Плюс демонизация всей страны

Перестройка в аду

Свобода выбора? Свобода волеизъявления? Доволеизъявлялись - на муниципальных выборах к власти свободно пришла партия демонов. А, впрочем, чем эта партия хуже партии любителей пива, например?
Оказалось - хуже.
Новая власть, срочно посовещавшись с народом, город переименовала в Демонград, а себя, управляющую, велела называть "демонградией".
Сколько лет уже под властью демонградической партии идёт кутерьма по переводу жизни в русло цивилизованного рынка, а результатов, кроме демонической расхватизации, не видать. Да и зарплату народу дают нерегулярно, а если откровенно - и не каждый год.
Вместо денег в Демонграде ввели, стыдно сказать - меченую печатями капусту. И ежели её вовремя не получить, да не истратить, гниль съедает оборотные средства, инфлюэнцей называемая.
Не получая зарплаты долгое время, надумал Иванушка справедливости искать. Поехал на Поле Чудес, как теперь стали называть главную площадь, поднялся в гранитный саркофаг Демонуправления.
Стражник у турникета - как в метро - недовольно выслушал, зачем надоедливый посетитель намерен побеспокоить занятое начальство, сердито буркнул номер кабинета, куда надо идти, нажал кнопку, и нехотя пропустил Иванушку через двери-хваталки, подозревая его в противоправных действиях до самого исчезновения в пасти шикарного, вместительного, в зеркалах со всех шести сторон, лифта. Иванушка нажал кнопку, лифт дилинькнул, и, как послышалось, вроде бы пренебрежительно фыркнул, но двери не закрыл. Посмотрел Иванушка на себя в зеркала со всех шести сторон - выглядел он, если сказать честно, нетоварно. Да и питания был так себе. Поняв, что его не повезут, отправился по лестнице пешком. А лифт, шумнув облегчённо и, как показалось Иванушке, даже брезгливо, хрястнул дверьми и поехал куда-то за, на самом деле, важным пассажиром.
 Коридоры Демонуправления дремали в молчаливой пустоте.
Прохладно, мраморно и тихо, как в фирме "Ритуал", обслуживающей усопших "качественно, с гарантией и в короткие сроки", подумал Иванушка.
Отыскав нужный кабинет, вошёл.
- Вообще-то, у меня обеденный перерыв, я в это время ящик смотрю... Ну да ладно. Иванов Пётр Сидорыч, - небрежно представился из-за стола, едва шевельнув головой, сотрудник в сером блестящем, от кутюр, костюме с галстуком, в густо-чёрной, с проседью, шевелюре, в аккуратной, красиво подстриженной же бороде с оригинальными, как у известного киноактёра, седыми подтёками по бокам, и с аккуратными рожками во лбу. - Дежурный демон. Садитесь.
Демон указал копытом на стул и уставился в пространство за открытой дверью, где, должно быть, стоял телевизор.
"Здоров, бродяга!" - позавидовал про себя Иванушка объемистой, с железный сейф, грудной клетке дежурного.
Демон искоса взглянул на Иванушку, ухмыльнулся в смоляные усы, негромко хмыкнул.
Телевизор молчал. "Опять какой-нибудь Чумак пассами-гримасами молча из народа и бездельничающих чиновников через радио и телевизоры хворь выгоняет", - подумал Иванушка и сел спиной к телевизору. Удивился про себя демон - и Иванов?
- А у нас всё как у людей, - пояснил его сомнения демон. - И должности, и фамилии.
- Интересная передача? - подчёркнуто заинтересованно спросил Иванушка для налаживания добрых отношений с представителем власти.
- Какая передача? - не отрывая взгляда от пространства за спиной Иванушки, спросил демон.
- По телевизору.
- По какому телевизору?
Иванушка оглянулся. Сбоку от двери стоял пустой ящик и именно его в умной задумчивости созерцал демон Иванов.
- Помогает стрессы снимать. Как у японцев - каменные сады.
- Меня зовут... - осторожно начал Иванушка.
- Зовут Иваном, фамилия Интернешнлов, - словно хвастаясь, перебил его демон.
Иванушка удивился. Откуда знает? Такой фамилии, может, и во всей стране нет! Даже сам Иванушка не знает, откуда она произошла!
- А я знаю, - сообщил демон. - Но об её истоках лучше умолчать.
- Расскажите, а то я детдомовский, - попросил Иванушка. - Интересно же знать, откуда такая редкая фамилия происходит!
Демон безразлично пожал плечами. Дело, мол, хозяйское.
- Некая девушка очень хотела уехать за границу, но тебя родила раньше, чем нашла себе мужа среди знакомых и незнакомых иностранцев. Обузу сдала в детдом. Зная твоё "международное" происхождение, в детдоме тебя так и записали. Чувством юмора их Бог не обделил, - жёстко закончил демон. - Откуда всё знаю? Телепатия! Так в чём проблема?
Иванушка, опущенный в серую банальность своего происхождения, сник. "Зачем спрашивает, - вяло подумал он, - если всё телепатически знает?"
- Согласно должностным обязанностям, положено не сидеть молча, даже если всё знаешь, а расспрашивать, разъяснять. Работа с посетителями, называется,- пояснил демон. - Итак, слушаю тебя.
Иванушка изложил свою проблему. Демон Иванов отнёсся к Иванушке с пониманием.
- Ты думаешь, капусты нам жалко? - проникновенно приложил он увесистое копыто к своей мощной волосатой груди - рубашки под галстуком не было - и с состраданием заглянул в глаза Иванушке. - Нету у нас капусты, всю вниз забирают, в преисподнюю. Тьфу, чёрт, вверх, то есть!
- Не поминай всуе имя Господина своего! - загремело вдруг из репродуктора за спиной у демона.
Иванушка вздрогнул от неожиданности. Демон поморщился.
- Не пугайся, - успокоил он Иванушку. - Это контроль сверху.
- От начальства?
- От него... т-т-т...- прикусил демон язык, чтобы не сказать лишнего. - Из преисподней.
Он потрогал язык, прикушенный с лишним усердием.
- Так преисподняя же внизу, под землёй! - удивился Иванушка.
- Это раньше была внизу. А сейчас у нас перестройка. Всё с ног на голову поставили, да с таким ускорением! Ты, например, когда копыта отбросишь и в ящик сыграешь, куда попадёшь, в ад или в рай? - демон Иванов хитро прищурился, глядя на Иванушку.
Не имеющихся у него копыт Иванушка отбрасывать не собирался, но всё же задумался, вспоминая свои прегрешения.
- Расслабься, грешник, - снисходительно засмеялся демон. - В рай ты попадёшь! За то, как вы сейчас живёте, начальство вас оптом к раю приписало.
Демон побарабанил копытом по столу, скучающе посмотрел в окно.
- Не живёте - маетесь. А чтобы народу легче было до рая добираться, рай с адом местами поменяли. Сыграл ты в ящик, закопали тебя - и ты в раю. Возиться-возноситься не надо. - Демон помолчал. - А вот когда я, простой демон-интендант, дослужусь до суперинтенданта, хлопот будет с вознесением, с переездом в преисподнюю!
Демон сладко, с хрустом в костях, потянулся и мечтательно закатил глаза к потолку, выше которого теперь располагался вожделенный ад. Он замер на мгновение, взгляд его угас.
- Правда, к всевидящему оку ближе...
- А что...- Иванушка потыкал указательным пальцем вверх и вопросительно кивнул головой.
Демон сильно оттопырил нижнюю губу вперёд, успокаивающе поднял копыто вверх и важно кивнул головой - не сомневайся, мол. Там!
- Ну, мороки было с этой перестройкой!- снова оживился демон, вспоминая былое.- Так ускоренно рай с адом местами меняли, что райские в спешке свою документацию на старом месте забыли. Наше начальство, чтобы добро не пропадало, велело нам по ихним бумагам работать. Слышал: "Не поминай всуе..."? Библия! - демон уважительно поднял копыто кверху. - Привыкаем потихоньку. Опять же, экономия писчебумажных средств.
- А инвентарь? - забеспокоился Иванушка о том времени, когда ему придётся на вечные времена определиться в рай, как обещал демон. - Сковородки там разные, котлы с кипящей смолой?
- Забрали. Мы-то своё всё забрали. Это райские - малохольные, грузчиков им подавай! А наши, преисподние, здоровы! Все котлы вручную перенесли, даже смолу кипящую не сливали. Не будем, говорят, прерывать технологический процесс варки грешников. Да что там котлы, - демон одобрительно покрутил бородатой головой, - горящие уголья горстями на новое место перетаскали! Хозяйственные, черти эдакие!
- Не поминай всуе... - загремел динамик. - Второе предупреждение за земной день. Ваша командировка в миру продлена на неделю!
- Вот чёрт! - выругался демон.
- На две недели, - ехидно поправился динамик.
Демон хотел возмутиться, но вовремя одумался, запихал себе в рот одно копыто, а другим, продережировав с полминуты, видимо, матерясь про себя, замахнулся, что есть силы, намереваясь стукнуть по столу, но раздумал, и осторожно опустил каменное копыто на полированную поверхность стола.
Иванушка, сжавшийся в комок и сквозь прикрытые веки ожидавший треска дерева и разлетания щепок по всему кабинету, расслабился.
- Вот так и живём, - вздохнул демон. - Контроль чистоты языка, называется. Перестройка на библейский лад. Понаставили везде слушалок, иной раз приспичит выразиться с сердцем, а нельзя! Напряжение внутри растёт, от этого - гипертония топливной системы. Сгорю скоро на работе! Да что там выразиться, выйдешь, иной раз покурить в туалет, громко... - демон покосился на динамик, - чихнуть, и то боязно. Культуру воспитываем, говорят. Чуть что - продление командировки! Разве можно культуру насаждать силой? - Демон покосился на динамик. - У меня эта культура вот где сидит! - он с чувством постучал копытом себе по крутому загривку.
"Есть где сидеть!» - одобрительно подумал Иванушка и с перепугу захлопнул рот двумя руками. Про телепатию забыл!
- В тепло хочется, к адскому огоньку! - продолжил демон, не обратив внимания на мимолётные мысли Иванушки. - Ваш сырой воздух на дух не переношу! Бронхит у меня от него аллергический. А может уже и обструктивный. Серным духом подышать охота, лёгкие продезинфицировать! Я пока здесь своё отбоярю, всей медицинской энциклопедией переболею... Большой.
Демон тяжело вздохнул, помолчал, пожаловался тоскливо:
- Пятый месяц сверх нормы у вас лямку тяну. А всё язык мой... смоляной. По демонятам соскучился!
Демон смахнул копытом выкатившуюся из глаза мутную, кипящую сероводородом слезу. На некоторое время в кабинете воцарилось тягостное молчание.
- В аду теперь, наверное, и работы нету, раз всех в рай записывают? - поинтересовался Иванушка.
- Скажешь тоже, нету. Грешников, которые за адом числились, мы же с собой забрали! Их вечно варит да жарить велено. У нас не у вас, амнистию к праздникам да к смене власти не объявляют. Много их, бывших... А какие к нам из рая сами перебираются.
- Из рая в ад?! - поразился Иванушка.
- Ха! Ты, небось, думаешь, что в раю сахар? Там, конечно, пятки на сковородках не жарят. Но скукотища - не приведи Господи! - демон осёкся и опасливо покосился на динамик. - К адским-то сковородочкам привыкнуть можно - человек ко всему привыкает! А вот от райской скуки - свихнёшься! Тут с одним грешником случилось - упадёшь, не встанешь!
Демон пододвинулся к Иванушке, дыхнул в лицо смрадом многовековой копоти. - Мы его в раю забыли, когда переезжали. В котельной, в холодной печи, зараза, от работы отлынивал. Отоспался, вылез, а вокруг - рай! Сажу пообтёр с себя райскими лопушками, в источниках ароматных помылся, ночнушку где-то спёр, переоделся - ну чисто ангел! Только не бритый, без крыльев и серой попахивает.
Поскучал грешник в раю день, поскучал другой - ни тебе карт, ни тебе выпивки, из музыки - одно псалмопение гнусливое. Про женщин вообще молчу, грех.
Увёл он с ангельской кухни бутыль литров на двадцать, замочил в ней пряников медовых, у змея полмешка яблоков с запретного дерева выцыганил для закваски. Настоял грешник это дело - такой "морс" получился! Закачаешься, в натуре...
Налил змею, тот с двух банок аж в узел завязался.
Одному бражничать скукотища. Он и пригласил ангелочков посимпатичнее, тоже угостил. Думал, ангелицы... Хм. Оказались ангелы. Их с бражки-то ой как развезло! В голову ударило надлежащим образом - не смотри, что из подручных продуктов квасил! На приключения потянуло. - Демон с восторгом больно ткнул Иванушку копытом в бок. - Грешнику, тому без разницы - ангелы, ангелицы... Покуражился, да в ад сбежал. Там привычнее, иногда хоть согрешить удаётся. А ангелы... Тех застукали. В наказание выкрасили в голубой цвет, чтоб позаметнее были, попозорнее. Да к вам на землю сослали, грехи отрабатывать. С удержанием пятидесяти процентов заработка в фонд восстановления райских кущ, которые они разорили, когда по пьяни дебоширили. Ангелы-грешники, естественно, в голубом цвете маячить не захотели. Голубизну свою снаружи кто позакрасил, кто отбеливателем вытравил... Но нутро-то голубое! Встретишь иной раз на улице - ангел ангелом! А голубизна изнутри так и прёт! Тьфу! - демон брезгливо махнул копытом, вздохнул. - Все у нас будут...
Помолчал в задумчивости.
- Мне бы капусты, - смиренно напомнил Иванушка.
- Ну, нету капусты! - раздражённо дёрнул хвостом с неряшливой, как у старого мерина, кисточкой на конце.- Ты думаешь, мне капусты жалко? Да на черта...
- Ещё неделя сверх срока, - скучающе зевнул динамик.
- На кой Бог, - шепотом продолжил демон, оглядываясь на динамик, - мне твоя капуста? У нас централизованное снабжение, прямые поставки из ада. Еженедельно спускают контейнер со всем необходимым. Каждому служащему дьяволу индивидуальную коробку со жратвой, выпивкой, барахлом и прочим. Каждая коробка подписана: демону Иванову, дьяволу Петрову, Сидоровой - ведьме...
- Всем поровну? - недоверчиво качнул головой Иванушка.
- Нет, конечно. Зачем бы тогда коробки подписывать? По должностям. У кого рога поразвесистей, тому коробка поувесистей, - скаламбурил демон. - Но хватает. Опять же, питание в демуправовской столовой по шведской системе, бери - не хочу. Чего купить дополнительно - кредитные карточки. А вашу долбаную капусту по распоряжению вышестоящих органов отправляем в вышерасположенную преисподнюю, козлов кормить.
- Каких... козлов? - неуверенно проговорил Иванушка, ожидая, что из динамика демону сейчас влепят пару месяцев за оскорбление...
- Натуральных, с рогами, - усмехнулся демон. - Ты думаешь, наши рога, - он дотронулся до своих небольших, но острых рожек, - сами растут, для украшения? Чёр...- демон осёкся и покосился на динамик. Из динамика предупредительно покашляли, давая знать, что держат разговор на контроле. - Дяди лысого, - продолжил демон. - Они у нас вроде знаков различия, как погоны у ваших офицеров. Их нам по заслугам наставляют. Я мелкая сошка, у меня и рога небольшие. Но крепкие, рабочие. При случае и забодать могу. С людьми работаю, положено!
Демон хлопнул себя по лбу копытом, раздался низкий гул, будто молотком стукнули по чугунному котлу. Рога отстегнулись. Подхватив, демон протянул их Иванушке.
- Хочешь примерить?
- Не-не-не! - чего-то испугался Иванушка.
- Как хочешь.
Демон ловко пришлёпнул рога на место.
- А у нашего суперкарго, дьявола-начальника, видел? Рогоносец - на зависть! Рога витые, развесистые - на полметра! С матёрого козла сняты. Чтобы такие отрастить, знаешь, сколько капусты надо? Полгорода без зарплаты оставят! Я к старости, даст Бог, - демон покосился на динамик, - дослужусь, мне такие же наставят. - Демон задумался. - А с другой стороны... Они, конечно, большие, красивые, как погоны у ваших генералов... Но не рабочие. Дай такому по рогам, он и скопытится.
- За неуважение к начальству и неоднократную крамолу - две недели сверхсрочно! - ехидно хрюкнул динамик.
- Издеваетесь, что ли? - возмутился демон. - Я хоть и без подобострастия, но начальство уважаю. И не крамолю. С языка просто сорвалось.
- Что у крамольного ангела на уме, то у глупого демона на языке,- назидательно произнёс динамик и пригрозил: - Будешь выступать, припишу неуважение к надзирающему органу. Магнитофончик-то - вон он, твои речи накручивает!
- Молчу, молчу, - смиренно сложил копыта демон и прошептал, смердя серным духом в ухо Иванушке: - Выслуживается, гад, на чужих ошибках рога зарабатывает. А сам-то, - демон пренебрежительно скривился, - из леших. Лапотник! Вот куда ваша капуста уходит! На таких стукачей рогов не напасёшься. А ты говоришь, дай капусты...
- Как же мне жить? - выдавил из себя слезу Иванушка. - Хлеба купить не на что!
- Как жить... Да, - демон гордо посмотрел в дальний угол потолка, - самое дорогое у человека - это жизнь. И с каждым днём она становится всё дороже...
Демон посидел несколько секунд в позе мыслителя, приложив копыто между рогов, и снова стал увещевать Иванушку:
- Ну, потерпи немного, через месяц свежей капусты завезут, выпишу, сколько задолжали. И аванс на будущее дам.
- Куда мне её девать, целую гору? Сгниёт. Солить? Солёную к оплате не принимают.
- Ну, машинку стиральную купи, Вятку-автомат. На неё капусты много надо. В хозяйстве сгодится.
Демон покосился на Иванушкины носки и принюхался, как собака, берущая след.
- Ага, Вятку-автомат... А есть-пить потом на что?
- Есть-пить? Не путай урчание желудка с голосом разума! Ну подумай, если у меня капусты нету, где я её возьму для тебя? А как же другие без капусты сидят? У тебя совесть есть? Пить... - демон разозлился. - Вам бы только пить, здоровье губить!
Демон густо покраснел, будто налился изнутри жаром.
Иванушка услышал в груди демона приглушённый гул бушующего пламени. Завоняло горелой серой.
- Мы, демоны, трудимся не покладая копыт, для вас же, людишек, колдуем-надрываемся, а вы, неблагодарные, из-за паршивой капусты жаловаться бегаете, нас от колдовского процесса отрываете! Гляди, - демон погрозил Иванушке, - добегаешься! За неуплату отключу тепло - не от голода, так от холода дуба дашь!
Сильно, видать, Иванушка демона прогневил.
- Ну что ж, тогда у меня к вам есть два предложения, - решил перевести разговор в деловое русло Иванушка.
- Второе категорически исключается. Выбирайте из оставшихся, - подчёркнуто вежливо осадил его демон.
- Остаётся водичку на газе кипятить, да горячим чаем голод заливать, - развёл руками Иванушка. - Без еды голодаючи, можно и месяц протянуть.
А в коридоре уже любопытные толпятся, скандалом привлечённые. Дверь открыли, головы рогатые-бородатые попросовывали, от возмущения копытами топочут.
- Что, - спрашивает один,- жаловаться пришёл?
- Пришёл, - отвечает ему дежурный. - Грозит воду кипятить.
- Он нам ещё грозить будет? - возмутился который из коридора. - Я ему газ отключу, это по моему ведомству. Без горячего питания быстро язву схлопочет. Всю жизнь потом на пилюли работать будет!
Тут другой демон просунулся, да как гаркнет:
- Живётся ему плохо? На пилюли пусть не рассчитывает, это по моей части. Завтра немного поколдуем, цены на лекарства поднимем - и слабительное не по зубам будет!
Не выдержал тут Иванушка, тоже закричал:
- Я на вас в суд подам! Главный ваш, Люцифер, указ издал, что за плохое колдовство - под суд!
- Ха-ха-ха! - заржали демоны хором, дыша серным смрадом Иванушке в лицо, оба уха и в затылок. - Нам указ - не приказ! Пока приказ к тому указу в поднебесье напишут, да на грешную землю спустят - не только тебя, мы всех в рай сверхпланово отправим. И за то премии получим!
Шарахнулся Иванушка от демонов, ударился обо что-то коленом, взвыл от боли во весь голос и проснулся...
А, может, и нет. Сон, явь, бред, действительность... где что? Такое вокруг творится, что человеку ныне с ума стряхнуться проще, чем пьяному споткнуться...
 1994 г.



 Аутодафе

- И вы считаете, что имеете право критиковать деятельность Святейшей Инквизиции?
Из моря скуки блёкло-голубых глаз Его Превосходительства Помощника Главного Инквизитора сквозь полуспущенные выцветшие ресницы просочилась капля любопытства. Взгляд скользнул мимо одинокой фигуры человека, посаженного на простенький стул посреди зала.
Ничтожный еретик. Мерзкий лекаришка. На него поступила жалоба... Нет, лечил он прилично. Но - слишком длинный язык. Суёт его, куда не подобает.
Реакция инквизиции на жалобу была естественной - карающей. Учитывая ненужную языкастость ответчика.
Но карающий приказ от имени Главного Инквизитора Помощник составил несколько неудачно. И вот теперь этот плебей, ухватившись за мелкие несоответствия в приказе, подал апелляцию на имя Его Святейшества Главного Инквизитора.
Внутри Помощника всё заклокотало, когда он вспомнил, как смиренно пришлось стоять ему перед Главным и выслушивать его брюзжание.
В памяти всплыло видение богатого убранства кабинета, сафьяново-алая фигура Главного за огромным, красного дерева, письменным столом.
Его Святейшество взглянул на листок с апелляцией, который он держал в одной руке, на приказ в другой руке, качнул руками, словно взвешивая бумаги.
- Складывается впечатление, что он прав, а мы нет. Мы ошиблись? Но Святая Инквизиция не ошибается! Ошибаются её нерадивые служители. А за нерадивость... - Главный Инквизитор уронил один листок на другой. - Исправляй!
Помощник Главного Инквизитора раздражённо вздохнул. Ясно, что не ошибается! Исправляй... А чего тут исправлять? Натыкать плебейской мордой в... Вот и все исправления. В порошок стереть! Апеллятор вонючий!
Помощник мысленно сжал кулаки. Пальцы его безвольно покоились на убогой канцелярской поверхности стола Малого Зала.
Помощник Главного Инквизитора скосил глаза на узкое сводчатое окошко, едва пропускавшее свет со двора.
Малый Совет Святой Инквизиции всегда заседал в Малом Зале и его всегда вёл Помощник.
Какой к чёрту зал - большая келья в полуподвале!
Помощник Главного Инквизитора с тоской вздохнул и представил себя в кресле Главного Инквизитора в Большом Зале на заседании Большого Совета...
А что? Реальные мечты! Его Святейшество, похоже, зарвался. Есть за ним грешки, и немалые... Не на людишек посягнул, на Систему! покровитель его в верхах слетит не сегодня - завтра. А без покровителя Главный свои грехи не замолит, непременно слетит.
Кто его заменит? Помощников у Главного несколько, но только я достоин кресла!
От этой мысли в груди приятно защекотало. Подавив сладострастное щемление, Помощник Главного Инквизитора уже наяву сжал кулаки, и мысли его покатились дальше.
Умён, решителен и непреклонен. Ни капли плебейства, думал он о себе. Огнём выжигал ересь без пощады. И буду жечь! Скоро великий юбилей, наступает новое тысячелетие. Попади в такой юбилей в кресло Главного и будь ты хоть без головы, всё равно войдёшь в историю!
Не только сердце, но и всё тело Помощника сладко сжалось, как сжимается тело великого любовника в момент желанного соития...
- Я ни в коей мере не собирался критиковать деятельность Святой Инквизиции... - прервал сладостные мечты Помощника человек, точнее - гой, сидящий на стуле перед Малым Инквизиторским Советом.
- Святейшей Инквизиции!
Помощник Главного Инквизитора с неудовольствием взглянул на подсудимого: сказали, что он не дурак. Сейчас пальцы умника беспокойно сжимались, сплетались и расплетались, лицо было стёртым, потерявшим индивидуальность, впрочем, как и у всех грешников, прошедших через инквизиторское чистилище, взгляд сумрачно-растерян.
Жалкая рожа! Ни намёка на ум, подумал Помощник Главного Инквизитора, и сделал подчёркнуто сочувствующее выражение лица. Гой не может быть умным!
- Ну, как же! Вот ваше ходатайство, - помощник двумя пальцами, как берут нечто презренное, неторопливо поднял со стола бумагу, не спеша водрузил на нос очки в золотой оправе, поправил их поудобнее, вздохнул, словно собираясь выполнить скучную и никому не нужную работу, и с выражением, подобно родителю, объясняющему неразумному ребёнку азы нотной грамоты: си-до, си-до, си-до... - продекламировал с расстановкой:
- Вы утверждаете, что Святейшая Инквизиция не провела расследование по вашему делу... Мы заслушали ваше руководство и получили полную информацию...
- Как можно заочно судить... - еретик вскочил со стула, но Помощник Главного Инквизитора величественным жестом остановил его и предостерегающе указал сесть.
Наглец! Ни малейшего понятия о воспитании и этике! А одет-то как! Плебей!
Помощник Главного Инквизитора скосил глаза на Главного Юрисконсульта Святой Инквизиции. Это она готовила материалы по жалобе на плебея.
Главный Юрисконсульт... Сколько ей? Тридцать с небольшим? Помощник Главного Инквизитора встречался с ней только по службе. Правильные черты лица, в меру упитанна... Должна быть привлекательна, но есть в ней что-то канцелярско... антисексуальное.
Интересно, а мужчина у неё есть? Судя по кольцу на пальце - замужем. Интересно, а как она... хм... супружеские обязанности выполняет? В соответствии с должностными инструкциями? Бедный её мужчина!
Помощник улыбнулся про себя и заочно посочувствовал неизвестному мужчине.
Работа у неё не сахар: доказывать, что мы правы всегда, даже когда не правы. Но жизнь такова, что прав тот, у кого больше прав. Это... наш закон!
Она, конечно, старается. А куда ей деваться? Не будет защищать хозяев - пойдёт защищать работников, а это дело бесперспективное. И малодоходное.
Придворный юрисконсульт, так сказать. Служба при дворе... Придворная служба... Скорее - дворняжкина!
Помощник Главного Инквизитора удовлетворённо кивнул себе головой. Да, хоть и пыжится осанкой, во взгляд выдаёт: нет властности во взгляде, самодовольства. Нет, не наша она!
- Для того чтобы сделать заключение по жалобе, совету не обязательно иметь разговор с ответчиком. Достаточно ознакомиться с мнением вашего руководства, - Юрисконсульт держала "стойку" в готовности облаять дичь с того момента, как заметила косой мимолётный взгляд Помощника Главного Инквизитора. Поняв его кивок, как разрешение говорить, тут же выдала пояснение, поддерживающее мнение начальства.
- Вы публично высмеиваете деятельность колдуна, - продолжил менторским тоном Помощник Главного Инквизитора. - А кто, собственно, уполномочил вас на эту... - Помощник слегка возмутился, - антиколдовскую деятельность?
- Но ведь их деятельность - шарлатанство! Они обещают излечить всех больных и все болезни! Больные, лечась у колдунов, запускают свои болезни, теряют время... Гибнут, в конце концов!
- Так кто же уполномочил вас на борьбу с колдунами? - повторила вопрос начальника Юрисконсульт. - Деятельность колдунов и народных целителей разрешена законом. Бери лицензию и лечи. Прошли времена гонений! Сейчас кто хочет лечиться у врача - идёт к врачу. Кто хочет исцеляться у колдуна - идёт к колдуну. И многие идут к колдунам и целителям, потому что врачи не могут им помочь.
- Сначала они идут к колдунам-целителям, "залечивают" болезнь до безнадёжной стадии, а потом врачи помочь им уже не могут, - рассердился подсудимый.- Кто уполномочил... Именно потому, что вижу, как гибнут больные от деятельности колдунов, я считаю своим долгом разъяснять народу, что их обманывают самым бессовестным образом, да ещё и деньги за это дерут в три шкуры. Или объяснять населению вред грязных рук в борьбе с поносом можно, а разъяснять вред колдовства, от которого гибнут люди - нельзя?
- По закону колдуны имеют право на деятельность, - подчёркнуто вежливо продолжил втолковывать неразумному гою простые истины Помощник Главного Инквизитора. - В своё время я тоже работал врачом, потом перешёл на... - он запнулся, - на более нужную работу. Однажды я лечил тяжёлого ребёнка, и его мать принесла какое-то снадобье. Сказала, что от колдуна, обязательно должно помочь. Умоляла использовать для лечения. Пахло это снадобье, - Помощник скривился, - болотом. Куда деваться, если мать просит? А откажешься - и ребёнок помрёт? Будешь виновен!
Помощник Главного Инквизитора умолк. Раздумывая над сложностями своей жизни, барабанил пальцами по столу.
- Я сделал запись в истории болезни, что по настоятельной просьбе матери и т.д... - Помощник Главного Инквизитора вздохнул и снова задумчиво умолк. Интересные воспоминания о прошлой жизни продавили сквозь задумчивость на его лице сдавленную улыбку.
- Ребёнок умер, может даже и от той тины болотной. Но не по моей вине. Совесть моя чиста.
Подсудимый с недоумением смотрел на Помощника Главного Инквизитора. Боже! Что он говорит! А если мать под видом колдовского снадобья принесёт яд?! Да что он за человек, этот инквизитор? Помесь бесцветности, самодовольства и... Лицо не наше... Иноверец? Откуда приехал? Какая разница, откуда. Кальвин пришёл в Женеву из Франции и сумел схватить Швейцарию, да что там Швейцарию - пол-Европы схватил за глотку, из миллионов людей вытряс дух свободы и радости, на века отучил их радоваться, открыто петь и смеяться, подавил тягу к искусству, одел всех в серые одежды... На сотни лет в Европе воцарился кальвинизм - серое средневековье с кострами на площадях, где, как в аду, горели грешники...
Как он мне надоел, этот лекаришка, думал Помощник Главного Инквизитора. Решил искать правды и справедливости? Я твоя правда и я твоя справедливость. Сказал - виновен, значит виновен. Обязан покаяться! И без трепыханий! Чем сильнее будешь дёргаться, тем сильнее я на тебя наступлю. Сам себе под моей пятой кишки выпустишь. Гой!
- В жажде наживы эти так называемые целители не гнушаются ничем. Обещают излечить алкоголизм по телефону, рак по фотографии, бесплодие у женщин - заговорами. А если причина отсутствия детей у женщины - бесплодный муж, как колдун вылечит ту женщину? Своим "народным" средством? - подсудимый сделал акцент на слове "своим".
Члены Совета возмущённо переглянулись.
- Колдуны, ссылаясь на Библию, утверждают, что несут свет истины людям, - продолжил свою страстную речь еретик, - а сами даже не удосужились заглянуть в книгу, и понятия не имеют, что говорится о них в Библии...
- И что же говорится в сей книге о колдунах? - оживился Помощник Главного Инквизитора.
- "Не ворожите, и не гадайте, к волшебникам не ходите, и не доводите себя до осквернения от них..." - процитировал по памяти подсудимый и осёкся. Всё! Он сам подписал себе приговор.
Ему почудился запах горелого мяса.
- Это в какой же Библии вы прочитали сию цитату? Похоже, в священной, прославляющей непротивление, нищенство, всеограничения? В христианской библии, в библии рабов? Христианство-то и родилось в рабском Риме! - негодующий Помощник встал из-за стола. - В каком веке живёшь? Очнись, грешник! За окном начинается третье тысячелетие! Да, нас пытались запретить. То христианской моралью, то коммунистической. Нас топтали. Но мы отвергли религию рабов, ту и другую. Христос предлагал нами страдать и мучиться на земле, чтобы обрести райское блаженство после смерти. И при социализме мы строили светлое будущее... Которое светилось нам из бесконечного далёка. Наш же Учитель говорит: каждый сам себе Бог! Надо жить сейчас. Бессмертия нет. Надо жить сегодня!
Помощник Главного Инквизитора взметнул над головой толстую книгу, на чёрной обложке которой красными буквами сочилось: Сатанинская библия.
Еретик обречён, устало подумал инквизитор. Ещё одно дело блестяще закончено. И, похоже, новое тысячелетие он всё же встретит в кресле Главного Инквизитора.
Я обречён, думал подсудимый. Прав был Лев Толстой, когда сказал, что миром управляют сумасшедшие. Или это сказал не Толстой? Какая разница... Но не могу же я один, не могут несколько человек быть здравомыслящими, а общество сойти с ума? А впрочем, общество ненормальных отвергнет нескольких нормальных, мыслящих не как все, и эти несколько нормальных будут для всех ненормальными, а все ненормальные будут считать себя нормальными. Значит я... нормальный ненормальный, а общество - ненормальные нормальные? А кто же тогда... нормальный среди нормальных и ненормальный - среди ненормальных? Это уже какая-то формула получается! Да это же формула нормальности и ненормальности общества! Я вывел формулу психического здоровья общества! Нормальные нормальные в ненормальном обществе... Нет, нормальные в квадрате в ненормальном обществе... Нет, квадрат нормальных, делённый на квадрат ненормальных... Так… Чтобы найти общество понимающих тебя людей, надо квадрат нормальных сложить с квадратом ненормальных... Затем отношение нормальных к ненормальным поделить на... Да я гений! И что же я здесь сижу? А эти кто такие? Господа, мне надо возвести вас в квадрат!
 1995






 
 Посетите лучший в мире ад!


Иван шёл в Демуправу.
Он помнил своё первое и единственное посещение "саркофага власти" шесть лет тому назад. Шесть лет! Мелькнули, словно миг. Но каждый день того мига дольше года вечности. И мучили те дни беспрерывными кошмарами, и мучают до сих пор. И до сих пор по утрам просыпаться тошно, потому что с наступлением рассвета липкое, противное, сосущее "бытие" дурного сна обволакивает со всех сторон, рвёт из души остатки совести и порядочности, лишает чести, заставляет быть злым и несправедливым, обрекает жить волком в голодной стае. И неодолимо тянет погрузиться в настоящий, сладкий сон, спрятаться в прошлой "действительности", где народ читает хорошие книги, а не переложения "мыльных опер" на бумагу, где люди окликнут, а не замрут в жадной надежде, заметив, что прохожий уронил кошелёк, где детишки разговаривают без мата, а народ по вечерам гуляет в парках и не опасается пьяной или обкурившейся молодёжи, где убить человека есть самый тяжкий грех, и такой редкий, что о случившемся помнят годами, где...
Зачем его вызвали в Демуправу? Теперь там сидят не такие откровенно рогатые, как шесть лет назад... В повестке написали скользко, как пишут и говорят во властных структурах: "... к заместителю по социальной политике для обсуждения некоторых вопросов..."
- Заходи, дорогой, заходи, - поднял смоляную голову от россыпей бумаг Заместитель и жестом пригласил к столу. - Садись, Иван. Давненько не виделись. Куда пропал? Чем занимался? Слышал я про тебя краем уха... Проблемы одолели? Поможем, дорогой, поможем. Решим все твои проблемы. Твои проблемы для нас не проблемы! А вот наши проблемы - они и для тебя, они и для всех проблемы...
Кабинет у Зама чуть меньше теннисного корта, обставлен шикарной офисной мебелью. Длинноногая секретарша в мининезаметной юбке зажала в углу испуганно икающий компьютер, хищно вглядывается в побледневший экран, и успокаивает-гладит истерично вздрагивающий принтер. Но, едва бедняга затихает, испачканные в кроваво-красное когти торопливо вонзаются в изболевшую клавиатуру, и терзают её с наслаждением стоматолога-садиста, без всякой анестезии мотающего на сверло бормашины живые нервы вскрытых клавиш-зубов обезумевшего пациента.
Вопреки слабостям важных хозяев больших кабинетов, секретарша здесь какая-то... антисексуальная, с прорывающейся на лицо затаённой злобой ко всяк сюда входящему. На ведьму в молодости похожа.
А Зам за шесть лет сильно раздобрел, раздался вширь. И вперёд. Собственных ботинок, наверное, стоя не видит. Живот хоть и не мешает писать, с обоими ударениями, но от края стола хозяина отталкивает. Забурел Зам. И повадками - большой начальник.
- Садись, Иван, садись, - повторно пригласил хозяин кабинета и слегка улыбнулся углом рта, будто уловил мысли пришедшего. - Я тебя вот зачем пригласил...
Он собрал лежавшие перед ним бумаги в кучу, освободил пятачок стола, раскрыл модный, предоставленный ему по должности бесплатно дорогой экономайзер, по-русски - толстую записную книжку с вделанными в неё калькулятором, календарем и справочниками.
- Вот я тебя зачем пригласил, - задумчиво повторил Зам ещё раз. Нашёл, наконец, нужную страницу с множеством пометок, продавил пальцем вдоль переплёта, строгим взглядом, будто голую женщину-рабыню, заставил книжку лежать с раздвинутыми врозь страницами, испытующе посмотрел на Ивана. - Мы знаем, ты пользуешься определённым влиянием... В некоторых кругах, конечно.
"В некоторых... В честных", - невесело подумал Иван.
И снова угол рта, спрятанный под чёрными, с седыми потёками, импозантными усами, слегка покривился.
- Поэтому мы предлагаем тебе работать во благо народа. Тебя поддерживающего.
Зам посмотрел на Ивана внимательными глазами, чистыми и честными, как у апостола, поцеловавшего Христа перед сдачей фарисеям.
- Давай обсудим кое-что откровенно и постараемся найти точки соприкосновения для совместной деятельности.
"Можно и откровенно, - подумал Иван. - Мне темнить нечего. Я законов не нарушал - ни моральных, ни официальных. Государственных или чьих денег и народного добра не "приватизировал" - поэтому экспроприации не боюсь. Да и вообще, стараюсь не врать, потому как враньё, что дерьмо, раз испачкаешься - сколько потом ни оттирайся, от вони не избавишься.
- Вот именно, - продолжил Зам. - Так что давай, поговорим откровенно. У нас сложилось мнение... - Зам взглянул на Ивана с иронией, - что ты, как сказал какой-то умник ещё до твоего рождения и не в связи с тобой… друг людей благоразумных, пример для людей посредственных и враг порочных. Учитывая твоё влияние на людей... э-э... не желающих попасть под нашу... под наш... под наше влияние, - он выделил интонацией слово "наше", - мы хотим, чтобы ты помог нам... э-э-э... в деле возрождения... точнее, в привлечении к делу возрождения страны своих друзей.
Зам вздохнул, как вздыхают, одолев тяжёлое начало, и продолжил накатанными словами:
- За прошедшие годы страна и общество сильно изменились. Изменилась форма собственности, изменился народ. Что было колхозно-ничьё, стало акционерно-своё...
Зам сдержанно и задумчиво улыбнулся, отвлёкшись от основной мысли на другую. И было видно, что посетившая его мысль приятна, и он уже привык ласкать её, как ласкают соблазнительные формы покорной любовницы, и ласкает он эту мысль часто...
- Мы много сделали, чтобы нормализовать жизнь в стране, - вернулся Зам в обыденность, - чтобы народ жил по законам цивилизованного рынка, чтобы у всех в стране были равные возможности. Говорят, что государство сильно, когда в нём много богатых. И мы, поверь, прилагаем все силы к тому, чтобы наша нищая в прошлом страна стала сильна богатыми.
"Сначала вы разворовали страну до нищеты, а теперь ограбленный народ упрекаете нищетой и призываете его богатеть..."
- Мы думаем, что, сотрудничая с нами, ты не только станешь полезным властям, но и сможешь принести пользу обществу. Правда, многое в нашей совместной работе будет зависеть от того, насколько ты веришь...
"Лицемер!"- раздражённо подумал Иван. Он им не верил. В лицо говорят одно, а делают прямо противоположное. "Зачем зло творишь?" - упрекнул однажды Зама пришедший к нему за помощью старик. "А у меня от этого стул нормализуется", - ухмыльнулся начальник.
- Зависит, насколько я верю? Во что верю? И что такое вообще сегодня - вера? - разозлился Иван спокойной, "рабочей" злостью. - Нет у нас веры. Ни у меня, ни у моих знакомых. Вытравили из нас веру. Вытравили веру во всё.
Иван умолк, угрюмо наблюдая, как пальцы Зама ловко манипулируют дорогой авторучкой. Время от времени, прерывая умелое жонглирование, лёгким прикосновением кончика ручки к мелованной бумаге Зам рисовал точки, запятые и красивые галочки. Иван писал на серой, газетной бумаге дешёвой шариковой ручкой, которую то и дело приходилось расписывать.
Зам тоже молчал. Но взгляд его, мгновение назад источавший интерес, а скорее - любопытство ремесленника, разглядывающего сырой материал, чтобы определить, на что этот материал сгодится, взгляд переменился. Разочарование облачком замутило глаза хозяина кабинета - он заподозрил, что материал ему достался некачественный, а может и вовсе неподходящий для работы.
- Семьдесят лет из нас выжигали калёным железом веру в Бога, насаждали атеизм, а теперь на обугленной, омертвевшей плоти вы пытаетесь создать подобие живого - возродить подобие веры... - продолжил спокойно и неторопливо Иван. Он давно перестал волноваться в присутствии любого начальства, даже самого высокого. Плохая привычка с позиции самосохранения! - Золотой крест толщиной в палец меж жирных грудей - символ веры? Во власть денег и сатаны - может быть. Щепоть для крестного знамения, свёрнутая из указующих перстов бывших партсекретарей, прошедших высшие курсы политликбезов, а затем переподготовку в демократы - символ веры? Та щепоть того и гляди, поскользнётся и свернётся в более привычную для вершащей руки конфигурацию, тоже из трёх пальцев... Не верю - ни тому кресту, ни тому знамению!
- Верующим быть или атеистом - твоя воля. У нас свобода совести. Равенство прав. Свобода всего - от выбора сексуальной ориентации и веры или неверия в бога, до выбора бога, какой тебе нравится, и президента страны. Народ сам выбрал себе президента и парламент, и, я считаю, народные избранники успешно выводят страну из кризиса, - возразил Зам, поглядывая на Ивана со скептически-снисходительной любовью.
- Равенство? Уровнять значение сексуальной направленности и веры в Бога - это вы свободно! Но я такой свободе и такому равенству не верю. Не верю президенту, который непонятно, бесконтрольно и бесконечно перетасовывает своих подчинённых и, якобы, не видит их откровенно преступных деяний. Не верю премьеру, который из толстой государственной трубы кубометры денег качает в собственные закрома. Не верю нашим депутатам, которые сетуют, что государственные деньги, ой как нужные стране, валом валят за границу из-за несовершенства наших законов... Как будто те законы делают не они сами, а иноземный кнессет или бундестаг... А может так оно и есть? Не верю "органам", которые хвастают успехами в отлове мелких жуликов и клятвенно обещают раскрыть все заказные убийства. А заказчики, похоже, работают под лозунгом: "Каждому работнику органов по индивидуальному нераскрытому пакету!" Тех самых, заказных. Да и как верить, если известные всем господа везут в неизвестность драгметаллы и алмазы вагонами, стратегическое сырьё "без накладных" - составами, по дешевке скупают ими же обанкроченные госпредприятия и по крупному разворовывают градообразующие заводы, огромные рудники и перерабатывающие комбинаты. Не верю нашей выборной системе, точнее - вашей, по которой в думу рвутся авторитеты с запасными гражданствами, и настолько проворовавшиеся бизнесмены, что не трогать их даже прокуратура уже не может, а засадить за решётку бессильна. И мы вполне допускаем, что однажды президентом у нас может стать уважаемый в определённых кругах пахан.
- Это твоё личное мнение, не надо говорить "мы", - предостерегающе простёр в сторону свою длань Зам. - Свободное телевидение, независимые газеты, отражая мнение масс...
- Массы, если вы имеете в виду народ, давно не верят газетам и телеканалам, захлёбывающимся во взаимообвинениях: "Все врут! Кроме нас!", и манипулирующим тщательно отобранной и выжатой информацией. "Воздействовать на массы в заданном направлении - такая установка", - сказал мне один газетный деятель.
Красочное и многословное живописание ужасов аварий и катастроф, смакование подробностей жестоких убийств - пожалуйста! Из наших газет исчезло литературное творчество, а если и печатает какая газета рассказы, то такие дураковатые, что отбивает желание к чтению. Идеология - раздел политики, а литература - часть идеологии. Значит, литература - часть политики... Получается, газеты проводят политику дебилизации народа? И много говорят о свободе, о демократии, о правах - но прилагают все усилия, чтобы предметы разговоров случайно не воплотились в жизнь. С бумажной свободой и воздушными правами легче держать народ на поводке.
Иван умолк. Надоело ему всё! Разговорился... В пустоту говоришь, для тренировки риторики.
- От рекламы тошнит, - буднично соскочил он на параллельную тему, как соскальзывает в разговоре с соседкой старушка, повествуя о привычных болячках: "Голова болит, а коленка мучает сильнее!" - Это же сплошное враньё! Покупая товары, мы не получаем и доли тех благ, которые нам обещают в рекламных роликах! С души воротит их смотреть!
- Есть и приятные ролики.
- Есть. Чего стоит реклама туалетной бумаги на фоне симпатичной женской попки. Приятные ролики, воспитывающие кайф от копания в чужом белье. Бесконечная реклама прокладок... После такой рекламы создаётся впечатление, что из особ женского пола нескончаемо течёт, и им постоянно приходится собирать "влагу и запах", и что им, как автомобилям, без прокладок десяти метров не преодолеть! Шестой канал себя так и рекламирует: "Мы без предела!" И крутит ролик, где за мелкую услугу один чувак предлагает другому сделать минет.
Раньше, когда наши мозги промывали обычные - не всегда умные партработники, жить было легче. На собраниях мы спокойно дремали... Теперь нас полощут в средствах со спецдобавками. Давят не только на сознание, но и на подсознание. Зато мы, назло всем средствам, асям и политологам в любой упаковке, не верим уже ни во что!
Иван задумался. Зам смотрел на него с интересом. Подумав, Иван продолжил:
- Но молодёжь мы потихоньку теряем. Чего стоят фильмы, насаждающие садизм и сексуальный беспредел.
- Не все фильмы плохие. Молодёжь восхищается сильными героями, стремится быть похожими на них.
- Теми героями, - Иван жёстко указал пальцем в сторону и ниже себя, умолк на секунду, - восхищаются ничтожные и тупоумные. А восхищение ничтожных людей так же ничтожно, как они сами. Отечественная культура катится вслед за западной. В конкурсной песне о родном городе не нашлось красивее эпитетов, чем сказать, что наш город "это круто, это клёво!". Ноу комментс, как говорят ценители такой "культуры". А с каким восторгом в местных теленовостях рассказывают и показывают, как на конкурсе в "учебном центре" типа "ресторан" молодёжь учится правильно надевать презервативы! Пока на бананы, но долго ли...
- Чего плохого? Обучают гигиене секса.
- Да это провокация подпившей молодёжи из ресторана на сексуальную несдержанность, а не гигиена!
- Тебя послушать - везде обман и провокация.
- Да, ложь одолела. Правители лгут, телевидение лжёт, люди друг другу привыкают лгать! Ложь - самый низкий из всех пороков, порождённый испорченностью и развратом, а чаще всего нравственной трусостью. Последствия лжи пагубны и для каждого отдельного человека, и для нации и общества в целом. Пока идеалы добра, правды, справедливости сохраняют свои ценности, пока живо чувство долга - существует и основа нравственного здоровья. Но если они утрачены и уступили место жажде удовольствия, эгоистическим интересам и устремлениям, мелкому тщеславию, горе той нации, ибо разложение её близко. Это не моё утверждение, это слова Самюэля Смайлса, западного, кстати, мыслителя.
Я поражаюсь, с какой наглостью, как бессовестно обманывают наш народ в отношении СПИДа! Группа риска, пишут газеты, это наркоманы, проститутки и гомосексуалисты. Но молчат о самой большой группе риска - о молодёжи, жаждущей секса до судорогах в челюстях! СПИД ведь передаётся половым путём! И телевидение всячески разжигает эту жажду эротическими фильмами и фразами типа: "Это - как зубы почистить!" Молодые ведь не врубаются, что как зубы чистить - предохранение, а не доступность секса! Псевдозаботливые организации раздают молодёжи на дискотеках презервативы. Воистину, Бог лишил их разума! Что значит, дать подростку сигарету? Значит, предложить ему закурить. А вручить ему презерватив? Подтолкнуть: иди, опробуй!
В нашем городе, поражённом ВИЧ-инфекцией, секс для неженатой молодёжи - опасность для жизни! Пора бы признать это тем, кто занимается санпросветом. Пришла пора вдалбливать молодым мысль о том, что, имея много сексуальных партнёров, обязательно наткнёшься на спидоносца. Телевидение пропагандирует здоровый секс? Не то пропагандирует! До мыслей ли об одевании чего-то на орган удовольствия молодому самцу, ощутившему капитуляцию раздвинувшихся коленок? Целомудрие - вот что надо пропагандировать среди молодёжи. Я не ханжа, просто это единственный надёжный способ избежать СПИДа в нашем перенасыщенном заразой городе. Единственный способ для молодых остаться в живых. Хватит прятать голову в песок и гнусавить, что заражён каждый двести какой-то житель нашего города. Вычеркните из этого списка младенцев и младших школьников, стариков и тех женатых-замужних, которым хватает секса в семейной постели - и вы с ужасом насчитаете, что заражён уже каждый восьмой-седьмой-шестой парень или девушка, обитающие на дискотеках. И не лгите им про лекарства - у ВИЧ-инфицированых нет будущего, все умрут через шесть-девять лет после заражения. А многие и раньше, учитывая качество нашей жизни.
- Не всё же так безнадёжно! Определённая работа ведётся. Организован комитет по борьбе со СПИДом, в школах ученикам объясняют гигиену семейной жизни, в детских поликлиниках открыты кабинеты доверия...
- Да-а, комитет заседает, множит постановления об улучшении, ускорении и усилении работы над отчётами. Кабинеты доверия? Есть, конечно, едва созревшие девчонки, которым приспичило сделать аборт. У других доверия ни к чему нет. Где его нынче найти, доверие? Родители не доверяют учителям, вконец задёрганным учениками, нервными от родительских проблем и вечного родительского безденежья, учителям, которые сами давно стали невротиками от тех же проблем и ещё большего безденежья, чем у родителей их учеников. Дети не верят, что их "предки" когда-либо смогут обеспечить их достойное бытиё: возможность прилично одеваться, каждый день есть мясо - растущий организм требует белков! -, возможность поступить куда хочется, и жить в общежитии не впроголодь... Старики не верят, что на пенсию в пятьсот рублей можно прожить. Зря не верят - врачи живут на зарплату в четыреста, да ещё и детей содержат! Пациенты не верят врачам, потому что, придя в поликлинику, видят осоловелые глаза невыспавшегося после двух работ и ночной смены доктора, до того уставшего и потерявшего работоспособность и способность думать, что пребывание такого на работе просто опасно для здоровья пациентов. А вы от него ещё чего-то требуете, заикаетесь о клятве Гиппократа… Да при зарплате в полтора раза меньше зарплаты уборщицы на мебельной фабрике, не глядя подписывать профосмотры – и то переработаешься! Врач обязан заботиться о вашем здоровье? О его бы кто позаботился…
Вымирают потихоньку опытные доктора, которым "за…" и не идут в поликлинику молодые специалисты, которым "до…". Скоро не у кого будет лечиться. Бесплатно. Уже сейчас не хватает семидесяти процентов участковых врачей…
Пришла пора спасать остатки русской интеллигенции!
Всё больше в нашем обществе тех неработающих, которым не только "до…", но и вообще всё "по…". И они не верят, что "бедная деревенька" на окраине города, застроенная домами-теремами, на территорию которой въезд строго… на мерседесах, построена на честно заработанные деньги. Обезверившаяся молодёжь согласилась бы жить и в домах попроще, ездить в машинах подешевле, своими руками и головой зарабатывать на то и другое деньги… А как? Стахановским трудом не заработаешь – проверено! Пахать ради куска хлеба? За подножный корм пусть лошадь пашет, она большая.
Народ теряет веру в смысл честного труда. Чем так работать, лучше вообще не работать. Праздность портит и разъедает сердца людей и нации, как ржавчина разъедает железо.
Мы не верим, что, согласно ругаемому раньше коммунистами и не исполняемому нынче капиталистами закону о прожиточном минимуме когда-то сможем зарабатывать на одной работе столько, что денег хватит на питание семье, на воспитание и обучение детей, на красивую одежду жене и на билеты в театр для духовного развития – интересы и идеи в жизни должны быть благородные, а не шкурные!
На красивую одежду жене… Чего добились наши женщины, кроме права отмечать свой праздник под грифом международного? Равенства? Равных возможностей пахать там, где пашут мужики?
Положение женщины в стране, отношение к ней общества показывает уровень нравственного развития того общества: где женщина унижена, там низменно и общество, где нравственно чиста и образована, там высок и уровень общества. Забота о положении женщины состоит не в том, чтобы дать ей возможность заниматься мужскими делами, а в том, чтобы дать ей возможность выполнять долг, к которому она предназначена природой. Именно женщина создаёт атмосферу любви, уюта, теплоты семейных отношений, воспитывает чувство любви в детях, ибо человек, который любит свою семью, будет не менее искренне любить своё отечество и служить ему. Какова семья, таково и общество, ибо общества рождаются от семей, как народы от матерей. Духовности, вот чего нам не хватает! Культуры!
- Сейчас открыты широкие возможности по приобщению наших народов к культуре Запада!
- В девятьсот восемнадцатом году французский поэт Аполлинер предупредил, что "нации, быть может, опаснее поддаться духовному завоеванию, нежели завоеванию силой оружия"! Нам насаждают идею о приобщении России к западной культуре. К какой культуре мы приобщаемся? Если из многих западных фильмов убрать фразы типа "я тебя убью", "иди в задницу" и "давай потрахаемся", те фильмы станут почти бессловестными! Идёт не приобщение нас к западной культуре, а агрессия западного бескультурья против нашей культуры, отечественная война… И выстоит ли в ней наша культура?
Наши дети смотрят мультики, в которых мультяшные герои с восторгом дубасят друг друга и строят обоюдные пакости. Реклама насаждает идеи, что за бутылку колы можно продать друга, что пусть друзья погибают – тебе лучше не спеша пить "меринду" в своё удовольствие. Жизнь хороша! Лучше жевать, чем говорить, долбит реклама. У нас говорили проще – молчи в тряпочку. Наша молодёжь не отрывается от западных боевиков, насаждающих жестокость и садизм, в которых герои убивают вся и всех на пути к вожделенному ящику с жёлтым дьяволом или к мешку с зелёненькими… Психологи говорят, что если в период нравственного становления рядом с молодёжью не будет добродетельного героя, то в силу своей возрастной потребности создавать себе героев, они будут платить дань подражания великим злодеям и авантюристам. Если мы хотим иметь достойных наследников, то непременно должны ставить перед молодёжью достойные примеры для подражания! Но в нашем обществе, переполнившимся соблазнами, уже нет стремления к высокой цели!
Я не верю, что для страны важнее иметь нищую интеллигенцию и богатую, зажравшуюся необразовщину. Я не верю, что нашему городу, "нашему дому…", "Родному дому" и просто дому, где мы живём, не нужны культурные люди, писатели и поэты. Не верю, что наши дома рухнут без раздувшихся от чрезмерного самомнения чинуш с выпяченной выше собственной макушки губой, не слышащих на политических токовищах глухарей ни единого звука разума.
Я не верю, что мы потеряли значение слова "долг". Не верю, что долг перед Отечеством, долг перед совестью для всех стал понятием отвлечённым и необязательным… Впрочем, когда человек честный, с чистыми помыслами, возвышенными идеалами и благородными целями становится опасен для тех из наделённых властью, спокойствие совести у которых далеко не главное в жизни, и которых становится недопустимо много на душу населения - моральные категории "долг" и "совесть" превращаются в синонимы признаков порока.
Я не верю в утверждение, что Родину любят за силу, а не за убогость, за богатство, а не за нищету. Родину просто любят. Как любит свою мать любое дитя, будь та мать даже пропойцей.
Но я верю, что у вольно или невольновоздерживающихся души и тела будут сохранены чистыми, а ныне обжирающимся в будущем для очищения Богом или природой непременно дастся понос!
Иван замолчал. Молчал и Заместитель, пережёвывая услышанное.
Сидевший до того ссутулившись, Иван разогнул спину, радуясь поверх головы Зама торжествующей за окном Демуправы жизни.
- М-да-а… - задумчиво протянул Заместитель. – Крутой ты стал, Иван. Говорить научился. Как же – писатель! – выговорил скептически.
- Да, писатель. И не один в городе.
- Один, не один… Толку от вас!
- Есть толк. Работаем.
- Что вы там работаете! – размазал Ивана презрением Заместитель.
- Книги выпускаем. Творческую молодёжь готовим. Скоро в городе будет ещё два члена Союза писателей.
- Ну, я членов не делаю, - пренебрежительно перебил Ивана Зам.
Иван разозлился.
- А членов не делают, - проговорил он с расстановкой, глядя в глаза начальнику. – Они сами растут, только у всех разные. И чтобы их величиной прославиться, ни блат, ни взятка не помогут.
Секретарша мёртво застыла у поперхнувшегося в испуге компьютера. Осознав смысл услышанного, замер на мгновение и Заместитель. Поняв, что его едва прикрыто оскорбили, Зам побагровел.
 - Что ты дёргаешься? – тихим, с шипением, голосом, переполненным презрением к человечишке, осмелившемся нахамить ему, спросил Зам и нервно дёрнул головой. Иван вдруг увидел на стене позади Заместителя тень, дергавшую головой вместе с хозяином. У тени были огромные рога!
Тьфу, чёрт! Иван посмотрел на Заместителя. Нет рогов! Иван посмотрел в сторону секретарши. У её тени вместо прямого носа торчала огромная крючковатая загогулина!
Зам скривил угол рта в презрительной ухмылке, небрежным движением поправил причёску. Рогов не было. А тень – с рогами! Зам слегка наклонил голову, словно бы рисуясь, и тень качнула рогатой головой.
- Для кого надрываешься, Иван? Для народа? – источал презрение Заместитель. – А кто он, твой народ? Стоило мне сказать "хип-хоп!", шлёпнуть в ладони, как рай и ад в их головах поменялись местами! Им, видите ли, скучно жить в пресном раю, подавай им острых ощущений, адреналина в кровь им подавай. Адских развлечений им подавай. Глупые, несчастные людишки! Иван, а хочшь познать, к чему они стремятся, о чём грезят? Хочешь, я организую тебе экскурсию в мир их соблазнов?
Заместитель оживился, подстрекательски взглянул на Ивана.
- Набери-ка ему… - Зам назвал секретарше замысловатую кодировку.
Секретарша жадно вперилась в экран компьютера, положила кровавые пальцы на клавиатуру. Ойкая от каждого прикосновения её когтистых пальцев, компьютер мелко запричитал и расплакался…

 …




... Это походило на компьютерную бродилку, в которую так любила играть дочь Ивана. Иди вправо, иди влево, иди вниз или вверх, в любую сторону тебя манят соблазны, но на каждом шагу к любому из них тебя ждёт ловушка, и куда бы ты ни шёл, всегда возвратишься туда, откуда начал путь.
- А можно пройти до конца? - спросил Иван.
- В мире всё возможно. Создатель, конечно, знает ключ к своей игре, но пока секрета не разгадал никто, - ответил гид со странным, вроде бы, кавказским именем Авадон.*
(*Авадон - слово из Ветхого Завета, синоним смерти, преисподней, ангела бездны.)
Выглядело это, как фантастической величины провал, дно которого скрывал мрачный туман, а может смрад, изредка окрашиваемый багровыми вспуханиями. Нет, больше походит на жерло вулкана, подумал Иван. Да и воздух раздражающе вонюч. Такую вонь издаёт горящая сера, вспомнил Иван свои детские опыты. Бесконечная даль терялась в сумраке впереди и сзади. И вверху всё исчезало в грязной серости, сквозь которую проглядывало что-то угрожающе-свинцовое, прячущее за собой нечто чёрное и страшное. Это страшное периодически исторгало из себя зловещие сполохи. И тяжёлое урчание, похожее на перекаты далёкого грома или рокот неимоверной силы моторов в ночной предгрозовой тишине. От этого урчания-рокота в груди всё стеснялось, накатывало чувство первобытного страха, страха от неведомо чего, но таящего неминуемую беду, а холодно взмокшая спина сжималась болезненной судорогой.
- Смотри, - указал Авадон пальцем в сторону. - Вон тот в миру трусливо бежал, бросив товарищей на погибель. Здесь обречён бегать вечно.
Иван повернулся, всматриваясь туда, куда показывал Авадон. Остроконечные камни захрустели под ногами высохшими костями. «Здесь босиком не набегаешься», - к чему-то подумал Иван.
По стене ущелья карабкался человек. В грязных лохмотьях, с израненными руками и босыми ногами. Затравленный беглец. Лицо его выглядело страшно - если кто хотел изобразить глаза человека, бежавшего от гнева царя ужаса или вырвавшегося из рук властительницы боли, лучшего прообраза трудно было бы сыскать. Крики, исторгаемые глоткой беглеца, приглушало расстояние, густотота и тяжесть воздуха, заполнявшего пространство.
Беглец, распростёршись по гладкой, срывающейся в бездну стене, тянул руку к выступу. Зацепившись за него, он мог спастись.
- Это ему кажется, - перебил мысли Ивана гид. - Как раз этот камень трогать и нельзя.
Беглец уцепился за выступ, подтянулся, забросил на край ногу, почти выполз из пропасти... Огромный камень, величиной с дом, едва державшийся на месте, как часто бывает в горах, и сдвинутый каплей усилия беглеца, приложенного к подлому выступу, сдвинулся и медленно накатился на пальцы беглеца. Беглец видел, какая ужасная участь грозит его пальцам, но отпустить руку не мог, потому что тут же упал бы в пропасть. Неистовый вопль далёким эхом запрыгал по ущелью. Медленно, с хрустом, разбрызгивая кровь и красные ошмётки, камень накатывался, подминал под себя кисть, предплечье, плечо... Несчастный бился, как под электричеством высокого напряжения. Сейчас он может, и рад был бы рухнуть в пропасть...
В молодости, в стройотряде, Иван с сокурсниками разгружали на железной дороге кирпичи. Один из студентов залез под полувагон, чтобы открыть люк.
Два десятка бездумно, как телята весной, радующихся жизни студентов - и ни у одного не мелькнула мысль, что лезть под вагон открывать люк - безумие!
Студент кирпичом выбил одну задвижку - крышка подалась. Многотонная груда кирпичей просела, угрюмо эйкнула-постращала студентов.
Беспечное племя! Никто ничего не слышал!
Безмозглый открывальщик люков - он выбил-таки задвижку.
"Ш-ш-ша!" - сказала многотонная масса. Сдерживаемая стенками и дном вагона, она ринулась в приоткрывшийся люк и удавила самою себя.
Истошно завизжали девчонки, онемели парализованные ужасом мальчишки... Тело открывателя люков трепыхалось, словно бумажка на ветру. Так живое тело трепыхаться не может - оно слишком тяжёлое для таких движений! Крышка люка из железа в палец толщиной рухнула на голову студента, припечатав её к колесу вагона, и сама упёрлась в колесо каким-то своим длинным выступом. Что спасло голову от отсечения.
Руки несчастного судорожно цеплялись за окружающее железо, конвульсивно упирались, пытаясь оторвать тело от головы, зажёванной железной пастью огромного, величиной с вагон, безмозглого чудища. Ноги болтались в конвульсиях, как пустые брюки на сильном ветру. И страшные руки, которые вот-вот оторвут собственную полураздавленную голову от неуправляемо дёргающегося тела. И мертвенно белое лицо, точнее - нечто продавленное и скомканное, где на белой, залитой потоками крови коже там и сям торчали в беспорядке нос и уши, хрипел рот, вылезали из орбит нечеловечески бессмысленные глаза...
Все ринулись к люку.
Глупцы! Поднять крышку люка - равносильно приподнять вагон с кирпичом! А, подняв - потом опустить. И тонны кирпича ухнут вниз, накрывая тех, кто осмелился попробовать вырвать из пасти голодного чудища его добычу.
Несколько человек подставили плечи под край люка - их глаза прилипли к бьющемуся в судорогах телу товарища. Другие, стараясь не смотреть на размятую, с потоками крови из ран и проломов, изо рта и носа, из ушей и из... глаз? - голову, вцепились в безудержно дёргающееся тело, пытаясь смирить его. Тщетно. Пальцы нечеловека схватили одного из спасателей. Парень чуть не шарахнулся прочь, но вовремя пересилил себя - вцепившаяся в него рука держала... мёртво. Дёрнувшись, он мог вырвать голову из железа. Часть головы. Остекленев глазами, спасатель замер с посеревшим, перекошенным от ужаса лицом.
- Раз-два... взяли! - скомандовал кто-то, сохранивший способность рационально мыслить.
Под неимоверным грузом ноги в коленях прогнулись в обратную сторону...
Десяток мальчишек - они приподняли вагон кирпича.
Зажатое тело выпало из гигантского капкана, шмякнуло кроваво-мокрой головой о гравий, перестало дёргаться. Его утащили в сторону.
- Атас! - выдавил в неимоверном напряжении один из державших люк.
- Х-х-ха... - просели горы кирпича в вагоне и высыпались метровой грудой, заполнив всё пространство под вагоном. Долей секунды раньше студенты отпрыгнули от вагона, сбив с ног глазеющих товарищей.
Перепуганные, все сгрудились вокруг умирающего. Раздавленный череп, изуродованное до неузнаваемости лицо...
Но парень остался жить.
... Каменная громадина с хрустом и чмяканьем завершила движение по краю тела грешника, превратив его в кровавое месиво. Грешник упал в пропасть.
- Всё... - с ужасом и облегчением одновременно пробормотал Иван.
- В каком смысле? - вопросительно улыбнулся Авадон. По лицу Ивана понял, в каком смысле. - Ну что вы, у нас все бессмертные. Ну, в вашем понимании. Если бы ты смог увидеть, грешник разбился о скалы рядом с источником живой воды. Брызги животворящей воды будут капать на него и он оживёт через... Долго будет оживать, и чувствовать свои поломанные кости и порванные мышцы. А потом, через много-много лет, когда оживёт, снова станет карабкаться наверх. Но в плане бегства - безнадёжно. Что поделаешь, каждый выбирает свой путь сам. Даже если кто-то подсказывает, куда надо идти. И единожды ступив на него у вас, пройди положенное у нас. Закон причины и следствия!
"Но это же ад!- ужаснулся Иван. - Почему Зам сказал, что люди стремятся сюда?"
Авадон сдержанно улыбнулся и, потеряв интерес к мимолётному эпизоду, не заслуживающему большого внимания, заговорил казённо, будто перед комиссией невысокого ранга.
- Несмотря на кажущуюся архаичность, производство у нас на современном технологическом уровне...
Да, звуки здесь раздавались, словно в огромном заводском цеху: там будто ухал тяжёлый кузнечный молот, там будто выпускали пар или сжатый воздух, там будто визжало сверло или выл резец токарного станка. И пахло - то гарью, то металлической окалиной, то сероводородом или аммиаком. А вот пахнуло затхлым паром. А вот... Фу, неприятно, как на скотобойне - кровью, мочой, да ещё и навозным духом.
- Мы строго соблюдаем принцип непрерывности технологического процесса, - накатанными словами продолжил Авадон. - Поясняю. Если человек кололся у вас, его продолжают колоть и у нас. Если человек прелюбодействовал у вас, аналогичная процедура ждёт его и у нас.
- А в чём же адское наказание? - удивился Иван. - Кололся там - колется здесь...
Авадон скромно улыбнулся.
- Лучше раз увидеть, чем слушать лекции. Давайте познакомимся с процессом поближе.
И они оказались ближе.
Истощённый человек с землистым лицом лежал на покрытом шелками ложе.
- Наркоман, - пояснил Авадон, сделав жест, как гид в музее, показывающий картину или скульптуру.
Поразительной красоты девушки обтирали тело наркомана благовониями, массировали руки, ноги и шею.
- Для уколов готовят, - пояснил Авадон.
"Ничего себе, ад! - удивился Иван. - Правду говорил Зам, сюда можно стремиться!"
Авадон осуждающе покосился на Ивана.
Шесть соблазнительных див в суперкоротких, обтягивающих завидные формы, белых халатиках на голых, ждущих ласк телах, сексуально держа в изящных пальчиках довольно объёмистые шприцы, подошли к наркоману.
- Ему нравилось, когда в ваших больницах его обихаживали молоденькие медсёстры. Ради Бога! О чём грезил там - получи здесь!
- Какой же это ад, это рай! - уже открыто засомневался Иван.- Что они собираются ему колоть?
- Ну что у нас колют наркоманам... - гид, с интересом наблюдавший за развитием событий, тронул Ивана за локоть и предупредил: - Смотри, сейчас начнётся самое интересное!
"Героин, наверное, колют. Что ещё?"- подумал Иван.
Две дивы, присев по обе стороны ложа, зажали руки наркомана между своих нежнейших частей бёдер. Две других, склонившись над головой, прислонились к лицу наркомана мячиками миссмировских грудей, последние дивы оседлали голыми попками ноги наркомана. Взяв на изготовку шприцы, улыбнулись наркоману обольстительнейшими улыбками, выжидающе посмотрели на Авадона.
- Сначала претворяем в жизнь фантазии наркомана, потом остальное, - пояснил Авадон. С великой важностью он сделал дивам разрешающий жест рукой и с ещё большей важностью произнёс: - Амен!
Дикий вой жестоко раненого животного ударил по нервам Ивана. Шёлковое ложе наркомана превратилось в охапку колючей проволоки. Две грязные косматые мигеры, оседлавшие ноги наркомана, с визгом циркулярной пилы грызли его голени. Две другие хвостатые твари ковырялись в его локтевых сгибах, вытягивая и наматывая на веретёна жилы и вены из рук. Лишь у головы остались сидеть две прелестницы со шприцами наизготовку.
- Мы его кинули, - пожал плечами Авадон. - Он часто кидал своих товарищей - что предназначалось другим, колол себе, обрекая их на ломки. Теперь у него самого ломка. Грешно обманывать ближнего, даже если ты или он наркоман. Но даже при ломке он волен выбирать, колоть или не колоть, - Авадон кивнул на прелестных див у изголовья наркомана. - И он знает, что после укола ему будет немного хорошо, а потом много плохо.
С мольбой и надеждой наркоман заглядывал в глаза спасительниц. Прохладными ладошками дивы утирали пот со лба и щёк наркомана, успокаивающе кивали ему: сейчас, мол.
- Если он это перенесёт, в следующий раз ему будет на миллиграмм легче, - пояснил Авадон. - Но всего на миллиграмм... Ждёт облегчения. Лишь очень немногие могут вынести такое. Этот вряд ли вынесет. Если тебе его жалко, можешь скомандовать, недолгое облегчение наступит.
Авадон испытующе посмотрел на Ивана.
- Да-да, пусть вколют, пусть ему легче станет, мучается ведь! - торопливо сказал Иван и замахал руками, давая сигнал дивам. - Всё равно ведь наркоман...
- Вот и ты как все, "жалеешь", - укорил Ивана гид. - А ведь с каждым уколом последствия всё хуже!
Прелестницы-дивы склонились над шеей наркомана, вкололи иглы. Наркоман напрягся в ожидании привычных ощущений – уловив то, что ждал, расслабился.
- Что они ему вкололи, героин? - второй раз спросил Иван, чуть успокоившись, и тут же застеснялся своего глупого вопроса: разве может быть в аду героин? Здесь, наверное, вводят что-нибудь особое, чудесное!
- Разве может быть в аду героин! - укорил Ивана Авадон. - Героин - в раю... может быть. А здесь - только его результаты. Смотри, смотри, сейчас самое интересное начнётся! - с интонацией заядлого болельщика насторожил он внимание Ивана.
И они оказались рядом с наркоманом.
Да, дивы в белых халатиках ошеломляли. Одна, облизнув влажным язычком алые припухлые губки, тайком кинула призывный взгляд на Ивана, и наклонилась пониже, потягивающейся кошкой выгнув изящный стан, и демонстрируя округлые прелести, искусно приделанные природой пониже её осиной талии. Халатик опасно пополз вверх, и если бы Иван стоял с другой стороны... Верхние пуговицы халатика дивы откровенно намеревались сорваться с петель и предать сдерживаемые соблазны жадным взглядам Ивана.
- Не туда смотришь, - отвлёк внимание Ивана гид и, взглянув на прелестницу, заметил безнадёжно: - Горбатую и могила не исправит!
Иван посмотрел на шприцы в нежных ручках. В шприцах что-то шевелилось. Черви! И по толстым иглам эти твари быстро скользили в вены наркомана!
Несмотря на обглоданные мигерами голени и мотающиеся на локтевых сгибах жилы, наркоман словно бы отдыхал, успокоившись.
- Купаясь в крови, эти живчики ласкают хозяина, выделяют гормон блаженства. Но беда в том, что они фантастически быстро размножаются. Когда крови не хватит, они начнут жрать хозяина.
Наркоман беспокойно задёргался.
- Уже, - констатировал свершившийся факт Авадон.
Наркоман метался, корчимый приступами боли. Кожа его поднималась буграми.
- Вот такими вырастают! - восхищённо развёл руки в стороны Авадон, как разводят руки рыбаки, показывая, какая рыбина сорвалась у них на прошлой рыбалке.
Наркоман вгрызся в один из бугров зубами и вместе с куском собственного мяса вырвал из тела огромного извивающегося червя. Отвратительное создание тут же присосалось к коже наркомана и, причиняя ещё большие мучения, вновь скрылось в теле жертвы.
Две соблазнительницы стояли у изголовья наркомана, показывая ему новые шприцы.
- Это убьёт твоих мучителей, - промурлыкала одна.
- Уничтожит всех до единого! - весенним ручейком прожурчала другая.
- Точно так же, когда ханка перестала помогать при ломках, его убедили принимать героин, - пояснил гид.
Напрягшись, что есть мочи, наркоман указал пальцем на шею и замер, давая возможность уколоть себя.
- На самом деле поможет? - засомневался Иван.
- У нас всё, как в его жизни. Живогрызов убьёт, без сомнения. А что будет дальше - он не спросил. Всегда надо думать о том, что будет с тобой потом. В рифму заговорил! - восхитился сам собой Авадон.
Дивы сделали уколы. Черви немного подёргались и передохли. Наркоман, удовлетворённо постанывая, лежал без движения. Но вены его вдруг стали проступать чёрными рисунками, задымились и расплавились, издавая ужасную вонь.
- Банальная серная кислота, - пожал плечами Авадон на вопросительный взгляд Ивана. - Червячков-мучителей убили, без вранья, а что потом - никто не спрашивал. Думать надо вперёд! - он назидательно поднял палец вверх.
Мясо наркомана превращалось в вонючую кучу ошмётков, наляпанных на скелет.
- И всё? - разочарованно спросил Иван. - А как же... вечность?
Он побоялся сказать "вечный ад" или что-то в подобном роде, чтобы случайно не продолжить мучения грешника. Вдруг в "исследуемом" случае те мучения по чьей-то забывчивости кончились вместе с его существованием!
- У нас никто ничего не забывает, у нас никогда ничего не кончается, - прочитал Ивану нотацию Авадон.
Одна из прелестных див, брезгливо сморщив носик, и сексуально оттопырив в сторону мизинец, двумя пальчиками взяла шевелящееся у её ног то, что совсем недавно было рукой наркомана, понесла висевшую на костях грязь к огромному чану, наполненному чем-то вроде кипящего металла, и опустила "это" в многотысячеградусный расплав.
- Геенна огненная, - пояснил Авадон. - Грязь сгорает, хорошее возрождается. А это, - он указал на извлечённого из огня обгоревшего от грязи, но, на удивление, уже походящего контурами на человека наркомана, - возрождающийся феникс. Шучу, конечно.
Авадон махнул диве, та окунула грешника в огонь повторно.
- Не готов ещё, - произнёс Авадон тоном опытного повара, готовящего привычное блюдо.
Много раз окунала дива грешника в кипящий металл, и с каждым разом он становился всё более человекоподобным. Но каждое последующее омовение становилось мучительнее предыдущих. Грешник кричал.
- Что у зла, что у зуба, корни расположены в самой глубине и причиняют самую мучительную боль, - посочувствовал Авадон грешнику.- Но если не изничтожить корни - болезнь вернётся.
- Что он чувствует? - шепотом, словно стесняясь вопроса, спросил Иван.
- А что можно чувствовать, купаясь в расплавленном титане? Или в свинце - он чуть холоднее.
- Да уж... - засомневался Иван, что расплавленный свинец ощутимее холоднее расплавленного титана.
Наконец, тело грешника стало чистым и розовым, как у младенца. Лишь рука, за которую дива опускала его в расплав, оставалась тёмной.
Дива что-то сказала грешнику, указав на огонь. С перекошенным от ужаса лицом грешник пустился бежать прочь.
- Вот он, момент истины. Ему надо руку очистить, провести через огонь самому. Но слаб человек! Не может свой страх побороть! А ваши сталевары, в миру, - Авадон поднял палец вверх, указывая, где находится мир Ивана, - проводят ладони сквозь струю металла, и даже не обжигаются. Слаб человек... А мог бы стать чистым!
- Куда он побежал?
- А! От себя не убежишь!
И увидели они, как у бегущего чернота от руки распространяется по телу. И всё тело от руки стало подобным ей. И прибежал он к ложу, от которого его унесли, и рядом стояли дивы, соблазняющие его тайным зельем. И соблазнился он зельем...
- Слаб человек! - подвёл черту Авадон.
Иван подавленно молчал.
- Ну что, пойдём дальше? - бодро продолжил гид. - Нам ещё много ходить!

Перед взором Ивана открылось множество спален с широкими кроватями и узкими диванами, с круглыми ложами на водяных матрасах и с альковами в испанском стиле. А в укромном уголке под тенистым деревом раскинулся зелёный лужок с травой-муравой - тоже спальня. Женщины - молодые и старые, зрелые и юные, одни полностью обнажённые, другие в дорогих пеньюарах, некоторые в соблазнительных бикини, а иные прикрытые "одеждой" из пальмовых листьев - были там. И знакомые дивы от кровати наркомана были здесь.
Очереди "секс-символов" стояли к каждой из женщин. Все "символы", судя по их нетерпеливым движениям, хотели заняться любовью с хозяйками спален. Истекая желаниями, женщины стонали и кричали в страсти, смеялись и рыдали, сходили с ума от оргазма. Красавцы-жеребцы ублажали их.
- И это... ад! - забыв о предыдущем грешнике, снова поразился Иван.
Авадон грустно улыбнулся. Даже у него в левой половине груди дрогнул камешек.
- Начало их ада. Это вспоминать им веками и тысячелетиями. В вашей жизни они соблазняли и их соблазняли - и им казалось, что всегда мало... Посмотри на тех, кто в очередях.
Иван взглянул на толпы очередников. Мужики и юноши, один краше другого, один мощнее другого. От желания и нетерпения переступали ногами, как кони копытами. Иван пожал плечами:
- Самцы.
- Внимательнее посмотри. В каждой очереди по одному.
Иван увидел. В каждой очереди - где третьим, где десятым, где пятьдесят пятым - стояло по отвратительному мужику с органом "удовольствия" наподобие черенка лопаты, обросшего терновыми шипами. В каждой очереди по одному.
- Это кто? - ужаснулся Иван.
- Хочешь, называй их Божьей карой, хочешь, проще - чертями. Грешницы знают о них. Видят их. Ждут, когда наступит очередь того... Грешницы вправе остановиться на любом предшественнике, но не знают, после какого войдёт тот... И надеются, что тот будет ещё не следующим. И согласны пережить одного того, отвратительного, ради нескончаемой вереницы соблазнов после него. Одного они не знают. Когда тот, ужасный, познает женщину, он будет вечно первым в нескончаемой очереди к ней.
Независимо от воли сознание Ивана нарисовало, как терновый черенок, унизанный шипами в полпальца величиной, рвёт живое тело... Иван содрогнулся.
- Пойдём дальше, - увлёк побледневшего подопечного гид.

- Чёрт! Опять забрёл сюда... Ну не люблю я здесь бывать! - воскликнул Авадон.
Повсюду, куда ни кинь взор, лежали трупы. Синие, распухшие, жутко воняющие.
Однажды в студенчестве группа, в которой учился Иван, впервые пришла на кафедру судебной медицины. В секционном зале наподобие огромного спортивного зала, ровно и в беспорядке, на препаровальных столах и на каталках, на случайных подставках наподобие стоящих рядами ящиков и просто на полу - бок о бок, а где и крест накрест - лежали трупы. Бледные и синие, с багровыми разводами на боках и с зелёными пятнами на животах, с вздувшимися частями тел и целиком раздутые, с запёкшейся кровью в ранах напротив сердец и с тёмно-синими полосами поперёк горл, лежали истатуированные зекообразные старики и чистой кожи молодые женщины... Полный спортивный зал трупов!
- Отделение одно на весь город, - пояснила преподавательница, - везут иной раз по десятку в день, а вскрывать не успеваем. Вот и копятся. Хорошо, если свежих везут. А то подбросят прошлогоднего утопленника - хоть лопатой с носилок снимай...
Секционный зал не имел холодильного оборудования, и запах соответствовал лежавшим в зале по много дней "препаратам".
Студенты разбрелись по залу, обходя и переступая через трупы, лежащие в лёгкой одежде и в зимней, полураздетые и голые. С загоравшимися глазами жестами или шепотом подзывали товарищей, увидев что-нибудь необычное.
Один из студентов подошёл к голому трупу мужчины, раздувшаяся мошонка которого по размерам соперничала с его головой, и ткнул в пузырь подобранной где-то проволокой. Пузырь с шипением испустил газы, и по огромному залу распространился даже на общем трупном фоне непереносимо тошнотный запах. Все с отвращением уткнулись носами в рукава.
- Ну что ж ты наделал! - укорила преподавательница студента. - Они же, пока нетронутые, не сильно воняют!
... Иван шёл за гидом, перешагивая через смердящие трупы и едва сдерживая рвотные спазмы. Вдруг его как током прострелило:
- Они что - живые?!
- В некотором роде. И если так можно выразиться применительно к нашему заведению, - пожал плечами Авадон, перешагивая через раздутый труп, и помогая перешагнуть через него Ивану. - Меня от них тоже тошнит. А почему ты решил, что они не совсем того?
- Глаза...
- А... Это не глаза, это окна в души.
- Кто они? Их так много!
 - Много. Если идти пешком, и через сто лет до края не доберёшься. Это те, с чьего молчаливого согласия вершились преступления. Это трусы, равнодушные и безразличные. Теперь их равнодушно бросили здесь гнить. Все трусливо обходят это место, а случайно забредшие безразличны к их страданиям, потому что думают, что они мертвы.
- Они страдают? Они же мертвее мёртвых!
- У тебя когда-нибудь был чирей?
- Конечно! У всех были чирьи!
- Чирей - это омертвевающая ткань. А эти - от пяток и до макушек сплошные чирьи, весом в семьдесят килограммов и больше.
Иван схватился за голову.

- Здесь у нас лжецы, - мимоходом пояснил Авадон.
Иван увидел, как у мужчин и женщин из ртов вылезали змееподобные языки и рвали плоть хозяев, обгрызали губы, щёки, веки, выедали глаза до самых костей.
- Спасите... - хрипели грешники.
- Нет бы, самим вырвать зло! - недовольно проворчал Авадон.- И мозгов не надо, додуматься до такого!
Приходили спасители, поливали змееподобные языки какой-то жидкостью. Языки уползали в норы ртов, спасители заливали жидкость в норы.
- "Инсектицид" известный - серная кислота, - пояснил Авадон. - Серы и её производных у нас в избытке.
Остатки изгрызенных лиц грешников дымились, разъедаемые кислотой. Спасители хватали грешников за волосы и окунали лицами в жидкий металл. Раз, другой, третий...
- Известное тебе восстановление, - комментировал технологический процесс Авадон.
Наконец, лица грешников приобретали девственно-розовый цвет и лишь култышки языков чернели, когда грешники открывали рты. Спасители подталкивали грешников к расплаву, указывая на него пальцами. Грешники в панике убегали...
- Непрерывный цикл, - безнадёжно махнул Авадон. - До чего глупы!
- Скажите... Это простые смертные? - Иван показал на грешников.
- Простые, - Авадон непонимающе глядел на Ивана.
- А-а... номенклатурные работники здесь есть?
- Конечно.
- И как их наказывают?
- Понимаешь, - Авадон почесал затылок, его рука спустилась на шею, он покрутил головой, будто его одолел шейный остеохондроз. - Понимаешь, номенклатуру не наказывают. Её переводят на новую должность. Номенклатура, она и здесь номенклатура. Я, например, тоже из номенклатуры...
- Да, тогда здесь точно ад, - очень тихо проговорил Иван. - Отпустите меня, а?
- Отпустить? - Авадон с изумлением посмотрел на Ивана.- Лично я против тебя ничего не имею. Добродетелей у тебя явно больше, чем грехов. За что тебя в ад определили - сам в недоумении. Бывает, конечно, что один маленький грешок всю жизнь портит. Судя по тому, что меня приставили к тебе вечным гидом, в миру ты не туда заглядывал, и не на то смотрел. Видел то, что хотели скрыть другие, и не закрывал глаз, на что можно было бы смотреть сквозь пальцы. Теперь будешь вечно смотреть, куда тебе не хочется, и не сможешь закрыть на всё это глаза, как бы сильно тебе этого ни захотелось.
- Не могу я этого видеть!
- Чего и требовалось. Наш ты теперь, так что - обвыкайся!
- Не ваш я! Я живой!
Утверждение Ивана поразило Авадона сильнее грома с ясного неба. Он торопливо вытащил мобильник, напиликал номер.
- Алё! Идентификацию, срочно! Клиент сто шестьдесят дробь восемьдесят четыре дабл-ю-дабл-ю-точка-ру от двадцать седьмого двенадцатого этого года.
Выслушав ответ, взглянул шальными глазами на Ивана и выругался:
- О, гос-с...
Всё вокруг всколыхнулось, поплыло маревом. Огромная надпись "гамовер" накрыла Ивана. Запиликала простенькая компьютерная музыка, всё погасло.
- Вот такие они, твои людишки, - как ни в чём не бывало, продолжил Заместитель. - И куда они стремятся, снедаемые неутолимыми соблазнами, тоже видел. Глупые куклы, они даже не подозревают, что мы дёргаем за верёвочки, понуждая их шагнуть вправо или влево, поднять голову или стать на колени. Культура? Наука? Да стоило нам в телевизоре показать ад с надписью "рай", как добродетели оказались забыты, порочных ввели в ранг святых, героев обозвали глупыми камикадзе, преступников вознесли, как героев, врачей стали сживать со свету, шарлатанов-знахарей стали почитать за чудо-исцелителей, музыку и поэзию оплевали, а матерное рифмоплётство и косноязычное блеяние "транссексуалов" стали награждать премиями. Несчастные людишки! Мы даём им вкусить от плодов соблазна, а они даже не подозревают, что сок этих плодов ядовит! Хватая ложное сейчас, они даже не хотят стремиться к тому истинному, которого можно добиться трудом завтра.
Заместитель умолк, задумавшись. Лениво взглянул на Ивана, продолжил:
- Ты кто? Так... - пренебрежительно пошевелил пальцами. - Ты тень прозрачного облака. А мы - каменная лавина, подминающая под себя вся и всё. Мы объединены Всемирным Конгрессом! Масоны, мафия по сравнению с нами - детские кружки по интересам. Единожды разработав план действий, мы педантично претворяем его в жизнь. И добиваемся своего, чего бы это ни стоило, сколько бы на это времени не ушло.
Около пятидесяти лет назад - миг в истории! - наши теоретики разработали стратегический план уничтожения вашей страны. Цитирую: "Посеяв там хаос, мы незаметно подменим из ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Как? Мы найдём своих единомышленников, своих союзников и помощников в самой России.
Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного на земле народа, окончательного, необратимого угасания его самосознания. Из литературы и искусства, например мы постепенно вытравим их социальную сущность, отучим художников, отольём у них охоту заниматься изображением, исследованием тех процессов, которые происходят в глубинах народных масс. Литература, театры, кино - всё будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будет всячески поддерживать и поднимать так называемых творцов, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства - словом, всякой безнравственности. В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху...
Мы будем незаметно, но активно и постоянно способствовать самодурству чиновников, взяточников, беспринципности. Бюрократизм и волокита будут возводиться в добродетель... Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого... Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркоманию, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов, прежде вражду и ненависть к русскому народу, - всё это мы будем ловко и незаметно культивировать, всё это расцветёт махровым цветом.
И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или даже понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище: найдём способ их оболгать и объявить отбросами общества..."*
*Цитата из речи перед конгрессом США, произнесённая после второй мировой войны Алленом Даллесом, руководителем политической разведки США в Европе. Позже Даллес стал руководителем ЦРУ.
Заместитель положил лист бумаги на стол, и из-под полуопущенных век презрительно смотрел на гоя. Этот червь не стоит даже того, чтобы поднять ногу и растереть его по полу, подумал он и лениво закончил:
- Миг прошёл - ваша страна на грани уничтожения. Сделать это оказалось не сложнее, чем профессионалу сыграть партию в шахматы с любителем. Тем более, что за каждую отданную нам фигуру, ваши любители получали по конфетке. Они бы и расставлять фигур не стали, отдали нам всё оптом за горсть конфет, да стыдились чего-то. Это ли не показатель нашего всесилия и подтверждения вашей немощи?

Иван вспомнил девчонку, которая как-то вдруг выросла у него на глазах. Беззаботная, радостная и независимая, училась в школе. Сочная, как созревшая ягодка, словно на золотом подносе гордо несла меж восхищённых взглядов мужчин драгоценность груди, изящность талии и стройную грациозность ног, осчастливливая окружающих красотой своего тела и самим своим существованием.
Вступила во взрослую жизнь. Работа, работа, работа... Не приносящая ни морального, ни материального удовлетворения работа.
Прошло совсем немного времени. Где блеск, яркость, сочность? Взгляд потускнел, плечи опустились, и грудь уже не подарок людям, а бремя, за которое цепляются хамы. Тусклый взгляд, отсутствие желаний, потеря интереса к жизни. Небрежность в одежде и к собственному здоровью. На вопросы не отвечает, а огрызается. В глазах - пустая безысходность, усталость и безнадёжность... Жизнь в аду под вывеской «рай». Жизнь в свободном обществе, где каждый свободен в выборе, честно жить в нищете или идти по головам ближних к достижению цели.
Иван устал. Устал бороться, устал бессмысленно трепыхаться, когда что бы ты ни сделал - всё оборачивается против тебя. Даже добро. Устал копошиться в болоте, которое затягивает тупо, безо всяких эмоций...
А разве грязь может иметь эмоции? Может! И ещё какие эмоции! Самодовольную чванливость, непререкаемую убеждённость в своём превосходстве над той слабостью, которую хлюпики называют справедливостью, над той чушью, которую дебилы называют правдой, над тем уродством, которое чудики называют красотой. Рыгнуть, нажравшись, и мочь плюнуть в морду любому, кто ниже и слабее тебя - вот справедливость, правда и красота грязи!
Иван устал до такой степени, что хотелось сползти на пол прямо там, где он есть, и, не имея сил даже веками шевельнуть, перестать дышать.
И что? Пусть грязь порождает грязь, пусть грязь плодится и множится? Воняя, заполняет собой мир, уничтожает синеву чистого неба и незамутнённых вод, белизну летящих облаков и неколебимых снежных вершин, зелень девственных лесов и глаз любимых женщин?
С зубовным скрежетом, превозмогая боль в надорванных жилах, изработавшихся мышцах и воспалённых суставах, он заставил себя хотеть.
Боже! Дай силы жить!

 ...
Заместитель посмотрел на закрывшуюся дверь.
- У него долг по квартплате за три года. Пусть платит. Нет - выселяйте. С работы увольте. И не мне вас учить, как!