Трамвай

Ты ищешь свое предназначение –
счастливый... А я его знаю, но
поделать ничего не могу.
Усталый ангел.

Был холодный зимний день, обычный, как все обычные зимние холодные дни. Отопления в трамвае, не смотря на холод, не было, и мне приходилось сжаться в комочек и уныло дышать на стекло, чтобы видеть мир. Трамваи в другую сторону сгрудились кучей: авария - вот не везет трамваям – один встанет и все остальные за ним. Наш трамвай тоже остановился –«восьмерка» выехалa на рельсы и не торопилась съезжать с них, несмотря на пронзительные звонки вагоновожатого.
На остановке в трамвай вошел пассажир и, встав прямо надо мной, что-то произнес. Оторвавшись от книги, я подняла вверх глаза – черная дубленка с капюшоном, грязная около карманов, черная сумка, обычные джинсы и обувь. Мой взгляд должен был выражать: «Это вы мне?» Ответом ему был внимательный и, как любят говорить, изучающий взгляд пассажира. Я удивилась и опустила глаза: - «Сумасшедший».
- Нет, я так больше не могу. Как мне это надоело, – затем проследовал монолог. – Каждый смотрит на меня, как на сумасшедшего! – он не обращался к кому-то, а разговаривал сам с собой.
«Да, а мы, похоже, собратья – подумала я (признаюсь, люблю поговорить сама с собой, чем часто пугаю окружающих). «А не странен кто ж?» – захотелось добавить, но я уткнулась в книгу и промолчала.
Трамвай долго задержался на повороте – машины лезли на рельсы, не давая нам проехать. Я в очередной раз поразилась – как так можно?
- Если человек умный, то он должен просто этим гордиться, а не хвастать! – он смотрел сквозь стекло куда-то вдаль, а может, на проезжающие одна за другой машины, которые нас не пропускали.
- А как надо гордиться? – не выдержала я.
- Гордиться нельзя! – отрезал пассажир. – Гордыня – это грех!
- Но вы же сказали, - заинтересовалась я, – что умный человек должен не хвастать, а гордиться.
- Я ошибся!
Теперь сосредоточиться на книге было невозможно – слишком странным был таинственный пассажир, может шизофреник, а, может... кто?
На остановке толстая тетка хотела выйти через переднюю дверь, но дверь не открылась – замерзла.
- Безобразие! – тетка была возмущена, еще бы, какая неприятность!
- Скажи спасибо, что трамваи вообще ходят! – он стоял спиной, но почему-то все знал. Вот ведь как!
Мы подъезжали к МЭИ
- Понимаешь, мне нужно встать, широко расставить ноги и развести руки, а я не могу. Сил нет! – Я подняла на него голову – он даже не смотрел в мою сторону. Его взгляд был направлен сквозь стекло, в одному ему известное измерение, но было в нем столько горечи и усталости, что, когда я вышла из трамвая, я стала наблюдать за ним, словно желая понять что-то, чего не смогла понять из его спутанной речи. Он вышел тоже, закинул сумку удобнее на плечо и стал обходить трамвай сзади. Его спина скрылась за трамваем, потом закрылись двери, трамвай отъехал, но странного пассажира не было ни на той стороны улицы, ни на дороге. Я удивилась, но шел 24-ый и я пересела на него. Сосредоточиться на книге было невозможно, да и долго ехать не пришлось – трамвай встал из-за аварии: легковушка врезалась в «Газель», перегородив нам дорогу.
А завтра случилось странное – из города пропали все трамваи.

2000 г.