Noname

Мужчине не везло в жизни:
дети презирали и считали неудачником,
жена забрала все вещи и ушла,
в лотерею проигрался,
с работы уволили.
Вышел мужик в чисто поле и взмолился:
«Господи, ну за что мне это все, за что?».
Вдруг разверзаются небеса,
оттуда спускается Господь-бог на облачке,
сидит, ногти полирует.
Отрывается от занятия,
поднимает взгляд на мужика:
«Ну не люблю я тебя, не люб-лю!»
Анекдот.

Мироздание било по рукам – не давало приблизиться к Васе. Вася… Зеленые глаза и незабываемый тембр. Верил ли мне он до конца? Какая разница? В любом случае, только я приближалась, только проводила взглядом по его рукам, что-то случалось - землетрясением незащита диплома, досадой опаздывающие электрички, сладкой горечью размазывание слез жалости к себе по его одежде. Во всем чувствовалась плохо скрываемая чья-то воля, как будто каждый раз мне почти удавалось вырвать кроху взаимности, но телефонные звонки, непереносимые похмелья и кривые ухмылки отдергивали Васю из моих липких от желания пальцев. Пальцы тянулись к сигаретам, к дрожащим губам – нервное, я тянулась к небу, нёбу и снова по отпечатавшейся в памяти траектории к  Васе. Стоило мне не увидеть его день – жизнь начинала налаживаться – находились деньги, блестели глаза, прозванивались и звали на праздники жизни друзья, только без Васи я не могла жить – и я снова, как клептоман воровала его взгляды, коллекционировала жесты и интонации. Да и с ним, как выяснялось, я тоже жить не могла. Мироздание. Не поспоришь.
Я набрала ванну, притащила сигареты. Дым узорился в вытяжку, а я задумалась. Почему так всё? Мне больше всего нужен Вася, а мироздание решило что-то для себя и не пускает. Как «добрые люди»: «Сколько еще в твоей жизни будет васей, и более достойных». Да зачем мне ждать, зачем вечно играть по глупым сценариям не особо одаренных режиссеров, которые берут завернутостью сюжета? Играть в чужие игры. Пусть, хорошие, но чужие. Да и не так уж они и хороши. Ничего не изменить, ничего не исправить, сценарий пишется неброский, на любителя, а я разрываюсь на молекулы, чтобы ублажить неблагодарных критиков. Как скучно.
Вода остывала, я открыла кран и закрыла глаза. Стал отчетливее слышен гул ламп дневного света, по нарастающей и вдруг оборвался. Веки нагрелись, потом глаза, а скоро и все лицо запылало. Тишина. Горячая и напряженная.
И в голове возник импульс. Это был не звук, не надпись, а, кажется, поток раскаленного воздуха. Он причинял мне боль, но выражался весьма ясно:
- Тебе скучно играть по правилам чуждой или не чуждой тебе игры. Прошу...
И я оказалась в зале с мраморным полом и красными бархатными портьерами. Я утопала в кресле, напротив меня через стол в сгустке света угадывалась человекоподобная фигура. Фигура, кажется, в раздумьях склонилась над шахматной доской.
- Ну, поиграем?
Слепило глаза. Я посмотрела на стол. Мои белые заняли не выгодную позицию – черные объявили шах.
- Я плохо играю в шахматы, - я вцепилась пальцами в подлокотники и отчетливо различила бугорки.
- А это и не шахматы. Вот, - луч света уперся в белую ладью, - твоя Верка. Это, - осветился кружок вокруг черного слона, - ее Толик. Он ее бросит спутавшись с официанткой. – Луч света погладил черную пешку. – Ты мысли масштабно, на доске еще очень много фигур. Ну, чем будешь жертвовать?
Я задумалась. Верка не переживет разрыва с Толиком, я в этом уверена. Как бы мне избавится от черной пешки? Сгусток света, кажется, угадал мои мысли:
- Только официантка эта никогда никого в жизни не любила и не полюбит,  если Толик ей не встретится. Так что посправедливей, поглобальней давай.
Я растерялась. Я перебирала в голове всевозможные ходы, как лучше, теряла фигуры, психовала, курила. Обессиленная, я сдернула доску на мраморный пол и положила голову на колени.
- Устала?
- Надоело. – Мне действительно надоело просчитывать ходы. Я зевнула.
- Придумывать правила игры и следить за их выполнением также скучно, как и играть по ним. – Кажется, сгусток света устал, если можно сказать такое о свете. – Мы с тобой стороны одной и той же скуки, девочка.
«А ведь так оно и есть». - Подумалось мне и стало грустно-грустно.

***

- Пойдем, покажу кое-кого, - Санитар с закатанными рукавами поманил студента, дожевывающего бутерброд. У студента были длинные волосы и лучистые серые глаза. По длинной грохочущей лестнице они спустились в подвал. Санитар уверенно петлял между каталок, то и дело задевая босые пятки трупов. Студент за две недели практики так и не смог освоиться и каждый раз, спускаясь сюда, внутренне сжимался.
- Вот. – Люди остановились около моей каталки и Санитар сдернул простыню. – Смотри какая. – Рука с татуировкой на указательном пальце в виде буквы «К» провела по моим мокрым волосам.
- Утонула? – судорожно сглотнул студент.
- Да нет, умерла во сне. Бывает же такое. А молодая какая… Судьба…
Студент наклонился к моему лицу и вздрогнул:
- Посмотри, Палыч, какое четкое у нее на лице выражение скуки. – Темная прядь выбилась из-за уха, и студент сделал жест, весьма естественный для женщины.
- Похоже, она смертельно заскучала…
 

июль 2002