку финиша. Я всегда должен был получать краем этой ленты по физиономии, когда Сашка гордо финишировал под аплодисменты и букеты цветов, которые щедро разбрасывали длинноногие блондинки.
Да, Сашка всегда стоял между мной и моими мечтами. Мне даже кажется, что он смог договориться с Валькой, когда она ушла из школы. Наверняка смог. У него всегда все получалось лучше…
- Значит, хотите быть таким, как… - бес заглянул в блокнот и задвигал пятачком, - Александр Михайлович Попков?
- Нет! – я не хотел быть таким, как Сашка. Я – это я. Не больше, к сожалению, но уж и не меньше. Я хотел быть собой. Но Сашка мешал мне, очень мешал.
- Убрать? – нежно спросил бес, лаская волосатой ладонью печать на договоре.
- Желательно.
Я был тверд, как никогда. Я чувствовал себя монорельсом, по которому грохочут поезда судьбы. Я был им! Сталью и пластиком, мягким сиденьем и неоновыми лампами. Я знал, что, как только исчезнет Сашка, сразу все наладится. Я стану начальником отдела, женюсь, заведу детей, любовницу, еще одну, потом еще ребенка уже от любовницы… В общем, жизнь будет просто замечательной.
- Договорились, - бес солидно кивнул и исчез, оставив после себя расцарапанный пол и три грязных кляксы на стене.
Я нервничал и много курил. Я засыпал пеплом стол, пол, брюки и пиджак. Я даже прожег дыру в галстуке. Я ждал. Беса не было.
Я ушел домой, когда сторож заявил, что запирает здание, и потребовал покинуть кабинет.
Дома я продолжал курить и высчитывать, что куплю на зарплату начальника отдела. Я измерил шагами комнату. Семь вправо и семь прямо. Комната оказалось квадратной. А мне всегда казалось, что она прямоугольная. Пеналоообразная. На сто двадцать пятом измерении ширины в дверь позвонили.
- Кто? – осторожно спросил я, выглядывая в глазок. На коврике под дверью никого не было. Странно.
- Служба исполнения желаний, - в глазке материализовался здоровенный парень с мешком в руках. Мешок выглядел солидно, словно купленный в лучшем магазине города. «Именно там, где обслуживают начальников отделов департамента», - решил я и распахнул дверь.
- Проходите! – бес не обманул. Ребята из службы исполнения желаний ввалились в прихожую, заполнив ее всю целиком. Я попытался их пересчитать, но сбился в мешанине хвостов, рогов и копыт.
Но дальше они повели себя странно. Вместо того, чтобы отдать мне содержимое мешка, где, как я был уверен, лежало назначение на вожделенную должность и Сашкино ухо, подтверждающее выполнение контракта, они начали заталкивать в этот мешок меня.
- Это какая-то ошибка! – закричал я, сопротивляясь. Я расставил руки и ноги, вспомнив детскую сказку. Если Иванушка смог так избавиться от печки, неужели я не смогу избавиться от мешка? Не смог. Один из бесов просто хлопнул меня по животу, и я тут же сложился пополам, падая на дно мешка. Мешок действительно оказался солидным.
- Это ошибка! – продолжал кричать я, надеясь, что меня услышат.
- Аззи, проверь накладную, - сказал один из бесов.
- Да все в порядке, - сообщил второй, пошелестев бумагами. – Заказ по этому адресу.
- А что он орет?
- А то ты не знаешь! Они всегда орут.
И меня понесли в неизвестность, не слушая больше отчаянных криков, ссылок на статьи договора и вопросов о номере накладной. На них не подействовало даже универсальное: «Я больше не буду!»
Когда я уже почти задохнулся, мешок развязали. Я выпал на горячий пол.
- Натуральный базальт, - гордо сказал бес, с которым я подписывал этот несчастный договор.
- Что это значит? – я визжал и брызгал слюной во все стороны. Это выглядело несолидно, потому что слюна шипела, попадая на горячие поверхности, пузырилась и испарялась, оставляя неопрятные пятна. Я просто не мог остановиться, настолько был возмущен.
- Нижний Мир, конечно, - пояснил бес. – Распишись, шеф, все сделано в лучшем виде.
Он подсунул мне расписку в получении услуг согласно договора. Это было наглостью.
- Вы что себе позволяете? – я разорвал расписку и развеял клочки по ветру.
Бес ловко поймал каждый клочок, зажал их в кулаке и тут же протянул мне целую расписку.
- Ах, шеф, мой недосмотр! – сказал он, шаркая копытцем по базальту. – Я не предъявил выполненную работу. Voila!
Он взмахнул хвостом, и я увидел Сашку, сидящего в котле. Мелкие бесенята подливали воду, под котлом празднично полыхал огонь. В общем, вся картинка походила на приготовление ухи во время туристического похода. Даже Сашкины глаза напоминали глаза рыбы, плавающей в похлебке.
- О! Дело другое, - я позволил себе тонкую улыбочку и подмахнул расписку, не сводя глаз с Сашки.
- Хорошо, шеф, спасибо, шеф, - зачастил бес. – Надеюсь, все было так, как нужно? Претензий нет?
- Какие претензии, друг! – я хлопнул беса по плечу. – Все тип-топ. Теперь я бы хотел приступить к своей новой работе.
- Конечно, шеф! – бес радостно улыбнулся и кивнул кому-то.
Один из бесенят подбежал и подал мне угольную лопату. Я покрутил этот предмет в руках.
- Сувенир, что ли?
- Орудие труда. Как ты помнишь, шеф, по договору мы тебя обязаны снабдить этим самым орудием. Будешь уголь подбрасывать.
- Куда? – я тупо посмотрел на беса. Лопата наливалась в руках тяжестью, подтверждая существование закона всемирного тяготения.
- Под котел, конечно, - хихикнул бес.
- Но я же еще не умер! – я хотел выбросить лопату, но она прилипла к ладоням.
- Ошибаешься, шеф. У меня сегодня был хороший день. Я заключил два договора. Причем один – без скидки. Наверное, премию дадут… - бес мечтательно причмокнул и ущипнул за зад пролетающую мимо бесовку.
- Как – два договора?
Сашка в котле закатил глаза и замычал. И тут до меня дошло…
Я не знаю, сколько уже нахожусь в Нижнем Мире. Но мне доставляет удовольствие работа. Я беспрерывно подбрасываю уголь под Сашкин котел и слушаю, как он воет. Мне даже предлагали перейти к другому котлу. Там парится кто-то из политиков, а я считаюсь ценным работником. Политику хотели оказать честь, заодно и увеличить его мучения. Но я не согласился. Ведь если бы не Сашка… Он всегда стоял между мной и моим счастьем. Если бы этот идиот не подписал договор, как все могло бы быть хорошо!
!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Детективы, Триллеры все тексты конкурсных работ 1-12
© Copyright: Клуб Любителей Нескучной Литерат, 2002
Свидетельство о публикации №202091600086
Свидетельство о публикации №202091600086
Рецензии