Жестокoсть

И глухо, как от подачки,
Когда бросят ей камень в смех,
Покатились глаза собачьи
Золотыми звездами в снег.

        С. Есенин

Наташа возвращалась с мамой на метро из детского театра. Она медленно шагала, понуро глядя себе под ноги, по тесному грязному переходу в кафельную клетку, единственным украшением которого были набросанные фантики от конфет, обертки от мороженого и пустые банки из-под пива. У Наташи было плохое настроение: спектакль ей не понравился, у матери начиналась мигрень, и она без повода злилась на дочь. Случайно  девочка подняла глаза от пола и заметила у стены полную неопрятную женщину, державшую на руках Наташину мечту – мягкого сонного плюшевого щенка, уморенного многотысячным потоком людей и постоянным шумом метрополитена. Наташа остановилась около собачьей мордашки. «Можно мне его погладить?» - робко спросила девочка. «Конечно, милая», - слащаво ответила женщина и передала ей в руки теплое пушистое создание. Щенок был довольно тяжелым для ребенка, но Наташа совсем этого не замечала. Она была безумно счастлива оттого, что держала щенка на руках и гладила его маленькую голову, которую щенок доверчиво положил ей на грудь. «Пойдем!», - строго сказала мать. «Мам, давай купим его», - взмолилась девочка. «Купите, - поддакнула тетка. – Всего сто рублей прошу. Он у меня послушный. У меня все собаки послушные и добрые. Никто не жаловался. Все, кто купил, довольные остались. Этот – последний. Берите - берите». Последовал строгий мамин отказ, но Наташа, прижимавшая к сердцу свою заветную мечту, была непреклонна. Девочка отказывалась расставаться с щенком, плакала и постоянно твердила: «Купи!». Мама нервничала, говорила дочери про то, что в квартире нет места, что с собакой некому гулять, что Наташа еще маленькая и не может нести ответственность за своего питомца. Наконец, мама сдалась, взяла у женщины телефон («Меня Лидой зовут», - представилась хозяйка) и пообещала Наташе забрать щенка, как только они купят ему миску и подстилку. Девочка попалась на эту хитрость и отдала щенка. «Звони, милая», - попрощалась с Наташей женщина.
Они так и не позвонили Лиде. Дома Наташа еще долго упрашивала родителей взять собаку, но мама прекрасно понимала, что щенок вырастет в пускай добродушную, но очень большую дворнягу. В их малогабаритной двухкомнатной квартире, где ютилось пять человек, собаке не было места. 

Через три месяца Лида в последний раз повела щенка гулять. Она проехала вместе с ним несколько остановок на автобусе, вышла, прошла пару кварталов и около большой помойки сняла с собаки ошейник. Щенок сидел около мусорного бака и удивленно глядел на хозяйку влажными преданными глазами. Лида достала из сумки салафановый пакет, вытряхнула на асфальт овсяную кашу с куриными костями, выбросила грязный кулек и, не оглядываясь, быстрым шагом направилась обратно к остановке. Щенок тряхнул обвислыми ушами и посеменил вслед за хозяйкой. «Прочь! Пошел!», - рявкнула на собаку Лида. Щенок на минуту остановился, сел на асфальт, почесал левой лапой пузо, и опять догнал свою хозяйку. Тогда Лида достала ошейник и несколько раз молча, со всей силой, стеганула им собаку. Щенок жалобно завизжал, но Лида осталась равнодушной к его боли. Он ей уже не был нужен. За три месяца щенок стал здоровой лохматой дворнягой. Такую собаку никто не купит. В каменном сердце не было места для щенка и сострадания.

Неделю щенок жил около помойки, питаясь тем, что находил в мусорных баках. Он простил Лиду и верил, что хозяйка вернется. Ему казалось, что она вот-вот появится из-за угла, или выйдет из подъезда; иногда зрение обманывало его, и щенок с радостным лаем бросался к похожим на нее женщинам.
Но была уже поздняя осень, спать на голом асфальте было холодно, мороз пробирался под шерсть, сковывая сердце и легкие, надежда на возвращение хозяйки стремительно таяла, и тогда щенок перебрался в подъезд соседнего дома. Кто-то принес ему кусок старого шерстяного одеяла, поставил железную плошку и потрескавшееся блюдце для воды. Он был вполне доволен своим новым жильем: его  трепали за уши и гладили, а еда была даже лучше той, что давала ему Лида. Так прошло несколько вполне счастливых собачьих недель.
Холодным ноябрьским вечером на лестничную клетку вышла старуха – единственный человек в подъезде, недолюбливавший ласковую добродушную дворнягу: она видела в животных лишь источник грязи, заразы, вони и неприятностей. Всякий раз старуха жестоко отпихивала щенка носком тапка, но сегодня она принесла ему поесть – щенок понял это по приятному кисловатому запаху супа, исходившему от кастрюльки в ее руках. «Кушай!», - прошипела старуха и налила в его миску щи с аппетитным куском вареного мяса. В этот день щенка еще никто не кормил, и он мгновенно проглотил предложенное ему угощение. Старуха убедилась, что все было съедено, и скрылась за дверью своей квартиры.
Ночью собаке стало плохо. Сначала появилось легкое жжение в желудке, которое, усиливаясь с каждой минутой, причиняло мучительную боль; скоро его начало рвать, а затем изо рта пошла кровь. На следующий день, обессиленный, щенок мог лишь лежать на куске своего одеяла, и тихонько скулить. Добрые влажные беззащитные глаза слезились. Мышьяк разрывал хрупкие собачьи внутренности. Старухе не нравилось его соседство. Щенку не нашлось места на ее лестничной клетке.

Он умер через два дня.  Утром его нашла на лестничной клетке  уборщица. Она несколько раз ткнула собаку шваброй и, убедившись, что она мертвая, брезгливо завернула безжизненное тело в окровавленную подстилку. «Вот и убирай теперь это», - недовольно подумала женщина.
Уборщица отнесла щенка к помойке, где несколько недель назад его оставила Лида, и вышвырнула сверток в мусорный бак. Собаке не нашлось места даже в небольшом клочке промерзлой земли.