Плохой хороший врач. кн. 1. продолжение

                =15=

Тихая первая поликлиника располагалась в бывшем купеческом доме. Старый каменный дом уже простоял добрых сто лет и, похоже, собирался стоять ещё долго.
Персонал в поликлинике тоже давнишний, сработавшийся, в основном - из близлежащих районов. Сотрудники относились друг к другу спокойно, доверительно. Медперсонал и пациенты знали друг друга в лицо, как жители большой деревни. Участковые, вспомнив, что какой-то дедуля или какая-то бабуля давно не заглядывали в поликлинику, мимоходом заходили их проведать - не случилось ли чего? Заведующие не проверяли, вовремя ли приходят сотрудники на работу, не рано ли уходят. Работа одних зависела от добросовестности других, и поэтому все работали, стараясь не подводить коллег. Работали, как надёжный, хорошо отлаженный механизм: всё шло, казалось, само собой, без скрипа и без шума. Ни на газ, ни на тормоз давить не требовалось.
Заведовал поликлиникой молодой, но спокойный и доброжелательный терапевт. Он удачно влился в коллектив поликлиники несколько лет назад и успешно руководил ею эти годы.
Но... Пути Господни для смертных неисповедимы, а помыслы начальства для подчинённых туманны.
Этого заведующего "повысили" на не желаемое им место, а вместо него прислали тоже молодого, но более энергичного, считавшего все этапы своей профессиональной деятельности, в том числе и эту поликлинику, не более чем ступеньками к будущему крупному делу, Владимира Петровича Вольского. И шёл по этим ступеням Владимир Петрович, не особо заглядываясь под ноги.
Доктор Вольский начинал врачевать хирургом. Но что-то на этой стезе у него не очень получалось. Должно быть, не  наделила судьба даром. Если на дежурстве поступал больной с аппендицитом и его шёл оперировать Вольский, медсёстры хватались за головы: это на всю ночь!
Вовремя Владимир Петрович уйти из хирургии не успел, и в хирургической среде за ним потянулась соответствующая слава.
Вольский был дальним родственником какого-то крупного начальника. С помощью пущенных в ход толкательных механизмов Владимир Петрович в конце концов, очутился в должности... председателя профкома больницы. Народная мудрость что гласит? Не состоялся, как специалист - иди в начальники.
На этой стезе он гордо нёс высоко поднятую голову, рвением в защите прав трудящихся медиков, впрочем, на профсоюзной ниве не отличившись.
И его постоянно задевала неблагожелательность хирургической братии. Зная его, как никудышного хирурга, бывшие коллеги никак не могли принять теперешний высокий и гордый постав головы доктора Вольского.
Затем он некоторое время работал заместителем главного врача больницы, допекая своих бывших коллег вечными придирками по поводу неправильно оформленной документации. Отлились кошкам мышкины слёзы.
В это время готовился к открытию профилакторий одного из крупных заводов. Главврачом туда пророчили толкового доктора. Но... Доктора срочно отправили на курсы повышения квалификации, а когда толковый доктор вернулся поумневшим, профилакторием уже заведовала жена Владимира Петровича.
Пошли слухи, что Владимир Петрович метит на должность главврача города. Теперешнему давно была пора на пенсию. Но - помешала перестройка. Руководителей стали выбирать в коллективах и Вольскому от имени коллектива намекнули, чтобы свою кандидатуру не выставлял, всё равно "прокатят".
Главврач города на пенсию уходить раздумал, а Владимир Петрович подумал:
- Ну, кто такой главврач города? Кроме звания у него ничего нет. Вечно с протянутой рукой: подайте крохи на поддержание жизнеобеспечения так нужной всему городу больницы!
Тем более что появилась перспектива стать главврачом поликлинического объединения на базе крупного завода. А кто такой главврач поликлиники при крупном заводе? Это человек, нужный заводу. От него зависит уровень профпатологии, количество производственных травм, в его руках статистика заболеваемости по заводу. А советская статистика, как известно в узких кругах, что патефонная пластинка - чьей стороной поставил, ту песню и запоёт.
Но... Опять "но". Не было опыта в поликлинической работе. Точнее, в руководстве поликлиникой. Поднатаскаться, набить руку - именно для этого и нужна была Владимиру Петровичу маленькая первая поликлиника.
Шло время, точнее - народ думал, что идёт время радикальных перемен. Генсек Горбачёв за два года намеревался перестроить страну и ускорить экономику до капиталистических темпов. А замшелая поликлиника на полудеревенской окраине - не страна, и два года на перестройку в ней не потребуется...
- Я этот тихий омут взбаламучу... Я тут всё с ног на голову поставлю! - ворчал доктор Вольский.
И баламутил. И ставил.
От его накачек и разборок всё пошло ходуном. Медсёстры и санитарки забегали как перепуганные мыши. Врачи в кабинетах сидели в недоумении и некотором оцепенении: а сегодня насчёт чего случится выволочка? То, что выволочка будет - не сомневался никто.
- Почему доктор такой-то третий день опаздывает на работу? - грозно пытал Владимир Петрович старшую медсестру, тихую женщину предпенсионного возраста, обращавшуюся ко всем не иначе, как: "Миленькая, не могла бы ты..."
- Так она перед работой забегает к больной. Старушка неделю уж болеет. А доктору по пути.
- По расписанию вызова она должна обслуживать после приёма.
- Она и обслуживает после приёма. А к этой перед работой заходит. Так ей удобнее.
- Больные перед кабинетом ждут!
- Ждут старушки. Им в поликлинике поговорить - что на посиделки сходить. А у кого больничные - тем на более позднее время назначено.
- Разгильдяйство покрываете! На всё у вас есть отговорки! Если так будете работать, боюсь, мы с вами не сработаемся. Пригласите Антона Викторовича!
- Всю жизнь так работала, ни с кем не скандалила, со всеми срабатывалась...
- Антона Викторовича ко мне!
Старшая сестра, сокрушённо качая головой и обиженно разводя руками, шла приглашать на разборку Антона Викторовича. Затем отправлялась к терапевтам, мерить давление. Давление опять подскочило!
- Нет, не могу я так работать, уйду! Хоть и осталось до пенсии полтора года - уйду! Разве ж это работа? Нервотрёпка сплошная! Да я эти полтора года не переживу, меня на работе с моим давлением удар хватит! Нет, уволюсь...
А вот уж и Антон Викторович ступает на ковёр чистилища.
- Садитесь, Антон Викторович. Почему вы рано прекращаете приём больных в кабинете?
Антон понимает, как бы надо ответить, чтобы разговор закончился быстро и спокойно, но придирки нового начальника ему тоже надоели и он начинает валять дурака.
- Как больные кончаются, так и прекращаю.
- И уходите, - саркастически уточняет Владимир Петрович.
- И ухожу, - подливает масла в огонь Антон.
- И куда же вы, позвольте спросить, уходите за полтора часа до конца рабочего дня? - упивается сарказмом Владимир Петрович.
- На вызова, - простецки пожимает плечами Антон.
- На вызова.- Владимир Петрович усмехается. - У хирурга каждый день вызова? Что, эпидемия аппендицитов разразилась? Или требуется каждый день чирьи на дому перевязывать? С чирьями надо в поликлинику ходить. У хирурга каждый день вызова...
Владимир Петрович искренне негодует.
- Эпидемии аппендицитов нет. Да и с аппендицитами они сами до поликлиники добираются. А вызовов - три-четыре каждый день. И для перевязок чирьев тоже. Дряхлому деду и с чирьем до поликлиники не доползти. А кроме чирьев приходится асциты выпускать, культи перевязывать, онкологических больных смотреть... И все больные без посторонней помощи даже до туалета не доберутся.
- Но полтора-два часа на двух-трёх больных - не много ли? - сокращает количество больных и увеличивает время осмотра в свою пользу Владимир Петрович.
- Не много. На одного больного по нормативам положено чуть меньше часа.
- Это в сельской местности. А в городе гораздо меньше! - опять с сарказмом уточняет Владимир Петрович. Что-что, а уж нормативы он знает!
- Здесь город? Один больной у церкви, другой у базара, третий - у речного вокзала... Автобус - один, и всегда идёт в обратную сторону. Давайте машину, буду ездить по городским нормативам.
- Хорошо, подумаем, - изрекает Владимир Петрович и склоняется над бумагами.
Поразмышляв и догадавшись, что разговор окончен, Антон выходит из кабинета.

                =16=

На стуле перед Антоном сидит молодой мужчина около тридцати лет, сухонький, остроносый, с испуганно бегающими глазками, руки сжаты в общий кулак на уровне груди. При наличии соответствующей бородки и длинных волос - походил бы на дьячка. Даже запах от него исходил какой-то затхлый.
- Доктор, - говорит "дьячок" в полголоса, словно делясь с доктором великой тайной, - у меня было жуткое кровотечение. Вчера. Мне бы больничный.
Голос его стихает до еле слышного.
- Кровотечение? - переспрашивает Антон, ожидая уточнения, откуда "жутко" лилась кровь. Впрочем, он догадывается, что "оттуда".
- Оттуда, - страдальчески морщится больной и, чуть расцепив кулаки, сверху показывает указательными пальцами куда-то в направлении начала своих ног. - Столько много вышло! - тихонько сообщает по секрету доктору, с опаской поглядывая на медсестру, которая пишет свои бумаги, не обращая внимания на больного. За свою профессиональную жизнь медсестра слышала тысячи и тысячи жалоб, и россказни пациентов давно перестали интересовать её. - Вы видите, какой я бледный! Буквально, с ног валюсь от слабости!
Может бледный, а может незагорелый, думает Антон
- Ну что же, пойдёмте в перевязочную, посмотрим, откуда шла кровь, - бодро говорит он пациенту и встаёт.
- Но как же... - пациент отводит в сторону глаза и делает руками какие-то беспокойные движения.
- Без осмотра не обойтись. Вы же пришли на приём к врачу, и кроме ваших жалоб я должен найти какие-то признаки вашей болезни, выяснить её причину. Чтобы лечить, надо знать, от чего лечить.
- Да мне бы больничный... - несмело бормочет пациент, но всё же идёт вслед за доктором в перевязочную.
Антон просит его снять брюки, ставит на кушетку в коленно-локтевое положение, намереваясь, как шутят хирурги, проверить, а не помешает ли что завтраку, проглоченному вчера, дойти до пункта назначения сегодня.
Беглый взгляд в "раскрывшиеся ворота"... Внешних признаков кровотечения нет.
Антон надевает перчатки, смазывает указательный палец вазелином и вводит его в то место, откуда предполагалось кровотечение.
Больной охает.
Геморроидальных узлов нет, патологических образований на достижимом отрезке не прощупывается. На пальце мазков крови тоже нет. Никаких подтверждений, что вчера у пациента "оттуда" сильно кровило, нет.
- Крови много вышло? - продолжает расспросы Антон, разрешив больному одеться. - Какого цвета? Тёмная? Алая?
- С пол-литра. Тёмная. Сгустками.
"Пол-литра - это много. Тёмного цвета... Из верхних отделов толстого кишечника? - размышляет Антон. - Кровоточащий полип? Опухоль?"
Они возвращаются в кабинет. Антон сидит, задумавшись, пациент исподтишка, испытывающе-выжидательно смотрит на врача.
- Раньше подобное было?
- Нет, первый раз.
- За последнее время в весе не сбросили?
- Нет, всё время такой поджарый.
- Боли в животе бывают? По поводу заболеваний желудки и кишечника у терапевта часто лечитесь? На учёте не стоите?
- Нет, живот не болит, на учёте не стою, - словно чего-то испугавшись, быстро отвечает пациент.
- А где ваша карточка? - Антон вертит в руках листок-вкладыш, с которым пришёл пациент.
- Участковый в отпуске, карточка в кабинете, кабинет заперт. Я у неё недавно с простудой был, - быстро отвечает пациент.
Антон просит сестру принести тонометр, меряет давление, считает пульс. Всё в норме, никаких подтверждений, что пациент перенёс обильное кровотечение.
- Хорошо, - Антон видит, что опасаться не за что. Если кровотечение и было, то небольшое. - Завтра с утра сдадите кровь на анализ, с результатом подойдёте.
- А больничный? - обижается больной.
- Посмотрим анализ, там видно будет.
- А лечение? - менее эмоционально спрашивает больной.
- А что лечить? Кроме жалоб, что у вас вчера было кровотечение, никаких объективных данных.
- Вы что, не верите, что было сильное кровотечение?!
- Верю, поэтому направляю вас на анализ.
Пациент уходит недовольным.

На следующий день Антон получил результаты анализов крови вчерашнего больного. Гемоглобин, эритроциты, гематокрит - показатели на нижней границе нормы, кровопотерю не подтверждали.
- Анализы нормальные, - сообщает Антон и видит, что это известие пациента не обрадовало.
- Вчера у меня опять было кровотечение, - раздражённо говорит пациент.
- Сильное? - уже без опаски за здоровье "интересного" пациента спрашивает Антон.
- В тазике кровью всё дно закрыло.
- Какого цвета?
- Тёмная, со сгустками.
Антон опять меряет артериальное давление, считает пульс. И сегодня всё в норме. Хотя, по рассказам "страдальца", тот должен потерять около литра крови за двое суток. Это много. Это обязательно должно отразиться на его состоянии.
- Пойдёмте в перевязочную, ещё раз посмотрю.
Пациент с недовольной, даже сердитой миной идёт за врачом.
В перевязочной опять ничего нового.
Антон выписывает очередное направление.
- Сдадите кал на наличие крови.
- А больничный?
- Мне не к чему придраться. У вас всё нормально.
- Вы считаете, что я вас обманываю? - раздражается больной.
- Не считаю. Но чтобы выписать больничный, я должен основываться не только на ваших жалобах, но и на объективных данных. Таков порядок.
- А если завтра кровотечение опять повторится? Так и умереть недолго!
Глаза пациента переполнены гневом.
- Соберёте кровь в банку, плотно закроете крышкой и принесёте сюда. А умирать вам пока не от чего.
Пациент зло дёргает руками, резко поворачивается и молча, не прощаясь, уходит.
Анализ кала, полученный на следующий день, наличие крови в нём отрицал.
Кровь, по словам пациента, вчера опять шла. Причём, ещё сильнее, чем накануне. Но, пока он лежал в полубессознательном состоянии на кровати, жена вылила содержимое, и тазик вымыла.
Пациент разговаривал, раздражённо отвернув лицо от врача.
Давление и пульс были в норме, цвет лица не хуже, чем вчера. На предложение очередной раз посетить перевязочную пациент зло ответил:
- Сколько можно?
"На самом деле, сколько можно с симулянтом канителиться", - подумал Антон  и предложил:
- Остаётся направить вас в стационар для проведения ректороманоскопии.
- Это ещё что? - насторожился пациент.
- В задний проход вводят трубку, - Антон сложил пальцы незамкнутым кольцом, показывая диаметр, затем развёл руки в стороны на ширину плеч, показывая длину, - металлическую, и осматривают кишечник изнутри на предмет выявления патологии.
- Вы что! - возмутился пациент, словно Антон предложил ему что-то неприличное. Возможно, его испугали размеры трубки, представленные Антоном несколько преувеличенными.- Мне в больницу нельзя, у меня семейные обстоятельства. Выпишите больничный, я отлежусь, и всё нормализуется. У меня такое уже случалось.
"А говорил, что первый раз", - вспомнил Антон разговор первого дня и укрепился в мысли, что пациент - симулянт.
- У меня нет оснований выписывать вам больничный лист. Возможно, у вас было кровотечение, я не отрицаю. Ложитесь на обследование.
Пациент встал.
- Что значит "возможно"! - с видом глубоко оскорбленного человека произнёс он. - Вы мне не доверяете?! Я три дня из-за вас на работу не ходил... Я на вас жалобу напишу! Министру здравоохранения!
Переполненный негодованием, пациент угрожающе постучал пальцем по краю стола, подхватил листок-вкладыш с незаконченной врачебной записью и вышел.
Антон пожал плечами.
Жалоба была. Главврачу города. Грозила, что, если местные власти не примут меры к нерадивому врачу,  жалоба пойдёт на имя министра.
Заведующий поликлиникой на планёрке прочитал Антону нотацию о небрежном ведении документации с неоконченными записями в амбулаторных карточках, о невнимательном отношении врача к больному, из-за чего происходят жалобы... Говорил ещё что-то. Именем главврача города удовлетворённо объявил непочтительному к начальству Антону выговор.
Потом вышла из отпуска врач-участковый терапевт и, прослышав, что Антон из-за больного с её участка схлопотал выговор, всплеснула руками:
- Да он же на учёте у психиатра по шизофрении! Не было у него никаких кровотечений, нет, и, я думаю, никогда не будет. И жены у него нет, и не было - живёт с матерью, тоже, кстати, своеобразного поведения...
Но выговор остался.
А старшая сестра из поликлиники уволилась.

                =17=

Заехал Мишка.
- Дай чего-нибудь пожевать. Закрутился с делами, пообедать забыл. Мимо тебя ехал, думаю - заскочу, может, покормит?
- Жареная капуста есть. Пару яиц разобью - получится яичница с гарниром, - предложил Антон.
- Давай.
Антон сходил на кухню, нажарил яиц.
Мишка сел  за стол обедать, Антон дочитывал статью в журнале.
От стола раздавалось сосредоточенное сопение, чавканье, бряцанье вилки о сковородку.
Вдруг наступила тишина.
Антон взглянул в Мишкину сторону. На сковородке оставалась маленькая кучка капусты. Мишка что-то сосредоточенно рассматривал, ковыряя капусту вилкой.
- А вот это, - он подковырнул капусту вилкой, - это что?
- Где? - спросил Антон.
- Вот, - Мишка подцепил вилкой тёмно-коричневый кусочек и приподнял его над сковородкой.
- Лук жареный, наверное, - беспечно ответил Антон. - Я луку туда много положил.
- Лу-ук! - с уважением протянул Мишка. - А что же у твоего лука усы в полчетверти и ножек не пересчитать?
Он поднял "лук" повыше, словно стараясь разглядеть его и снизу.
- Лучок, ёлки-моталки! Как это он со сковородки не убежал?
Антон подошёл к столу, взглянул на то, что предполагалось быть луком, и констатировал факт:
- Жареный таракан.
Потом объяснил возможность его появления в сковородке:
- Ночью, наверное, залез. Я капусту вчера жарил.
И оправдался:
- А в каком общежитии тараканов нет!
И успокоил:
-Я его хорошо прожарил, так что живот не заболит.
И оптимистически закончил:
- В Африке вообще - жареные кузнечики деликатес. А кузнечики и тараканы... родственники.
- Не знаю, в каком они родстве... - Мишка брезгливо положил жареного таракана на противоположный край сковородки, - но таких деликатесов... африканской кухни я тебе не заказывал.
Он посмотрел на оставшуюся капусту, разворошил кучку вилкой, словно проверяя, нет ли там ещё тараканов, вздохнул, собрал капусту и отправил в рот.
- Умеешь жарить. Вкусно. Рецепт-то африканский! А чай у тебя с чем? С клопами? - проворчал шутливо-недовольно.
- С сахаром, - успокоил его Антон. - Клопов не держим. Подумаешь, таракана изжарил! У нас в институтском общежитии жил Мишка Жлоб. У себя под кроватью штангу держал, каждый вечер по два часа тягал. У него бицепсы были толще твоей шеи. Когда кончались деньги, он выходил в коридор и объявлял:
- Цирковое представление! Только у нас и нигде больше! Пожирание живых тараканов на потеху публике! Три рубля за съеденного таракана! Реквизиты просьба приносить с собой!
И устраивал публичное пожирание тараканов. Зрители приносили живность с собой, благо в студенческом общежитии их было не счесть.
Но когда работал в Татарии – вот где тараканы были…  С лошадь! Ну, чуть меньше, - сбавил размеры Антон, увидев недоверчивый взгляд Мишки. - С мизинец, без вранья. Чёрные! Бежит по стене, слышно, как копытами топочет! Начнёт газету или обои грызть - от скрежета уснуть невозможно!
Однажды лёг спать, выключил свет, а он, зараза, грызёт что-то, как двуручной пилой пилит! Ну, я прислушался, запеленговал его: где-то в районе электророзетки. Встал, включил свет. Постучал по розетке, подул в дырочки. Испугается, думаю, убежит. Или, хотя бы, утихнет. Выключил свет, лёг...  Грызёт! А из розетки, из углубления в стене звук резонирует, усиливается - спать невозможно! Встал, достал отвёртку, отвинтил крышку, заглянул внутрь - пусто. Думаю, пока я ходил за отвёрткой - он убежал. Привинтил крышку, лёг спать... Грызёт! Черт его раздирает! Встал, отвинтил крышку ещё раз. Пусто! Да где же он, такой сякой! Заглянул в нутро розетки, а он сидит поперёк контактов и никакими его электричествами не бьёт! Постучал по розетке - кыш! - сидит. Отвёрткой подпихнул - таракан подвинулся немного и сидит! Подпалил наглеца спичкой.
Мы по вечерам перед сном на них охоту устраивали.
Хозяину для охоты нужен помощник. Хозяин ложится спать, а помощник остаётся у выключателя. Тараканы, видя, что хозяин лег в постель, весёлой гурьбой выбегают на прогулку. Как только хозяин услышит топот копыт тараканьей стаи посередине стены, командует: "Давай!" - и помощник включает свет. Внезапно вспыхнувший свет ошарашивает гуляющих тараканов:
- Как? Нас обманули? Хозяин не спит! Полундра! Спасайся, кто может!
Тараканы на мгновение замирают, соображая, куда лучше спасаться, а в это мгновение вскакивает с постели хозяин, заранее вооружённый башмаком, и крушит чёрных по головам, по головам... Если тараканы глупые, процедуру можно повторить.
- Охотник! - качает головой мишка. - А охота по лицензии или как?
- Мы ж их сами выращивали. Ты для охоты на кур лицензию берёшь? Растить их ума не надо. В больнице, знаешь, сколько тараканов водилось? Дежурил я как-то в приёмном покое. Оформил женщину в терапевтическое отделение. А медсестра приходит и говорит, что больная ложиться отказывается. Иду разбираться. В чём, спрашиваю, дело?
- Вы могли бы здесь спать? - показывает на кровать. - Посмотрите туда.
Смотрю, а за кроватью, на синей государственной стене за батареей тёмное пятно шириной в полметра. Краска, похоже, облупилась. Подумаешь, привереда!
- Вы поближе наклонитесь! - просит.
Наклоняюсь... А пятно шевелится! Холодно уже было, конец осени. Это рыжее пятно - тараканы, спина к спине, за батареей греются!
- Хватит пакости разные рассказывать, - скривился Мишка. - Кашей с жареными тараканами накормил, а рассказы на десерт?
Мишка задумался.
- Тут такое дело... Зуд у меня какой-то пошёл. Может, подскажешь, чем помазать?
- Где?
Мишка с кряхтеньем расстегнул брюки, приспустил их, показывая начало растительности пониже пупка. На фоне рыже-блондинистого живота ярко выделялись многочисленные красные пятнышки. Пользуясь случаем, Мишка почесался.
- Дело простое - лобковая вошь. В простонародье именуется вошкой на букву "м",- сообщил Антон, мельком взглянув на Мишкины дела, даже не встав с места.
- Ты бы хоть поближе посмотрел, - обиделся Мишка на Антона за халатное отношение к профессиональным обязанностям.
- Смотри на неё, не смотри, вошка она и есть вошка. Если возьмёшь расчёску и почешешь свою растительность над бумажкой, посыплются маленькие прозрачненькие стёклышки с красной точкой внутри. А если посмотришь на листок через хорошее увеличительное стекло, увидишь гонки шестивёсельных шлюпок, - добавил Антон, не вставая с места.
- В этом ты прав. Я уже находил такую. Чем лечить?
- Самый простой способ изгнания этой живности со своего организма - лишить их мест дислокации - сбрить всю растительность ниже пояса.
- Да ну... жена что скажет?
- А жена всё равно скажет. У этих зверюшек цикл развития, я думаю, недели три. Чтобы их развелось столько, - Антон махнул в сторону "проживания" Мишкиных членистоногих, - они должны размножиться несколько раз. Так что этим зверьём ты богат не один месяц. И жена твоя тоже.
- Скажу, в баню с ребятами ходил, там и подцепил.
- Скажи. Может, сделает вид, что поверила.
Мишка почесал сначала внизу, потом в затылке.
- Ты чешись аккуратней. Они могут и на голову переселиться. Даже в брови, - предупредил Антон.
Мишка недоверчиво поглядел на Антона.
- Не шучу.
- Кто же меня наградил? Наташка? Она божится, что кроме меня у неё никого нет... Стюардесса? Вроде чистая... Ладно, я им устрою... таможенный досмотр. Значит, если красные пятнышки на интересном месте - значит вшивая?
- Ну, примерно так.
- Выясню - живьём все волосы с того места повыдираю, чтоб вшам плодиться негде было!
- Может, это они от тебя подцепили? - Антон насмешливо посмотрел на Мишку.
Мишка расстроено крякнул.
- Ничего, я разберусь... как лечиться, чем мазать?
- Напишу рецепт, возьмёшь в аптеке. Себе и жене.
- Поехали, ты возьмёшь. Тебе привычней. А то мне неудобно как-то…               
Поехали в аптеку. 

                =18=

Операционный день в больнице - то ли праздник, то ли авральный переполох...
Персонал бегает, суетится. Медсёстры уточняют, какого больного за каким предстоит оперировать. Проверяют, выполнены ли последние назначения, всё ли у оперируемых подбрито...
В оперблоке задействованы стазу три операционных.
В одной оперируют детские хирурги. У них на хвосте, как говорится,  висит хирург-уролог, поминутно спрашивая, скоро ли коллеги закончат. В урологическом отделении больному сделали премедикацию, больной готов к наркозу, а детские хирурги задерживаются.
Другую операционную заняли плановые хирурги. Там больного вводят в наркоз. Двое хирургов готовы начать операцию. Но они только вскроют брюшную полость, а основную работу - резекцию желудка - сегодня исполнит главный хирург. Он моет руки и от привычного эфирно-йодно-спиртового запаха, от предчувствия операции, от осознания того, что он умеет оперировать и оперирует удачно, от всей этой привычной предоперационной суеты, от всех предоперационных ощущений настроение у главного хирурга приподнятое.
- Для хирурга самое важное - оперировать, - философствует Андрей Иванович, споласкивая руки в тазу со спиртом. - Тот не хирург, кто не оперирует. Оперировать можно или любить, или... не оперировать вовсе. Если ты оперируешь редко - не научишься хорошо оперировать, - смакует он свою мысль. - А не научишься оперировать - ты не хирург. Так что главное для хирурга - оперировать. Это должно быть у него в крови. Правильно я говорю? - обращается он к Антону.
- Операция - это действо, - осмеливается вступить в полемику с мэтром Антон. Он с коллегой-травматологом моется в третью операционную. - Любому действу можно научить. Важна частота повторения урока и стимул. Медведей учат на велосипедах кататься, хотя они к тому природой не предназначены. Для человека главное - думать. Этому сложнее научить. Оператор без мозгов не станет хорошим оператором, сколько бы мяса ни напластовал.
Андрей Иванович на секунду замер, посерьёзнел, посмотрел на Антона.
- Умному легче стать хорошим хирургом, не сомневаюсь, - частично согласился он с Антоном. - Но чтобы стать виртуозом - нужен дар. А вообще - ты прав.
Главный хирург отряхнул руки от спирта и пошёл надевать стерильный халат.
"Чёрт, главного перед операцией с настроения столкнул!" - с сожалением подумал Антон.
- Ты чего главному перед операцией запал портишь? - буркнул Владислав Сергеевич, немолодой уже травматолог, драивший щёткой руки в соседней раковине.
- Да сам уж не рад, - посожалел Антон.
У травматологов сегодня две операции: удаление слизистой сумки по поводу бурсита локтевого сустава, и наложение аппарата Илизарова на голень.
- С бурситом справишься? - спросил Антона Владислав Сергеевич.
- Вас же шеф назначил.
- Если справишься - становись, подстрахую.
Облачённый в стерильное, Антон подходит к больному, лежащему на операционном столе, становится на место оператора, обрабатывает операционное поле спиртом, затем йодом, берёт в руки скальпель. Смотрит на анестезиолога, тот кивает головой: "Можно!"
- Скальпели у нас острые, - предупреждает Владислав Сергеевич.
Своевременное предупреждение. Скальпели в нашей медицине в основном тупые, работать ими сплошное мучение.
Переступив какую-то черту внутри себя, возможно, подобно минёру, ступающему на заминированное поле, Антон делает разрез. Скальпель входит в ткани, как нож в масло. Зажим на кровоточащий сосуд, марлевый шарик - сушить... Ещё разрез, ещё зажим, ещё зажим... Сушить...
Освобождена верхняя часть слизистой сумки. Сумка вскрыта, в отверстие вставлен палец, идёт отсепаровка кожи. Сумка выделена, удалена. Швы на кожу, дренаж, повязка. Операция закончена.
Сколько работал? Вроде и дел - начать да кончить. Два мгновения. Сорок восемь минут - отмечает анестезиолог в своём журнале продолжительность операции.
- Нормально. Не особо копался, - одобряет Антона Владислав Сергеевич.
Антон немного устал. Профессия хирурга, между прочим, по энергозатратам входит в одну группу с лётчиками-испытателями, сталеварами и им подобными.
Больной проснулся, его увозят на каталке.
Травматологи моют руки в стерильном растворе, меняют перчатки, накрывают кисти стерильными салфетками и, держа руки на весу, садятся на подоконник в ожидании следующего больного.
Владислав Сергеевич, видевший с утра, что у операционной сестры на губе выскочил герпес, допекает её расспросами, с кем это она так ночью дежурила, что у неё губа опухла?
- Герпес у меня вскочил, - пересчитывая использованные на операции инструменты, мимоходом поясняет сестра.
- Какой герпес? Это кто-то укусил тебя, признайся уж нам! С кем дежурила? С кем в засос целовалась?
- Отстаньте, Владислав Сергеевич! - отмахивается сестра, раскладывая инструменты для следующей операции. - Вот с вами, когда буду дежурить - ничего не припухнет и не вскочит - это точно!
- Обижаешь, - смеётся Владислав Сергеевич. - Спорить я, конечно, не буду, а когда дежурить придётся с тобой, постараюсь доказать обратное!
Привозят больного.
Анестезиологи занимаются наркозом, операционная сестра ещё раз проверяет, все ли инструменты на месте. Санитарка прикрепляет к "солнцескопу" - к оконным стёклам - рентгенограммы поломанных костей.
Через некоторое время анестезиологи командуют:
- Можно!
Владислав Сергеевич обрабатывает конечность йодом, смотрит на "солнцескоп", представляя положение отломков в конечности больного, ощупывает поломанную голень, размечает место перелома зелёнкой. Прикинув, где проводить спицы, берёт в руки дрель, вставляет спицу в патрон... Антон перебирает на столике болты, гайки, торцовые и плоские ключи, пассатижи, кусачки... Свинтить эту гору металла в стройный аппарат Илизарова займёт около двух часов. Больше времени, чем заменить четыре колеса на автомобиле...

Сняв с себя мокрое операционное бельё и халаты, хирурги расходятся кто куда отпаиваться чаем - потеют на операциях иной раз не хуже молотобойцев. Напившись чаю, Антон садится в ординаторской записывать в журнал и в историю болезни ход операций: "Под общим обезболиванием сделан разрез длиной столько-то сантиметров, в направлении туда-то, глубиной такой-то..." Всё до мелких подробностей.
Вошёл Пал Палыч.
- Как операции? Без проблем?
- Без проблем... - Антон задумывается.
- Что-то непонятно? Спрашивай.
- Пал Палыч, аппарат Илизарова я самостоятельно ставил всего один раз. Литературы, кроме журнальных статей по этому вопросу нет. Возможно, я что-то неправильно уяснил...
- В чём вопрос?
- Спицы сквозь кость мы проводим перпендикулярно длиннику. Но если получилось не девяносто градусов, а девяносто пять, или восемьдесят шесть - это принципиального значения не имеет и кольца через силу "на красоту" выжимать нет смысла, тем более что в местах напряжений спицы всё равно прорежут кость...
- Правильно.
- Так что нет смысла гнаться за внешней красотой - главное, чтобы аппарат держал кость. Так?
- Так. А вопрос-то, какой?
- Вы мне уже ответили.
- Ну и ладно. А у вас с аппаратом всё хорошо получилось? Без осложнений наложили?
- Нормально. Красиво.

                =19=

Вечером заехал Мишка.
- Завязывай со своим чтивом, поехали в одно место, расслабимся немного.
- Форма одежды?
- Прилично-повседневная.
Антон оделся. Спустились вниз, к машине. В салоне сидел незнакомый парень.
- Это Сашка. Мы с ним в комсомоле вместе работали. Я его курировал. Да и сейчас курирую, правда, по другим вопросам, - хохотнул Мишка.
Антон пожал Сашке руку.
- Садись, - Мишка подтолкнул Антона в машину. - Никуда не спешишь? Значит, поехали, отдыхать будем.
Уселись в машину, Мишка включил зажигание.
- Петька хвастал, отдохнули они на днях классно! - Мишка через зеркало заднего вида посмотрел на Сашку, сидевшего на заднем сиденье. - Покуролесили на базе. Что там было! А бабы что вытворяли!
- Не слышал, с Женькой какая хохма приключилась? - спросил Сашка.
- Что за история?
- Комедия! Он недавно познакомился с молоденькой девчонкой. Ну, на машине покатал, конфетками-сигаретками поугощал, вечерком под музыку в машине потискал... Всё путём, всё идёт куда надо, пора переходить к более продуктивным действиям. А тут как раз жена уехала. Звонит он подруге. Давай, мол, встретимся в тёплой,  удобной обстановке, располагающей к тесному общению. Подруга не против. Подъезжай, говорит, туда-то во столько-то, заберёшь меня. Подъехал он - нету никого. Ждал, ждал, надоело в машине сидеть, вышел ноги поразмять. Вдруг откуда ни возьмись - баба какая-то, мегера настоящая, выскакивает и на Женьку с кулаками:
- Ах, ты, такой-перетакой, меня в школе соблазнил, а теперь дочь мою развращаешь! Да может она - твоя дочь!
Еле ноги унёс. Оказывается, девчонка была дочерью той подруги, с которой он ещё в школе развлекался! Вот умора! Я теперь Женьку подкалываю: дочь, говорю, свою, чуть не снял! По возрасту к его школьным грехам как раз подходит.
- А ко мне на днях Сергей на работу с утра подскакивает. Сгоняй, говорит, на базар, рыбы купи срочно. Зачем, спрашиваю? А он: "Я вчера у жены на рыбалку отпросился, всю ночь с одной прокувыркался, теперь надо рыбу домой нести. А на базар идти рискованно - вдруг, кто увидит из знакомых жены, обязательно доложит".
Подъехали к старинному зданию, остановились у двери, которая лет семьдесят назад служила, наверное, чёрным входом. Сбоку от двери висели большие стеклянные вывески. Одна извещала, что это профсоюз, другая - что клуб. Чей, Антон не понял.
- Клуб горторга, - пояснил Мишка, вылезая из машины.
По крутой деревянной лестнице со стоптанными за столетие до ям ступеньками поднялись на второй этаж и очутились в длинном коридоре. На одной стене коридора висели красно-золотые вымпелы всяческих трудовых и спортивных побед и диаграммы роста чего-то. На другой стене – портретные подборки "лучших людей торга" с лицами толстощёких женщин и довольных мужчин, а так же фотоизображения известных народу гастрономических весов на фоне монументальных животов и грандиозно вздымающихся над ними величественных грудей хитро и снисходительно улыбающихся широколицых продавщиц.
Из комнаты с табличкой "председатель профкома" доносилась музыка.
Не постучавшись, Мишка по хозяйски распахнул дверь, вошёл. Следом вошли остальные.
- Наконец-то! - встала навстречу Мишке привлекательная миниатюрная блондинка. - Мы уж заждались. Что так долго?
На председательском столе теснились бутылки с вином, шпроты, нарезанный тонкими дольками сервелат, дорогие конфеты и прочее, что не пускают на прилавки общественных магазинов и что всплывает на профсоюзных и других высокопоставленных столах.
- Ну, Светик, - оправдался Мишка, - пока туда, пока сюда... Это Света, это Надежда, - он показал на крепкую девушку, сидевшую за столом, - это Лена, - показал на молоденькую девушку, заканчивавшую сервировку стола. - Это Антон, хирург, нужный человек. Ну а остальные все знакомы. Давайте за стол! - как главный скомандовал Мишка.
- Юбилей сегодня или как? - спросил Антон.
- Или как. Садись, коли привезли. Было бы чего вкусного закусить под хорошую выпивку, а юбилей мы всегда придумаем, - засмеялся Мишка, открывая бутылку с марочным вином.
- Ну, как же, Миш, у меня же день рождения... скоро! - игриво возмутилась Света.
- День рождения, так день рождения, - ни капли не удивился Мишка. - Тогда с наступающим! Мы вроде недавно уже отмечали? - балагурил он, разливая вино в хрустальные фужеры.
- Ну, Миш, ты меня в неловкое положение ставишь, - сделала вид, что смутилась, Света. - Это были именины, день ангела. А день ангела и день рождения не совпадают.
- А я даже и доволен, что не совпадают. Я вообще предлагаю дни рождения отмечать по такой схеме: именины, полгода до дня рождения, сорок дней до дня рождения, девять дней до дня рождения, день рождения, а потом в обратную сторону - девять дней, сорок дней...
- Да ну тебя с твоим чёрным юмором, - остановила его Надежда.
- Разбирайте, - Мишка раздал фужеры с вином. - С наступающим тебя, - он чокнулся со Светкой.
Остальные тоже потянулись к ней с бокалами.
- С рождением тебя, - задумчиво улыбаясь, сказала Надежда.
- Хоть бы поцеловал по случаю, - пожурила Света Мишку.
- Ну, в день рождения - обязательно, а сегодня только разминка к празднику.
"Чего она к нему липнет? - удивлялся Антон. - Рыжий, сутулый, подслеповатый, нос картошкой, губы какие-то размазанные..."
Все выпили. Мишка слегка пригубил и поставил фужер.
- Я за рулём, мне нельзя.
- Нам больше достанется, - решил Сашка.
- Давайте по второй, пока первая не улеглась в одиночку. Вдвоём им теплее будет. - Мишка разлил по второй. - За знакомство! В нашем профсоюзном кружке новый член. Надеюсь, надолго.
Мишка подмигнул Свете, та расплылась в улыбке.
- Хватит дефицит трескать, пошли танцевать! - воскликнула она и встала из-за стола.
Света подошла к проигрывателю, покопалась в пачке пластинок, поставила выбранную, пригасила свет.
Мишка пригласил на танец Лену, Сашка - Надежду, Света осталась с Антоном. Антону показалось, что роли распределены заранее.
Под медленную приятную музыку Мишка, как мартовский кот, обхаживал молоденькую Лену, но она держала его на расстоянии. Сашка вёл деловую беседу с Надеждой. Света прильнула к груди Антона. Ей щека почти касалась его щеки... Впрочем, уже касалась. И щека, и грудь, и бедро... Им обоим было приятно.
- Хорошо у нас? - спросила Света тихонько, в ухо Антону. Это прозвучало как: ну, нравлюсь я тебе?
- Конечно. Хорошее вино, закуска, музыка.
- А девушки?
- О! Хозяйка лучше всех!
- Ты же не знаешь, кто хозяйка.
- Ну! Птицу видно по полёту.
Музыка кончилась. Все сели за стол. Как само собой разумеющееся, сели парами, кто с кем танцевал.
Переставили на новые места приборы, выпили, закусили. Между разговорами о каких-то начальниках мужчины отвоёвывали для своих рук право быть на коленках и бёдрах дам. Света придвинула свой стул вплотную к стулу Антона, подхватила его под руку и тесно  прижалась к нему. Антон сидел "по-пионерски", сложив руки на своих коленях, молча слушал, кто, куда и с кем ездил, и какой конфуз потом из этого вышел.
- А давайте детство вспомним, в бутылочку поиграем! - восторженно предложила Света.
- Да ладно тебе! - отмахнулась Надежда.
- Поиграем, поиграем! - Света начала раздвигать посуду на середине стола. - Подурачимся немного, чего киснуть? Правила все знают? Крутят только девушки. Если бутылка указывает на мужчину - целуются. Если на девушку - переход хода.
- А если на женщину? - хмыкнул Мишка.
- Отстань, Миш. Тебе бы всё на постель свести!
- Ничего не могу поделать с собой - люблю я это дело!
Света уложила бутылку на бок, крутанула её. Сделав пару оборотов, бутылка указала на Мишку.
- Я же говорила, Миш, что тебе надо было поцеловать меня с самого начала! - захлопала в ладоши Света, вскочила с места и вокруг стола побежала к Мишке.
Антон ожидал, что она чмокнет Мишку чисто символически, но поцелуй получился всамделишный, затяжной. Антон ревниво наблюдал за Светой. Да и Мишка хорош - десерт с чужой тарелки ест!
- Повезло, повезло! - пританцовывала Света, возвращаясь на место.
Она ещё раз крутанула бутылку, горлышко указало на Антона.
- Вот так козыри мне идут сегодня! - повернулась Света к Антону.
Антону было неприятно, что только что Света целовала Мишку, а сейчас хочет поцеловать его. Ему казалось, что у неё на губах Мишкины слюни.
- Нет, ну я так не могу! - преувеличенно шутливо стал отказываться Антон. - Я давно не встречался с женщинами, я отвык, я разучился, я не справлюсь... У тебя губы в помаде, испачкаешь меня всего...
- Ну, всего я тебя целовать не буду... пока, - заговорщески пообещала Света. - А губы я вытру, - деловито закончила она, взяла со стола салфетку и начисто вытерла губы.
- Господи, он давно не встречался с женщинами... Боится, что не справится! - задумчиво восхитилась Света, веря, что здесь Антон не шутит. - Антон, я беру над тобой шефство и обещаю исправить эти твои недостатки!
Света склонилась к Антону и аккуратно прильнула к его губам, легонько придерживая ладошкой за щёку.
"Какие нежные губы, - подумал Антон. - Какая ласковая рука!"
Поцелуй получился какой-то юношески несмелый, ласково-нежный, но всё же затянулся. Окружающие с интересом наблюдали за происходящим.
- Да, - прокомментировал Мишка, - качественно целуются.
- Нравится, наверное, - предположила Надежда.
Наконец, Света выпрямилась.
- Что-то мне уже как-то и захорошело... - произнесла она, загадочно улыбаясь. Поставила локоть на стол, подпёрла ладошкой щёку, завела глаза к потолку. - Остановись, мгновенье, э-эй! - сказала она, как говорят любимому расшалившемуся ребёнку. - Ты мне нравишься! - Света потянулась в истоме. - Вроде ещё чего-то хочется... А вроде и ничего не хочется...
Она лениво крутанула бутылку, горлышко указало на Лену.
- Крути, Ленка! - великодушно разрешила Света.
- Нет, - отмахнулась Лена.
- Ну, тогда разливай, Миш! - не стала неволить подругу Света.
- Давно уж разлито. Это вы там... любовью прилюдно занялись. А я своё дело знаю туго!
Выпили, закусили. Света, удобно прильнув к груди Антона, хохотала над Мишкиными шутками.
- Пойдём покурим, Антон, - предложил Мишка.
- Я же не курю. И ты, вроде, тоже.
- Ну что мне, при всех говорить: пойдём в сортир? Неудобно вроде, - сказал он при всех.
Они вышли в коридор, прошли в туалет.
- Как женщина? - гордо спросил Мишка.
- Приятная женщина. Кто она?
- Да ты уж сам понял. Председатель профсоюза торга. В общем, я тебе сейчас всё расскажу, чтобы потом накладок не было. Она тебе нравится? Можешь заняться ей. Она наша ровесница, у неё ребёнок. Неплохо выглядит, да? Но не вздумай на ней жениться, в качестве жены она не годится. Как ты думаешь, почему такая молодая работает председателем профсоюза торга? За это место ого какие прожженные торгаши глотки друг другу грызли! А она работала секретаршей у директора торга, на печатной машинке буквы искала и тыкала в них двумя пальчиками. Но секретаршу на все праздники возить с собой не подобает. А председателя профсоюза сам Бог велел... и положение. За пять лет, пока она здесь работает, членами её "кружка" перебывали почти все городские шишки. Вот будет у неё день рождения - настоящий! - весь кабинет уставят букетами роз. Все придут в щёчку чмокнуть. Приятные моменты вспомнить. Сейчас у них другие вместо неё, помоложе и поглупее. Которые им во рты заглядывают и млеют только от чести "быть".
У меня с ней тоже роман приключился. Втюрился по уши. Жена меня с ней застукала. Скандал был. Светка мне говорит, давай поженимся. Я немного очухался от любовной горячки и думаю: а мне это надо? У меня жена хорошая, двое детей. У неё тоже ребёнок. Нет, говорю, Свет. Хочешь любовью заниматься - я всегда рад. Не хочешь - разбежимся. А жениться на тебе, говорю, не буду. Обещать, обманывать тоже не хочу. Ну, она мне истерику закатила, без сознания упала. На диван. Актриса она хорошая! Побрызгал на неё водой - "очухалась". Ладно, говорит, коли такие дела, найди мне мужика классного.   Старики-начальники надоели. Я сама теперь, говорит, крутая. Для себя пожить охота. А парень чтоб крепкий был, не дурак, и с виду ничего. Вот я и привёз тебя. Да ты не бойся, там всё чисто, сам проверял, - Мишка заржал. - С шушерой разной она не водится. Если кого выберет - он у неё один... Вроде, - тут же засомневался Мишка. - Чёрт их, баб, знает!
- Так она - твоя недавно скончавшаяся любовь? - поразился Антон.
- Любовь, - сожалеюще развёл руками Мишка. - Передаю с рук на руки хорошему человеку.
- И вся эта канитель... - показал рукой на дверь Антон.
- Твои смотрины, так сказать, в качестве жеребчика. Ну-ну-ну, - перехватил возмущённый взгляд Антона Мишка. - В качестве бойфренда, если тебе это больше нравится. Но ты ей сразу понравился, если она объявила день рождения. До настоящего дня рождения у неё чуть ближе, чем нашей стране до коммунизма.
- Ну, конспираторы! Антон покрутил головой. - А те две кто?
- Надежда здесь же работает. Физруком в клубе. И уборщицей по совместительству. И компаньонка Светки на местных выпивончиках. А Ленка... Училась в политехе, бросила. Жить, говорит, не могу без торговли. Работает здесь освобождённым комсомольским секретарём. Собирается поступать в торговый институт. Пробьётся, упрямая. Я её давно уже пытаюсь уломать на приятное дело - не даётся. Чего ломается? Ну, пойдём, а то заждались, поди, нас.
- И как же мне теперь действовать? - решился Антон.
- Да никак. Светка сама подействует, она в этих делах ас.
Мужчины вернулись в кабинет.
- Ну что, мальчики и девочки, - взглянул на часы Мишка.- Вино выпито, колбаса съедена, девочки... перецелованы, время позднее - пора и к мужьям-жёнам возвращаться!
- И так всегда! - всплеснула руками Светка. - Возьмёт и в конце всё опошлит!
- Это, чтобы прозу жизни не забывали, - ухмыльнулся Мишка, - чтоб жизнь сплошным праздником не казалась.
- Я же говорю, у него шутки чёрные, - поддержала Светку Надежда и начала собирать посуду со стола.
Быстро навели в кабинете порядок.
- И всё о-кей! За ночь ничего предосудительного в профкоме не произошло, - сказала Светка и, чуть пошатываясь, подошла к проигрывателю. - Выключаем музыку, свет и раздеваемся... то есть, и разбредаемся по любов... Тьфу, чёрт! По домам, я хотела сказать!
Она дёрнула за шнур проигрывателя, розетка наполовину вывалилась из гнезда.
- Ой, я, кажется, что-то сломала. Сделай, Миш!
- Да поздно уже. Завтра электрика вызовешь.
- Нашего электрика дозовёшься! Придёт, если у розетки пол-литра поставишь. Так и будет теперь у председателя профкома розетка электроопасно выворочена? Антон, а ты не сможешь завтра заехать? Все мужчины ведь в электричестве разбираются!
- Смогу, - пообещал Антон, и подумал: "Точно - ас!"
- Я до шести здесь буду, приезжай обязательно, - ласково посмотрела на него Светка.
- Помоги парню приодеться, - как всегда, затронул практическую сторону дела Мишка мимоходом.
- Естественно, Миш. Организуем! Антон, джинсы нужны? - Светка вскользь глянула на простые брюки Антона.
- Почём? - прикинул Антон в уме свои негустые денежные запасы.
- Недорого, Антон, по госцене. У нас всё по госцене.
- Можно.
Опустились к выходу, заперли дверь старинным кованым ключом, прошли по улице до угла.
- Всё, мальчики, дальне не провожайте. За углом меня муж на машине ждёт.
Антон остолбенел. Муж?!
- Миша,  развези девочек по домам. Чао-какао!
Светка махнула рукой и кокетливо побежала за угол.

                =20=

Ночная хирургическая бригада состояла из первого и второго хирургов. Третьим должен дежурить травматолог, но чаще третьим ставили молодого, менее опытного хирурга. Если же в бригаде дежурил опытный травматолог, он занимал место второго хирурга.
Третий хирург в бригаде, как самый молодой, не вылезал из приёмника и обработочной, пахал, набирался опыта, работал тягловой лошадью: принимал поступающих больных, оформлял документацию при их госпитализации, оказывал помощь амбулаторным больным, перевязывал, зашивал, гипсовал. Если сомневался в диагнозе или необходимости операции, вызывал в приёмник более опытного второго хирурга. Второго при необходимости искали у анестезиологов, где шли шахматные баталии или кипели страсти по футболу у телевизора. Если его там не находили, спрашивали в комнате отдыха операционных медсестёр.
 Первый хирург, один из больничных мэтров, по-стариковски уединялся в ординаторской своего отделения, спускается в приёмник редко, только в случае "неразрешимых" медицинских вопросов, или, если предстояла серьёзная операция.
Кроме трёх хирургов ночью дежурили анестезиолог, реаниматор, гинеколог, лаборанты, за всеми проблемами отделений следил "хирург-по-койкам", а сестёр и санитарок дежурило - не перечесть!
Антону не нравилось дежурить в приёмном покое. Он не вписался в местные нормы поведения. Его считали здесь чужим.
С ним нельзя было посидеть за бутылочкой, если удавалось тихое дежурство - он не пил. С ним нельзя было покурить за компанию и поговорить про жизнь - он не курил. Он не волочился за хорошенькими сестричками!  Он не орал благим матом в предчувствия голевого момента у телевизора ординаторской. Безразлично взглянув на нервничающих болельщиков, он склонялся над своими журналами. Мало - нашими, так ещё и немецкими! Как будто что в них понимал.
Довольно свободно понимал, хотя и не афишировал это перед коллегами.
А с Михаилом Александровичем, заведующим приёмного отделения, Антон дежурить не любил особенно. Михаил Александрович, в отличие от других первых хирургов, сам практически не вылезал из приёмника, и всю бригаду заставлял работать по полной программе, без скидок на дежурство. И как бы кто что ни сделал, заведующий всё воспринимал с недовольной миной, встречал недовольным ворчанием.
Так что на это дежурство Антон пришёл с двойным нежеланием.
Михаил Александрович уже успел заставить Антона переписать заново историю болезни поступившего больного, хмуро посмотрел лист назначений, заполненный Антоном для другого больного, молча скомкал его, выбросил в урну, молча написал свои назначения.
Поток больных иссяк, установилось затишье.
Михаил Александрович, засунув руки в карманы халата, с мрачно-безразличным видом, откинувшись на спинку стула, созерцал природу за окном приёмника.
Медсёстры и санитарки сплетничали в соседней комнате.
"Чёрт его здесь держит! - злился Антон. - Если бы он ушёл, я тоже подремал бы в детском отделении..."
К крыльцу приёмника задом подъехала "скорая". Когда задом - больного принесут на носилках.
Медсёстры, притихнув, наблюдали за машиной.
- Привезли, - то ли с удовлетворением за кончившееся безделье, то ли констатируя факт, произнёс Михаил Александрович.
Из кабины машины выпрыгнули водитель и врач, заторопились открывать заднюю дверь.
- Тяжелого, - бесстрастно сделал вывод Михаил Александрович.
Медсёстры приёмника, схватив каталку, побежали к "скорой".
Из машины вытащили носилки с лежащей на них боком, с поджатыми ногами, женщиной. Её лицо, руки, ноги были в многочисленных царапинах, окровавлены. Женщина держалась руками за живот.
- Тупая травма живота. Скорее всего, дорожная авария. Кровоизлияние в брюшную полость вследствие разрыва печени или селезёнки. Скорее - печени, - так же бесстрастно произнёс Михаил Александрович, затем быстро взял телефонную трубку, набрал номер. - Реанимация, тяжёлый травматик поступает. Массивная кровопотеря, шок. Срочно вниз со всеми причиндалами!
Носилки вкатили в приёмный покой.
- Пьяный шофёр на "Кразе" врезался в автобус на мосту, - сообщил врач "скорой помощи". - Женщина вся в мелких порезах - оконное стекло стрельнуло. Но главное - внутреннее кровотечение. Скорее всего, разрыв печени. Давление падает.
Михаил Александрович бегло осмотрел больную. Примчались реаниматоры, поставили системы сразу на обе руки. Пропунктировали подключичную вену, поставили третью капельницу, повезли больную в реанимацию.
- Лапароскопию будете делать? - спросил реаниматор у Михаила Александровича.
- Зачем? Разрывы есть - без сомнения. А с подробностями в операционной ознакомимся. Как мало-мальски подготовишь больную, отправляй в операционную. Мы идём мыться. Пошли, - кивнул он Антону.
Скоро, помытые и одетые в стерильные одежды, хирурги ждали в операционной, а ещё через некоторое время в операционную торопливо ввезли больную.
Медсёстры успели слегка обмыть её, перевязать большие порезы.
- Как она? - спросил Михаил Александрович.
- Еле-еле, - вяло покрутил рукой анестезиолог.
Больную ввели в наркоз.
- Можно, - вздохнул анестезиолог.
Обработали операционное поле йодом, обложили простынями.
- Спирт на руки!
Ещё раз протерев руки спиртом, Михаил Александрович взял скальпель. Замер на секунду. Выдохнув, одним уверенным движением, от подложечки донизу, едва вильнув у пупка, рассёк кожу живота. Кровь каплями выступила из пересечённых вен, струйками-ниточками брызнула из артерий.
- Зажим... Зажим... Сушить... Вязать... Зажим... Скальпель...
Операция пошла своим ходом.
Не глядя, хирург возвращал ненужные инструменты операционной сестре, раскрыв ладонь, ждал нужного. Со звучным хлопком сестра вкладывала инструмент в руку хирурга, протирала возвращённый, клала на положенное место столика, чтобы, по требованию, тут же подать его врачу, вставляла тампоны в зажимы, заряжала иглы нитками... Опытная операционная сестра на сложной операции - великая помощь оперирующему хирургу! Она заранее знает, какой инструмент понадобится хирургу для следующего действия и подаёт его раньше, чем скомандует оператор.
Вскрыли брюшную полость. Живот полон крови. В глаза бросился разорванный в нескольких местах край печени.
Михаил Александрович убрал отсосом кровь из брюшной полости, обложил печень салфетками, смоченными горячим физраствором, надеясь, что от горячих салфеток кровь свернётся и кровотечение уменьшится.
Затем приступил к ревизии брюшной полости. Убирал сухими салфетками сгустки крови, перебирал петли кишечника, смотрел, нет ли разрывов кишечника. Сальник без повреждений, селезёнка цела, кишечник цел. Только печень. Но такие разрывы, что прикоснуться страшно!
- Большую иглу! - командует хирург.
Сестра подаёт заряжённый иглодержатель.
- Побольше есть?
Сестра вставляет иглу ещё больше.
Михаил Александрович прокалывает иглой край печени, подкладывает под нить сальник, чтобы печень  не прорезалась, пытается стянуть разрывы. Один шов, второй, третий... Печень спрятана под рёбрами, работать неудобно. Пытаясь ушить раны глубоко в подреберье, Михаил Александрович давит на печень, швы прорезаются... Сестра утирает хирургу пот со лба. Сколько оперируем, минут десять?
- Сколько оперируем?
- Сорок три минуты.
- Как больная?
Анестезиолог вздыхает, трогает пульс оперируемой.
- Еле-еле.
- Пошлите за Вышевцевым. Срочно!
Санитарка выбегает из операционной.
Вышевцев - заведующий неотложной хирургией. Говорят - лучший оператор в городе.
Реально оценить свои возможности, признать, что можешь не справиться с ситуацией, и позвать на помощь коллегу моложе себя, но более умелого - это умный поступок!
Антон с уважением смотрит на взмокшего Михаила Александровича, продолжающего борьбу с кровотечением, помогает ему сушить операционное поле, вяжет узлы, держит ранорасширители и жалеет, что у человека всего две руки, а не четыре - на всё не хватает.
Ещё раз попытавшись прошить печень и лишь дополнительно травмировав её ткани нитками, Михаил Александрович принимается перевязывать кровоточащие сосуды поодиночке. А их здесь бесчисленное множество!
Появляется Вышевцев. На ракете за ним летали, что ли?
- Сколько оперируем?
- Час двадцать, - смотрит в журнал, а затем на часы анестезиолог.
Вышевцев прикрывает рот маской, вытащенной из кармана халата, заглядывает в операционную рану.
- Ого!
Командует:
- Спирт на руки!
- Мыться не будете? - спрашивает операционная сестра.
- А что, есть время? - как бы задумывается Вышевцев и вопросительно смотрит на анестезиолога. Тот с сожалением отрицательно качает головой.
- Стерильный халат!
Прямо в рабочем халате ныряет в подставленный операционной сестрой стерильный халат. Санитарка ловит и завязывает тесёмки халата у него за спиной. Операционная сестра прислоняет лицу Вышевцева стерильную маску, санитарка завязывает тесёмки на затылке. Операционная сестра хватает со стерильного столика резиновую перчатку, растягивает её, хирург суёт в неё руку, затем надевает перчатку на другую руку, протирает руки спиртом, становится на место оператора, замерев, смотрит в операционную рану, словно гонщик перед командой "старт"...
Санитарка довязывает поясок-верёвочку на его халате.
- Скальпель!
Операционная сестра мгновенно вкладывает в подставленную ладонь хирурга нужный инструмент именно так, чтобы, не глядя, с какой стороны лезвие, он смог им резать.
Вышевцев делает дополнительный разрез кожи, что-то подсекает в глубине раны ножницами - и вот она печень, как на ладони!
Скоро печень прошита, как говорится, вдоль и поперёк, укутана сальником, уложена на своё место. Брюшная полость ушита.
"Мастер!"- восхищается про себя Антон работой Вышевцева.
В предоперационной хирурги медленно снимают с себя мокрую насквозь одежду.
- В чём домой поеду? - сетует Вышевцев, стаскивая с себя мокрые рубашку и майку и выжимая из майки струйку жидкости прямо на пол.
- Да... - устало качает головой Михаил Александрович. - Если бы можно было собрать мой пот, пролитый на операциях, цистерна набралась бы.
- Цистерна - у меня. А у тебя две, поправляет старшего коллегу Вышевцев, стягивая мокрые брюки. - Вам хорошо, вы в подменке, а я в чём пришёл, в том и намок. Зряшная канитель, - вздохнул он, вспомнив больную. - Печень - сплошной фарш. Не выживет. Её бы на искусственную печень переключить... Да нету!
- Проехалась женщина на автобусе домой, - вздыхает Михаил Александрович. - Лезла в него, небось, толкалась... Приехала.
- Михаил Александрович, как вы диагноз великолепно поставили через окно! - вспомнил момент поступления больной Антон.
Михаил Александрович, несколько подобревший оттого, что операция закончилась благополучно, оттого, что коллегу вызвал не зря, от приятной послеоперационной усталости, разговорился.
- Больная вся в мелких порезах - или упала откуда, или, скорее, из аварии - порезы битым стеклом. Держится за живот - за то, что болит. Если бы было проникающее ранение брюшной полости - было бы кровавое пятно на одежде. Не будут же они её переодевать! Ноги подтянуты к животу - типичное положение при внутреннем кровотечении. Больная бледная... Ну а разрывается при авариях в основном печень. При падениях - селезёнка.
- Всё просто, - подвёл итог Антон.
- Всё просто, - согласился Михаил Александрович. - Когда знаешь и видишь, что и почему.
Через полчаса в приёмный покой спустился врач из реанимации и сообщил, что оперированная больная скончалась, не приходя в сознание.

                =21=

Антону со Светкой было хорошо. Светке с Антоном тоже.
- Ты первый, кто меня не просит ничего достать! - удивлялась Светка.
Она по своей инициативе приодела Антона в приличную фирмовую одёжку. По госцене, разумеется, и на деньги Антона. Его стало можно показывать в приличном торговом обществе. Антон замечал, что Светка хвастает им перед сотрудниками.
Светка жила в двухкомнатной квартире в военном городке с сыном, её муж обитал в казарме. На какой почве они не жили вместе, Светка не рассказывала. Но когда нуждалась в машине - "Москвичек" был оформлен на неё, а пользовался им муж - вызывала мужа.
Своих мужчин мужу не афишировала.
Раза два в неделю после работы Светка приходила к Антону в общежитие, и они жадно пользовались тремя часами свободного, точнее, совместного времени. Но будильник звонил восемь вечера, Светка говорила, что её ждёт сын, и, вздохнув с сожалением, нехотя одевалась.
Иногда она "уезжала в командировку по профсоюзным делам", оставляя сына на попечение мужа или соседки, и ночевала у Антона.
- Слушай, Свет, как ты собираешься жить дальше? - спросил её однажды Антон.
- В каком смысле?
- В профессиональном. Твоему покровителю сколько лет?
- Какому покровителю?
- Директору торга.
- Да уж... инфаркт был.
- Ну, год, ну два ты продержишься у него под крылышком, а потом? Уйдёт на пенсию по возрасту или по болезни - работа у него волнительная - и куда ты? Профсоюз - дело выборное. Новый начальник "выберет" нового профбосса - завистников у тебя много, нашептать, что надо на ухо кому не надо желающие всегда найдутся. А образования у тебя - кот наплакал.
- Я курсы закончила.
- Чтобы лоточницей работать, как раз хватит твоих курсов. Картошкой торговать вразнос. Пока есть возможности, поступай в торговый институт, заочно. Где мозгами  достанешь, где - чёрной икрой протолкнёшь.

Иногда после работы Антон заходил в клуб-профком поболтать со Светкой. Сегодня её не было. Антон развернулся уходить, но его остановила Надежда.
- Антон, у Светы скоро день рождения.
- Всамделишный? - улыбнулся Антон.
- У вас как, всё нормально со Светой? - пропустила она сквозь уши шутку Антона.
- Нормально, а что?
- Мужчины иногда любимым женщинам к дням рождения делают маленькие подарки. Ты что собираешься подарить Свете, если не секрет?
В мыслях Антона мелькнули духи, цветы... червонца на полтора.
- Понятно. Не выбрал ещё. В "Детском мире" в универмаге есть серебряные серёжки с самоцветами. Я вчера видела. Простенько и со вкусом. Рассказала Свете - ей понравились. И не дорого, всего пятьдесят семь рублей. Подари, Света будет рада.
Антон ойкнул про себя. Без малого – ползарплаты. После того, как Светка одела его, денег от былых сбережений осталось... Ничего не осталось. Но деваться некуда - заказной подарок, надо брать. Придётся деньги занимать.
Антон шёл домой, перебирая в памяти врачей, у кого бы он смог занять денег до получки.
Только пришёл, подкатил Мишка.
- Поехали. Я двух баб давно обещал сауной побаловать, да всё некогда было. А тут случай подвернулся.
- Да я со Светкой...
- Не боись, всё чинно будет, без разврата. Надевай плавки, греться будем как на пляже. Пивка дармового попьём с рыбкой - женщины угощают. Одна на пивкомбинате работает, зав-чем-то, нужный человек. Хочу, говорит, в сауне расслабиться... Возьми и мне полотенце вытереться.
Представляя прелести совместного отдыха в сауне с какой-то пивкомбинатовской, наверняка толстой, завшей, Антон нехотя переоделся, бросил в сумку два полотенца, две простыни.
Спустились к машине.
- А где же твои нужные женщины? - заглянув в машину, и никого там не обнаружив, спросил Антон.
- В исполкоме. У них какое-то совещание. Они пораньше сорвутся - до конца работы времени как раз хватит, чтобы освежиться и вовремя вернуться домой, к мужьям.
Подъехали к исполкому, остановились невдалеке от входа. Мишка посмотрел на часы.
- Сейчас перерыв, через пару минут выйдут.
Скоро на крыльце исполкома показались две стройные женские фигурки. Мишка коротко посигналил, женщины помахали в ответ, быстрыми шагами подошли к машине.
"Очень даже ничего", - отлегло у Антона от сердца насчёт "толстых замш".
- Миш, свободного времени ровно два часа и ни минуты больше. Ты же не хочешь, чтобы у нас были проблемы с мужьями?
- Конечно же, нет, девочки. Я не хочу, чтобы у нас, - он на мгновение замолчал, - были проблемы с вашими мужьями. Тем более что мне с ними ещё работать.
Все рассмеялись.
- Куда едем? Кстати, ты нас не познакомил со своим товарищем.
- Это Антон, хирург. Холост. Это Вера, это Таня.
- Холост или не был женат? - спросила Вера. - Это большая разница!
- Не был женат, - уточнил Мишка, выруливая на дорогу и прибавляя скорости.
- Ну, тогда твоему приятелю цены нет, - улыбнулась Татьяна.
- Для женщин не бывший женатым мужчина, что для мужчины - невинная девушка, - Мишка растянулся в улыбке.
- Да ладно тебе. Всё на одно переводишь. Просто у нас много незамужних девчонок, а женихов толковых нет. Едем далеко? Не охота времени терять.
- Рядом. Спортклуб на Волжской, в нём сауна приличная, бассейн. Помнишь, Антон, там в детстве кинотеатр был с входными билетами по десять копеек?
Подъехали к спортклубу, въехали во двор.
- Миша, сходи на разведку, чтобы никого знакомых не было, - распорядилась Татьяна, - потом свистнешь, мы перебежками.
- Чего боитесь? Отдыхать-то  культурно будем, - проворчал Мишка.
- Ага, культурно. В сауне, с чужими мужиками. И фиговые листочки на месте были... Докажи потом лосю, что рога ему природа дала, а не лосиха наставила...
- И лосихе тоже, - хмыкнул Мишка.
- Ну, - Татьяна вытолкнула Мишку из кабины, - про себя я слышала, что не рогатая. А чего не слышала, то меня не касается. Да иди  же ты, болтун! Время - деньги!
Мишка ушёл на разведку и через некоторое время помахал от двери, приглашая входить. С опаской оглядываясь, женщины быстро проскользнули в здание.
- Быстрей, Миш, быстрей, чтоб никто не видел... И дверь запирай!
Попарились, поплавали, попили пивка, поговорили "про жизнь"... Всё было культурно и приятно.
В отведённые два часа уложились.

                =22=

Антону на работу позвонила Светка:
 - После работы срочно, нигде не задерживаясь ни на секунду, мчись ко мне.
- Случилось что?
- Сюрприз. Всё расскажу, когда приедешь.
По радостному Светкиному голосу Антон понял, что сюрприз приятный.
- На выходные летим в Сочи, - сообщила Светка, едва Антон переступил порог её кабинета. - Горящая бесплатная путёвка. Сегодня пятница... Едем на торговской машине в Саратов, билеты на самолёт уже заказаны.
- Свет... - Антон замялся. - С деньгами проблема.
- Так... - Светка задумалась. - Три сотни у меня есть. Полторы сотни отдашь с получки.
Антон подсчитал про себя деньги и охнул. Долги росли быстрее, чем он зарабатывал деньги. Но отдохнуть со Светкой в Сочах хотелось.
- Возвращаемся в понедельник.
- Я же в понедельник работаю.
- Позвоню главному хирургу, отпрошу тебя на денёк.
- Ты с ним знакома?
- Да так... Ваши как-то отдыхали у нас... С нашими девочками.
Светка взялась за телефон. Кабинет главного хирурга не отвечал. Позвонила в приёмное отделение, там сообщили, что главный куда-то уехал.
- Ладно, времени нет. Позвоню, как приедем. Да ты не бойся, - Светка перехватила недоверчивый взгляд Антона, - мы с ним в хороших отношениях. Он обращался ко мне несколько раз по делу. Поехали собираться.
Махнув на всё рукой, Антон улетел со Светкой на юг.

В Сочах Светка уверенно провела Антона до нужного дома отдыха. Похоже, она уже не раз отдыхала здесь.
По-хозяйски взяла женщину-администратора под ручку, поулыбалась, пошепталась, похихикала с ней. Затем повела администраторшу в её кабинет.
Вышла из кабинета, облегчившись на коробку шоколадных конфет, несколько банок икры, шпрот и ещё чего-то, но с разрешением на совместное с Антоном проживание.
- Ты теперь у меня в примаках, мой муж со своей фамилией. Вообще-то, так не положено. А твою комнату они кому-нибудь сдадут.
Отдыхалось прекрасно: солнце, море, южное небо и зелень, беззаботные лица вокруг...
На Антона со Светкой обращали внимание: они были молоды, красивы и счастливы.
В воскресенье вечером, натанцевавшись в крохотном, каком-то, словно домашнем, баре, налюбившись досыта... и всё равно не досыта, они лежали, раскинувшись голышом в полном изнеможении-удовлетворении на кровати.
- Эх, ещё бы недельку! - мечтательно простонал Антон.
- Так давай останемся.
- У нас же путёвка только на выходные!
- У нас путёвка на три недели, Антон. Плюнь на всё, давай останемся на недельку! - Светка обняла Антона и замурлыкала ему на ухо: - Живём раз! Есть возможность - пользуйся ею, другого раза может и не быть! Напашешься ещё за всю жизнь - отдыхай, пока отдыхается. С работы не выгонят, я с главным поговорю. Ну - пожурят... Это же мелочи по сравнению с таким балдежом!
Она положила бедро Антону на живот, пощекотала его своей короткой "причёской", провела соском обнажённой груди по лицу и задушила грудью. У Антона запульсировало и вновь стало подниматься желание...

Домой вернулись загорелые и усталые, слегка истощавшие и какие-то просветлённые. Внутри Светки как будто урчало глубокое удовлетворение от недели, проведённой на море. Антон излучал благодушие, и его вовсе не волновали предстоящие разборки и нахлобучки по поводу недельного прогула.
В первый же рабочий день Антон угодил на общехирургическую планёрку в актовом зале.
Решив все важные вопросы по хирургии, главный хирург вызвал на "лобное место" Антона.
- Ну что же вы, коллега, прогуливаете целую неделю? - как-то обиженно спросил главный хирург. - Никого не предупредили, ни у кого не отпросились... Причина-то хоть уважительная?
Антон постоял, подумал... Приложил руки к груди и проникновенно сказал:
- Андрей Иванович, ну какая может быть причина затяжного прогула у холостого, молодого, симпатичного мужчины? Конечно же, уважительная... Женщина!
Зал разразился хохотом и аплодисментами.

                =23=

На подступах к общежитию Антона со Светкой перехватил сосед Вовка.
- Антон, можно тебя на минутку?
Антон отошёл с ним  в сторону.
- Антон, мы к тебе, - вздохнул Вовка.
- Мы - это кто?
Вовка кивнул на толстощёкую молодую женщину в туго обтягивающей её мясистый зад и бёдра юбке из чёрно-пыльного дерматина "под кожу", бодро улыбающуюся невдалеке.
- Мы опять.
- Что "опять"? - переспросил Антон.
- Опять подцепили.
Антон скривился, как от зубной боли.
- Подруга твоя, что ли? - он взглянул в сторону радостной женщины. - Новая?
- Та же, - посочувствовал сам себе Вовка.
- Она что, не лечилась? - поразился Антон.
- Ну почему же, - обиделся Вовка, - лечилась.
- И кто же кого наградил на этот раз?
- А чёрт его знает! - Вовка недоумённо пожал руками, простодушно улыбнулся и прижал руки к груди. - Антон, помоги!
- Вовка, я же тебя предупреждал!
- Антон, ну в последний раз!
Жалея время, и, чтобы отвязаться от надоедливого соседа, Антон согласился.
- Рецепты напишу, а лекарства выкупайте и колитесь сами. Не сейчас, вечером напишу. И это в последний раз!
- Спасибо, Антон! - Вовка бодро хлопнул Антона по спине и отправился к своей даме, показывая жестами, что всё улажено.
Антон вернулся к Светке.
- Что ему надо? - поинтересовалась Светка.
- Как они мне надоели! Заражают друг друга триппером и лыбятся... Не знают даже, кто кого. Везде одно и то же!
- Везде - это где?
- Да, - Антон безнадёжно махнул рукой, - в Татарии жил, там ещё хлеще было. Дочь местного судьи, восемнадцатилетняя студентка-заочница, вышла за двадцатипятилетнего забулдыгу. Без свадьбы, конечно. Чем он её взял, не понимаю. Руки в наколках, срок тянул за групповое изнасилование. Она на сессию в Казань - он налево. Секс-гигант, наверное, какой-то. Она домой приезжает, он её награждает то гонореей, то трихомониазом. И всё равно, не брошу, говорит, он без меня пропадёт. Женская логика... Или другой случай, обратный вариант. Местная девушка, жившая по правилам далеко не пуританским, съездила поразвлечься в стольный град Москву и привезла оттуда "полное сексуальное приложение". В родном посёлке наградила этими довесками удовольствия десятка полтора старшеклассников и пэтэушников. Тех деток, чьи родители были понужнее - завы, замы, продавщицы и им подобные - лечили в терапевтическом отделении от "почек", "воспаления мочевого пузыря" и других "несексуальных" болезней. А ребят попроще упекли в вендиспансер истреблять гонорейку, трихомониаз и лобковую вошь. Иду однажды мимо, а они во дворе диспансера на солнышке весело так, вместе со своей "матерью-наставницей" в карты играют, и анекдоты друг другу рассказывают.
Антон со Светкой прошли мимо вахтёра, поздоровались. Женщина оторвалась от чтения газеты, поверх очков взглянула на прошедших, поздоровалась им вслед.
- Это что, - продолжил Антон. - Года за два до моего приезда в одной из ихних деревень бушевала эпидемия сифилиса.
- Эпидемия?! – Поражённая Светка даже остановилась.
- Эпидемия. Направили туда бригаду врачей с милиционером, выявлять контактных. В смысле, здоровых, но... имевших контакт с больными. Сексуальный контакт. А когда выявили... Полдеревни друг друга чуть не поубивали. Оказалось, что все друг с другом втихаря живут. И по-соседски, и по-родственному, и по производственному, и просто так. Но обижались не на то, что живут, а что со всеми сразу.
- Вот это истинный колхоз! - завосторгалась Светка. - Одна семья! Всё общее! Расскажи ещё что-нибудь!
- Тут плакать надо, а ты смеёшься.
Антон подумал и слогом чтеца-рассказчика продолжил:
- Один любопытствующий деревенский юноша заинтересовался, а чего это его соседка, бывшая одноклассница, досрочно вернувшаяся с учёбы из города, какую уже неделю сидит дома, не посещает местной дискотеки, что для бывшей любительницы танцулек было совершенно нехарактерно, и на полный соблазнов мир взирает исключительно сквозь окна отчего дома. Щёки даже от долгого сидения вон как вширь раздались.
Любопытство молодого Пинкертона сильно подогрелось, когда однажды ранним утром из наблюдательного пункта за занавеской окна собственной спальни  он увидел, что соседка-мать, озираясь и явно не желая афишироваться, понесла что-то наподобие большой банки, обвёрнутой тряпьём, в огород, по направлению ихнего туалета. Зашла в это строение, и вышла оттуда через очень короткое время с явным облегчением. Но без свёртка.
Продолжая расследование, наш Пинкертон пробрался в соседский туалет и выудил из соответствующего отверстия изрядно испачкавшийся содержимым ямы интересующий его предмет. Завёрнутую в тряпьё банку из-под селёдки иваси. Помнишь, раньше иваси привозили селёдку, величиной с руку в банках с колесо "Жигулей"?
- Ну, уж не с колесо, это ты перехватил! - засмеялась Светка. - А в банке что было?
- В банке? Отогнул наш Пинкертон крышку, а там... Чуть не вывернуло его, говорит, хоть и ко многому в деревне привык человек. Новорождённый, в крови, с пуповиной. Судмедэкспертиза потом установила, что ребёнок родился доношенным, а когда его паковали в банку, был ещё жив...
- Какие жуткие истории ты рассказываешь, - покачала головой Светка, входя вслед за Антоном в комнату. - Приготовь чего-нибудь закусить, а то я голодная, как волчица. У нас с тобой сегодня вечер ужасов? Ну, рассказывай последний ужас и хватит. А то я спать не буду... с тобой.
Светка засмеялась своему каламбуру.
Антон поставил сковороду на электроплитку, положил масла, начал бить яйца для глазуньи. Помолчал, подумал и вспомнил ещё один случай из жизни в Татарии.
Утренний обход. Антон с медсестрой входят в палату.
- Больная Никифорова, поступила ночью, - представила медсестра новенькую, лежавшую лицом к стене.
Женщина, судя по массивной спине и волосам с проседью, уже в возрасте. Услышав сзади себя разговор, повернулась.
"Негритянка? - мелькнула в голове у Антона мысль, когда перед ним появилось широкое, почти чёрное, с лиловыми отливами лицо, широкие негритянские нос и губы. - А прямые русые волосы с сединой? Уши, шея, кисти рук - белые... Родимое пятно во всё лицо? Брр..."
- Избита, - продолжила медсестра.
Антон молча коснулся чёрно-сине-багрового лба пострадавшей. Под кожей, словно в резиновой грелке, переливалась жидкость. Сплошные кровоизлияния по всему лицу!
- Что случилось? - спросил Антон.
- Побили, - вяло ответила женщина.
Ясно. К откровенным разговорам не расположена.
Ближе к обеду в хирургическое отделение пришёл милиционер. Минут пятнадцать беседовал с пострадавшей, затем сел в ординаторской писать протокол.
- Кто её так? - поинтересовался Антон. - На улице?
- Какое, "на улице", - милиционер усмехнулся. - Она в деревне молодняк "тренирует" за бутылку.
- Физрук, что ли? - не поняв, о чём разговор, переспросил Антон.
- Инструктор, - ухмыльнулся милиционер. - Учит... палки кидать. Живёт со старухой-матерью. К ней пацаны, какие постарше, приходят. Она с них вино-водку берёт, ну и... справляет им кобелиное удовольствие.
- Пацаны с ней спят? - поразился Антон. Она же... Ей же пятьдесят!
Антон чуть не сказал, что женщина старуха.
- Спят... Становятся в очередь и справляют естественную надобность, - сострил милиционер и философски добавил: - Для подростков нет старых, кривых и горбатых. Есть особь женского пола с соответствующими анатомическими особенностями. И вообще, где пьют, некрасивых женщин не бывает - бывает мало водки. Тьфу, кобели!
- А избили за что?
- Пришли к ней группой вечером, стали требовать выпивки. Она не даёт. Сами, говорит, приносить должны. Тогда, говорят, ложись. Тоже отказывается, задарма-то. Повалили гурьбой, сделали дело. Пошарили по дому, нашли водки, выпили. Попользовались хозяйкой ещё по разу. Та стала брыкаться, ругаться, грозить. Ну, они её под хмельком-то и отделали, чтоб не грозила.
- Судить теперь молодёжь будут?
- Пацанов?
- Да.
- Какое там! Она молчит. Сама может загреметь за развращение малолетних. Избили, говорит, на улице. Кто - не знаю, темно было.
- А подробности откуда?
- Старуха-мать по секрету рассказала. При ней же было. Но свидетельствовать тоже отказывается, пацаны и старухе пригрозили. Вот такая она жизнь деревенская, в натуре, - закончил рассказ милиционер.

Три часа пролетели как три минуты.
- Каждый раз, когда я прохожу мимо вахтёра и называю номер твоей комнаты, она будто просверливает меня взглядом! - пожаловалась Светка Антону, собираясь домой.
- Служба такая! - Антон подал Светке плащ. - Успокойся, она великолепно знает, что в этой комнате живёт молодой холостой доктор, и что к нему постоянно ходит только одна женщина. Иначе потребовала бы оставить на вахте паспорт и внимательно перелистала бы его.
- Нечестный удар.
- Извини. - Антон помолчал. - Завтра дежурю в травмпункте. Не люблю дежурить.
- А я тебя хотела завтра на сабантуйчик пригласить, - словно бы обрадовалась Светка. - Может так оно и лучше... - задумалась она. - Там мой муж будет. Говорят, ты мне подарок купил? Давай-ка, выкладывай в утешение за завтрашний вечер без тебя.
- Подарок, вообще-то, ко дню рождения.
- Давай, давай! А то я от любопытства сгораю. Дари, самое время.
Антон вытащил серёжки.
- Точно! Те, что я хотела! Прелесть какая! - Светка с писком повисла у Антона на шее, поцеловала его. Затем сняла свои золотые серёжки, надела подарочные, посмотрелась в зеркало. - Класс! Спасибо. У меня и перстень к ним... есть. Ладно, пойду я. Сын ждёт. Мимо вахтёрши пройду с гордо поднятой головой, зная, что в эту комнату хожу только я одна!

                =24=

На следующий день после работы Антон решил забежать на минутку к Светке в клуб-профком.
Открыл дверь в Светкин кабинет и поразился: на столах, на стульях, на полу в фирменных плетёных корзинах стояло множество букетов, в основном роз. Простым смертным букетов роз в корзинах не достать - подобные подарки преподносят лица, стоящие у кормила власти!
Удивилась и Светка.
- Тебе же сегодня на дежурство!
- Да я на минутку.
Светка замялась в смущении.
- Ты ведь знаешь... У меня сегодня день рождения... Настоящий. А тебе вот на дежурство... Жалко. Вечером друзья придут, посидим немного. Муж напросился...
"Откуда мне знать, - подумал Антон. - Ты мне о том не говорила. Даже вчера. Муж... - царапнула его ревность, - объелся груш... и живёт в казарме. И удостоен чести посетить собственную жену по случаю дня рождения. А может, удостоится чести быть оставленным и после того, как гости разойдутся..."
В кабинет неторопливо, по-хозяйски, вошёл мужчина лет под шестьдесят, невысокий, грузный, в костюме, с привычно-парадными повадками.
- Ну что, Светлячок, - подошёл он к Светке и аккуратно взял её за талию. Антона в кабинете словно не было. - Поеду. Дела. Вечером буду.
- Это Антон, мой хирург. Серёжки мне подарил, - представила Светка Антона, будто нечто, о чём уже говорилось, и прикоснулась рукой к серёжке. На её пальце Антон увидел массивный перстень чернёного серебра с мелким узором. Перстень и серёжки были словно из одного набора.
- Молодец, молодец, - одобрил "костюм" - так назвал про себя мужчину с парадными  повадками Антон. Кого одобрил? Антона за серёжки? Или Светку за Антона?
"Костюм" молча кивнул Антону, не намереваясь представляться. Антон плавно кивнул в ответ. Светка тоже промолчала. Видимо, предполагалась, что мужчину в городе знают все.
- И к перстню серёжки подходят, - сказал "костюм", ещё раз взглянув на серёжки. - Ну, некогда мне.
"Костюм" вышел не прощаясь. Светка смутилась окончательно.
- Я тоже побегу, а то на дежурство опоздаю, - бодро объявил Антон.
- Спокойного тебе дежурства. Я буду скучать. Позвони мне, - сказала Светка, чмокнув Антона в щёку и не глядя в глаза.

Дежурство шло своим чередом. Были пациенты тихие и были шумные, были трезвые были пьяные, были старые и были молодые...
Несколько подростков привели своего приятеля. В кабинете врача он вёл себя так, будто делал большое одолжение персоналу травмпункта, разрешив себя полечить. На вопрос, как получил травму, вызывающе ответил, что упал. По виду раны и неспециалисту было понятно, что рана, скорее всего, ножевая.
Антон занялся обработкой раны, а приятели пострадавшего, отойдя в тёмный угол коридора, громко обсуждали пережитое ими приключение, курили, плевали на пол, матерились.
- Что же вы, антихристы, за помощью пришли, а весь пол заплевали! - сделала им замечание пожилая санитарка и получила ответ тем же отборным сленгом, как если бы поздней ночью в тёмном переулке сделала бы замечание, что нехорошо плевать на асфальт.
Антон, слышавший эти препирательства через стеклянную дверь операционной, сложил на стерильный столик инструменты, взятые было в руки, убрал стерильные салфетки, которыми успел обложить рану, прикрыл незашитую рану тампоном, и велел подростку держать тампон собственной рукой. Затем сказал ему:
- Сейчас ты встанешь, выйдешь в коридор, и скажешь своим языкастым приятелям, чтобы они исчезли из травмпункта быстро и навсегда. Чтобы я их не видел и не слышал никогда.
- Кровит же! - возмутился подросток, разглядывая краснеющую марлю у себя под ладонью.
- Чем быстрее твои приятели исчезнут отсюда, тем быстрее перестанет кровить.
Антон подтолкнул подростка к двери.
Придерживая пропитывающийся кровью тампон, подросток заспешил к двери.
- Вы чё, козлы! Кончай хамить! Мотайте отсюда, а то он меня зашивать не хочет! - услышал Антон голос из коридора.
- И не вздумайте на прощанье какую-нибудь гадость устроить! - крикнул вдогонку подросткам Антон. - Координаты одного из вас у меня в журнале, а я, как вы поняли, не из шутников!
Дождавшись, пока молодёжь уйдёт, Антон уложил оставшегося "страдальца" на стол и занялся ушиванием раны. Подросток молча сопел и покрякивал, наблюдая за работой врача, и опасаясь пожаловаться на неприятные ощущения в ране.
Потом забрели два жлоба, один пьянее другого.
У того, который пьянее, из-под грязной окровавленной тряпки, накрученной на предплечье, кровь струилась, как из недорезанного поросёнка. Точнее - кабана.
- Доктор, - пьяный товарищ пьяного пострадавшего качнулся, ткнул пальцем в грудь Антона, затем указал в сторону пострадавшего, - зашей его. И б-быстро!
Он сделал рукой горизонтальное движение, словно заключил, что его распоряжение окончательное и обсуждению не подлежит. Затем, громко засопев, утёр своё лицо растопыренной пятернёй сверху вниз, выпучил глаза, словно пытаясь разглядеть окружающий мир сквозь застилающую его пелену, помотал головой, вытряхивая из неё что-то неприятное и надоедливое, и с размаху уронил свой зад на кушетку.
- У-у-у-о-о-о... удивлённо-измученно простонал пьяный.
- Сейчас подсуетимся, барин, - усмехнулся Антон.
- Легче, окаянный, кушетку сломаешь! - сердито прикрикнула на него санитарка.
Мутный взгляд скользнул мимо санитарки, и её замечание осталось без внимания.
- Лечиться будем? - спросил Антон у пьяного пострадавшего, глянув в стеклянные, без мыслишки глаза.
- Бум...- согласно кивнул тот головой и, покачнувшись, чуть не упал со стула - настолько кивок головы нарушил его равновесие.
Антон давно уже оказывал помощь похмельным только с их согласия. Что толку заставлять пьяного, если он не хочет лечиться? От уговоров врачей, медсестёр и родственников чувство противления у пьяных лишь возрастало. Некоторые врачи с помощью родственников пытались насильно зашить или перевязать пьяных. Рвались халаты на докторах, падали на пол инструменты, медсёстры и родственники... Антон в эти игры не играл.
Антон наклонился к повязке, намереваясь развязать её и посмотреть, что под ней, потянул за конец тряпки. Стеклянные глаза, плавая зрачками, изменили положение в сторону родственной им руки. Окровавленная ладонь пьяного накрыла руку Антона, оттолкнула её. Узел развязался, повязка размоталась.
- Н... нада, н-щ-во н... нада, - выковыривал нечёткие звуки изо рта непослушный язык. Пьяный взмахнул порезанной рукой, капли крови густо забрызгали Антону халат и стол с бумагами. Досталось и медсестре.
- Сиди, чёрт грязный! - завозмущалась санитарка. - Мало, пьяный пришёл, так ещё и руками машет! Загадил всё - не отмоешь!
- Н... нада! - угрожающе промычал пьяный и покачнулся. Окровавленная повязка упала с руки. Обнажилась большая зияющая рана, в глубине которой, как в анатомическом атласе, виднелись живые мышцы, сосуды и сухожилия. Такие раны получаются, когда руками бьют стёкла.
Мутный взгляд пьяного сфокусировался на упавшей повязке. Порезанной рукой, самой зияющей раной, пьяный опёрся о колено, и кровь заструилась по штанине, образовав вокруг грязного ботинка тёмно-красную лужу. Здоровой рукой, качающейся, словно ветка от сильного ветра, пьяный потянулся к повязке, упавшей между ног. Долго прицеливался. Наконец, сумел двумя пальцами ухватить и приподнять повязку с пола. Поглядел на находку, уронил её, отмахнулся безразлично. Не нужна, мол, такая. Встал, пошатываясь, и, оставляя за собой дорожку из капель крови и кровавые отпечатки - следы ботинка, пошёл в коридор.
- Тряпкой хоть прикройся, чёрт! Испачкал всё! - кричала ему вслед о своём санитарка.
- Клиент лечиться не хочет, - известил Антон оставшегося посетителя, хмуро уставившегося на опустевший после ухода собутыльника стул. - Но ничего страшного. Как только дурная кровь с него сойдет, и он успокоится, станет посговорчивей - приходите, обслужим по высшему разряду.
- Кровь... не выбежит вся? - обратился в пол перед собой пьяный.
- В старину всё лечили кровопусканием. А недомогание по причине чрезмерного приёма горячительных даже князья и графья лечили исключительно посредством  кровопускания, которое снижало зловредно поднятое избытком алкоголя артериальное давление, удаляло из организма адреналин... Через часок-другой ваш приятель будет сговорчивей любящей невесты в ночь после регистрации!
Скорее всего, пьяный мало что понял из замысловатого для него многословия доктора. Проспиртованный мозг воспринимал только короткие и резкие, как удар палкой, команды.
- Ну, - пьяный сжал в чемпионский кулак свою привыкшую к физическому труду широкую ладонь, с шумом всосал в себя воздух, - если с ним что случится, - он основательно погрозил пальцем, - я вернусь!
Антон развёл руками: твоя воля, барин, а мы люди государственные, подневольные. И добавил вслух:
- Будем молить Всевышнего, чтобы на пути у вашего глубокоуважаемого приятеля не оказалось открытого канализационного люка... К нашему сожалению, у нас не работает ванная.
- Нагрязнил тут... Ещё и грозит! - ворчала санитарка, подтирая пол. - Пьют, пьют... Куда только лезет!

Ближе к полуночи в потоке больных образовался перерыв, и Антон решил позвонить Светке. Просила ведь!
Набрал номер. Трубку подняла сама именинница.
- Алло! - чувствовалось, что празднование набрало апогей. Голос Светки был нетвёрд и деформирован.
- Добрый вечер, Свет. С днём рождения. Я ведь тебя так и не успел поздравить...
В трубке слышался приглушённый гам застолья, громко отбивал чёткий ритм диско экспансивный негритянский "Бони М".
- Нет, Петрович, это не только твоё дело... - кричал из глубины трубки немолодой голос.
- Моё! Только моё! - упрямился другой.
- М-мужики, кончайте скх-хандалить, д-давайте в-выпьем... вашу мать!- предлагал голос помоложе.
- Муж, кончай материться! - крикнула Светка и спросила: - Кто это?
- Ты что, не узнаёшь меня? - удивился Антон.
- Ой, мне сегодня столько звонят, что я уж и сбилась...
- Кто там, Светлячок? - крикнул немолодой голос из глубины трубки. - Кончай по телефону секретничать, иди к нам, освети нашу неприкаянную старость.
- Не старость, а нераскаянный финал окаянной молодости, - поправил другой голос.
- Да вы так орёте, что я ничего не слышу! С кем я говорю?
- Ну, Света, я не ожидал. Ты меня уже не узнаёшь... - Антон даже покачал головой.
- Кто там до тебя докапывается в день рождения, Светк? Дай я ему скажу пару тёплых, чтобы у него уши свернулись в трубочку, - приблизился к Антону голос, который Светка назвала мужним.
- Только это ты и умеешь... Уйди, муж, ты пьян! Кто говорит?
Антон положил трубку. Да... Пыль столбом, дым коромыслом... Кажется, в конце она узнала его, голос изменился. Но решила играть  роль незнайки до конца. А на что ты, собственно, претендовал?
Антону стало грустно.
Женщины пригласили Антона пить чай.
Пока ужинали, подошли ещё несколько травмированных, и работа продолжилась.
Далеко за полночь наступило затишье.
- Идите, доктор, отдыхайте. У нас завтра отсыпные, а вам с утра на работу бежать. Э-хе-эе, жизнь медицинская, беспросветная! Ладно бы, хоть платили за такую работу, не обидно было бы... А то дают гроши, на полчеловека не хватает! - ворчала санитарка, подтирая в сотый раз за дежурство полы в приёмном кабинете.
- Заключительного аккорда ещё не было, - пошутил Антон.
- Какого ещё аккорда? - насторожилась санитарка.
- А те двое, стеклом резаные, не вернулись ещё, - усмехнулся Антон.
- Типун вам на язык! Чтоб им заблудиться в темноте! Нужны они нам, что ли? Кто трезвый, по случайности упадёт - пусть приходит. А такие - не нужны они нам! Идите, доктор, прилягте. Привезут кого - позовём.
Казалось, только устроил голову на комковатой ватной подушке, а внизу опять звонят. Сколько времени? Третий час. Вот и последний аккорд!
Накинув халат, побрёл работать.
Санитарка гремела засовом, открывая входную дверь.
- Хватит трезвонить, открываю. Не слышишь, что ли? Растрезвонились!
Ведомый под руки двумя немолодыми женщинами, в сопровождении парня лет двадцати и того же возраста беременной женщины, на подкашивающихся ногах в коридор травмпункта вступил пожилой мужчина. Голова его с каждым неверным шагом качалась из стороны в сторону, холёное капризное лицо картинно изображало непереносимые страдания. Предплечье правой руки мужчины обмотано сильно окровавленным вафельным полотенцем, а повыше локтя рука перетянута жгутом.
Увидев синюшную кисть пораненной руки, Антон молча снял жгут.
- Что вы делаете! - воскликнула одна из женщин. - У него же сильное кровотечение!
- Жгут наложен неправильно, он только усиливает кровотечение. Рука посинела... - начал объяснять Антон.
- Как это неправильно! - в один голос возмутились женщины. - Жгут накладывал Андрюша. Он у нас в Афгане служил, уж жгут наложить  и первую помощь оказать умеет!
"А я в травмпункте служу!" - подумал Антон.
Из всей пятёрки трезва лишь беременная женщина. Остальные неточны в движениях, нечётко разговаривают и столь же нечётко мыслят.
- Жгут наложен слабо, - попытался терпеливо объяснить пьяной компании Антон. - Рука синяя, опухшая. Когда жгут наложен правильно, конечность бледная...
Разъяснения врача прибывшие слушают с явным недоверием.
Медсестра повела пострадавшего отца семейства в операционную.
- Как травму получил? - спросил Антон у женщин.
- Случайно разбил стекло в двери на кухне, - объяснили женщины. - Доктор, вы с ним аккуратнее, а то он у нас сердечник...
- Водочку хлебать до умопомрачения - не сердечник... – буркнул себе под нос Антон, направляясь в операционную.
Минут через пятнадцать рана благополучно ушита. Антон закрыл операционное поле салфеткой, собираясь забинтовать руку, но, услышав шум скандала в коридоре, выглянул за дверь, держа в одной руке бинт, а в другой - хирургические инструменты.
В коридоре санитарка со шваброй наперевес преграждала путь афганцу Андрюше.
- Вот, молодой человек рвётся в операционную, - приставив швабру к ноге и, пододвинув ведро с водой, объяснила санитарка. - Я ему говорю, делать тебе там нечего. Да и полы я только что вымыла, не высохли ещё, чего топтаться? Посиди с женщинами в холле, - обратилась она к Андрюше, - доктор сейчас выйдет и всё объяснит.
- Зашил я уже вашего папочку, - примиряющее говорит Антон от двери.- Сейчас забинтую, и принимайте.
- Мне надо посмотреть, чтоб всё путём... - Андрюша кроме себя, похоже, никого не слышит.- А ты, - он тычет пальцем в женщину, которая явно старше его матери и тёщи, - держись за швабру, и не мешай!
Он сильно пинает ведро с грязной водой, вода плещет через край на свежевымытый пол. Затем, неверным, но сильным движением оттолкнув санитарку в сторону, пытается прорваться в операционную "сквозь доктора". Но Антона, возмущённого действиями пьяного, "пройти" не так просто.
Инструменты рассыпаются по полу, за ними катятся пуговицы с белого халата. Антон выпихивает "агрессора" из операционной в коридор.
- Молодой человек, - пытается вступить в мирные переговоры доктор, но афганца Андрюшу сопротивление на подступах к цели только разъяряет, и ни в какие переговоры с противником вступать он не намерен.
- Ах, ты... - сжимая руку в кулак и размахиваясь для удара, он снова кидается на доктора, но, встреченный "превентивным" ударом в челюсть, падает. Тут же вскакивает и снова идёт на приступ. Сцепившись, доктор с Андрюшей катятся по полу. Слышится треск разрывающейся одежды.
- Милицию! - кричит Антон, заламывая руку дебошира за спину. - Вызовите милицию!
Терпение, выделенное на сегодняшнее дежурство, у Антона иссякло. Пьяные сволочи! Хоть одного, но сдам в милицию!
Санитарка бежит к телефону вызывать милицию.
Подбегают пьяные родственницы, пытаются стащить с Андрюши сидящего на нём верхом врача. Из операционной выскакивает медсестра, за ней появляется основательно протрезвевший папаша с чистой повязкой на руке.
- Да отпусти ты его! Вот вцепился... Больно ему! Руку сломаешь!
Увидев, что ни уговоры, ни толчки и дёрганья не освобождают прижатого носом к полу кряхтящего Андрюшу, родственники берут секундный тайм-аут и, передислоцировавшись после короткого совещания, меняют тактику.
Папаша, незаметно отдрейфовав к стоящим у стены креслам, срочно получив "приступ", закатывая глаза и охая, хватается за сердце и оседает в одно из кресел.
- У него сердечный приступ! Вызовите скорую! Какие же вы врачи... Человек умирает, а вы! - кричат наперебой женщины.
Антону ничего не остаётся, как слезть с Андрюши и идти смотреть "сердечника".
Андрюша, ругаясь и угрожая растереть в порошок "паршивого доктора", кидается за Антоном, но, перехваченный женщинами, остаётся неистовствовать в их руках.
- В терапию отправлять будем? - спрашивает медсестра у Антона, кивая на стонущего папашку.
Убедившись, что приступ у папашки театральный, а не сердечный, Антон отрицательно качает головой и отходит в сторону. Руки у него дрожат, колени дрожат, слабость одолевает - никогда такого не было, в голове какое-то неприятно-противное ощущение, в горле, будто комок застрял.
- И...и...ы...у...- с трудом выдавливает Антон изо рта звуки, пытаясь спросить, вызвали ли милицию, и замолкает, похолодев от ужаса: язык не слушается его!
- Что вы сказали? - переспрашивает медсестра.
Антон молча отмахивается и, закрыв рот ладонью, будто ощупывает ушибленные места, отворачивается к стене и пытается сказать что-нибудь шепотом. Не получается! Довоевался!
Язык словно окаменевший. Антон дотрагивается языком до зубов, до щёк, до нёба, цокает, пытается тихонько произнести одну букву, другую. Это ты перепсиховал, успокойся, расслабься... Вздохни глубоко... Ещё раз... Расслабься... Не обращай внимания на окружающих... Расслабься, успокойся... Что это с тобой приключилось? Нарушение мозгового кровообращения с временным выпадением речи? Прединсультное состояние? Спазм мозговых сосудов на фоне волнительных событий? Идиот! Не хватало ещё  в тридцать лет схлопотать инсульт на дежурстве после драки с пациентом и остаться инвалидом на всю жизнь!  Успокоиться... Успокоиться... Расслабиться... Ни на кого не реагировать... Ра-ра-ра... Не получается! Спокойно, без паники. Ещё раз. Ла-ла-ла... Та-та-та... Начинает получаться!
- Ми-исыю вы-ыва-и? - спросил Антон подошедшую санитарку и прикрыл непослушный, словно замороженный рот ладонью.
Санитарка утвердительно кивнула головой, не заметив косноязычия доктора.
- И это врач? - кудахчут женщины, суетясь вокруг ругающегося и охающего от боли в руке Андрюши. - Да ты ему руку сломал!
- Жалко, что не голову, - ворчит Антон, разглядывая свой разодраный до непригодности халат и радуясь, что речь, хоть и не чёткая, возвращается к нему.
Послышались звуки подъезжающей машины. В холл вошли два милиционера.
- Это что же за врач такой! Да он руку Андрюше сломал! Да он пьяный! Напьются дармового спирта... Мы требуем провести экспертизу! - кинулись женщины к милиционерам.
Блюстители порядка, сдержанно улыбаясь и покачивая головами, разглядывали то стонущего Андрюшу, то доктора в разодранном халате.

Потом врача проверяли на опьянение.
Возмущённый Антон написал заявление в милицию на хулиганские действия пьяного родственника пьяного пациента.
Через несколько дней доктора вызвали в милицию.
В коридоре горотдела милиции Антона встретил отец афганца Андрюши и предложил деньги, чтобы Антон забрал заявление. Антон отказался.
- Ну и дурак, - посочувствовал папаша врачу. - Я же их тут всех знаю. Я же ветеран милиции. Хотелось как проще...
Потом следователь сказал Антону, что неизвестно ещё, кто первый драку затеял. Начала драки-то, оказывается, никто не видел! И санитарка тоже. А родственники, сопровождавшие порезанного отца, были все трезвые - экспертизы на них ведь не было! И они утверждают, что скандал разгорелся потому, что доктор грубил пациенту…

                =25=

Антона вызвал главный хирург.
- Детским травматологом в поликлинику пойдёшь? На обозримое будущее других мест не предполагается, - предупредил главный.
Антону надоело работать временным, и он согласился.
Интересная штука, жизнь, думал он, выходя от главного. Поступая в институт, Антон считал, что терапия - единственная специальность в медицине, где требуются мозги. Хирургия - ремесло. А уж травматология, вообще - пили, строгай, гайки закручивай! Слесарщина!
Его сосед по общежитию мечтал о детской травматологии... А это уж из всего плохого - худшее, думал тогда Антон.
И что? Оканчивая институт, Антон понял, что терапия не для него. Он с удовольствием вместе с единомышленниками дразнил будущих терапевтов:
- Хирург! Если ты возвращаешься с операции жутко уставшим, и увидишь спящего терапевта, не поленись - пни его ногой!
Желание желанием, но на последнем курсе в хирургическую группу Антон не попал. Желающих оказалось больше, чем мест в хирургии. Пришлось специализироваться по терапии.
Сданы госэкзамены, приехали "покупатели", идёт распределение.
- Какие пожелания, молодой человек? - спросил председатель комиссии.
- Поеду, куда пошлёте. Хирургом, - ответил Антон.
Его взял представитель из Татарии.
Получив диплом, и не откладывая дел в долгий ящик, Антон поехал устраиваться на работу.
Пришёл в отдел кадров Минздрава Татарии, а там ему сообщили:
- Для хирургов мест нет, взять можем только терапевтом.
Такой расклад Антона не устраивал.
Утро вечера мудренее. Он забрал документы и возвратился домой, заслуженно отдыхать после окончания института.
Осенью со всеми молодыми специалистами Антон вновь поехал в Казань и получил прежний ответ. Опять забрал документы и, выйдя из отдела кадров, сел в коридоре на стул неподалёку от приёмной: авось что-то произойдёт, авось какая-то мысль придёт в голову.
Из приёмной вышли расстроенные девушки. Их пригласили из Астрахани, обещали взять гинекологами, а оформили терапевтами. Парня из Саратова завлекли анестезиологией, а взяли кожником. Едё одна недовольная девушка.
Ну вот, информация есть, надо действовать. Что делать? Нужен сигнал извне. Нужно показать, что просто так ты не отказываешься от того, что тебе принадлежит по праву. Куда пойти? В обком партии? Вряд ли на приём удастся пробиться в ближайшие дни, а действовать надо быстро, пока обманутые специалисты не разъехались. Тогда куда? В обком комсомола! Туда можно пробиться, стуча кулаком в грудь, взять "на понт" и... Толку от "комсомольцев" получишь ноль, но будет звонок!
Антон отправился в обком комсомола.
Послеобеденная жара заставляла людей потеть при малейшем напряжении сил. Спросив у измученного прохожего, где находится обком комсомола, Антон не стал париться в потном автобусе, и, переходя из тени в тень, под прикрытием домов и нечастых деревьев пешком добрался до места расположения руководства молодых татарских коммунистов.
В прохладном коридоре храма коммунистического союза Антон ухватил за рукав типичного комсомольского функционера в застёгнутом на все пуговицы костюме, при галстуке и комсомольском значке.
- Куда можно обратиться с жалобой? - огорошил он комсомольского работника вопросом.
- А по какому вопросу? - удивился работник.
- Я врач, - весомо произнёс непривычное ещё для себя название профессии Антон. - Приехал по распределению из другой области. Меня в вашем Минздраве обманули. Обещали работу хирургом, а посылают работать терапевтом.
- Я инструктор обкома комсомола, могу заняться вашим вопросом.
Отлично! Антон не хотел крупных разбирательств, их вершат долго и основательно. В этой игре Антон блефовал - ведь он не получил даже специализации по хирургии! Сейчас он хотел только звонка со стороны, сигнала в Минздрав, чтобы показать, что им кто-то интересуется.
Инструктор повёл Антона к себе в кабинет. Антон рассказал суть дела. Инструктор записал информацию в блокнот, возможно радуясь, что посчастливилось заняться живым делом, и попросил Антона прийти через пару дней. Антон через пару дней прийти не мог по причине "жить негде", инструктор подумал и согласился встретиться через пару часов.
Чтобы не терять времени, Антон пошёл искать столовую, обдумывая на ходу, что он скажет незадачливому инструктору, когда услышит, что помочь тот ничем не может.
Через два часа Антон получил ответ, которого и ожидал.
Инструктор с сокрушённым видом сообщил, что помочь не удалось, что хирургом Антона послать не могут и т.д.
Для поднятия тонуса  Антон выложил жизнерадостному круглощёкому инструктору заранее приготовленный набор возмущений о том, что они, молодые специалисты, поверив обещаниям представителей Минздрава Татарии, едут, горя желанием свернуть горы на ниве здравоохранения, в их Татарию, а здесь молодых специалистов встречает что? Теплый приём и торжественное вручение путёвки на любимое место работы? Нет! Нас ждёт обман на самом высоком уровне! На уровне министерства! И вы, представители горкома комсомола... Да, обкома! Представители организации молодых коммунистов, членами  которой... Тут Антон запутался в своей возмущённой и полной героического пафоса прощальной речи. Запутавшись в витиеватых хитросплетениях своего выступления, подчёркнуто расстроенно оборвал себя на полуслове, горько махнул рукой и с лёгкой душой отправился отдыхать в гостиницу.
Следующим утром Антон пришёл в Минздрав к открытию и первым вошёл в приёмную отдела кадров.
- Я вам уже говорила... - узнала Антона заместитель по кадрам, ведавшая трудоустройством молодых специалистов.
- Ну, тогда давайте разбираться, - Антон уселся перед замом поосновательнее. - Вы обманом завлекаете к себе молодых специалистов...
- Что вы себе позволяете, молодой человек! - возмутилась зам по кадрам.
- А мы, молодые специалисты, не спрашиваем вас, что вы себе позволяете, - примирительно вздохнул Антон, выделив слово "вы". - Взять вчерашний день. Группу специалистов из Астрахани вы сманили работать гинекологами - отправили работать терапевтами. Парню из Саратова обещали анестезиологию - послали кожником. Мне обещали хирургию - шлёте терапевтом. А если душа не лежит? Врач с нелюбимой работой - это ужасно!
- Кто это вас сманивал? - уже без особого возмущения, больше обиженно, спросила замминистра Антона.
- Ваш посланец. Вызовите его сюда, и мы поговорим лицом к лицу, вспомним, как красиво он описывал нам природу Татарии, возможности для охоты в татарских лесах и рыбалки в ваших реках.
Секретарша улыбнулась, стараясь не показывать лицо начальнице. Вероятно, Антон подчеркнул одну из характерных черт их сотрудника, ездившего "покупать" молодых специалистов.
- Кто у нас ездил в Астрахань и в Саратов? - спросила замминистра у секретарши.
- Галлямов, - ответила секретарша, подавив улыбку.
- Он у себя?
- Был здесь.
Замминистра вышла, но довольно скоро вернулась.
- Всё равно я не могу послать вас хирургом, мест нет.
Она сердито села за свой стол.
Пора идти ва-банк, решил Антон.
- Вам звонили из обкома? - Антон умышленно не сказал, из какого обкома, не исключая вероятность, что замминистра может запамятовать, из обкома партии звонили или из обкома комсомола.
Замминистра молча вертела в руках карандаш.
- Ну и что? - наконец спросила она.
- Как видите, я человек действия. Я добиваюсь того, что мне обещали. Вы не сдержали своих обещаний передо мной и другими молодыми специалистами. Я оставляю за вами право выбора: ехать мне с жалобой в Минздрав России, или писать статью в одну из центральных газет. Есть, впрочем, ещё один вариант - вы отпускаете меня домой в связи с невозможностью трудоустройства.
- Кто же это позволит мне отпустить вас...
Замминистра задумалась.
Антон молчал. Если этот блеф не удался, спорить не о чем. Стоит ей повнимательнее вглядеться в его документы и увидеть, что у него нет специализации по хирургии, как его пинками погонят в терапию...
Посидев некоторое время молча, замминистра встала.
- Пойдёмте.
"Лёд тронулся?" - спросил себя Антон и тут же задавил ненадёжные предположения, боясь спугнуть удачу. Он двинулся вслед за начальницей.
- Дайте документы, - бросила она через плечо.
Антон передал пакет с документами.
Они вошли в кабинет с табличкой "Министр здравоохранения Татарской АССР"
- Подождите здесь, - указала замминистра на стул в "предбаннике".
"Лёд тронулся?"- верил-не верил Антон. Лишь бы не разглядывали документы!
Антон ждал довольно долго. Наконец, замминистра вышла, бросила документы на столик рядом с Антоном.
По тому, с каким презрением она бросила пачку документов, Антон обречённо понял: про то, что у него нет специализации - знают.
- Оформляйтесь, - буркнула замминистра.
"Неужели..."
- Кем?
"Лёд тронулся?"
- Хирургом, - недовольно проворчала замминистра не оборачиваясь, и вышла из кабинета.
Лёд тронулся, господа присяжные заседатели! Антон глубоко и облегчённо вздохнул. Вот и преодолён очередной перекрёсток на улице с оживлённым движением под названием "Судьба". Ему предписывали идти прямо, в терапию, а он свернул направо, в хирургию. Правильно ли свернул?

Таким образом, окончив институт терапевтом, работать Антон стал хирургом. Впрочем, работать - слишком громко сказано. Год ходил в интернах, водили его за руку и приглядывали за ним опытные хирурги. Через год - начало самостоятельной работы. И ещё три года он был в звании молодого специалиста, и за ним постоянно присматривали, контролировали, поправляли, вразумляли, не давали совершить ошибки...

Из Казани в Елабугу он прибыл автобусом поздно вечером. Столовые и ресторан закрыты, в гостинице, естественно, мест нет. Где ночевать? Наверное, в больнице. Она теперь для тебя дом родной.
Спросив у прохожего, куда идти, Антон отправился в ЦРБ.
Медсестра приёмного покоя сказала Антону, что, в связи с отпускным сезоном доктора по ночам у них не дежурят, что ночевать, конечно, устроит, и отвела в хирургическое отделение.
Хирургическая сестра напоила Антона чаем и положила спать в ординаторской.
Но не успел Антон уснуть, как медсестра постучала в дверь:
- Доктор, у больного рана разошлась. Не могли бы вы наложить несколько швов?
Вчерашний студент, Антон впервые в жизни услышал, что его вполне серьёзно назвали доктором, и был тем очень горд. Но, если признаться честно, он очень смутно представлял, как зашивают раны. Делал это разок на трупе, когда изучали оперативную хирургию, и то неудачно. А по живому - не пришлось.
Как быть? Признаться медсестре, что он...  не того? Или пойти и рискнуть, авось получится? А если не получится?
- Вы знаете... Я ведь здесь практически посторонний человек... Давайте уж до завтра. А сегодня - как будто меня здесь нет.
На том и порешили.

Кроме Антона в отделении интернатуру проходили ещё два молодых специалиста. Ребята инициативные, лезли, как говорится, во все хирургические дыры, хвастаясь друг перед другом своими знаниями и своим "умением". Глядя на их активность, Антон как-то не успел вовремя признаться, что "взращён" терапевтом. Он прислушивался, наблюдал, как выполняются манипуляции, усиленно читал медицинскую литературу и пока держался на уровне. Но...
- Пойдёшь мне ассистировать, - сказал заведующий отделением, Александр Петрович. - Хирурги все заняты. Иди, мойся, а я распоряжусь насчёт больной и тоже приду.
- Александр Петрович, я не... - воскликнул Антон в спину уходящему заведующему, кидаясь ему вслед и, намереваясь сказать, что опыт участия в операциях у него нулевой.
- Некогда. Всё потом. Сейчас на операцию. Иди, мойся. Больной уже наркоз дают.
Заведующий ушёл.
Где мыться? Как мыться?
Смотреть операции интерны приходили к их началу, когда хирурги стояли у стола уже одетые в стерильные халаты.
Антон вернулся в ординаторскую, делая вид, что заполняет лист назначений. Как только увидел через полуоткрытую дверь, что заведующий пошёл в оперблок, пристроился ему в хвост.
- Ты ещё не моешься?
Признаться принародно, что он не мылся НИ РАЗУ, Антон не смог.
- Я... - мямлил он, но приближалась какая-нибудь сестра, и он замолкал.
- Иди мойся, а я к анестезиологам зайду, - опять послал Антона Александр Петрович.
Задержавшись ещё на минуту, якобы для рассматривания абсолютно не интересного ему приспособления, стоящего в коридоре, возможно - из арсенала санитарки, и увидев, что Александр Петрович от анестезиологов прошёл в раздевалку, Антон вошёл следом.
- Ты что телишься? - рассердился зав на Антона, увидев, что тот всё ещё не переодет для операции.
Антон закрыл лицо марлевой маской. Больше ему в данный момент ничего не требовалось. Набрался смелости для позорного признания.
- Я ни разу не мылся, не знаю, как это делать, - выдавил из себя Антон и хорошо, что пол-лица у него закрывала марлевая маска.
Заведующий остолбенел.
- Ни разу не мылся?! И как же ты...
- Я научусь... - умоляюще произнёс Антон.
- Он ни  разу не мылся! - с мученическим стоном обратился к шкафу, потому как других слушателей не было, и показал пальцем на Антона Александр Петрович. - Боже ж ты мой! - ужаснулся он. - Естественно, шить не умеешь, вязать не умеешь, да что там вязать - крючки в руках, небось, не держал!
Конечно же, зав имел в виду не рукоделие, а шитьё ран, завязывание узлов и крючки-ранорасширители.
- Я научусь... - сдавленным голосом умолял Антон.
- Свалился ты на мою голову... в неудобный момент, - бессильно опустил руки и тяжело вздохнул Александр Петрович. - И в отделении ни души! Что ж ты раньше не сказал? Я бы лучше гинекологов попросил проассестировать. Да-а... Деваться некуда! - он хлопнул Антона по плечу. - Переодевайся, студент, буду учить, как на крючках висеть, как руки мыть... Ты по утрам руки моешь?
В общем, Александр Петрович был мужик добрый.
- Мою, - отлегло от сердца у Антона.
- С мылом?
- С мылом.
- У нас то же самое, только к мылу ещё и щётки дадут, - насмешливо поучал Александр Петрович.
Антон смотрел, как моется зав, и старался всё делать так же.
Александр Петрович, держа щётку и кусок мыла в одной руке, намыливал другую руку. Получалось это у него быстро-быстро. У Антона - медленно-медленно.
- Лет пятнадцать помылишь - научишься, - успокоил его Александр Петрович.
- А у меня мыло в раковину упало, - виновато сообщил Антон, смущаясь своей неуклюжести, и не зная, можно его поднять, или нельзя.
- Танюша! - крикнул Александр Петрович медсестре, занимавшейся своими делами неподалёку. - У доктора мыло в раковину упало. Что делать?
Медсестра улыбнулась.
- Пусть поднимет.
Антон поднял мыло.
- Раковину тронул? - насмешливо спросил Александр Петрович.
- Тронул.
- Мойся по новой.
Антон перевернул ещё одни песочные часы, отмерявшие время мытья рук. Время посыпалось сначала.
"Сам-то вон, нос почесал..." - заметил краем глаза Антон и подумал, что лет через пятнадцать и ему будет позволительно чесать нос во время мытья рук, а пока - всё строго по правилам.
Помыли руки, отполоскали три минуты в тазике со спиртом, пошли в операционную.
- Надюша, - обратился зав к свободной медсестре. - Вот этот молодой доктор... холостой, кстати... ни разу не оперировал. Следи за ним, не позволяй стерильным пальцем в носу ковыряться, или какие места почёсывать.
Зав повернулся к Антону.
- А если что зачешется - скажи Надюше, она почешет. Ничего трогать нельзя, даже если Надюша тебя за мягкое место ущипнет. А она может, она девушка незамужняя, горячая. А мы, мужчины, на операции всё равно, что дети беззащитные - делай с нами что хочешь.
Зав подмигнул Надюше:
- Сделаешь со мной что-нибудь?
И опять  Антону:
- Даже если приспичит на операции, терпи - хирургу нельзя.
Операционная сестра подала Антону Петровичу распахнутый стерильный халат. Хирург нырнул в рукава и сделал вид, что собирается обнять девушку. Медсестра поймала на рукаве хирурга тесёмки, завязала их, а на "угрозу объятия" даже не прореагировала - в стерильном халате обниматься нельзя. Лишь погрозила пальцем.
-  Был у нас хирург, пожилой уже, - продолжил Александр Петрович. - На операции почти не ходил, аденома простаты у него была, в туалет часто бегал по малому. А тут безвыходное положение - оперировать некому! Помылся старик... Всё хорошо шло, да операция подзатянулось. Крепился, крепился старик, да невтерпёж стало. Чувствует, сейчас польётся. "Сестричка, - говорит, - прости старика, я сейчас описаюсь. Или помоги, направь мой вышедший из строя аппарат в баночку..."
Александр Петрович замолчал, хитро поглядывая на медсестёр.
- И как же сестра поступила? - спросила Надюша, завязывая верёвочки халата на спине Александра Петровича.
- Советские медсёстры - лучшие медсёстры в мире! - гордо произнёс Александр Петрович. - Любая из вас поможет старику в трудную минуту! И молодому тоже. Ну, неужели ты, Наденька, не поможешь нашему доктору сегодня на операции, если ему со страху понадобится твоя срочная помощь?
Александр Петрович через плечо скосил глаза в бездонное декольте белого халата совсем не медицинского покроя.
- Ты халаты себе сама шьёшь?
- Сама. Не нравятся?
- Нравятся. Только верхнюю пуговицу надо пониже пришивать.
- Это ж на пупке получится!
- Самое место! Так поможешь нашему доктору, если понадобится? Впрочем, помогать не придётся. Во-первых, у молодого доктора нет аденомы, а во-вторых, у него от страха всё так сжалось, что желаний не возникнет ещё дня два. А впрочем... Если ты станешь перед доктором и поправишь ему маску, и если он догадается посмотреть, ниже какой красоты пришита твоя верхняя пуговица - помогать не надо будет, само всё наружу выскочит!

Едва Антон за пару месяцев успел освоиться с основами хирургии, как его посадили на самостоятельный приём в травматологический кабинет поликлиники.
- Что будет непонятно - обратишься к "бабушке", - успокоил Антона Александр Петрович. - Или в отделение прибежишь.
Бабушкой коллеги называли пожилую опытную хирургиню, работавшую в хирургическом кабинете поликлиники.
Но ведь по каждому вопросу не набегаешься! А вопросов - на каждого больного по три.
Антон вспомнил, как он первый раз самостоятельно диагностировал перелом луча в типичном месте - самый распространённый перелом. Сомневаясь, долго разглядывал снимок. Наконец, показал медсестре:
- Да, - подтвердила сестра, мельком взглянув на  снимок.
А однажды он прошляпил перелом лодыжки у мужчины. Случайно зашедшая в кабинет хирургическая "бабушка" издали взглянула на опухший сустав пациента без гипса.
- Сколько дней травма? - спросила Антона.
- Неделю уже, - проворчал пациент, не ощущая улучшения от усиленного лечения "растяжения связок" массажём и прогреваниями.
"Бабушка" молча взяла у Антона ручку и написала на бумажке: "Перелом лодыжки. Р-снимок, гипс".
Как уничтожающе смотрел на Антона пациент, когда услышал, что на снимке, к сожалению, выявился перелом... маленький совсем... трещина... И требуется наложить гипс.
- А неделю назад этот маленький перелом никак не мог выявиться? - язвительно спросил он у Антона.
Ничего, обкатался.
Потом Антона послали в соседний городок, и два месяца он принимал больных вместо уехавшего на специализацию доктора. Немного помогал ему в диагностике работавший в соседнем терапевтическом кабинете доктор - ушедший в терапию хирург. Не для всех хирургия остаётся выбором на всю жизнь.
Жил при больнице, к больным Антона звали и днём, и ночью... Справился.
Год интернатуры прошёл, и Антон выполнил столько же самостоятельных операций, сколько и другие интерны. А в амбулаторной хирургии и травматологии стал разбираться даже лучше их.
Потом переехал в сельскую районную больницу и три года работал взрослым травматологом.
Тоже почти всё с нуля. Первый раз скелетное вытяжение, первый вывих плеча, первая операция на ключице... Всё первое.
Антон вспомнил, как он приехал в районный посёлок... И жизнь его, бывшего городского жителя, наполнилась удивлением.
Когда в операционной молодой доктор увидел над вскрытым животом больного... кружившую муху, он был поражён сильнее, чем если бы увидел  над больницей американский бомбардировщик, и лишь оцепенело уставился на вяло отмахивающегося от насекомого хирурга, которому членистоногое мешало своим гудением оперировать.
На следующий день, на планёрке у главврача, радея о стерильности операционной, доктор попытался  "поднять" вопрос о мухах. На него посмотрели с недоумением. Разве можно в деревне избавиться от мух?
А после того, как в следующий раз доктор стал возмущаться о крысах, дожирающих железобетонные блоки монументальных стен больничной помойки, за ним прочно закрепилась слава склочника и скандалиста.
Да и, правда, зря возмущался. От серых есть польза. Они съедают всё, кроме легированной стали, и помойку чистить не надо. А кому не нравится серая живность, пусть борется с ней индивидуально. Вынося мусор на помойку, пусть прихватывает с собой кирпич, и ударяет им по головам поджидающих подношения разжиревших длиннохвостых. Причём, кирпич из рук выпускать нет нужды: крысы настолько разленились, что едва отодвигаются в сторону, когда на них что-то падает сверху.
Но, если быть честным до конца, через три года, когда Антон уже собирался уезжать из посёлка, эти прожорливые твари съели внутренности здания больницы, и на первом этаже провалились полы. Голохвостых бандитов развелось столько, что больные назначали из своего состава ночных дежурных, и те, вооружившись швабрами и палками, по ночам бдели у дверей палат, не пуская туда крыс из коридора и выгоняя из палат серых агрессоров, пробиравшихся туда тайными крысиными коммуникациями.
Антон перестал скандалить по поводу мух в операционной и перевязочной, по поводу крыс на помойке, по поводу рыжих тараканов, сплошным шевелящимся ковром гревшихся за батареями, и по поводу чёрных тараканов с палец величиной, с топотом бегавшим по стенам и с хрустом пожиравшим забытые сухари и старые газеты. Антон перестал надоедать начальству по поводу этих мелочей и на планёрках сидел молча, безразлично рассматривая заскорузлые от сельской работы, в трещинах и заусенцах, пальцы заведующей гинекологическим отделением, которыми она, произведя очередной аборт или сделав очередное кесарево сечение, отправлялась после работы пропалывать свой безбрежный огород и взращивать дюжину вонючих свиней, которых они сами не ели по причине мусульманства, а продавали за деньги. Без натурального хозяйства в деревне и врачу не прожить!
А в интернате для умственно недоразвитых детей приключилась чесотка, пошла гулять по округе, и из поселковой бани, куда молодые доктора регулярно ходили париться, приходилось, угрожая милицией и принудительным лечением, выгонять чесоточных мужиков. Да и парилку местные поначалу использовали в основном, как закуток, где можно быстренько облегчиться по малой нужде. А когда в первое своё посещение доктора возмутились сей, как им казалось, непристойности, отливавший в угол мужик удивился:
- Зачем шумите? Чего плохого делаю?
Однажды к Антону в палату по поводу печёночной колики поступила молодая блондинка, воспитательница детского сада, у которой обнаружился... педикулёз, проще говоря - вшивость! Но Антона поразило не столько наличие живности в голове воспиталки детсада, что тоже было выше его понимания, сколько реакция больничного дезинфектора, молодой и, тоже, кстати, блондинистой женщины, проводившей обработку вшивой головы:
- Подумаешь, вши! Да они как мухи - разве от них избавишься!
На провокационный вопрос Антона, что может у самой... Ответила:
- Ну и что? Бывают. Да они у всех есть, у других только мало.
Антон вернулся из воспоминаний в реальность.
Детская травматология... Врачи других специальностей боятся детской травмы: дети не умеют жаловаться и часто показывают не на то место, где болит, а на соседнее.
Придётся опять садиться за учебники, копаться в своей библиотеке. Профессия такая - всю жизнь учиться. Опять придётся бегать к коллегам и спрашивать: а что это такое и с чем это едят?
И вести себя тихо, начальство не задевать, с коллегами не спорить, всё это мешает профессиональной деятельности. Чего хорошего, что в Татарии он брал всё нахрапом? Славный бой за жильё он тогда дал!
По приезду в посёлок их, троих хирургов и терапевта, поселили в комнату восьмиквартирного дома и показали на стоящий по соседству нововыстроенный такой же:
- Один из вас останется здесь, а трое доделают трёхкомнатную квартиру в том доме и возьмут себе по комнате.
Трое хирургов пошли делать себе жильё.
В новом доме были стены, крыша, оконные рамы, двери, доски для пола - сложены у стены. Как ни странно, вода и газ подключены. Оказалось, дом сдан под ключ без недоделок! На отлично и с премией!
Где брать стройматериалы? В магазинах в те времена кроме изобилия мух, водки да бормотухи мало что водилось. Ткнулся Антон к главврачу:
- Габдельбар Галлямович, помогите со стройматериалами!
Тот руками развёл:
- Где я возьму? Больницу ремонтировать нечем!
Куда податься? Где искать краску-замазку, стёкла, обои и клей? А почему, собственно, мы должны расхлёбывать чьё-то раздолбайство, покрывать воровство?
И Антон направил стопы в самый главный руководящий и надзирающий орган посёлка - в райком партии.
Войдя в длинный прохладный коридор "белого дома", точенее - жёлтого дома, райкомовское здание было выкрашено в жёлтый цвет (в стародавние времена в жёлтый цвет красили психушки, некстати вспомнил Антон), он услышал здоровый смех не обременённых тяжким трудом и беременем забот райкомовских людей.
Мелкие птички щебечут, подумал Антон. Боровая дичь молчалива.
Сначала катанём пробный шар, решил он, проведём пристрелку. А уж потом пальнём из главных калибров.
"Взяв пеленг" на смех, Антон прошёл мимо множества дверей и вышел на группу нестарых "костюмов", раскуривавших в одном из кабинетов и рассказывавших друг другу что-то интересное, вероятно - из партийной жизни.
Краснощёкий весельчак отвёл Антона в кабинет с табличкой "инструктор", выслушал с внимательно-безразличным, несколько снисходительным видом, и обещал помочь  непременно. Даже благожелательно пожал на прощанье руку.
"Не сделает", - заключил Антон, трогая пухлую, мягкую ладошку и простодушно и доверчиво раскланиваясь с инструктором.
Неделя прошла, а в новом доме, как говорится, и конь не валялся. Главврач тоже молчал.
Пора переходить к активным действиям, решил Антон, и в пятницу вновь отправился в райком. На этот раз он намеревался разговаривать с кем-нибудь не ниже второго секретаря.
На втором этаже "жёлтого дома", где обитали замы и завы, Антон нашёл кабинет с надписью "второй секретарь", и по свойски спросил у секретарши:
- У себя?
Взглянув на делового молодого человека в костюме и при галстуке, секретарша приняла его за своего, знающего порядки, кивнула:
- У себя. Народный контроль заседает.
И, как непуганая куропатка, продолжила копаться в бумагах.
- Отлично! - бодро сказал Антон. - Народный контроль мне как раз и нужен!
Он шагнул к дворцовой двери, высотой метра три, и потянул за огромную, чуть меньше черенка от лопаты, резную райкомовскую дверную ручку.
- Куда?! - осознала оплошность и словно захлопала крыльями в переполохе секретарша. - Нельзя!
И ринулась вслед за Антоном.
Но Антон уже вступал в кабинет-зал второго секретаря райкома партии.
Пред взором Антона предстала картина заседания избранников народа, контролирующих правильность шествия членов социалистического общества по пути вперёд, к победе коммунизма: несколько пожилых "костюмов" заседали, приклонив головы к бильярдному зелёному сукну огромного райкомовского  стола, а в некотором отдалении от них, за персональным столом-подиумом, который и порождал общий стол, восседал грозный мужчина с седоватой шевелюрой. Должно быть, Второй.
- Здравствуйте! Народный контроль мне как раз и нужен! - бросился в атаку Антон. С таким же успехом солдат со штыком наперевес мог бы атаковать тяжёлый танк.
"Костюмы" оторопели от наглости неизвестно откуда взявшегося молодого человека, оторвавшего их от вершения важных партийных дел.
Второй сурово взглянул на дверь.
- Он без разрешения, он без разрешения... - перепуганно закудахтала полуживая от осознания невыполненного долга по охране вверенных  ей дверей секретарша, выглядывая из-за спины Антона.
"Костюмы" дружно посмотрели на Второго.
- Кто вы, собственно, такой, и по какому вопросу? - отчеканил вопрос Второй.
- Ну, если вы -  народный контроль, то я в таком случае - народ, - нагло заявил Антон.
Если вспомнить рыцарские романы, то владельцы замков, к которым на пир приходили незваные некто и неосмотрительно называли себя "народом", далее кричали:
- В железо наглеца! В подвал его! На корм шакалам плебея!
Отличительной чертой характера Антона было то, что он не боялся начальства. Ну, просто патологически его не боялся. Он относился к начальству уважительно, если уважали его, соблюдал субординацию, если начальства не знал. Но - без подобострастия.
Поэтому Антон спокойно, но напористо продолжил:
- Я представляю группу молодых врачей, которые приехали хранить и защищать здоровье населения вашего района, лечить и оперировать ваших подопечных, ваших знакомых, ваших друзей, ваших родственников, ваших жён, ваших детей и вас самих, если потребуется. Для специалистов районной больницы выстроен восьмиквартирный дом и, насколько нам известно, дом сдан под ключ. Правильно?
Антон выжидающе посмотрел на "костюмы".
Второй тоже глянул на сидящих перед ним.
- Правильно, - скептически подтвердил один из "костюмов".
- В таком случае я заявляю, что строители, сдавшие этот дом - воры, а комиссия, принимавшая этот дом, воровство покрывает.
Антон замолчал, давая возможность "костюмам" излить на него их возмущение.
"Костюмы" взглянули на Антона, взглянули на Второго, и остались сидеть молча, уступая возможность сразить наглеца громом и молниями самому Громовержцу.
- Обоснуйте, - посуровел ликом Громовержец.
Если он не обоснует, то прямо на столе у секретарши, жаждущей мести  за несанкционированный проход  в обиталище Второго, его лишат головы или чего-нибудь менее важного, но без чего жизнь станет пресна, как каша для диабетиков, почувствовал напряжённость момента Антон. За палачом далеко посылать не придётся - его работу с удовольствием выполнит любой инструктор. За это его потом наградят почётной грамотой и дадут талоны на доппитание. Возможно, повысят в должности до старшего инструктора.
- Дом по документам сдан без недоделок, - начал обосновывать Антон. - В доме есть стены, крыша, есть оконные рамы, есть доски для полов. В доме не застеклены окна, да и стёкол нет. Не застланы полы, не побелены потолки, не оклеены стены, не покрашены коридоры и двери.  Если дом сдан, на него отпущены горы гвоздей, рулоны обоев, ящики стёкол, бочки краски, кому-то оплачена якобы выполненная работа по оклейке-окраске-побелке. Мы бы сами всё сделали, но где взять стройматериалы?
Громовержец взглянул на народный контроль. Контролёры внимательно любовались прелестью бильярдного сукна на столе, некоторые даже любовно разглаживали его ворсинки.
"Ка-ак сейчас вдарит!" - поопасся Антон за контролёров.
- А почему сразу сюда? - спросил Громовержец, и в голосе его проскользнули человеческие нотки. - Могли бы обратиться к главврачу.
- Был. Ему больницу ремонтировать нечем.
- Записаться на приём...
- Беседовал с инструктором... - Антон назвал номер кабинета и посочувствовал тому инструктору: не видать ему талонов на копчёную колбасу!
- Хорошо, разберёмся, - подвёл черту Второй и опустил длань на стол, давая понять, что разговор окончен.
- Конкретные сроки.- Антон и не подумал выходить из кабинета.
Контролёры возмущённо подняли головы. Второй удивлённо повёл бровями.
- День, три дня, неделя, месяц... Ваш инструктор уже обещал разобраться ... бессрочно, - сказал Антон и снова пожалел инструктора.
- День... - Второй качнул головой, усмехнулся, подумал, раздражённо пообещал: - Хорошо, неделю.
- Спасибо, - сказал Антон. - До свидания.
Он покинул чистилище народного контроля. Молчание сопровождало его.
Палача с топором и острыми ножами в предбаннике уже не было. Да и секретарша, успев убрать большую кружку, полировала пилкой-напильником свои кроваво-красные ногти - испачканные в крови предыдущих жертв? - и делала вид, что вовсе не хотела хлебнуть с пол-литра свеженькой крови.
На следующий день утром перед планёркой главврач подозвал Антона:
- Что же ты этот вопрос не мог со мной решить?
- Я же подходил к вам.
- Надо было ещё раз подойти. Дела ведь у меня...
Скоро к недоделанному дому привезли ящик стёкол, огромный рулон обоев, две начатые бочки краски ядовито-зелёного и блевотно-серого цветов, инструмент для ремонта, и сказали, что работу по отделке квартир докторам оплатят...

Нет, на новом месте Антон воевать не хотел. "Буду жить мирно, без разборок и скандалов. У меня есть своё место, надо работать спокойно. Я тихий!"

                Конец первой книги
               


                1993 – 1994гг.