Прыжок через лужу

     Юноша и девушка остановились на тротуаре  возле самого бордюра. В том месте, где они обычно пересекали проезжую часть, чтобы купить сигареты в киоске, сейчас была свежая – дождь только что закончился – лужа. Слева она скрывалась под небольшим грузовичком-фургончиком, справа – под микроавтобусом, припаркованным в этом месте с вечера.

– Подожди здесь, я сам схожу.

     Он уже хотел перепрыгнуть через лужу, но девушка остановила его вопросом, беспокоившим ее уже несколько дней и вырвавшимся, наконец-то, не взирая на всю свою неуместность среди шума улицы.

     – Скажи, а насколько сильно ты меня любишь?
     – Как можно определить размер и силу чувства? – он не знал, что ей ответить, потому что никогда не думал о том, как к ней относится: любовь это или обычное сексуальное влечение. – Чем можно измерить силу чувств, в каких единицах? В килограммах, метрах, декалитрах? Или в амперах, ньютонах и джоулях? А может в децибелах?

     Рано или поздно она должна была спросить его о чем-либо подобном, но сейчас он был застигнут врасплох.

     – Нет-нет! – она пришла на помощь.– Я не то хотела сказать. Может быть, силу чувства можно определить противопоставлением: любовь и ненависть, доброта и злоба…
    
     – И чем сильнее любишь одного, тем сильнее ненавидишь другого? – уточнил он.
     – Да нет же! – Ее всегда раздражали его ирония и ерничанье в вопросах, которые она считала для себя важными. – Мог бы ты совершить из чувства любви ко мне какой-нибудь Поступок?
     – Конечно. Если это честный поступок, и он не причинит никому вреда.
     – А если он причинит вред, или может причинить вред, непосредственно тебе? – продолжала она. – Смог бы ты совершить такой Поступок ради любви ко мне?
     – Прыгнуть с балкона?
     – Причем здесь балкон? Балкон – это не Поступок, а глупость. Например, ради моего спасения, смог бы ты рисковать своей жизнью?

     Он хотел пошутить, что под это определение можно отнести и спасение чести забеременевшей подруги женитьбой на ней – чем не риск жизнью, но вовремя спохватился – можно оказаться слишком близким к истине. К тому же он надеялся, что она говорит о других вещах, и не стал ее дразнить, а сделал вид, что притворно обиделся, и попытался увильнуть от прямого ответа.
     – Я тебе, кажется, ничего плохого не сделал. Почему же ты меня оскорбляешь? Я себя чувствую мужчиной не только в постели. И я считаю, что мужчина обязан рисковать своей жизнью не только ради любимой женщины., но и ради детей, других знакомых и незнакомых людей, всегда, когда кому-то угрожает опасность. А  патриотическое воспитание молодежи и американские боевики еще учат о риске жизнью, ради блага Родины.
     – И ты так считаешь на самом деле? – она не поняла: он говорит всерьез или опять иронизирует.
Но он уже не шутил..
     – Да, я так считаю. И мне хочется верить, что в нужный момент я так и поступлю, не спасую. Об этом, правда, не принято кричать на каждом углу, но уж если ты завела этот разговор…

     Она почему-то подумала, что он на самом деле не такой, каким она его привыкла видеть. Вся эта ирония, цинизм, шутки-прибаутки были напускными, лежащими на поверхности для всеобщего обозрения, а в глубине души, куда не допускались любопытствующие, он, может быть, решал для себя проблемы, которые ей и в голову никогда не приходили. Его уход на общечеловеческую тему она попыталась обратить в шутку, а уж после, перевести разговор в старое русло, конкретно на себя.
     – Да ты рыцарь?
     – Нет, - ответил он так же серьезно. – Я не рыцарь. Рыцари красиво спасали своих прекрасных дам, при этом убивая крестьян и насилуя их жен. Они были защитниками представителей своего сословия. Неужели рыцари спасали парий, отверженных? Я, честно говоря, не знаю, поскольку рыцарских романов не читал, а историю не помню. Единственный о ком знаю – Дон Кихот, но он был сумасшедший. Представь себе: идет по улице красивая женщина, и ее жизни угрожает опасность. Я ее спасаю, и она до конца своей жизни будет приносить на мою могилу цветы и проливать на ней слезы. Красиво? Или ребенок. Я его спасаю, а в газете пишут: «Такой-то погиб, спасая ребенка». Его родители и его внуки помнят об этом всю  жизнь, а моя фотография висит в их квартире на самом почетном месте. Тоже красиво. А вот, представь вонючую старую бомжиху, которая спьяну суется под поезд. Я обнаруживаю ее по запаху мочи и выталкиваю из-под колес, а сам погибаю. Что об этом скажут окружающие? Они скажут: «Дурак! Зачем он полез? Одной бомжихой стало бы меньше». И я останусь в памяти, как дурак. Кому нужен был мой героизм? Моим скорбящим родственникам, друзьям и подругам? Нет. Бомжихе, которая все равно через день отравится каким-нибудь суррогатом? Она даже не заметит моего подвига. Для чего нужен этот бессмысленный героизм? Дед Максимка писал: «Безумству храбрых поем мы песню!» Глупости! Никто, даже самый гуманный, не запоет осанну на могиле безумного храбреца, спасшего бомжиху.

      – Но я ведь не о бомжихе…– робко попыталась вставить она, напуганная непривычным для нее, всплеском его эмоций.
      – А я о ней! – его глаза смотрели сквозь девушку, холодные и чужие, будто он увидел смерть, гуляющую под ручку с жизнью. – Ты спрашиваешь, смогу ли я ради тебя рисковать жизнью, и я отвечаю. Если бы я верил в Бога,  то попросил бы его, чтобы передо мной, в случае необходимости кого-то спасти ценой собственной жизни, не встал вопрос о личности и социальной значимости объекта спасения. Чтобы я ни на миг не задумался о стоимости его жизни и не принялся высчитывать, кто полезней и ценнее для общества: я или он-она-оно. Чтобы я не промедлил, не впал в ступор от внезапности, не испугался, а именно стал безумцем, бросившимся навстречу опасности ради ЛЮБОГО человека! И еще, что я хотел бы тебе сказать. Отчим моего товарища как-то мне говорил: «Если хочешь узнать насколько ты любишь женщину, подумай: готов ли ты, в случае ее болезни, изо дня в день, на протяжении многих лет выносить из-под нее судно». Я хочу верить, что заложенного во мне родителями и природой милосердия хватит на то, чтобы выносить судно не только из-под любимой женщины, но из-под любого человека, нуждающегося в моей помощи.

      Он помолчал, и его глаза вновь стали узнаваемыми и теплыми. Потом ласково посмотрел на девушку.

      – Ну, как? Я ответил тебе? Ты удовлетворена ответом?
      – Почти. Но это касается конкретно нас с тобой, – она явно хотела прямого и недвусмысленного ответа на свой вопрос, за которым неизбежно последует второй, тоже требующий прямого ответа.
    
      В надежде, что она отвлечется чем-нибудь и сменит тему разговора, он сказал: «Ладно, сейчас продолжим. Сбегаю за сигаретами, и продолжим».

     Еще вполоборота к ней, взмахнув в салюте рукой, он легко перепрыгнул через лужу.

     Тот час все звуки для нее смолкли, и окружающая жизнь остановилась в стоп-кадре. Почти сразу же, образовавшуюся вязкую тишину прорезал визг тормозов, раздался глухой мягкий удар, а еще через секунду, одинокий резкий стук об асфальт. Звуки, замершие на мгновенье, постепенно обрели силу и вновь заполнили мир собой. За ними началось возвращение жизни.

                *   *   *
     Она не ходила к нему в больницу, чтобы ухаживать за любимым человеком и выносить из-под него судно, – его тело увезли в морг и через три дня похоронили.