Утро одного дня

         Холодное мокрое утро.
         Будильник затеял было вяленькое «тыр-тыр-тыр», обещающее вылиться в непрерывный колокольный звон, но моя рука властно припечатала его в фазу молчания, резвая, несмотря на полную мою невыспанность.
         Всю ночь я протряслась в каком-то кошмаре относительно тотальной гибели человечества, в путаных разговорах с тобой, то вплетенных в канву сюжета, то выныривающих в явь.
         Всю ночь кошка, подлая образина, шуршала бумагами, оставленными на столе, требуя еды и внимания. Приходилось тянуться за тапком, прицеливаясь, метать его  в хитрое животное, которое, естественно, уворачивалось в полном восторге от достижения хотя бы одной цели.
От сюжета во рту, на зубах, на нёбе осталась оскомина, а в животе – холодный клубочек, спрятавший страх. От сюжета осталось чувство недоумения и нежелание заниматься интерпретациями в какой бы то ни было форме. От разговоров с тобой осталось четкое стремление побыстрее шагнуть в новый день и увидеть тебя.
Кошачьи проделки – привычные и неудивительные – следов на душе не оставили никаких.
Преодолевая вековую привычку долго валяться в постели, выныриваю из-под одеяла в байковый  нежный халат на счет «раз», взмахивая ручонками, как крыльями, лечу на кухню, ставлю на плиту чайник, бурча под нос откуда-то всплывшее нешедевровое пугачёвское «голова моя глупая, безногая, безрукая», наливаю для себя стакан биокефира, а для ребенка – заправляю мюсли клубничным йогуртом.
Складываю в сэндвичеру необходимые ингредиенты, бегу в ванну, под горячий душ. Благоухающая пеной, шампунем и духами покидаю сие помещение через пять минут – ну и скорость у меня сегодня, прямо-таки фантастическая, вынимаю готовые сэндвичи, бужу ребенка, пью кефир.
Берусь за марафет – тщательно, но быстро. Варю себе кофе, слежу, чтобы ребенок оделся по погоде, привел в порядок волосы и съел все то, что я ему приготовила.
Покончив с кофе, укладываю волосы и обдумываю свой прикид. Никогда у меня ничего не готово заранее! Какая досада, ведь пора уже выходить,  а я все еще в халате, хотя и вымытая, высушенная и деликатно подрисованная. Идти налегке я не могу – я жуткая мерзлячка, буду трястись и кукожиться, тоже мне удовольствие. Идти в пальто смешно – кто ходит сейчас в пальто, одни бабуськи. Нового плаща у меня нет, в старом появиться рядом с тобой – да я что, больная совсем?
Ребенок уже одет и смотрит на меня  с укором – я подняла его раньше обычного, а теперь сама же и торможу. Ребенок недоволен моим поведением – я тоже. Я боюсь, что не успею к поезду и пропущу тебя. Я швыряю вещи на пол и никак не могу ничего выбрать.
Я не знаю номера поезда, на котором ты приезжаешь. Я не знаю номера вагона, в котором ты приезжаешь. Я не знаю времени, необходимого мне на дорогу. У меня серьезные проблемы, а я все вожусь и вожусь с какой-то дурацкой одеждой!
В сердцах я надеваю на себя первое, что попадается под руку. Черные брюки, толстый свитер (ну не мерзнуть же!), кашемировый старомодный блейзер. Новые лакированные ботинки не в тон основной одежде завершают мучительный процесс. Хватаю зонт, сумку, ребенка и покидаю квартиру.
На остановке людей – ну целое море. Маршрутки чешут мимо, мест нет. Ясное дело, народ стремится на работу, только такие безответственные личности, как я, позволяют себе не думать о хлебе насущном. Плевать мне на этих работающих, мне надо успеть к твоему поезду! Господи, кажется, я начинаю нервничать.
Наконец-то появляется автобус «Экспресс». Втискиваюсь в него, подталкиваемая тетками, воняющими туалетной водой а ля франсэ. С ума сойти от этих теток, неужели они думают кого-то привлечь подобными ароматами? Разве может организм среагировать на это чем-нибудь иным, нежели рвотный рефлекс?
Да, что-то я сегодня чрезмерно сурова, видно, трушу. Конечно, трушу, как иначе? – времени уже половина девятого, а впереди еще путешествие на метро, с пересадкой на суперзабитой кольцевой линией. Я могу не успеть…
Я не могу не успеть.
Я успею.
Залетаю в вагон, занимаю место. Можно закрыть глаза и сосредоточиться. Нервозность – плохой помощник. Дышу ладонями… дышу стопами… дышу перекрестно… дышу кожей… макушкой… смотрю… Где я могу тебя перехватить? Ясно вижу, что до вокзала ехать бесполезно. Вижу тебя – очень отчетливо вижу. Ты – в бардовом плащике, со своим красным чемоданом на колесиках. Ты – в толпе, но я тебя сразу же выделяю. Да разве я могу тебя не выделить? Тепло сразу – волнами, волнами, нежностью, нежностью – по спине, по рукам, по ладоням, надышавшимся и горячим. А по губам – улыбка, пошла, пошла, пошла… Хихикаю довольно – я знаю теперь, что встречу тебя. И знаю теперь, где именно.
Делаю переход. Еще три станции. Сердцу уже не сидится на своем месте – скачет вверх-вниз, нагревая кровь. И где только была моя голова, и зачем я так тепло вырядилась?
Подножье эскалатора. Вот тут я и остановлюсь. Перевожу дух. Прибывает поезд со стороны вокзала. Люди, люди, люди, дядьки и тетки, девицы и юноши, бабки, дети, подростки… Ты. Ты! Прямо в первом встреченном поезде – ты.  Обалдеваю и молчу, не в силах позвать тебя по имени… сейчас шагнешь на эскалатор и смешаешься с толпой… Поднимаешь голову и смотришь на меня.
Ты… Ну наконец-то! Я так соскучилась по тебе!  Я так рада тебе. Просто не могу говорить об этом, но ты ведь и так все знаешь, верно? Беру твой рюкзак, потом тянусь к тебе – так хочется к тебе прижаться, что я не удерживаюсь от этого жеста. Треплю твои волосы. Солнышко мое, я ждала тебя. «Рада?» - спрашиваешь ты. Я только киваю, не отводя от тебя взгляда. Веснушки стали ярче, глазки стали лучистей. «Я тоже рада», - говоришь ты. Я ищу твою ладонь, лежащую на ручке чемодана, и накрываю ее своей ладонью – мне нужно еще раз убедиться, что ты здесь на самом деле. Ты улыбаешься. Ты здесь.
Вот и все.
Я встретила тебя, я встретилась с тобой, я вновь вернула в свой потайной камин сверкающий живой огонь. Я могу вернуться к своим обычным делам, зная, что с тобой все в порядке. Зная, что ты вернулась. И что я смогу снова увидеть тебя – как только мы этого захотим. Верно?