Соблазны Элиаса Леннрота...

                Князь  Светлейший  и  Петрозаводский  Университет!. -)               
   
   
   
   
                Elias  Lönnrot : некоторые аспекты одного соблазна.
                ( размышления по поводу …).
 
 
 
     Дерево культуры как специфического социального феномена имеет многокорневую разветвленную питательную систему. Она позволяет поддерживать определенный статус-кво субстанции культуры и осуществлять снабжение его жизненными соками. Одним из важных компонентов этого "питательного бульона культуры" является соблазн осуществления человеком, индивидом, субъектом тех или иных творчески-культурных  актов, конечным продуктом которых являются те или иные прорывы или пусть даже небольшие шажки в культуре. В определенной степени уже "вторичным" моментом может быть процесс осуществления "понимания", "познания", "интерпретации" тех или иных достижений культуры. В условной степени можно структурировать этот процесс на "создание" достижений культуры и на их "понимание", различие между которыми подчас условно, т.к. продукт понимания сам может стать в свою очередь значимым продуктом культуры со всеми вытекающими отсюда последствиями. Таким образом условно можно выделить субъекта осуществления соблазна создания культурных ценностей и субъекта соблазна познания, понимания и оценки их.
     Одним из субъектов соблазна реализации культуротворчества в обобщенной форме могут являться те или иные социальные общности (группы, народности, нации и т. д.). Другим субъектом могут быть отдельные персонифицированные представители культурной и образованной части человечества, осененные соблазном попыток познания и понимания многих процессов, являющихся результатом спонтанного и несистематизированного народного творчества (в частности - художественного творчества народа , фольклора). Без этих людей многие пласты народной культуры были бы как бы невостребованными и нерефлектированными, находящимися в фокусе "слепого пятна" культуры. Человечество незаинтересованно могло бы пройти мимо них, т.к. явления не были бы вынесены на "поверхность" познавательного и исследовательского интереса. Эмпирическая данность бытия культуры (в частности спонтанно-народного творчества) вне его существования в превращенных (в ткани описательных и аналитических возможностей языка и мышления) формах, означает, говоря философским языком наличие "вещи в себе и для себя" и не более того. Соблазн познания, понимания и интерпретации со стороны этих персонифицированных исследователей является во многом той закваской, благодаря которой в определенной степени аморфные достижения народной культуры становились относительно четко очерченными памятниками или результатами культуры, которые уже не уйдут в небытие с исчезновением или видоизменением носителя этих культурных достижений, т.е. того или иного этноса.
     Примеров тому может быть много, но нас в данный момент интересуют некоторые аспекты соблазна в творчестве одного из них - Элиаса Леннрота, который является персонифицированным создателем литературно-художественного памятника - карело-финского эпоса "Калевала" (150 лет со дня опубликования основного издания которого исполняется в этом году). Первичным автором этого эпоса являются финский и карельский народы, а персонифицированно - Элиас Леннрот, кандидат философии, врач и крупнейший специалист в области этнолингвистики, филологии и фольклора.
     Эта фигура симпатична автору этих строк по нескольким параметрам. Во-первых, по качеству того конечного продукта культуры, который вышел из-под его пера - эпосу "Калевала". Во-вторых, по его личным человеческим качествам. В-третьих, по его качествам ученого, который может быть в определенной степени образцом реализации неукротимого соблазна в исследовании, сохранении, обработке и понимании мощного пласта культуры небольшого в общем-то по численности финского и карельского народов. И дело, конечно, не в "круглой" или какой-то другой дате, т.к. теперь в рамках любой даты этот эпос стал "визитной" карточкой финского и карельского народов, а по большому счету и вообще общечеловеческой культуры. В-четвертых, нам импонируют его усилия по переводу творчества народа из сферы "слепого пятна" в систему "видимого горизонта культуры". Об эпосе и его создателе написано немало произведений, рассматривающих данный феномен с разных точек зрения, сторон и аспектов. Отсюда наша задача выглядит очень скромной, привлечь внимание к некоторым сторонам его человеческих и научных характеристик, заинтересовавших нас с точки зрения осуществления человеческого соблазна в создании и понимании культуры (у Леннрота, на наш взгляд, было и то, и другое).
     Как известно, начинал свою деятельность Леннрот не на совсем пустом месте, но пошел дальше в сложном и тонком процессе сбора и филигранной обработки "сырого" материала поэтически - мировоззренческого описания многих процессов, протекающих в ткани народной жизни. После себя он оставил определенное количество описания своих экспедиций, дневниковых записей, писем, отчетов и т.д. По ним можно составить некоторое представление о нем, как о человеке и исследователе.
     Во-первых, складывается впечатление, что он не был большим поклонником "отвлеченных, (по его выражению), рассуждений" и когда приходилось все же ими заниматься он оговаривал это и извинялся перед своими корреспондентами. Полностью избежать этих рассуждений он не смог, т.к. видимо, этого сделать было и нельзя, поскольку это необходимый и важный элемент познания и понимания (особенно феноменов и символов культуры). В связи с этим у него почти нет рефлектированных суждений об источниках и природе собственного соблазна в познании и понимании культуры. Пределы, до которых он здесь доходил, можно выразить в такой фразе : "Я раньше не раз бывал в России, но так тоскливо мне еще не было никогда. Порой я не мог удержаться от слез…С какой радостью возвратился бы я обратно домой, если бы меня не удерживала мысль, что дело, за которое я взялся, останется невыполненным. Но и это можно было бы пережить, если бы не другое. Меня влечет туда жажда познания ( подчеркнуто нами - В.Ф.)" ( Путешествия Элиаса Леннрота : Путевые заметки, дневники, письма 1828 - 1842 г.г. - Петрозаводск: Карелия, 1985. - 320 с. - с.169).Наличие жажды познания (или соблазна) зафиксированы им. Это есть констатация факта собственной сущности в этом отношении и … все. Думается, что такие пределы в рассуждении о природе снедающего соблазна познания свойственны не только Леннроту. Поэтому это в какой-то степени водораздел, за который можно идти, а можно остаться и по эту сторону.
     При чтении мемуарно-биографических воспоминаний Леннрота автора поразил неукротимый творческий импульс, в основе которого, несомненно, лежал мощнейший соблазн познания и понимания, о котором в цитате говорилось ранее, конкретного культурологического феномена и символов, скрывающихся за ним. Пассионарность его в этом отношении, для нас субъективно не подлежит сомнению. Причем эта пассионарность одной из высших проб - основным признаком которой является незамутненность никакими (т.е. сугубо меркантильно - прагматического свойства) соблазнами со стороны, что и позволило ему успешно реализовать то, что диктовала ему его субъективно-творческая человеческая природа. Если к этому утверждению привлечь самого Леннрота, то здесь эта грань высвечивается в следующих его словах : "В последний раз я писал, что мне хотелось бы совершить  более продолжительную поездку за счет Академии, и ты посоветовал мне написать прошение канцлеру, но подумав и взвесив все еще раз, я решил отказаться от этого. И не потому, что считаю такую поездку бесполезной, но если даже она окажется удачной, я все же сомневаюсь, смогу ли я сделать столько, чтобы оправдать издержки. А если не смогу, то станут говорить, что я бесполезно трачу казенные средства. Лучше поехать на свои деньги- ( В.Ф.), тогда, если даже потрачу их впустую, меня никто за это  не упрекнет. Так что решил совсем выбросить из головы эту затею, но хотелось бы, чтобы кто-нибудь другой был отправлен в поездку с таким заданием. Это было бы нужное для Финляндии дело- (В.Ф.)". ( Там же, с. 146).
     Фраза конечно длинная, но она отражает сущность и критерии человеческих и научных качеств исследователя. Заслуживает определенного внимания и последнее предложение, которое будет как-то исследовано далее. В принципе мысль Леннрота сводится к тому, что если ты одержим соблазном познания и понимания чего-то в культуре и здесь как бы реализуется твоя внутренняя свобода, то за это желательно платить из своего кармана, чтобы не получить упреков о непродуктивном использовании отпущенных на это средств, даже если они будут использованы по назначению. То-есть от него, по сути дела, поступило предложение достроить свою внутреннюю свободу внешней свободой материального плана. По этому поводу и ныне существует шутливое изречение, что если ты настоящий исследователь, то за удовольствие заниматься любимым делом (то-есть осуществлять свой соблазн) желательно самому платить, вместо того, чтобы требовать денег от других ( при условии, конечно, что для этого имеются внутренние ресурсы или не слишком требовательные спонсоры). Трудно судить о том, насколько это верно и типично, но определенный критерий степени соблазна исследователя здесь, видимо, есть. И история культуры знает такие примеры ( в частности русский египтолог В.С.Голенищев и др.).
     В то же время, читая воспоминания и заметки Леннрота по поводу всех его путешествий вырисовывается достаточно нетривиальная, даже с точки зрения конца 20 века, картина.
     Во-первых, как правило, в силу определенных причин (скорее всего финансовых), он собирал фольклорный материал не с группой исследователей, что было бы веселей и безопасней, а в одиночку. Во-вторых, он пытался максимально реализовать, пусть даже самый призрачный шанс получить какую-то информацию фольклорного характера (что не особенно удивительно в силу его неутолимой жажды познания и научной добросовестности по оправданию затраченных средств, которые он использовал очень бережно). В-третьих, это была не отстраненная позиция одномерного человека фанатично старающегося реализовать только одну, пусть даже благородную, цель. Леннрот старался посмотреть и описать максимальное количество различных сторон материального и духовного быта людей, живущих на тех или иных территориях,  а по возможности и принять активное заинтересованное участие в их жизни. В-четвертых, что особенно поражает нас, это размеры тех территорий, которые он охватил в своих путешествиях. По нынешним географическим понятиям - это территория современной Финляндии, российской Карелии, Кольского полуострова, Ленинградской, Архангельской и Вологодской областей, Эстонии, Приозерного края (нынешнее Приладожье), норвежской, финской и русской Лапландии. Даже если абстрагироваться от того, что ныне эти территории принадлежат различным государственным системам и в то время таких четких административных границ не было, то пространство, которое он охватил в своих путешествиях и исследованиях даже по нынешним масштабам - немалое. Хотя вполне понятно, что прямой корелляции пространственно-временных физических координат и внутренних координат мысли, не существует. Наличие больших пространственных масштабов исследования или их отсутствие диктуются во многом аспектом и природой исследования культуры. Можно вполне ограничивать ареал своего физического пребывания одним городом и одним кабинетом, тем не менее создавать "прорывные" явления культуры, (пример -  И. Кант), буквально на острие "чистой мысли". Можно же избороздить большие физические пространства и тем не менее интеллектуально-культурный продукт будет несоизмерим с произведенными затратами всех видов вещества и энергии. В этом смысле, если приложить данную мыслительную конструкцию к творчеству Леннрота, то в нем, на наш взгляд, в достаточно зримой форме проявилась некоторая сбалансированность этих двух моментов. К тому же, если данный пространственный аспект творчества исследователя дополнить и связать с той инфраструктурой средств передвижения и дорог, характерных для первой половины 19 века, то это вызывает действительное уважение к познавательной и подвижнической активности Элиаса Леннрота.
     В эту инфраструктуру тогда входили большие пешие переходы, случайные и полуслучайные виды транспорта - лошадь, телега, лодка, сани, нарты, лыжи, олени, собаки и т.д. Причем путешествия проходили отнюдь не всегда летом, а по сути дела во все времена года (при солнце, дожде, снеге, морозе, граде и т.д.). С точки зрения дорог дело обстояло не лучшим образом, т.к. трактов и других видов обихоженных дорог в то время почти не было. Озера, реки, болота и топи заставляли совершать обходные маневры в несколько верст. Даже с точки зрения нынешних средств сообщения охватить такую территорию не просто. Особенно это могут оценить, не только понаслышке, люди, живущие в этих регионах и понимающие реальную значимость этих пространств и их рельефно-климатическое разнообразие и пестроту. Кроме этого, при всем спокойствии и честности населения этих местностей всегда существовала потенциальная, а иногда и актуальная, как описывает Леннрот, опасность разбойного нападения (беглые солдаты, опустившиеся элементы и т.д.). Поэтому личный риск и опасность всегда были. Кроме этого, иногда существовали и преграды бюрократического порядка (не повезло ему в этом отношении как раз в городе Петрозаводске, что оставило у него определенный осадок в душе). Комфорт и бытовая устроенность - тоже сладостный миф, возможный только в воображении, но не в реальной жизни этих путешествий. Тридцать верст по снежной целине на лыжах, поездки почти всю морозную зимнюю ночь на нартах, ночевки на снегу у костра и в леденящих душу промерзших курных избах, иногда голод, болезни - все это далеко не полный джентльменский набор удовольствий за казалось бы сомнительную, но соблазнительную идею записать некоторое количество рун, пословиц, поговорок и т.д. Причем запись и обработка материала, как говорится, шла в натуральных условиях - на коленке, пеньке, в дождь, на покосе, в сумерках, в окружении комаров и гнуса, в дыму и холоде курной избы и т.д. Одно из резюме - за желание осуществить этот и другие познавательные соблазны надо платить как в прямом, так и в переносном смысле. Это тенденция, которая детализируется в этом точечном примере. К слову, все познается в сравнении. В этом смысле, плата, которую заплатил Леннрот за осуществление своего познавательного соблазна велика, но в истории культуры были и большие издержки в этом отношении. Цена им иногда была изгнание, а то и смерть. Вспомним  судьбу Декарта, Спинозы, Д.Бруно, Маркса, судьбу "философского парохода" в России в 1922 году и т.д.
     В-пятых, складывается такое впечатление, что Леннрот в языке видел нечто большее, чем только простой инструмент общения между людьми. Судя по отдельным высказываниям он подозревал в нем некое подобие субстанции или основания культуры. Поэтому прошу заранее извинить меня за несколько длинные пассажи цитирования, которое есть конечно не самый лучший способ изложения.
     Рассуждая о безотрадном в его время положении вепсского языка и о его будущем, он пишет : "Кроме того, отсутствие письменности и официального использования языка ускоряет его гибель, подобно тому, как отсутствие фундамента и угловых камней сказывается на прочности дома. Основу языка составляет литература, которая способствует его длительному сохранению, и если она не сумеет предотвратить исчезновение языка, то все же сохранит в себе его прекрасные приметы. Так обстоит дело с греческим, латынью, санскритом и др. древними языками, все еще живущими в литературе, хотя сами они уже давным давно канули в Лету". (Там же, с. 293). Его печалит русификация вепсского населения, которое все больше и больше теряет свое языково-культурное своеобразие под объективным напором русскоговорящего населения в форме хозяйственной и экономической интеграции, смешанных браков и т.д. Это вело к смене языковых ориентиров вепсов, которые стали считать, что русский язык лучше, потому что он полезней для реальной жизни. В связи с этим еще одно цитирование: "Где уж им догадаться (вепсским крестьянам - В.Ф.), какие преимущества скрыты в возможности говорить на родном языке, который считается непреложным даром природы - (В.Ф.). Когда создается мнение что чужой язык лучше, то тем самым уже подготовлена почва для его преобладания. Даже пожилые люди стараются выучить язык, по семь раз спрашивая у своих соседей, владеющих им, о произношении того или иного слова и столько же раз забывая его, но в конце концов оно все же занимает прочное место в их памяти" ( Там же, с.294). Леннрот понимает силу объективных условий языковой экспансии и ее последствий для неукорененного в государственности и в литературе языка, когда пишет: "Примерно так в школе природы (очевидно имеется в виду реальная жизнь - В.Ф.) происходит обучение иностранному языку. Там, где обстоятельства способствуют тому, начинает действовать эта школа, выполняющая эту задачу без учителей, учебников, словарей и хрестоматий - (подч. нами - В.Ф.), причем намного успешней, чем это могли бы сделать все знатоки языков и грамматик, поскольку им все же редко удается добиться того, чтобы человек совсем забыл родной язык или стал относиться к нему с неприязнью" (Там же, с.294). В другом месте и по другому поводу он пишет: " Примечательно то, насколько безуспешны и противоестественны предпринимавшиеся попытки отчуждения народа от его родного языка" ( Там же, с.262). В плане критики он добавляет: " Но таков у нас обычай - заниматься всякими делами, чуждыми нам. И представлять немцам и прочим возможность изучать то, что ближе нам самим, как, например, лопарский и даже финский языки" ( Там же, с.262). Отсюда, исходя из мыслей Леннрота, вызывает некоторое сожаление затухание импульсов, пусть даже искусственно внедренного в свое время русского языка на всем пространстве Советского Союза, т. к. при таких темпах мы скоро, через несколько поколений, потеряем роскошь свободного общения друг с другом без переводчиков. Разрушать, даже из благих пожеланий, легче, чем создавать.
     Свой соблазн в познании и формировании национального (финского) языка и культуры Леннрот сумел воплотить и в определенной системе деятельности, которая включала в себя в том числе и организационно-активные меры. В этом сказалась его ( и не только его, органичность). К этим мерам относился поиск единомышленников на ниве общего интереса и совместной культурологической и просвещенческой деятельности. Вообще в Финляндии 19 века сложилась интересная ситуация, когда на авансцену истории вышла целая группа творчески, одаренно и патриотически мыслящей интеллигенции. Фраза Леннрота, приведенная ранее о том, что собирание фольклора есть необходимое для Финляндии дело, это есть лишнее подтверждение того, что субъективно захватившее его дело обладает статусом социальной востребованности для его Родины. Личные интересы здесь совпадали с общественной потребностью, которую  формировали же и представители этого движения. Период 19 века для Финляндии - это период финляндского Просвещения. Были найдены и соответствующие организационные формы этого Просвещения. Особенно к ним относится создание в 1831 году Финского литературного общества, сыгравшего важную роль в собирании и издании народной поэзии, а также в становлении новой финской литературы. Одной из центральных фигур этого общества стал Элиас Леннрот, который был его первым секретарем, в 1864-1863 г.г. его возглавлял, а затем оставался почетным членом его до конца жизни. Сюда же можно отнести и журнал "Mehiläinen," издаваемый Леннротом на финском языке в 1836 - 1840 г.г. с целью просвещения народа во всех областях культуры. Через журнал было введено в литературный язык множество новых терминов из различных областей знания. Это был романтический период формирования национального самосознания финского народа, национального духа. Одним из идеологов формирования этого национального, в хорошем смысле этого слова, духа наряду с Леннротом был и достаточно интересный в финской культуре и общественной жизни человек, "идеолог" движения - Юхан Снеллман, рассказ о котором требует самостоятельного исследования.Во всяком случае его можно в определенной степени назвать "финским Гегелем" 19 века, поскольку Снеллман был сторонником учения этого немецкого философа и идеи  так называемого "народного духа," на основе формирования которого должно начаться духовное единение финской нации.  Содержанием этого просветительского движения в Финляндии было несколько принципов. В обобщенной форме к ним относились: формирование, развитие и закрепление финского языка и литературы, сохранение и культивирование народной поэзии и творчества ( как одно из основных направлений деятельности Финского литературного общества), активная роль народной религии по формированию и закреплению положительных качеств финского народа,создание сети народных школ и училищ, где преподавание велось бы на финском национальном языке, формирование установки на строгое соблюдение законности и правопорядка, хорошего добросовестного труда в русле протестантской традиции, распространение грамотности среди всего финского населения, труд и терпение в достижении поставленных целей и формирование в конечном счете национального патриотизма и национальной государственности. При ближайшем рассмотрении этих задач оказывается, что в основе формирования народного духа финской нации лежали соблазны формирования национальной культуры как глубинного и устойчивого основания. Дух романтики и Просвещения витал в воздухе. Но все это не осталось только в области духа и благих пожеланий.Постепенно на этом пути появились определенные положительные результаты и сдвиги. К наиболее значимым из них можно отнести: достижение всеобщей грамотности населения, официальное равноправие финского и шведского языков, расширение сети народных финских школ и училищ, университетов, выпуск эпоса "Калевала" как памятника народной культуры и т.д. Нам лично импонирует такой подход к вопросам социальной жизни через призму культуры. Жизнь общества в этом плане не распыляется на чуждые ему интересы внешней экспансии и внутренних жестоких противостояний, появляется некий внутренний реальный смысл и объединяющая благородная идея, совершенствуется дух человека, что отражается в его деятельности. К концу 19 века, как отмечали русские исследователи и путешественники, дух патриотизма и гордости за свое Отечество в Финляндии был сформирован. Конечно, были свои специфические условия и весь процесс протекал далеко не так гладко, в спорах по поводу деталей, в сложных коллизиях взаимоотношений Финляндии и России, во внутриполитических разногласиях сторонников финской и шведской ориентации и т.д. Но весь этот пассаж и отступление от главной темы нам были нужны для некоторой иллюстрации тезиса о том,что объединение на общей платформе людей имеющих близкие взгляды в области познания и понимания культуры и организующих общую деятельность по практическому воплощению этих идей в ткань духовных и социальных процессов может иметь большие последствия и в общем-то благотворное влияние. Когда "творческое меньшинство", по выражению английского историка философствующего плана Артура Тойнби, задает положительные импульсы и образцы, творит прорывы в культуре и осуществляет момент позитивного "заражения," происходит движение общества вперед. Примеров тому достаточно и рассматриваемый нами случай есть один из них. Вообще история не любит повторяться в одном и том же содержании, хотя форма исторического процесса может иметь на себе печать внешнего сходства. Романтически - просвещенческие периоды в собственной истории проходили многие страны, в том числе и Россия, где, на наш взгляд, апогей этого процесса приходился не только на 18 (в рамках которого проходила только "черновая", подготовительная работа) , но и на  19 век ( т. н. "золотой" век русской культуры). Поэтому Финляндия здесь не была первопроходцем, поскольку у нее были свои ритмы. Кроме этого, как правило, движения Просвещения и романтизма вызывали определенный подъем, напряжение духовных сил и энтузиазма общества, расцвет искусств, наук и ремесел. Как правило, появлялись люди с повышенным уровнем энергетики и пассионарности. Философии истории пока не до конца ясно с чем это связано ( а может быть и никогда не будет ясно, поскольку здесь, возможно, включаются качественно другие регистры, превышающие уровень человеческого понимания). То ли время и обстоятельства жизни являются причиной сего, то ли эти люди сами формируют ткань жизни согласно своим представлениям о ней. Тем не менее факт остается фактом. Но ясно только одно, что бесконечно долго в фазе такого подъема всех сил общество долго оставаться не может. Процесс из своего пикового состояния постепенно переходит в более спокойные стадии, пока не достигает определенного относительно уравновешенного состояния. Примерно то же самое было свойственно и России и Финляндии. Эпоха Просвещения состоявшись один раз и дав свои плоды больше, как правило, не повторяется, отходя в область истории, последующих исследований   этого процесса и восторженных воспоминаний о ней, как о "золотом веке." Поэтому второму Леннроту скорее всего, к сожалению, не появиться. Он уникален и неповторим, как и весь период развития Финляндии 19 века. Поскольку, как нам кажется, плоды цивилизации способствуют некоторой стандартизации образа жизни, образа мысли. Массовая культура закрепляет эти процессы. Сильный избыток массы материальных ценностей в определенной степени "выдавливает" на периферию и  видоизменяет систему духовных ориентиров. Это очень трудно оценивать по шкале "плохо" или "хорошо". Это есть и с этим приходится считаться и жить любому обществу. Самая главная дилемма, которая стоит сейчас перед любым из них, заключается в том, как приняв этот напор цивилизации, сохранить, тем не менее свою сущность, свои традиционные национальные ценности и культуру. Россия, как известно, до сих пор не может удовлетворительно решить эту проблему. В Финляндии дела получше, но тоже есть свои трудности. Одна из них заключается, на наш взгляд, в довольно-таки большой степени "вестернизированности", (если можно так выразиться), средств массовой информации, что постепенно может вести к размыванию национальных и культурных ценностей финского образа жизни. До критического состояния здесь , безусловно, еще очень далеко, но тенденция, на наш взгляд, существует. Поэтому, во многом, духовное состояние той или иной нации и всего человечества в целом зависит от того, как они смогут ответить на этот самый мощный и самый неприятный вызов, сохранив то, что сейчас часто называют "экологией души и культуры". Потому что на этом фундаменте вырастает все - и экономика, и политика, и быт и т.д., а не наоборот, хотя оторвать одно от другого невозможно.   
      
 
               
 
 
 
 
                В написании работы автору помогали:
 
 
                1). Он сам.
 
 
                2). Путешествия Элиаса Леннрота : Путевые заметки, дневники, письма 1828 - 1842 г.г. - Петрозаводск : Карелия, 1985. - 320 с.
 
    Князь  Владимир!.
 
                17 марта 1999 г. от Р.Х.!