Судьба из жизни приматов

Вот ты говоришь, мой двуногий собрат, что Бога нет? Готов согласиться. Я и сам так долгое время думал. Да по-другому и быть не могло – школа то у нас с тобой одна! Материя – первична, а «битиё», так сказать, определяет сознание. Генсек –  и царь, и бог на земле советской, а Политбюро – совет апостолов. И колебаться – только с линией партии! Шаг влево, шаг вправо – попытка к бегству. Прыжок на месте – попытка улететь. Расстрел на месте.

Это сейчас я – крещеный и в церковь хожу. И все равно сильно подозреваю, что Бога нет.

Но все-таки есть, мой прямоходящий сородич, Нечто, лежащее за пределами материальной теории мира.

Это Нечто заставляет человека пригибать голову за секунду до выстрела.

Это Нечто не дает ему сесть в вертолет, который сгорает, едва оторвавшись от взлетки.

Ты скажешь, что это интуиция? Нет, дорогой мой русскоговорящий друг. Это больше чем интуиция.

Я знавал людей с очень обостренным «чувством жопы», которые, пройдя огонь и воду, умудрялись тонуть на полуметровой глубине в абсолютно трезвом уме.

Я видел, как у машины отваливалось колесо на серпантине, и она только чудом удерживалась за сантиметр от обрыва.

Ты слышал про одного нашего доктора, который дважды падал с неба (один раз в вертолете, второй – в самолете) и оставался живым? И когда уже после второго падения ему нужно было лететь в мангруппу, он, несмотря на все насмешки и подколки старших товарищей (неглупых и чутких), остался (ноги отнялись перед посадкой на борт!) и пошел с колонной. А вертолет, на котором он должен был лететь, разбился и сгорел дотла. И никто не выжил.

Ты можешь назвать это чудом.
Я называю это Судьбой…

***

Мишка, дежурный офицер, двигался обходом по базе своей родной мотоманевренной группы (ММГ). Двигался – это громко сказано. Скорее переползал от тени к тени. Мишке оставался месяц до замены, начальство не гоняло его на операции, и он теперь до отлета в Союз был «вечным» дежурным.

Мишка, шестидесяти-килограммовый старший лейтенант, как старый кот, обходя сто раз меченную территорию, точно знал, что будет за каждым поворотом. Он знал все бойцовские нычки и схроны. Его невозможно было удивить. Он устало и привычно мечтал о ведре «Фанты», каждый раз с тоской провожая взглядом уходящие курсом на Союз вертушки и большебрюхие Илы.

«Сейчас двадцать три шага до сортира, разгон ненакурившихся цириков, заодно пару-тройку снарядим на отсос «мумия» в очке, и – в дежурку, баиньки…»

– Не понял?!...

За сортиром на старом урюке без признаков жизни висел боец со связанными за спиной руками. Как на дыбе. Молча так висел, покачивался на вечернем ветерке. У Мишки неприятно засосало под ложечкой.

«Суки, ну надо же, удружили, не хватало еще «холодного» на дежурстве перед заменой! А может живой, гад?»

– Эй, але, ты живой?

Тело открыло глаза.
«Фу, бля, пронесло…»

– Давно висишь, гамадрил?

В ответ тишина.

– Глазки строим? Нормально. Ну и как тебя, родной, угораздило?

Кряхтенье, сопенье, шипенье, и, наконец, тихо, но твердо:

– Наказан...это, товарищ старший лейтенант…
– Так-так, наказан говоришь? Нормально, уже смешно. Ну и кем это, интересно?
– Судьбой...

Бойца сняли с дерева как созревшую грушу, определили в санчасть. Мишка нормально заменился.

А через месяц боец этот за завтраком очень сильно поторопился. Настолько сильно, что опрокинул в себя целую кружку с кофейным напитком «Арктика». И через сорок минут скончался от отека легких.

Потом была грозная телеграмма из округа («В войсках округа продолжает иметь место…»), запрещающая выдавать бойцам кофейный напиток «Арктика».

И дикий вопль начмана: «А если бы он, бля, мясом подавился?!!»…

А я с тех так понимаю – на Бога, есть он или нет его, надейся, а от Судьбы не уйдешь.