Философский камень. Текст 1. Предосознание

Я намерен предложить читателю новый вид работы, в написании и чтении которой положен необычный принцип.
Суть его заключается в привлечении подсознания читателя, его эмоционального восприятия для формирования в его голове образа излагаемой идеи во всей её объемной полноте.  И в отказе от поступательной схемы: начало-конец.
По существу организован синтез образов ассоциативного мышления. Если первое  прочтение  недостаточно четко проявит контуры мысли, что наиболее вероятно, все тексты, составляющие  книгу, следует перечитать снова, пока не наступит ощущение полной ясности. Книга построена так, чтобы каждое новое прочтение представлялось новым витком спирали, открывая всё новые тайны в проработке объема идеи.
Такая техника позволяет многое изложить в немногом.  И не требует понимания всего сразу. И не обязательно напрягать внимание.
Можно читать, не вдумываясь. Просто читать слова. Всю необходимую работу за вас свершит подсознание.
Попробуем ваше подсознание настроить на работу идеи или, как говорят специалисты, "активизировать" его.
Отвлекитесь от всех дел, мыслей, страхов, чувств. Приготовьтесь воспринять ощущения, неясные образы, которые будет вырисовывать ваше подсознание в ответ на мои слова.
Например.
"Восторг тревоги неба" - ощущаете ярость грозовой тучи с фейерверком лучей кровавого солнца?
"Сгущение крови души" - появилась жажда, ощущение гнетущей безысходности?
"Крещендо Вселенной" – слышите нарастающий гул, заполняющий всё существо,  атмосферу, абсолютно всё?
А вот уже посложнее.
"Мир" - храм.
"Горе" - приступ жалости в ломающем прессе механизма быта при равнодушном взгляде бога.
"Свет" - одиночество, отчаянный призыв к себе горящего во мраке светила.
Если суть понятна, тогда можно приступить к чтению. Автор будет помогать создавать образы.
Следует предварить возможное недоумение по применяемым понятиям, утверждениям по причине их несоответствия общепринятым шаблонам, следующим разъяснением.
Я возвожу  своё  мироздание,  как считаю нужным из того материала, который сам же и готовлю,  не прибегая к чьим-либо  заготовкам.  Ввожу свои термины без доскональной их трактовки.  Да она и не нужна.  Никто не может формализовать понятие вещи,  образа  до  предела.  Необходимо только знать его роль, место в общей картине. И если доверять подсознанию читателей, то разночтения не уведут мысль, не расшатают всё строение. А детали не так уж важны. Я хочу избежать скованности фантазии излишней формализацией и догматизмом.
Пусть каждый со мной строит своё мироздание. И решает в нем общие наши проблемы.
Мироздание, представленное здесь, еще не имеет законченной формы. Совершенствование его будет продолжиться, продвигаясь от уровня его понимания к следующему уровню.

***

Тогда я только появился на свет. Я не знал, что я родился, мне сказали об этом позже.
Придя в себя, то есть, обретя способность чувствовать и мыслить, я ясно ощутил бессмертную глубину своего существования и осознание, что некогда уснул и спал бесконечно долго беспамятным сном и вот проснулся, как очнулся от глубокого забытья, совсем не желая этого.
С изумлением я рассматривал руки, ноги, лицо в зеркале – всё свое неожиданное приобретение - тело. Оно сковывало меня и раздражало. Совершенно неприспособленное к самостоятельной жизни, болезненное и неуклюжее, оно жило по своим законам и истязало нелепыми причудами. Я оказался абсолютно бесправным рабом этого бессмысленного образования. Почему я оказался в заточении этой дурацкой тюрьмы, да еще вброшенным в эту скверную нишу жизни, обставленной глупейшими законами современности, было необъяснимо.
А где-то рядом, за недалекой границей осознания,  затаилось загадочное и жестокое Нечто, навязывающее странную и страшную игру, на кону которой были боль или подачки моему хозяину, наполненному дикими страстями от инстинктов. Я стал участником какой-то затеи. Всё было пугающим, непонятным и странным. Помню отчаяние, охватившее меня, и слезы, когда я смотрел на солнце и небо, испытывая чувство разорванного единства с ними. Мотивы моего отчаяния позже я узнавал во многих песнях людей. Однако они находили примирение с рабством в утверждении, что "жизнь прекрасна", где под жизнью понималось самовосприятие покорности циничной данности. Так жизнь прекрасна и садового цветка, и поедающей приманку мыши, и наслаждающегося благополучием самодовольного раба иллюзий. Не понимая, что происходит, люди впали в неистовство любви, подавив критичность самой её сути. С моим положением и с нелюбимым окружением мирила меня мать, как связующее звено между этим и тем светом. Пронзительное бешенство от унизительности моего рабского положения усиливалось от года к году.
Мысли о самоубийстве, словно об отчаянном побеге, приходили, но чувствовался жесточайший запрет моей тюрьмы, безусловный, абсолютный и он был не во мне. Мой путь был предрешен, как поездка в купе поезда дальнего следования. В соседстве с истязающим меня Нечто. В конце поездки - физическая смерть. И никаких объяснений.
Ждать помощи было неоткуда. Вокруг пылали кукольные страсти людей, втянутых в эту роковую и бессмысленную, но азартную игру. Они жаждали выигрыша, не понимая его беспредметности.
Выполняя все, что предписывалось ходом сценария, я поставил перед собой задачу разобраться в существе происходящего, чтобы понять, что происходит, где я оказался, какая необходимость определила мое пребывание здесь, что я должен сделать в этой странной ситуации. Нечто испытывал меня, не обсуждая смысла этого занятия, а я по возможности испытывал его, как испытывают данность и свою судьбу.
Мы с ним образовали замкнутую систему, сцепленную взаимной антипатией. Что было плохо для меня, для него было хорошо. Что для меня бессмысленно, то для него логично. Что я любил, у него вызывало раздражение. Счастьем было, когда он забывал обо мне. Но забывчивость оказывалась издевкой. Ясность, воспринимаемая мной, как свет истины, была способом ослепления меня и сокрытия таким образом её во мраке. Поэтому истину я выискивал в темноте и тишине, вверяясь её дыханию. Он знал неведомое мне, вызывая яростное желание выведать всё.
И я принялся за размышления, пристально всматриваясь в окружающее, и посвятил этому немало времени. Мрак стал проявлять свои тайны.
Внимательность способствовала моим открытиям, но основным было другое. Я умозрительно замкнул текущее время с началом жизни и это смыкание образовало множество магических кругов, несущих конструкцию жизни по различным её аспектам, которые увиделись одновременно в общем объеме. В этой работе мне помогали странные голоса, которые я слышал в минуты напряженных размышлений. Один из них принадлежал мне из моего далекого будущего, я в этом не сомневался, а другой я приписывал своему загадочному Нечто. Споря, голоса выстраивали сложные логические цепи, замыкающие концы с началами. Невидимое дыхание этих кругов, источающее аромат Вселенной, не могло не осенить разрядами озарений суть происходящего и смысла жизни.
В основу своих размышлений я положил правила.
1. Ничего не отрицать. Всё сказанное отражает правду. Правду не столько как образ справедливости, но как отсвет истины. Ложь мной воспринималась зазывным кокетством правды для искателя её.
2. Ничего не делить на главное и второстепенное. В природе второстепенного нет. Учитывать всё и увязывать в единое целое, раздвигая горизонты и прорисовывая в открывающихся сумеречных объемах образы и связи.
3. Принять, что ни в чем и ни в ком нет ни вины, ни греха, ни глупости, ни заслуг. Всё предельно разумно, оправданно и не имеет оценок. Ни от бога, ни от черта, ни от людей. Оценки - лишь флажки границ на поле субъективных отношений. Всё свершившееся имеет безупречный смысл, связанный с ходом развития Вселенной и развития человечества. Моя задача - понять этот смысл.
4. Игнорировать ореол исключительности человека в природе и найти такие правила, которым починено всё и вся без исключения, включая атом и космос. Представить схему мира целиком и найти в ней место человека. Принять, что достижения человека имеют не большую значимость для человека, чем человек для мироздания, создавшего его. И никогда иными не будут.
5. Не признавать, что есть вещи, недоступные для моего понимания. Каждому ставятся только такие задачи, на которые они и рассчитаны. Предположение о  наличии недоступных для моего понимания вещей выявляет мнение постороннего, примеряющего чужую вещь. Предел доступности определится сам собой.
6. Моё исследование закончится тогда, когда весь мир по всем аспектам моих знаний увяжется в единую самодостаточную схему с минимальным числом абсолютно неизвестных категорий, способную удовлетворить меня. Минимизация их – критерий правильности. Такая схема должна выглядеть простой.
Для начала я поставил семь вопросов, которые затем сами трансформировались в производные.
Первый вопрос: что есть "Я" и почему между "Я" людей лежит бездна. Почему существует мириада эгоцентрических глубин, разделенных навсегда и обреченных на бесконечное одиночество.
Второй: миллиарды детей родились, в телах которых меня не оказалось, так почему же я осознал себя именно в этом конкретном теле, а не в каком-нибудь другом, в этой точке времени и пространства, а не в какой-нибудь другой, почему мне изначально даны нелепые стартовые условия.
Третий: почему мне представлена именно эта реальность, а никакая иная. Почему эта реальность представилась конкретной без каких либо абстракций и о чем она пытается мне рассказать. Какая нереальность создала её и определяет её ход. Как осознать нереальность. Что невидимое скрывается за видимом мне. Как соотносятся эти два мира.
Четвертый: о чем говорит безостановочность, необратимость времени в моем его восприятии.
Пятый: где спрятаны истоки всех закономерностей и какова схема их реализации. Чем питается закон.
Шестой: что есть жизнь и что есть смерть в реальном мире, какие существуют формы запредельной жизни, почему я должен пройти через них, что будет дальше.
И последний: можно ли придти к ответу, который снова не вывернется вопросом.
Мне кажется, что я их разрешил и расскажу, как рассеивался туман и проступала ясность. И чем она в конечном итоге оказалась.
Форма изложения могла быть любой, я предпочел далее используемую, как менее консервативную.