Заметки на манжетах больничного халата

                Грустите вы, слушая крик обезьян!
                А знаете ли, как плачет ребёнок,
                Покинутый на осеннем ветру?

                Мацуо Басё   






         В понедельник утром очередь к главному психотерапевту Вселенной была длинной и скандальной. Крохотные существа с Альфа Центавры нюхали по углам клей, предложенный им циничными северянами и глотали черные колеса, в то время, как другие перемывали косточки своим собратьям по разуму, и гадали на Розе Ветров, скачанной на медни с Интернета. Слезоточивый газ, пробивающийся сквозь узкую щель дверного проема кабинета врача, веселил беспробудных маньяков, которые все время твердили о каких-то таинственных практиках, спрашивали соседей, а откуда родом врач, и вообще вели себя крайне раскрепощено, что явно не приветствовалось многими другими, занявшими очередь еще несколько лет назад. Официант больничного бара разносил бесплатный кофе. Восемнадцать ложек, семнадцать ложек, шестнадцать ложек,  - можно было услышать в гомоне толпы, но всем раздавали одинаковую порцию. Выпив две чашки, я пришел немного в себя. Вчерашний бой между Джином и Тоником еще горел в голове, шум зрительских трибун вокруг ринга, помятые жестяные банки и разбитые носы, - кадры мелькали перед глазами, стоило только их закрыть. Очередь медленно, но верно двигалась вперед, зеленые наступали на белых, белые вытирали ноги о черных, те в свою очередь истерично кричали и разбивали зубы желтым. На стенах висели плакаты, рассказывающие о достижениях современного популярного психоанализа, призывающие жить дружно, и плеваться только в специальные пакетики. Их кстати, разносил тот же самый официант, рассказывающий иногда анекдоты. Но, судя по тому, что сегодня он молчал, у него, видимо, было хреновое настроение, и никто не мог добиться от него ни слова.
«Надежда умирает последней», - эта фраза ди - джея по радио всколыхнула толпу, и скосила несколько граждан, тут же унесенных беспечными санитарами. Вздох облегчения, пронесшийся по очереди, затем перерос в гулкое обсуждение судьбы Надежды.  Телефонный звонок в студию накалил страсти до предела, и спустя каких-то двадцать минут, работы у дежурных реаниматоров заметно прибавилось.  Выходившие иногда из кабинета счастливчики, терялись в мутном кровавом потоке, заходились кашлем и раздавали только что приобретенное счастье вымогателям у парадного входа. Надежда умирала последней. Ее пышные похороны, озвученные во всех динамиках больничного комплекса, сегодня явно вывели из себя и самого врача, сидящего за большим белым столом. Он склонился над очередным диагнозом, судорожно теребя выцветшие четки, и что-то бормоча себе под нос. Перед ним высился долговязый зеленый человек, норовивший укусить врача за нос. Тот все время сворачивался, и  наносил удары острыми колющими предметами, пытаясь сохранить еще действующие органы. Надежду хоронили последней. В углу кабинета зажегся монитор, на котором высветился разбитый на две части экран. В первой появилась рыжая голова ведущего Новостей. Он сообщил о количестве попрощавшихся в этот день с Надеждой, рассказал свежий анекдот, после чего прочитал стихотворение о безумстве храбрых. Врач заволновался и перевел взгляд на другую часть экрана, где в это время демонстрировались показательные выступления по прыжкам в Астрал. Отпустив зеленого, он встал из-за стола и тоже вышел за дверь. Кишащая надеждой очередь набросилась на него и готова была разорвать, если бы не маленькая девочка, просунувшая сквозь кровавые тела свою ручонку и утянувшая его в длинный пустынный коридор. На ее футболке было вышито «Вера». Она лукаво посмотрела на психотерапевта, и засмеялась, когда тот протянул ей немного подгнившее яблоко. За стеной бесновалась толпа. А они стояли вдвоем и молча смотрели друг на друга. Врач взял ее на руки, и они пошли вместе к выходу из коридора. Длинный туннель тянулся словно вечность, пока они не нашли надежный линк, чтобы добраться до светлой стороны. Вера читала ему стихи мертвых поэтов, постоянно напоминая, что в очереди она всегда стояла первой, и неважно, что думают об этом все эти троглодиты. Тем временем по городу начали расползаться слухи, что врач – это тот самый маньяк за которым охотились последние годы, но так и не могли выйти на его след. Специальные подразделения службы безопасности Вселенной бросились наводить шухер в черных кварталах галактик, не жалея тротила и угарного газа. Очередь задыхалась. Нюхавшие клей, перешли на новый «Пых-Пых», широко разрекламированный международной аптечной корпорацией «Надежда».
Вера сидела на Невском, свесив ножки прямо в небо, и мурлыкала старую песенку о камнях в холодной воде. Психотерапевт чистил свой  черный наган, и отхлебывал из фляжки виски. Он хотел ей что-нибудь рассказать, но, позабыв за долгие годы человеческий язык, просто мямлил какие-то фразы, плевался на мостовую и застывал, глядя в сумрачное окно небес, открывшееся в темных тучах.
Снайперы окружили квартал, люди в масках работали по отработанной схеме, прицелы были верны и безупречны.
Утром следующего дня очередь заметно поредела. Сводки пестрели информацией о новых жертвах, а в больнице появился новый врач. Кто-то переписывал на ладони номера, показывающие место в очереди, а кто-то пытался настроить сломанные радио и телеприемники. Блевавший в углу троглодит, просил помощи у желтого, а белый натирал ботинки черному.  На стенах висели все те же графики и плакаты. Окна были открыты настежь. Очередь закипала. Покрасневшая от загара Любовь зашла в коридор и скромно встала  рядом с одним из незнакомцев. Все ждали, когда кто-то произнесет контрольный вопрос. Над кабинетом врача горел дежурный свет, отражаясь маячком в бездонных глазах первых клиентов.