Господин головорез

Когда мой друг отрезал голову свежеубитому им бомжу, он вряд ли задумывался, что тени и мертвое мясо напрямую связаны, они не существуют друг без друга и всегда следят, и будут следить за нарушителем этого единства. Он вряд ли понимал, что перерезая артритные межпозвонковые диски, он делает нечто большее, чем пытается скрыть следы преступления, а по-нашему – не запалиться. Только потом, когда уже отмылся с рук бардовый студень человеческой гемолимфы, пришло ощущение чего-то запредельно радостного, что, вероятно, испытывали древнеримские цезари. Власть над чужой жизнью как всегда оказалась слаще, чем страх собственной смерти. Упиваясь пивом классно встречать первые часы новых суток своего величия, первые шаги контролируемого солнца, оргазм безнаказанности действий и пустоты жалости.  Уже тогда, когда радио прошептало прогноз погоды на ближайшую неделю, было почти понятно, что мир изменился совсем не на много, что он ждет чего-то более великого и незабываемого, чем раскопки в гнилых потрохах, и нужно идти дальше, крушить беспалевные варианты, чистить дома и улицы, чтобы заметить глобальный результат своих действий. Что бы все его заметили. Испугались и заобожали, дети изобрели бы новую игру – в прекрасного палача, романтичного Робина Гуда повелителя жизней.
Прекрасные мечты, к сожалению мечтателя и счастью обывателя, имеют неприятную особенность – умирать вместе с носителем. Плебеи-менты смогли низвергнуть Цезаря, растоптать лавровый венок, отобрать знаки власти, надругаться над его божественной сутью.
Восемь лет – не срок для властелина жизней. Это всего лишь время работы над ошибками, время наполеоновских планов и стойкого переноса внешних пыток.
Как-то я увидел сон – в нем по нашей улице ползали безголовые тела. Я проснулся не от боли и ужаса, а от своего смеха – цезарь вернулся и народ счастлив. Его никто не остановит, не уговорит выращивать фиалки и дарить детям конфеты. Но не бойтесь его – покопайтесь, и я уверен, вы всегда сможете найти в глубине своих желаний (там, где хранится надежда на счастье) господина-императора и повелителя-головореза. Лишь поэтому я точно знаю, что подвальная жертва была не напрасна, а имела глубокий сакральный смысл, явилась частью ритуала по раскрытию вашего заныканного тяжелого естества, вызывая в пропитой душонке стремление к свободе, великолепию и власти. За что рад, но чего никому не желаю. 
Только когда кочки трепали ржавый «козел» было видно в крупных глазах стремление убежать и спрятаться,  отказаться от великой цели, понюхать мамину юбку. А потом, делив жалкую дачку, понял сраную шнягу, недостаток чифира и злобу смотряка, беду загона за ширмой и  зеленого коридора. И что никакая малява не сможет заменить улыбку живой телки, льющей слезы над показаниями. А мне хочется, глядя и чувствуя, закричать во все горло на предбаннике ментовской шараги - а пошли вы все на ***!!! Захлебнуться галимым пивом и упасть в снег, облевав пни черных тополей. Тех самых растительных символов смерти, какие древние кельты высаживали на могилах погибших воинов в знак скорби и почета. А наши воины когда-нибудь вернутся. И вернутся палачи, либо сломленные государственной каторгой, либо ждущие слащавой мести. И только один вопрос – хватит ли на всех беззащитных бомжей, тепла подвальных труб и жестокого упоения хозяина чужого повествования. Официант, шампанского!!!