Нарисованный

Когда я включил солнце и первый луч постучал в пустое окно единственного дома, а второй – сорвал оранжевый шарф смешного воробья, она зажмурилась и зевнула. Всю ночь она сидела на покинутом ласточками карнизе мокрой крыши и бросала куда-то вниз под гусеницы пузатых танков сердца. «Какие забавные игрушки», - думала она и смотрела, как одни сердца падают вниз камнем, а другие – чистым листом.

- Кристина, что будет, если камень обернуть бумагой? Как полетит такое сердце?
- Таких сердец нет.
- Не правда. Они существуют.
- Ну, не знаю. Наверное, они не полетят.
- Попробуй.
Она бросила обернутый бумагой камень, но тот повис в плавленом стекле воздуха и исчез.
- Я же тебе говорила… не бывает.
- Чего ты хочешь? Зачем позвала меня? Зачем заставила нарисовать тебя?
- Я тебе нравлюсь?
- Что?
- Ты любишь меня?
Я думал, что картинки не могут помимо моей воли задавать такие страшные вопросы.
- Ты же мой идеал. Конечно, я люблю тебя.
- Обман, один обман. А самое смешное, я не могу на тебя за это обижаться. Ведь ты веришь в то, что говоришь.
- Бред какой-то…
- Бедный, неразумный творец… Ты скопировал меня со своей возлюбленной. Но ты не любишь ее, ты даже не помнишь, как она выглядит…
- Не правда! Помню.
- Не смеши меня. Ты нарисовал ее дом, но этот дом твой. Ты не видишь того, что рисуешь. Ты не знаешь, зачем я сижу здесь. Ты уже забыл, что означала метафора с камнями и листами.
- Это не метафора, это аллегория.
- Ты не можешь любить. Как и я. Потому, что я – это не она, это ты. А тебя лиши любви. Ты примитивный герой рассказа. Ты можешь только творить. Другое тебе не ведомо. И не подвластно.
- Кто же, интересно, лишил меня любви?
- Тот, кто тебя нарисовал.

Тогда я порвал пустой лист. Выключил свет. Открыл окно. Выкинул девственное перо. Сел в уют и накрыл голову тишиной. Зазвонил телефон – все выходило слишком литературно. Голос проговорил: «Больше метафор. Больше сравнений. Ты теряешь пушистость жизни». Я не способен на бунт. Я включил свет. Достал новый лист. Но от него веяло предсказуемостью.