Подмосковье

Всем, прошедшим через горнило
нижеописанных событий,
посвящается

1

     Мерно стучали колеса электрички. Она лениво катила на запад от Москвы, и предназначенное расстояние в пять десятков километров могло показаться едва не кругосветным путешествием. Там, за окнами, висел палящий зной; под крышей вагона давила нестерпимая духота. Мимо проплывали давно не видавшие ремонта дома безымянных поселков, перелески; иногда поезд въезжал на узенький мостик над мутноватою речкой.
     – Попить бы … – жалостливо протягивала утомленная Татьяна и опускала глаза снова.
     Георгий на мгновение переводил глаза с окна на Татьяну. Во взоре его смутно читалась та же – жажда, вина за нераспорядительность (не купил воды вовремя, а среди снующих по вагонам торговцев ни один не предложит благодатной влаги!), скрытый укор за неуместное напоминание. Он снова отводил глаза к окну – и – обреченное безразличие. Сидевший напротив подросток Данила, отшвырнувши в сторону надоедливую удочку, облокотился на рюкзачок и бездумно приоткрыл рот. Судьбе снова приходилось покоряться.
     Накануне Георгий с Татьяной пару дней «не разговаривали». Тривиальная бестактность суженой ввела супруга в небольшой транс; та же своей вины как будто и не чувствовала. Надерзить свекрови – это – так, «за здорово живешь». Конечно, каждый «имеет право на личную жизнь». Каждый думает вперед всего о себе самом, вот только кто поумнее, понимает, что жизнь идет посреди людей, и с ними надо считаться. Мягче надо быть, тактичнее. А то: «я бы не хотела, чтобы вы ехали в тот же дом отдыха ... должны же люди друг от друга отдыхать ... » Гошина матушка справедливо обиделась, да и сам Георгий пострадал от хамоватости супруги. Однако, как и водится, сам же через пару дней бросился «наводить мосты». Должен же быть мир в семье, согласие, спокойствие в конце концов … К тому же, вполне прозаический вопрос – летний отдых, который наклюнулся и почти уж было пророс, просто глупо было бы пресекать вот так. Короче, «худой мир» состоялся, хотя и не обошлось без очередных разговоров об «отдельном холодильнике». «И чем только голова у этих дур наполнена, – думалось тогда Георгию, слушавшему многоступенчатые Татьянины построения. – Быть может, матушкино спокойствие ей о чем-то скажет, может грядущая поездка мозги на место поставит …» Иначе говоря, «вывоз на природу» рассматривался и как некое профилактическое средство.
     – Гош, Малые Вяземы скоро; нам к выходу. Стаскивай вещи с полки.
     – Да, надо бы, – пробубнил Георгий, потянувшись к полке за большой спортивной сумкой, срочно купленной накануне. – Первым делом на станции воды куплю.
     – Да не выдумывай уж! На автобус бегом надо.
     – А, и то верно. В конце концов, терпели полтора часа, так же и еще двадцать минут потерпим. Данила, рюкзак на плечо! – шутливо скомандовал Георгий.
     Разморенный Данила встрепенулся и будто бы чуточку ожил. Даже улыбнулся как-то кисловато – верно, в первый раз за последние несколько часов.
     «Малые Вяземы», – прохрипел вагонный динамик голосом, ясным только для посвященного. Со скрежетом растворились створки дверей.

2

     Автобус скрипел по извилистой дороге. Боже мой, какая скукотища! Одинаковые покосившиеся избушки, иногда – лабаз на обочине; пустая зеленая равнина, где-то вдалеке – недвижимо жующая травку корова или беспомощный козел на привязи … Перелески – сосны, мост через реку. Лучше б уж не касалась рука человеческая этих заповедных некогда мест, введенных в серость и запустение!
     Спуск – подъем. Длинные, несколько тронутые цивилизацией полугородские-полусельские улицы; церковь, аптека, лавочки … Лица – немного посвежей и опрятней. Крутой съезд с поворотом вниз по дороге: зачахший «лиазик» невесть откуда обретает силы и летит вниз стрелой, посвистывая. Аж дух захватывает. Дом отдыха «Подмосковье».
     Выгрузившись из автобуса, тройка новоприбывших расположилась на остановочной скамейке – передохнуть перед последним марш-броском.
     – Однако, – присвистнул Георгий, взглянув наверх. Над заплутавшей посреди холмов дорогой на приличной высоте, среди сосен, громоздились «подмосковные» корпуса: кирпичные и деревянные, обветшавшие и недостроенные. Потрепанным переездом Татьяне, Гоше и Даниле предстояло лезть ввысь: почти под самое небо. Одно успокаивало: скоро – диван, стол; вещи будут скинуты долой …
     Последний раз за день облившись крупным потом, отдыхающие покорили-таки назначенную высоту. Внизу бороздили дорогу легковушки, автобусы и в особом обилии – «Камазы», на деревьях и столбах у поворотов изредка обозначались венки. За небольшим зеленым лугом катилась быстрым мелководьем Москва-река. Туда, в обратную сторону …
     Татьяне почему-то показалось, что оформлявшая номер дежурная администраторша норовила стянуть с Георгия взятку, несколько сотенок, «ну хоть что-нибудь»: Татьяна, в быту щепетильная и расчетливая, часто печаловалась о несбывшихся мечтах окружающих. Больно уж долго подыскивался номер, долго заполнялись немногочисленные бумажки …
     – На ужин, к сожалению, вы уже не успеваете: оформление на питание проходит до пяти часов, – вздохнула чернявая Рита, быть может, и вправду немного раздосадованная. – Возьмите ключ: счастливого отдыха …
     Поблагодарив, Георгий призывно кивнул Татьяне с Данилой. Свершилось… Даже Данила повеселел: наконец-то можно сбросить с натруженных плеч самодельный джинсовый рюкзачок и отшвырнуть прочь удочку – хотя и купленную только сегодня – «по случаю». Компания поскакала вверх по ступенькам – на третий этаж.   
     – … А футболки, рубашки и штаны мы пристроим вот на эту полочку. – Татьяна первым делом занялась налаживанием «домашнего хозяйства». – Гоша, а где твои вторые тренировочные? Нет, по-моему всё довольно здорово. – Татьяна, увлеченная первыми опытами обустройства, забыла даже получить ответ на заданный вопрос.
     – Всё в сумке: смотри внимательнее, – бурчал Георгий откуда-то с пола, с ходу погрузившись в разматывание удочек. – Кстати: эта кровать будет моя, – Гоша ткнул пальцем в лежанку у балкона.
     – Нет уж, – мгновенно сообразила Татьяна, – я там буду спать! Во всех других местах я буду задыхаться. Ты же ведь знаешь, как мне необходим свежий воздух!
     Оторвавшись от удочек, Гоша направился к завоеванной Татьяной кровати, снял ночник с гвоздя и попробовал приладить над ложем по соседству. Из затеи ничего не выходило, однако, с грехом пополам получилось водрузить фальшивый канделябр на само изголовье. На соплях, конечно, но ничего не поделаешь.
     Тем временем Данилина тумбочка до отказу набилась мячами, теннисными ракетками, различного свойства радиотехникой и фотопринадлежностями.
     – Ну чего, идем? – очухавшемуся мальчику снова захотелось резвиться.
     Уловивший перемену в настроении отрока Георгий схватил его плечи, тряханул и крикнул:
     – Что ж, дурень, куда от тебя деваться? А всё почему? Потому, что ты Ваагн!
     – ТЫ – Ваагн! – выпалил в ответ Данила, ткнул дядюшку пальцем в живот и, залившись смехом, опрометью бросился из номера.
     Татьяна поглядела вслед Даниле, снисходительно мотнула головой и вышла следом. Георгий запер дверь на ключ.
     … Территория как территория. Ничего особенного, грязновато только. Строительство, начавшееся, видимо, недавно, явно не украшало «подмосковных» владений. В остальном: лесок, раскиданные кругом корпуса, затейливо сработанная «под фольклор» игровая площадка с Бабой-Ягой, Змеем Горынычем, избушкой, фальшивым колодцем и высокими горками; вытоптанное футбольное поле; расположенный поодаль длинный кирпичный сарай – бар, магазин, клуб и библиотека «в одном флаконе» – всё это придавало «Подмосковью» даже какой-то свой колорит. Бегло осмотрев «достопримечательности» работы безымянного народного скульптора, Гоша, Данила и Татьяна отправились в магазин за провизией. Данила то и дело оглядывался назад. В глазах его играла вернувшаяся жажда резвиться.
     Импровизированный ужин был быстро уничтожен, хотя банка сайры так и не поддалась натиску перочинного ножика.
     Первая рыбалка состоялась: поймали три маленьких не плотвы, не то язя и одну чахоточную уклейку; «для первого раза» и такой улов решили оставить. Возвращались в сумерках.
     Около часу ночи Георгий окончил отнюдь не увлекательное чтение из истории родного вуза. Это было «необходимо по работе». Татьяна впадала в сон, ненадолго прерванный процедурой вешания ночника «на место»; Данила давно сопел, временами переходя на вполне зрелый раскатистый храп. Потушив свет, Гоша вышел на балкон надышаться табаком. Из тьмы, со стороны бара, доносились нестройные песнопения.

3

     Проснувшись раньше других, Георгий опять погрузился в чтение. Уже не «по работе», а «для души». Он держал в руках новый фолиант «историософа» Владимира Кантора, беседующего с читателем на темы «русского европейца». Чтение было тенденциозным, но увлекательным. Мерно посапывал Данила; Таня же, потревоженная воздушными передвижениями Георгия в направлении то душа, то балкона, временами приоткрывала глаза.
     – Сколько времени? – прошипела Татьяна надтреснутым со сна шепотом.
     – Двадцать минут девятого, драгоценная, – ответствовал шепотом же Георгий, – спи пока.
     – Не хочу уже, – Татьяна широко зевнула и потянулась. – Пойду умываться.
     – Ты – Кантор Вова, – прозвенело из противоположного угла комнаты. – Ты опять читаешь! П-пух! – Данила сложил руки пистолетом и «убил» дядюшку наповал. – Чтоб читать больше ни-ни! Достал всех своим ЧТЕНИЕ!
     В минуты душевного подъема (из которых, впрочем, и состояла его жизнь, – не в пример вчерашнему дню) Данила постоянно коверкал слова. Среди его излюбленных упражнений была постановка фамилий вперед имен, прилагательных вперед существительных и «разговор в именительном падеже».
     Тем временем подступала пора завтрака. Столовая «Подмосковья» являла собою большущую бревенчатую избушку, крашенную в зеленый цвет. Поднимаешься на второй этаж по крученой двухсторонней лестнице – попадаешь в небольшой холл – с зеркалом, креслами, пальмами в кадках и вывешенном на стене меню на день, писанном от руки главной по посуде – Любовью Степановной. Коренастая кривоногая бабка с многолетней столовской хваткой (не ошибившись, можно было сразу сказать: «выносит сумками!») и проплешинами на голове, иногда собственноручно разносившая питание, она получила от Данилы прозвание «монстра». Внутренности столовой отдавали привкусом старого организованного советского общепита: неизменные алюминиевые подстаканники, высокие хлебницы, накрытые сероватыми матерчатыми салфетками, обшитые коричневым «ДСП» стены, увешанные картинами (хотя и любительскими, но довольно неплохо исполненными), столы, столы, столы … В несколько рядов; в каждом – столов по сорок – «на четверых каждый». И конечно, девушка в фартуке, неспешно катающая меж столов тележку с яствами.
     Георгий подошел к одной из служительниц и протянул «талоны на питание»; девушка учтиво указала столик в конце зала. На завтрак предлагалась каша молочная «Дружба», омлет, «хлеб, масло, сыр». Конечно, «чай, сахар». Данила ел с отвращением, Татьяна – с комментариями, Георгий – равнодушно.
     Около столовой, у дороги наподобие «центральной аллеи», в ряд стояли скамеечки. На одну из них, словно по привычке, приземлились после завтрака трое отдыхающих. Мимо прохаживались пожилые парочки в хлопчатобумажных рубахах, плелись мамаши с подпрыгивающими детьми – в основном девочками; тарахтели строители-азербайджанцы. Георгий вскинул голову наверх … В вышине врастающих в самое небо ёлок, сквозь плотное сцепление колючих зеленых ветвей резались утренние лучи. Бледно-золотистое поигрывало на туманно-лазурном; переплетение их рождало свет. Взгляд останавливался; сосредоточенный и рассеянный вместе, он стремился в повисший меж веток кусочек бездонности …

4

     Стояла нудная послеобеденная сиеста. За дверью распахнутого балкона едва колыхался легкий ветер. Небо, затянутое сероватой ленивой дымкой, словно боялось вздрогнуть, чтобы невзначай не нарушить царящей вокруг тишины. Ели и березы замерли в остолбенении; поутихли бензопилы рабочих-азербайджанцев и стук мяча на футбольной площадке. Делать было откровенно нечего.
     Каждый из обитателей трехместного номера занимался консервированием времени на свой манер. Татьяна дремала под бездействующим ночником. Данила изредка отрывался от раскладывания пасьянсов и переключался на бесцельное тюканье теннисным шариком об тумбочку. Георгий был погружен в «Кантора Вову», время от времени отправляясь на балкон вдохнуть очередную порцию табачной отравы.
     Неподвижность была прервана нежданным телефонным звонком из дома. Татьяна приоткрыла глаза и стала наблюдать за Георгием, взявшим трубку. Хотя в воздухе разносилась речь только одной из сторон диалога, Татьяне стало всё до предела понятно.
     – Едут? – с волнением спросила она. Приглядевшись, можно было заметить, что жилка на ее шее начала пульсировать чуть быстрее.
     – Уже приехали, – ответил Георгий, нажав красную кнопочку, отбросив телефон в сторону и снова углубившись в чтение.
     «Нежданными-предугаданными» визитерами – новыми обитателями «Подмосковья» на ближайшие несколько дней должны были стать «очередные родственники»: Гошина престарелая тетушка Лена и дочь ее, а именно Георгиева двоюродная сестра, – Ирина – тоже в летах. В сознании «молодого поколения» Гошиных близких они стали чем-то вроде неразрывного целого, и, несмотря на солидную разницу в возрасте и даже «расстояние в одно поколение», величались «тетей Леной и тетей Ирой» или же просто «тетушками». Хотя, к примеру, Данила, особенно усердно трындивший «тетя Лена с тетей Ирой», видимо, плохо соображал, что первая из них ему – двоюродная бабушка, а вторая – хотя и действительно тетя, но все-таки тоже – двоюродная. Впрочем, если учесть, что собственного отца Данила от рожденья и до сих пор величал «Лешей», то многое ему могло быть прощено.
     Данила, словно учуяв перемену в атмосфере, стремительно выскочил на балкон. Через мгновение он уже успел прокричать во весь голос «вон они!», неистово загоготать и повалиться на пол, схватившись за живот. Данилу перекорежило самым неестественным образом. Он катался по полу. Таня с Георгием переглянулись и тихо вышли на балкон. Еще через мгновение Татьяна ахнула и прикрыла разверзшийся рот ладонью; Георгий тихо зашел обратно в комнату.
     Действительно, «тетушки» проплывали ровнехонько под балконом – тремя этажами ниже. Маленькая согнувшаяся тетя Лена, часто семеня, едва успевала за шагающей медленно, но широко, высоченной Ирой, держа ее под руку. Тетя Лена была одета в какой-то пестрый халатик-платье и имела на голове внушительный пенсионерский белый капор в духе шестидесятых. Ира, гордо вскинув голову, медлительно осматривалась сквозь большие дымчатые очки, с достоинством попыхивая «Явой». Тетя Лена и Ира давно были больны идеей летнего отдыха; реализации их планов помогла советом Гошина матушка. Приезд «тетушек» прогнозировался, но то откладывался, то вообще как будто отменялся. Свершившееся было поэтому хотя и ожидаемым, но довольно внезапным.
     – Гош, Гош, надо пойти поздороваться! – взволнованно и даже с легкой оторопью в голосе проговорила побелевшая Татьяна.
     – Успеем еще … – протянул Георгий, завалившись на диван и вновь уставившись в своего Кантора.
     – Как же ты так можешь? Они же твои родственницы!..
     – Не беспокойся, Танечка, – ответил Георгий. – Это сделать мы всегда успеем. Не далее, как завтра в столовой.
     Татьяна и впрямь немного успокоилась.

5

     Прогноз Георгия насчет «первого приветствия» оказался даже слишком отодвинутым в будущее. На деле оно состоялось тем же вечером, а следующим утром – после завтрака – был намечен уже первый совместный поход на пляж. Конечно, без тети Лены: ее здоровье не позволяло ежедневно лазать по крутым склонам.
     Погода выдалась на удивление «не пляжная»: с утра небо заволокло сплошной серой тучей; казалось, что вот-вот пойдет дождь. Однако, в воздухе царила прежняя неподвижность, было всё так же тепло. Долговязая Ира ожидала Георгия, Таню и Данилу, как и было условлено, у дверей кирпичного корпуса.
     Склон холма резко забирал вниз, разверзаясь в иных местах настоящими пропастями. Ира, прибывшая накануне по «главной дороге», взглянув вниз, слегка ужаснулась, но виду не подала.
     Речка катилась хоть и быстро, но умереннее прежнего. На островке земли, свободном от ивняка и потому используемом под пляж, народу было совсем мало: охваченные предвкушением дождя, отдыхающие решили не испытывать судьбу и не совершать противоестественных попыток купания. Машин на «пляже» не было вовсе. На «том берегу» – напротив – копошились, как ни в чем ни бывало, полуголые дачники с детьми; рыбаки неспешно закидывали удочки. Для них угрозы дождя будто вовсе не существовало. В отдалении – вперед, через дорогу и направо – на лесистой вершине холма величественно высились купола и башни Сергиевой обители. Тишина, неподвижность и сумрак погружали в какую-то молчаливую торжественность.
     Георгий с Данилой, волоча удочки, шли немного спереди; Татьяна, немного поотстав, просвещала Иру рассказами о местных особенностях.
     Разумеется, пляж, несмотря на опасливые просьбы Иры, был оставлен позади, и компания направилась к тому месту, где было хоть поглубже и пообрывистее, но сподручнее ловить рыбешку. Так постановил Георгий; Таня и Данила повиновались нехотя, Ирина, «по незнанию», плелась следом.
     Отметкой служило сухое дерево. За ним – ивы, небольшой спуск вниз, маленький заливчик. Именно здесь Георгий приспособился закидывать удочку. За следующим кустом остальные наметили бултыхаться в воду.
     Слабое шуршание; затишье.
     Чуть видимые волны.
     – А-а-а-а-а!.. – протяжный крик Данилы, срывающийся на визг; бабаханье об воду: юный первопроходец всем телом сверзился в воду с таразанки. 
      – Вода отличная – теплее воздуха, – призывным голосом, отдуваясь и протирая глаза, вещал Данила, немного отплыв от берега и встав на дно ногами. – Лезьте: тут прикольно!
     – Сейчас-сейчас, – послышался из-за кустов сосредоточенно-трусоватый Татьянин голос, – … опробуем …
     Внутреннее вздрагивание воды; волна. Бултых: Татьянина макушка мелькает уже чуть в отдалении.
     – Ну чего, Тань, можно? – доносится басовитый голос Иры.
     – Давай, не стесняйся!
     – Ну ладно: раз … два … – третий купальщик подбавил волн и отрицательных ощущений Георгию.
     Ненадолго как будто бы вновь стихло. Полминуты спустя три головы проследовали вниз по течению.
     – Ну что, Гоша, как рыбалка? – ехидно вопросила голова Татьяны.
     – Гоша, видать, уже приготовился, а мы ему … Ха-ха-ха … – затрясся в воде от хохота Данила, неровно дыша и отплевываясь.
     – Ничего, – дипломатично ввернула Ира, – мы ему своей волной всю рыбу пригоним.
     – Правда, Гош, здорово? – крикнула Таня, удаляясь.
     – Убью! – воскликнул Георгий со смехом. – Плывите быстрей, а то не поздоровится!
     Три головы медленно удалялись в направлении пляжа.
     Рыба клевала плохо: добычей Георгия становились в основном все те же плотвички и уклейки, на сей раз по большинству отпускаемые восвояси. Сзади раздались приближающиеся голоса, и вскоре три фигуры нарисовались отчетливо: вплавь против течения возвращаться было несподручно.
     – Ну, как клюет? – поспешно и приподнято спросил Данила. С головы его стекали струйки воды.
     Георгий обернулся и недовольно сверкнул глазами в племянника.
     – Данила, не простудишься? – заволновалась Татьяна. – А то смотри, придется отправлять тебя в Москву. Мама твоя нам спасибо не скажет.
     – Фигня, – выпалил Данила, расхохотавшись. – Мне по фигу. А простужусь – будет прикольно.
     – Нет уж, дорогой, разреши тебя вытереть.
     Татьяна взяла полотенце и принялась растирать непокорного юнца.
     – А-а-а! – раздалось из-под полотенца. – Убивают! Гоша, дай мне лучше удочку!
     Вытертый весьма посредственно, Данила вырвался из-под Таниного контроля.
     – Разматывай … – лениво пробормотал Георгий.
     – Ой, а можно и мне поудить? – всполошилась внешне спокойная, но внутри снедаемая азартом Ира.
     – Держи, – вяло передал ей Георгий поднадоевшую снасть.
     – Только объясните, когда вытаскивать.
     – Это фигня, – встрял неуёмный Данила. – Видишь, что поплавок болтается, так и тяни!
     – А как это? – недоуменно осведомилась Ира.
     – А вот так! – Данила проворно изобразил заброс и моментом вытащил удочку из воды, как ошпаренный. – Ха-ха-ха-ха-ха …
     Когда на Данилу «находило», унять его было делом не из легких.
     – Понятно, – ответила Ира, совершив довольно неуклюжий заброс.
     Несколько минут стояли, сосредоточившись. Клевало постоянно, но очевидно, такая мелочь, что тащить ее и смысла не имело. Неопытной в делах уженья Ире это было непонятно, и она то и дело с восторженными криками вытаскивала удочку обратно и просила всех поочередно насаживать новый хлеб.
      – Да-да … Бы … У-у-у … Ды-ры-ду-да … Бу-бу, бу-бу, бу-бу … Бу-бу, бу-бу … – сверху послышалось нечленораздельное. Донеслись шаги и похлопывание в ладоши.
     – Ой, что это такое? – округлила глаза Татьяна, перепугавшись. – Это что: корова? Или это … это … человек?
     – Это новый диалект русского языка! – выпалил Данила. – Кириллица!!!
     Данила зашелся новым приступом смеха.
     – Да-да … Бы … Бу-бу, бу-бу … – пронеслось мимо – по направлению пляжа.
     – Кириллица … – прошептала остолбеневшая Татьяна.
     Клев затих; время приближалось к обеденному. Смотав удочки и выйдя на «поверхность», отдыхающие взяли курс на «Подмосковье». Стояла все та же хмурая тишина; проясняться и не думало. Вытащив из сумки фотоаппарат и попросив остальных «попозировать», Георгий отщелкал несколько кадров. Ира с Татьяной, неспешно переговариваясь, шли впереди, Георгий с Данилой тащились сзади. Между двумя парами – откуда-то «из тыла» – вклинилась третья. Вдоль берега проследовала средних лет женщина в сатиновом платье; впереди нее быстрыми шагами нёсся вперед человек лет тридцати: в плавках и панаме. Осанку имел сгорбленную. Отвисшая нижняя челюсть и вываленный язык свидетельствовали безумие. Человек нагнулся к земле, схватил с нее опустошенный пакет из-под молока и принялся с усердием запихивать его в рот.
     – Сколько раз тебе говорила: не тяни в рот грязь всякую, – возгласила женщина, подскочив к человеку. Она вырвала пакет у него изо рта и отбросила обратно наземь.
     – Бу-бу, бу-бу, бу-бу … – отозвался человек, согнулся пуще прежнего и устремился быстрыми размашистыми шагами вперед, хлопая ладошами спереди и позади себя.
     Это был «Кириллица».

6

     Окончившийся обед неотвратимо приближал безделье. Георгий с Татьяной и Данилой шли из столовой; впереди, под руку, плыли согнутая тетя Лена и попыхивающая «Явой» Ира. Тройка догнала пару и, беззвучно поулыбавшись, ушла в отрыв.
     – Вот они … – заулыбалась было тетя Лена, но Гоша с Таней и Данилой уже отдалились.
     Сквозь кусты они свернули в магазин: несмотря на относительную прохладу, сильно хотелось пить; к тому же Данила пристал с «Фантой»; Таня же, развив мысль, настаивала на приобретении пары рулетов – «к чаю». Выскочив из магазина и полетев дальше в направлении корпуса, они снова догнали тетю Лену с Ирой.
     – Опять они, – равнодушно пробасила Ира.
     – Откуда это вы?.. – промолвила тетя Лена, немного удивившись вторичному обгону. Опять из-за спины!
     – Из магазина! – бросил Данила, сматываясь вперед во главе «своей» группки.
     Поднимаясь по лестнице, Таня вспомнила о необходимости зашить надорвавшуюся кофту.
     – Гош, а у нас ведь иголки с ниткой-то нету! Надо у тетушек просить.
     – Ну, попроси, – ответил Гоша равнодушно.
     – Нет уж: пошли вместе.
     – Ну, пойдем что ли …
     Войдя в номер «тетушек», Таня, Гоша и Данила обнаружили на месте только Иру. Получив нитки с иголкой и поблагодарив, они направились к выходу. Внезапно дверь открылась сама.
     – Ой! – только и успела воскликнуть тетя Лена, прижав руки к груди.

7

     Новое утро. Новая хмарь. Прежняя окостенелость воздуха; очередная тоска.
     Снова идти на пляж и повторять прежнее не хотелось. Утро было отведено теннисному столу и неохотному составлению планов на непосредственное будущее. Планы не клеились: мысль отказывалась шевелиться. Разумное предложение, казалось бы, было внесено Татьяной: посетить Сергиеву обитель, но, хотя расстояние было меньше километра, по теперешнему настроению оно было дистанцией размера огромного. К тому же, культурное наследие предков как-то загодя было тяжело для восприятия.
     Ноги сами принесли в бар; мысль остановилась на пиве. Взяв по пол-литровому пластмассовому стакану, Гоша с Татьяной расположились под елью. Рядом примостился Данила. От нечего делать пошли тягучие разговоры о том – о сем, временами перетекающие в Гошины теоретические выкладки. Почему-то речь зашла о персональной генеалогии, вспомнилась связь поколений и таинственное число «12», – по количеству лет, отделяющих многих родственников Георгия одного от другого: тетушку от матушки, ее от Иры, Иру от сестры, сестру – от самого Георгия … Наверное, в этих построениях была некоторая доля увлекательности, потому что даже равнодушный Данила, которому хотелось прежде всего резвиться, немного ожил и начал ввинчивать в разговор какие-то вопросы.
     Когда содержимое пластмассовых стаканов закончилось, Гоша задумал «повторить». Привлекши к обратному походу до бара Данилу, жаждущего разминки, Георгий наткнулся на закрытые двери. «В чем дело?» – недоуменно осведомился он. Около дверей околачивалась девочка лет десяти с длинной русой косой. «Тех. перерыв!» – расторопно возгласила она, поводя глазами и указывая пальчиком на висевшую на дверях табличку, которую Георгий по странности сразу и не приметил. «Понятно …» – протянул Георгий и повернул вместе с Данилой обратно – в сторону ели, под которой потирала руки Татьяна, обрадовавшаяся «тех. перерыву».
     Внезапно Данилу прорвало.
     – Тех. перерыв! – загоготал он и замахал руками в обратную сторону. – Тех. перерыв!
     Георгий ухмыльнулся. Слова племянника были адресованы не закрытому бару, а девочке с косичкой. Дядя понял, что новая кличка состоялась.
     День прошел достаточно бессмысленно. Непродолжительные вылазки в столовую и на территорию «Подмосковья» сменялись долгим сидением в номере, курением, Данилиными пасьянсами и стуком мячика, сном. Проясняться стало только к вечеру. И за окном, и внутри у отдыхающих. Мало-помалу возвращался какой-то бесцельный энтузиазм, в свете которого даже глупое времяпрепровождение начинало окрашиваться тонами радостными. На сей раз принято было предложение Татьяны: «пойти на шашлык».
     Разумеется, «шашлык» был не «природным», бивуачным, а лентяйским, проще говоря, – кафешным. Почему-то Татьяне не терпелось вкусить его непременно в компании Иры. Даниле такое предложение приходилось явно не по вкусу; Георгий тоже не ощущал чрезмерного недостатка в обществе двоюродной сестры, но на уговоры супруги нехотя поддался.
     Нагнав после ужина как всегда неторопливо плывущих в сторону кирпичного корпуса тетю Лену с Ирой, Татьяна, подбадриваемая ощущением стоящих поодаль Гоши и Данилы, смущенно обратилась к «тетушкам»:
     – Вы знаете, у нас созрела такая мысль … Странная, может, немножко … Вы знаете, мы вот думали, как распорядиться сегодняшним вечером … Короче говоря, мы хотим пригласить вас пойти с нами есть шашлыки.
     – Ой, это после ужина-то … – смущенно протянула тетя Лена. – А у вас и мясо уже заготовлено?
     – Нет, – обрадовалась Татьяна шаткому, но всё же началу своего предложения, – их там – в баре делают. Вот мы решили попробовать … И вас позвать.
     – А почему бы и нет?! – оживилась Ира. – Мамуль, ты как?
     – Я, пожалуй, – нет, – ответила тетя Лена. – А ты, Ир, как знаешь …
     – Ну, хорошо: увидимся на площадке, – выпалила Таня и бочком ретировалась.
     Казалось, она сама уже была не рада своей инициативе. Однако, пытливое желание «выпить с Ирой» брало свое. Георгий обреченно протестовал, зная понаслышке, что «выпить с Ирой» может иметь неоднозначные последствия. Данила, желавший проводить время как можно дальше от «тетушек», принялся осуществлять план по поеданию шашлыка сепаратно.
     – Ой, уже сидят, – тревожно возгласил он, когда в сопровождении Гоши и Тани покинул корпус и увидал «тетушек» восседающими на скамейке неподалеку от бара.
     Ира, затягиваясь «Явой», мусолила неизвестный детектив в цветной обложке; тетю Лену вовлек в беседу некий толстобрюхий старикан.
     – Давайте-ка как-нибудь пройдем мимо и ничего не скажем, – прибавил Данила, сделав лицо пососредоточеннее, вытянувшись в струнку и прибавив шагу.
     Поравнявшись с «тетушками», он просвистел мимо не оборачиваясь. Гоша с Таней посмотрели в сторону «тетушек», смущенно заулыбались и, не сказав ни слова, тоже прошли дальше. В сторону бара.
     Шашлыков пока еще не давали: шли только приготовления к их жарке, заключавшиеся в ломании дров у мангала и громкой перепалке между армянами-«кочегарами». Гоша с Таней запаслись очередным пивом, Даниле купили бутылку «Фанты» и пакетик орехов. Расположившись на резных санях на несколько метров в тылу у Тети Лены и Иры, принялись болтать.
     За первой порцией пива последовала новая; Данила пережевывал очередные вафли, запивал их «Фантой» и заговорщически поглядывал на спины тети Лены и Иры, похихикивая и шепча что-то на ухо поочередно Гоше и Тане. Временами «молодежь» поднималась с саней и начинала прохаживаться вдоль спортивной площадки.
     – Ну, чего? – осведомлялась Ира, отрываясь от цветного детектива.
     – Пока ничего. Еще не готово. Ждем, – отвечали Гоша и Таня. Данила, вытянув лицо, старался смотреть в другую сторону.
     Новое пиво, очередное восседание на санях, снова – пешая разминка.
     – Ну, как? Не собрались еще?
     – Да всё как-то нет. Наверно, и не соберемся. Они только жарить начали, – дипломатично увиливали Таня и Гоша, уже «оформив заказ».
     Данила, отворачиваясь, прыскал в кулак, еле сдерживаясь, чтобы не разразиться в голос.
     Досиживание на санках в ожидании уже поспевающих шашлыков было особенно напряженным. Георгий чувствовал себя круглым идиотом, Таня корила себя за дурацкий оборот событий, Данила хохотал, не стесняясь:
     – Вот прикол-то сейчас будет: мы там сядем … А они …
     – Не стыдно тебе, дуралей? – пытался поучать Георгий племянника-невежу, сам еле удерживаясь от смеха. – И ведь смеется же еще!
     – Бабушка говорит – «и смех, и грех»!
     – То-то и оно!
     – Ой, как стыдно … Так глупо всё получается … – лепетала Таня, будто бы ситуация была и в самом деле непоправима.   
     Наконец, к вящему облегчению всех троих, уставшая тетя Лена и заждавшаяся Ира встали со скамейки и направились в сторону корпуса. Данила, Гоша и Таня, не сговариваясь, вскочили с саней и, словно грядущий шашлык должен был стать для каждого из них последним, опрометью ринулись на импровизированную площадку перед баром занимать самодельные столики из чурбанов. Немного отдышавшись, Георгий подошел к шашлычнику Рубену.
     … Переваривать шашлыки уселись на спину деревянному Змею Горынычу. Проступившее на небе солнце клонилось медленно к Западу; вокруг щебетали ребятишки, по скамейкам болтали женщины. Данилу вспучило, и он на несколько минут отлучился до номера. В образовавшейся паузе Гоша с Татьяной принялись было выяснять по какому-то поводу отношения, но с появлением Данилы Таня стихла; Георгий снова разомлел и завел с племянником разговор о футболе. От слов решили перейти к делу и, уговорив Татьяну, выпросили разрешения до заката погонять мячик. Сама Татьяна устроилась поодаль на «тетушкиной» скамейке и погрузилась в чтение Тургенева, взятого накануне в местной библиотеке. На стук мяча приспели четверо местных мальчишек, разыгрывавших в противоположных воротах «американку». Состоялась футбольная дуэль «до пяти», в продолжение которой Георгий отчаянно лупил мимо ворот соперника, а Данила отметился тремя меткими выстрелами. Благодаря его неуемной энергии тройка из Георгия, Данилы и одного из «местных» победила 5:3. Победный гол был забит уже в кромешной тьме.
     Спортивные успехи сподвигли отдыхающих провести остаток астрономического дня за теннисным столом.
     Около полуночи, сбившиеся с ног, но счастливые, Татьяна, Георгий и Данила рухнули на кровати.
 
8

     Новый день пребывания в «Подмосковье» начинался той же пасмурностью на небе, тем же отсутствием плана действий, но каким-то светом внутри. Встреченной наутро Ире объяснили, что на шашлык, конечно, попали, но он был невкусный и непомерно дорогой. Да и какое, в конце концов, удовольствие жевать мясо, приготовленное около бара? Та же жратва, и никакой романтики. Ира, в свою очередь, поведала о вчерашнем посещении территории соседнего военного санатория. Таня и Гоша переглянулись и облегченно вздохнули. Иру пригласили сразиться в теннис, причем «тетушка» продемонстрировала неплохую выучку: сказывались давнишние занятия в детской секции.
     Татьяна одолевала просьбами пойти в Сергиеву обитель. Даниле и Георгию отчаянно не хотелось посещать святыню: настроение было какое-то не церковное. Однако, дали манили … В конце концов, не всё же было ограничиваться территорией «Подмосковья» да вылазками на речку. Приняли решение срединное: пойти «в ту сторону» – а именно, в направлении обители; в саму ее зайти непременно через пару дней – в день местного престольного праздника, а пока – полазить по монастырским окрестностям.
     Дорога пролегала сквозь соседний военный санаторий – тот самый, где накануне счастливая Ира, обделенная шашлыком, вкушала мороженое. Территория санатория погружала в кирпично-приглаженную, озелененную «служивыми», аккуратную и бездушную атмосферу советского времени. Всё здесь было по-прежнему: вылизанные до блеска угловатые коричневые корпуса с нелепыми стеклянными дверями, «КПП», снующие туда-сюда зеленые «уазики», уходящие за горизонт прямолинейные аллеи, бронзовый Ленин на постаменте, мерно прогуливающиеся по территории заслуженные тыловые генералы с прямыми спинами и торчащими брюхами – только что с «утренних процедур»; бережно лакирующие асфальт вениками солдаты … Выдраенная просторная казарма для престарелых солдафонов. В голове Георгия вертелось: «мы должны быть начищены и наблищены, соответствовать стрункости и отточенности утюгов …» Казалось, время здесь застыло или вовсе повернуло вспять. Отсюда хотелось вырваться побыстрее: поближе к иному – вечному, бессмертному …
     На взгорье высилась Сергиева обитель. У ворот мерно прохаживались лощеные монахи: теребящие четки, проповедующие, переговаривающиеся. Кучковались визитеры, фотографирующие ворота, проникающие на территорию, толпящиеся у лотков с сувенирами … На другой день Гоша, Таня и Данила вновь вернутся сюда. Походят молчаливо меж церквей и колоколен, прикоснутся к шестисотлетним стенам, зайдут, как и прочие «туристы», в «лавку народных промыслов». Затеплят свечу в Успенском соборе, напьются святой воды из общей кружки. А пока – мимо, под горку …
     – Ну и где твоя Разводня? – вопросительно уставился на Георгия Данила и развел руками в стороны – то ли от недоуменья, то ли имитируя «Разводню».
     Георгий, призадумавшись, теребил подбородок и поглядывал вниз – под крутой обрыв, неподалеку от таблички «посещение смотровой площадки запрещено». «Разводнёй» Гошин отец нарек протекавшую где-то здесь речушку, на самом деле, как открылось позже, именовавшуюся Сторожкой, где должна якобы была остервенело клевать рыба. «Разводня» не показывалась. Татьяна стояла чуть поодаль и опасливо глядела то вниз, то на виднеющуюся в отдалении деревушку Сергиева Слобода.
     – Нет Разводни. Искать будем. Ну что, альпинист, готов к спуску? – Георгий перевел взгляд на племянника.
     – Легко! – отрывисто выпалил Данила и пулей полетел вниз по извилистой тропинке.
     – Таня, ты как? – спросил Георгий.
     – Нет! – в глазах Татьяны мелькала какая-то ошалелость.
     – Ну ладно. Мы через десять минут. Жди.
     Георгий исчез вслед за Данилой.
     Меж тощих и высоких ив, разлапистых лип, в высокой траве, вдоль аляповатых дачных участков с капустой и козами стремилась вниз тропинка. Данила с мальчишеской удалью летел впереди, за ним следом быстро вышагивал Георгий. Травяные заросли то густели, лупя по щекам и предвещая топкое место на тропинке, то редели, открывая вид на приближающуюся полоску ив, явно обозначавшую текущую внизу небольшую речку.
     – Деревья видишь? – спросил Георгий.
     – Ну и чего? – замешкался Данила.
     – Разводня твоя – там.
     – Да? Это прикольно.
     Данила прибавил скорости, сбиваясь почти на откровенный бег.
     Вступив в ивовое царство и продравшись сквозь прибрежные лопухи, Данила с Гошей переглянулись.
     – И это твоя Разводня? Куда ты меня приволок? – возмутился Данила. В округлившихся глазах его стояла смесь негодования и презрения.
     – Да-а-а … – протянул Георгий.
     Внизу, под навесным мостиком, протекала узкая речушка – метров пяти в ширину. Вода ее катилась шустро в сторону Москвы-реки, просвечивалось близкое дно с длинной травой. Рыбой тут явно и не пахло.
     – Ну, что я могу сказать? – отвечал Георгий. – Благодари дедушку: это он нас сюда спровадил.
     Немного постояв на мосту, Гоша и Данила расслышали шорох за спиной.
     – А вот и я! – ивы раздвинулись: на мостике предстала Таня.
     – Ты как это? – недоуменно в один голос вопросили Данила с Гошей.
     – А вот так! – горделиво задрала нос Татьяна. – Нормальные герои всегда идут в обход!
     Оказалось, что всего метрах в двадцати от спуска, по которому слетели вниз Данила с Гошей, была тропинка попросторнее и не столь крутая. Спустя минуты две после отправления родственников Татьяна решилась на «подвиг» и направилась следом.
     – Речка, прямо скажем, неглубокая! – вынесла Татьяна свой вердикт, взглянув на воды Разводни-Сторожки. – Дальше пойдем?
     Ивы зашевелились вторично. На мост вступил мужичок в штормовке и с удочкой – явно из местных. Татьяна, Георгий и Данила расступились; мужичок направился дальше к Сергиевой Слободе.
     – Безусловно! – ответил Георгий на повисший в воздухе вопрос жены.
     За Сторожкой расстилалось поле. Над ним болталось хмурое, будто бы осеннее, небо. За несколько сот метров, на небольшом холмике, торчали деревенские дома. Обогнавший отдыхающих рыбак резво удалялся вперед – в направлении забрезжившего в поле зрения пруда.
     – Ой, коровки! – восхитилась Татьяна, протянув руку в сторону лениво пасущихся поодаль мордатых четвероногих.
     – М-му-у-у! – заорал не своим голосом Данила, осклабясь и вывалив коровам язык.
     – Не надо им так. Они хорошие! – оскорбилась за коров Таня.
     Ноги колола торчащая сухая трава. Только что был покос; на поле мелькали аккуратные небольшие стожки.
      На пруду сидело несколько рыбаков. Особой прытью отличались мужчина с девочкой, расположившиеся на вытянутом узком полуостровке, ежеминутно таскающие микроскопических карасиков.
     – Это что: тут – такая рыба вся? – разочарованно протянул Георгий, глядя на папашу с дочкой. Возле них торчала на палке табличка: «Ловля рыбы запрещена. Воспроизводственный участок.»
     – Ой, нет, Гоша, гляди: какая плеснулась! – дернула его за руку Татьяна.
     По воде пошли круги. Татьяна развела пальцы сантиметров на двадцать.
     – С красными глазищами! – прошептала Таня.
     – Наверно, плотвичка, – вздохнул Георгий, так и не видавший рыбки.
     Пару дней спустя они втроем вернулись на пруд. Ловил с увлечением один Георгий; Таня с Данилой передавали друг другу «переходящую удочку». Ловилась сплошь мелюзга, прозванная «карамельками». Новую «карамельку» Данила приветствовал громовым кличем: «Мочи его ногами!» и заливался хохотом. В лучах заходящего солнца, тишине и безветрии незаметно протекали часы, мерно отстукиваемые на башне Сергиевой обители. Здесь Георгию удалось вытащить лишь трех относительно крупных карасей.

9

     Георгий был раззадорен бесплодным вояжем на пруд и желанием рыбалки. После обеда он снарядился в поход на речку, обещавший дополнительную радость – одиночество: Данила и Таня взялись отдохнуть, к тому же над Татьяной дамокловым мечом висела стирка.
     Расположившись в привычном месте, Георгий отвлекся от всего сущего. Река поглощала, уносила в свои воды тишиной, покоем, умеренным течением. Беззвучие. От начавшего было накрапывать дождя скрывали деревья и верная черная кепка. Совершив несколько бесплодных забросов, Георгий закурил сигарету и насадил на крючок малюсенький кусочек хлеба. «Пусть хоть мелочь какая выловится …» Георгий устремил взгляд на поплавок. По воде шли дождевые круги. Поплавок тюкнул, привстал, медленно поехал в сторону и начал плавно уходить под воду. Георгий впервые за время нынешнего отдыха ощутил на конце лески более или менее приличный вес. Подсечка … Через пару секунд в руках трепыхалась средних размеров плотва.
     – Бу-бу, бу-бу, бу-бу … – раздалось сверху и скрылось в отдалении.
     Дневной моцион совершал «Кириллица».
     Дождь кончился; наверху послышались уже знакомые голоса. Татьяна с Данилой радовались и удивлялись Гошиной добыче, пробовали закидывать удочку сами, но приближалась половина шестого – клев затихал. Потолкавшись немного на привычном месте, пошли в разведку вдоль реки – «на будущее». Обойдя несколько мест, нашли их непригодными и решили держаться затона «за сухим деревом».
     К «Подмосковью» возвращались через поле наперерез: дорога вышла явно длиннее обычного. Данила с Таней недовольно ворчали.
     Взобравшись на знакомую гору и направившись к кирпичному корпусу, Гоша, Таня и Данила наткнулись на «тетушек», сидящих на скамейке поодаль от столовой. Тетя Лена беззвучно глядела вдаль, Ира подпиливала ногти.
     – Вот они, – пробасила Ира, надменно ухмыльнувшись. – Ну чего, рыбаки? Наудили?
     «Наудили» ворвалось протяжной волной в атмосферу и, покувыркавшись, растворилось в воздухе.
     Георгий протянул пакет с единственной плотвой.
     – Ой, хорошенькая … – вздохнула тетя Лена. – А кто же это такой-то? Карась, что ли?..
     – Да нет, вроде плотва, – пояснил Георгий. – Может, и язь: кто его знает.
     – На ужин-то собираетесь? – пробасила Ира. В ее ухмылке будто бы содержалось нечто недосказанное.
     – Конечно: сейчас переоденемся только, – бойко отпарировала Татьяна.
     «Тетушки» остались ждать ужина на скамейке; Георгий с Таней и Данилой прошли дальше. Данилу нежданно прорвало хохотом.
     – Что с тобой, Данечка? – изумилась Татьяна.
     – Ха-ха-ха, ха-ха … Ну что, рыбаки …
     Данила изогнулся, поднял голову к небу, вытянул губы и затрубил:
     – Нау-у-у-у-дили !..

10

     К подъезду кирпичного корпуса «Подмосковья» прикатил огромный диковинный расписной автобус. Холл оказался запружен громадными спортивными сумками, первоклассными велосипедами и наводнен краснощекими средних лет здоровяками; звучала немецкая речь. В дом отдыха с неведомой целью пожаловала сводная команда германских велосипедистов. Перекантовавшись здесь около суток, совершив тренировочный выезд под многократно повторенное «айн, цвай, драй» и заметно опустошив бар, они снова исчезнут в неизвестном направлении. Пока же у обитателей «Подмосковья» появился повод для внепланового удивления и несказанной радости.
     Георгий только что вернулся с кратковременной рыбалки. Рыбачить (или, по цепко подхваченному высказыванию, «удить») было в этот день просто бессмысленно: по случаю теплого воскресного дня побережье Москвы-реки было захвачено греющимися на солнце, моющими несметные машины, жарящими шашлык и просто бездельничающими насельниками окружающих домов отдыха. Посему рыбакам в такой обстановке было делать совершенно нечего. Шум, гвалт, грязь, жара побудили Георгия, совершившего несколько швырков лески в самых неожиданных местах, поскорее смотать удочку и вновь начать покорение местных пиков. Неподалеку от столовой экстатически распинался известный пианист Юрий Ольха, осевший в «Подмосковье» и периодически выступающий на сцене местного клуба. «Он очень интересный человек, он трижды интересный человек! – втолковывал Юрий Самуилович случайному собеседнику достоинства некоего своего знакомого. – Во-первых …» Георгий прошел мимо, не вникая, стремясь немного отдохнуть от приевшихся интеллектуальных бесед. К тому же, до ужина было время вернуться к прерванному бестолковой рыбалкой занятию: походу в бар и опрокидыванию пластмассовых пол-литровых стаканов с пивом. Зрелище немецкого нашествия заставило Георгия ускорить шаг: будет что рассказать Даниле!
     Взлетев на третий этаж и войдя в номер, Георгий был встречен домочадцами довольно недоуменно.
     – Уже? – спросили в один голос Татьяна с Данилой.
     Георгий объяснил причину столь раннего появления и, пообещав Даниле сюрприз, поволок его «на улицу». Купив в баре стакан «Клинского» и сев на привычные сани с Данилой, Георгий принялся поглощать пиво. Данила, глядя на румяных иноземцев, весь извертелся и, порядком поднадоевши дядюшке, был отпущен на волю – глазеть на пришельцев и, самое главное, – их велосипеды. Данила испытывал неистребимую страсть к спорту и всему, с ним связанному.
     – Вėлики у них прикольные! – вытаращив глаза, рапортовал Данила Георгию, прибежав красным от внутреннего ликования. – Двадцать одна скорость, рычаги, передачи …
     У Георгия, огорошенного обилием подробностей и в который уже раз подивленного познаниями племянника, начало немного мутиться в голове.
     – Я сейчас видел многократного чемпиона мира – Макса …
     Георгий не удержал в голове незнакомую и ничего для него не значащую фамилию и возразил, что, быть может, Данила видел всего лишь самозванца, нацепившего на себя майку с фамилией велосипедного героя.
     – А-а-а … Может быть. Я и не подумал. – Данила немного загрустил.
     Георгию стало постепенно надоедать бестолковое восседание на санках, жара и каркающая немецкая речь. К тому же близилось время ужина. Гоша обрисовал племяннику «расстановку сил на данный момент», убедив его возвращаться в номер и готовиться к отбытию в столовую. Данила, чуть-чуть нехотя, согласился. По пути Георгий зашел за очередным стаканом пива.
     … Когда Георгий разомкнул глаза, за окном недвусмысленно смеркалось. Часы, лежавшие на загроможденном столике, показывали без двадцати десять.
     – Проснулся … – вздохнув, протянул Данила, раскладывавший очередной пасьянс. Рядом с ним стояли шахматы. Одинокий черный король был загнан в угол безнадежным матом.
     – Да, вздремнул, – отозвался Георгий, бездумно прохаживающийся по комнате. – А где Таня?
     – Она сказала, что ей всё надоело, и ушла гулять. Ты всё … – уязвил Данила дядю.
     – Да, что-то уснулось как-то …
     Георгий вышел на балкон. Данила юркнул следом.
     – О-о-о, класс! – крякнул Георгий, стащив с подоконника пакет с засоленными карасями. – Просолились – что надо! Нюхни.
     – Фу-у-у … – с отвращением скривился Данила, на дух не выносивший рыбного запаха.
     Георгий принялся нанизывать карасиков на кусок лески и, закончив «работу», повесил их сушиться на гвоздь – за дверью. Рядом болтались мелкие плотвички и уклейки, а также недавняя героиня – подсушенная уже плотва – та, которую «наудили». Стоял тяжелый дух сушащейся воблы.
     Георгий вышел обратно на балкон, где на стуле сидел племянник. Данила уставился на бар, где приступили к «вечерним упражнениям» немецкие велосипедисты. Из бара доносилась низкопробная блатнина: «Ах, Катя, Катя, Катерина …»
     – Татьяна, Елена, Ирина … – передразнил Георгий и высунул в сторону бара язык. Данила расхохотался.
     – Татьяна, Елена, Ирина! Татьяна, Елена, Ирина! – гоготал он, «поймав» в который раз приступ необъяснимого и безудержного веселья.
     Входная дверь открылась, и на пороге появилась утолившая страсть к движению Таня.
    – Погуляла? – смущенно и как-то неуверенно поинтересовался Георгий.
    – Погуляла! – едко выпалила Татьяна.
    – Ладно уж, я понимаю … – замялся Георгий. – Я больше так …
    – Смотри же у меня! – предупреждающе воздела Татьяна указательный палец. – Еще раз такое отмочишь – обижусь ведь!
     – И – что тогда? – Георгий попытался обратить ситуацию в шутку.
     – Увидишь! – Татьяна ехидно прищурилась и покивала головой.
     Георгий приобнял и поцеловал жену. Таня улыбнулась.
     – Ладно, стирать пойду! – постановила Татьяна. – Займитесь пока чем-нибудь путным.
     Георгий и Данила, немного смутившийся за дядюшку, устремились к шахматам. Это было и вправду одно из самых «путных» занятий на данный момент.
     – На чьей территории? – громко осведомился Данила.
     – Всё равно, – отвечал Георгий.
     – Тогда на твоей. Я на твоей часто выигрываю.
     «Территорией» называлась кровать. Играть, сидя на своей ли, чужой ли кровати, – было для Георгия безразлично: выиграв первую партию по приезде, он постоянно «сливал» остальные. Шахматист он был довольно никудышный; Данила же играл поумнее и понаходчивее. Налив себе стакан сока и отрезав приличный ломоть кекса, Данила прытко расставил фигуры. Игра проходила по привычному сценарию: поначалу Георгий уверенно поглощал фигуры племянника. Со стороны Данилы это не был «гамбит»: свои потери он переживал натурально и чувствительно. Когда же партия перешла к кульминации, Георгий внезапно растерял преимущество, лишился многих ключевых фигур и был вскоре пожалован матом.
     – Как всегда внезапно … – протянул Георгий, осознав свой крах.
     – Молодец, Гоша, опять пропёр … – заключила Татьяна, наблюдавшая за второй половиной игры по окончании стирки – с соседнего стула.
     – Ну чего, Тань, сразимся? – стрельнул глазами в Татьяну Данила, одержимый манией новых и новых побед.
     – Расставляй … – обреченно вздохнула Таня, пересаживаяь на Гошино место. – Меня-то обыграть еще легче …
     Георгий отправился на балкон, а время до логичного поражения Татьяны провел в чтении «Кантора Вовы».
     – Эй, Кантор Вова! – услышал Георгий минут через двадцать. – Таня повержена. Пожалуйте в буркозла!
     По истечении нескольких карточных партий Георгий вновь замолк и продолжил чтение. «От нечего делать» Таня тоже взялась за книгу. Данила воткнул в уши наушники плеера и врубил радио «Ультра». Сложно было разобрать, какие звуки царствовали в Данилиной голове, но грохот по комнате – сквозь наушники – разносился ощутимый.
     Георгий отложил книгу и вновь вышел на балкон. За ним, не сговариваясь, вышли Данила и Таня. Из бара, несмотря на поздний час, разносилась музыка: под гитару исполнялись русские, немецкие и кавказские песни, стоял гогот и звон бутылок. Провозглашались тосты, лились разноязыкие речи, посвященные оконченному месяцем ранее футбольному чемпионату мира. В сумраке ночи царило веселье.

11

     Посреди чтения «Кантора Вовы» Георгий был взбудоражен телефонным звонком. Георгий взял трубку. Таня и Данила прислушались.
     – Не приедете? Ясно ... Что? Вера? Почему?
     Данила и Татьяна переглянулись.
     – Да нет: нам еще при нашем заезде объяснили, что с номерами у них трудно… Какие-то велосипедисты понаехали, – теперь уж наверняка невозможно … Что? Раскладушку? И это в нашу-то конуру?!
     Лицо Георгия вытянулось, он беспомощно обвел руками комнату. Таня засмеялась в кулак; Данила загрохотал в голос.
     – … Да ничего: это он просто очень обрадовался. Я, конечно, поинтересуюсь, но чтобы что-то обещать … Ладно, пока.
     Гоша прервал разговор и отшвырнул телефон в сторону.
     – Ну что, Гоша, доволен? – иронически улыбнулась Таня. – Не иначе, можно поздравить нас всех с пополнением?
     – Да! С пополнением! – передразнил Георгий.
     – Представляю, как это Вера здесь … – Данила повалился спиной на кровать и яростно задрыгал ногами в воздухе.
     Гошина родительница только что констатировала решенное дело: на отдых в «Подмосковье» отправляется Вера, только что прибывшая домой после трудной работы вожатой в лагере. Двадцатилетняя студентка-педагог с твердым характером – Гошина племянница, двоюродная сестра Данилы.
     … По крутому склону, по извилистой дороге Гоша, Таня и Данила спускались вниз к автобусной остановке. Вера была накануне вызвана по телефону и расспрошена, действительно ли собирается ехать (в чем, правда, никто и так не сомневался), на какое время собирается разбавить «тройственный союз», когда намеревается отчаливать из Москвы и т.п. Были выданы необходимые директивы и объяснения.
     Внизу, через дорогу, катила быстрые воды Москва-река. Позади оставались упирающиеся в небо сосны; под холмом бурлила местная автострада. Трое расположились на остановке и, не обращая внимания на гвалт, стоящий здесь от изобилия местных и отдыхающих, тревожно вглядывались в даль, где из-за поворота должен был появиться назначенный автобус. Подоспел первый автобус, вышли пассажиры. Веры среди них не оказалось. Таня и Гоша начали было волноваться, но присутствие на остановке части ожидающих свидетельствовало, что вот-вот должен подойти следующий автобус. Даниле было все равно. В новом автобусе Веры опять не было. Гоша вызвал Верин номер – ответа не последовало. Надежда начинала таять. Через несколько минут еще один автобус прискрипел к остановке у «Подмосковья». Таня и Гоша безнадежно всматривались в толпу выходящих пассажиров, от волнения ничего не замечая.
     – Вон она! – раздался индифферентный голос Данилы, о присутствии которого в последние десять минут будто бы позабыли.
     «Приперлась-таки!» – словно послышалось в голосе «любящего братца».
     Вера ступила на землю последней из выходивших. Темно-синяя футболка, руки, заправленные в карманы простецких светлых штанов, прилизанные и забранные в хвостик темные волосы, рюкзак за спиной. Лицо родственницы, увидавшей издали ожидающих, выражало чахлую улыбку. Лагерно-походное бытие, продолжавшееся из лета в лето всю сознательную жизнь – когда-то на «детсадовской даче», после – в пионерлагере, теперь – снова в пионерлагере, только уже в качестве вожатой, – приучило Веру к самодостаточности, которая причудливым образом сочеталась в ней с «ахами» и вздохами. Сила характера и некоторая замкнутость, соединенная с природной потребностью возиться с ребятишками и не слишком развитым пониманием целей воспитания, делали из нее педагога по призванию. Гоша и сам провозился с Верой значительную часть своего детства и считал ее чем-то вроде своей воспитанницы. В свою очередь, Вера, помимо лагерных детишек, направляла на путь истинный двух младших сестер. Воспитательный процесс частенько разрешался врукопашную, причем доставалось нередко и самой воспитательнице. От сестер же Вера получила ласковую кличку «Хавронья» или, в позднейшей интерпретации, «Хэвра». В остальном три сестры представляли образец кротости нравов и гармонии человеческих отношений. Как и полагается двадцатилетней девушке, Вера была одолеваема поклонниками, но раз за разом давала им отвод. «А я и сама не знаю, чего хочу …» – отвечала она на все расспросы о причинах подобного поведения.
     – Привет, Вера! – радостно приветствовала новоприбывшую Татьяна.
     – Привет, привет … – протянула Вера, глядя поверх голов встречавших – на крутой холм, по которому предстояло взбираться до дома отдыха. – Да … высоковато располагаетесь … Бабуля мне говорила, что высоко, а тут уж совсем жуть … Ух!
     – Ничего: мы тебя сейчас короткой дорогой проведем! – отчеканил Данила, возглавив шествие и взлезая на склон первым.
     – Сосенки … – протянула Вера очарованно.
     Отдуваясь и отплевываясь, отдыхающие покорили холм и размеренно побрели к кирпичному корпусу. Столовая, деревянные корпуса, домишки для персонала не на шутку заняли Верино внимание.
     – Фу, чего-то кально тут как-то у вас … – резюмировала Вера, изучив окрестности центральной аллеи. – У нас в лагере и то было … А у вас, кстати, душ-то есть?
     Конечно, Вере заранее объяснили, что душ в номере имеется, но глядя на неказистые домишки, она начала уже было сомневаться.
     – Есть, есть, – с видом знающего толк в «Подмосковье» хозяина уверенно ответил Георгий. – Главное в доме отдыха – вовсе не душ.
     – А что же? – Вера округлила синие глаза.
     – Вовремя оформить прописку!
     «Оформление прописки» растянулось на почтительный промежуток времени. Покуда Георгий занимался протокольными вопросами, целью каковых было изъять у администрации раскладушку и белье для Вериного ложа, новоприбывшую всячески занимала Татьяна. Конечно, были рассказы о пляже, замучившей Гошиной рыбалке, «тетушках», отсутствии леса, плохой погоде и Сергиевой обители. Вера же поведала, что сестрица Настя встретила ее по приезде из лагеря в штыки, а после недавней трехдневной поездки к подружке в Дубну и вовсе заявила: «Что-то ты, Хэвра, наглая больно приехала. Вали-ка обратно в свою Дубину!» Обратному путешествию в «Дубину» Вера предпочла поездку в «Подмосковье» по совету бабуленьки. «Только бабуля вот и пожалеет …» – меланхолически заключила Вера. Данила развлекался пинанием об стенку холла теннисного шарика, неведомым путем извлеченным из кармана шортов.
     От Вериной раскладушки в комнате стало просто не протиснуться. Раскладушку установили впритык к столику, загромождавшему середину номера: вдоль Георгия, головой к Тане, ногами к Даниле, которого Вера принялась почему-то ласково кликать «Рахитом» или попросту «Рахом». Расстояние между раскладушкой и соседними кроватями с каждой стороны не превышало двадцати сантиметров. «Рах» начал было возмущаться, но был дипломатично урезонен укоризненными взглядами Георгия и Татьяны.
     С грехом пополам разрешив «жилищный вопрос», четверо направились в столовую на ужин. Вере, как «опоздавшей с регистрацией до пяти часов», питание полагалось только с завтрашнего дня. Уверенно продефилировав по центру столовой, Вера, словно жила в «Подмосковье» уж не первую неделю, подошла к столу «тетушек» и учтиво поздоровалась.
     – Гляди-ка, мамуль, кто приехал, – усмехнулась в салат Ира, кивнув заодно и остальным.
     – Ой! – обомлела тетя Лена, сначала не уразумев необъяснимого появления. – Верочка! Как добралась?.. Как мама?.. Как в лагере?..
     Расспросам Иры и тети Лены было несть числа; Вера охотно и даже с задором отвечала. Татьяна, Гоша и Данила предпочли отделиться и приступить к трапезе. Вера, как «лишенная ужина», была щедро оделена едой от родственников. Гоша с Таней отчислили Вере макарон, Данила выделил салату, а под конец, расчувствовавшись, даже подарил Вере по-братски вафельку в шоколаде. В довершение родственной щедрости приковыляла со своего места тетя Лена и принесла «пионервожатой» внушительный кусок жареного мяса. Вера, из вежливости поотнекивавшись, умяла пищу с преизрядным аппетитом.
     Непосредственно после ужина Веру потащили знакомиться с окрестными достопримечательностями. Гоша настойчиво предлагал пройтись возле Сергиевой обители. Остальные подивились даже: откуда в Георгии столько прыти, чтобы тащить в не близкий по меркам дома отдыха край? Удочка, мгновенно обозначившаяся в его руках, всё объяснила. Странно, но против затеи посидеть на пруду возражать никто не стал, и даже Данила удил с азартом. Вера вдоволь смеялась над подробностями местного быта и в особенности над Ириным перлом о «рыбаках» в исполнении Данилы. Поболтали вдоволь. Результатами прогулки немного удручился Георгий, зарекшись ходить на «карамельный» пруд. Однако, золотистый закат, пряный, чуть прелый воздух поля и деревьев подействовали и на него одухотворяюще. Вечер провели за теннисным столом: Таня, обидевшись постоянным поражениям и узрев в них происки со стороны Гоши, преждевременно удалилась.
     Перед отходом ко сну выяснилась всеобщая необходимость воспользоваться ванной комнатой. Георгий, представив весомые доказательства своего наикратчайшего пребывания в душе, выторговал себе право первого «омовения». Презрев формальности, Георгий обнажился в комнате и, накинув полотенце на спину, начал продираться сквозь нагромождения кроватей, раскладушки и стола.
     – А-ах! – раздалось у него за спиной полуобморочное восклицание Веры.
     – Что случилось? – встревожился Гоша, обернувшись.
     – Гоша, что это с тобой? – Вера округлила глаза.
     – Со мной? Всё в порядке …
     – Вон … С ногами …
     Георгий принялся рассматривать свои ноги, пока не распознал причины Вериной тревоги. Лодыжки Гоши припухли от множественных блошиных укусов, полученных на рыбалке.
     – А, это … Последствия пристрастия к природе, – отшутился Георгий.
     – А посмотрите, – переполошилась Вера, мнительно оглядывая собственные ноги, – вот и у меня … И вот … Вот опять … А тут припухло … Кошмар!
     Гоша пожал плечами и удалился-таки в ванную комнату. Вымывшись и воротясь в комнату, он застал Таню, Данилу и Веру катающимися от смеха.
     – Теперь-то что? – недоуменно вопросил он. – Всех, что ли, уже блохи перекусали?
     – Почти … Не совсем … – заливалась Вера. – Хотя и про это … Только что звонил дедуленька … Я ему рассказала … Тут он помолчал немного … А потом бабуле как закричит: «У Гоши ноги как колоды!!!» …

12

     Поутру проявилась уже чуть подзабытая Ира. Чутко уловив бесплановость очередного витка существования Георгия, Татьяны, Данилы и Веры, она удачно подсуетилась с предложением посетить пляж. Причем не тот, на который честная компания хаживала обыкновенно, а дальний – за Сергиевой обителью. Некая постоялица военного санатория, в который Ира принялась наведываться вечерами, сообщила ей о существовании этого пляжа, – и не слишком далеко, и гораздо приятнее – в том числе из-за не слишком широкой его известности.
     Вера и Татьяна подхватили предложение с энтузиазмом, Данила довольно нехотя, Георгий же не мог упустить вновь открывшейся возможности забросить удочку.
     До монастыря дошли по проторенной дороге; дальше предстоял спуск вниз, но куда именно – неизвестно. На счастье, компанию обогнали мамаша с дочкой – в купальниках: решено было держаться за ними следом.
     Спуск под гору вывел к широкому скошенному полю, через которое пролегали две разветвляющиеся в разные стороны тропинки. Наитием выбрали нужную и через десять минут были уже в необходимом месте. Пляж представлял собой кусочек земли – не больше, чем у «Подмосковья», свободной от ивовых зарослей. Течение было тем же, что и на прежнем месте, глубина и ширина реки – еще меньше, чем у «Подмосковья». Единственным плюсом было, пожалуй, не столь большое скопление людей, как у дома отдыха.
     Все, кроме Георгия, с места в карьер бросившегося отыскивать рыбные места, расположились под солнцем, ожидая жары и купания. Долго ждать не пришлось: конец июля – самое утомительно-жаркое время года, когда малейший подъем солнца над горизонтом понуждает лезть либо в тень, либо в воду …
     Георгий разведал массу затонов, не поросших деревьями, но по большей части они либо утопали в речной траве, либо были недостаточно глубоки, либо течение было в них слишком сильно. Место, самое лучшее с точки зрения рыбака, – под крутым откосом, с медленным течением, – было занято: здесь не только ловили рыбу, но и просто валялись на солнце; поодаль стояли машины и расхаживал взад-вперед, бормоча неизменное «бу-бу, бу-бу» и неистово колотя ладонями, «Кириллица». Помыкавшись с пару часов, так и не обретя счастья, Георгий явился к своим на пляж.
     Вера, Таня и Данила весело копошились в воде, робко ступала по берегу Ира. «А теперь – переворот!» – громогласно объявлял Данила, на радость окружающим уходя под воду вниз головой на полминуты, а после всплывая в самом неожиданном месте. Вдохновленная Данилиными выкрутасами, Ира уже собралась было погрузиться в воду, но откуда ни возьмись ее опередили двое дурно пахнущих бомжей. Ира скривила лицо, замахала руками и прибежала жаловаться на свою неудачу Георгию. Он, и так всё видевший, почему-то ухмыльнулся. Вскоре пляж был покинут: солнце пекло нестерпимо, приближалось обеденное время. На обратном пути Георгий выпил литр кислого монастырского кваса.
     … Схватив из кошелька немалую сумму, Данила, Татьяна и Вера заарендовали велосипеды и укатили на территорию военного санатория. Исколесивши взад-вперед непомерно длинные аллеи, они понеслись вниз – в сторону монастырского скита. Здесь они были облаяны собаками. На обратном пути Таня и Вера разбили ноги, но тем не менее возвратились восвояси счастливыми. Георгий, услышав звук открывающейся двери, оторвал глаза от книги.
     – Гош, представь, это было так здорово! – жизнерадостно выдала Татьяна. – Как жалко, что тебя с нами не было!
     – А я тоже время неплохо провел … Почитал вот … – индифферентно отвечал Гоша, потягиваясь.
     – Ты – книжный червь! Кантор Вова! – выпалил Данила. – Вėлики – это прикольно!
     – Чтение – занятие из важнейших! – Георгий насупился и нравоучительно, хотя на самом деле шутя, воздел перед Данилой указательный палец.
     – Танька-то как навернулась! – не удержалась наябедничать Вера.
     – Ой, а уж сама-то! – не осталась в долгу Татьяна.
     – Это мы могли предполагать, – со знанием дела отвечал Гоша, слегка побарабанив пальцами по столу. – Таня, да и ты сама – спортсменки выдающиеся …
     – Ну, ты даешь … – протянула Таня.
     – Хам! – констатировала Вера.
     – А что – разве неправда? – развивал Георгий свою мысль. – Всё-то у вас из рук валится, везде вы наворачиваетесь, бухаетесь, а тут – гляди ж ты –велосипеды оседлали, а теперь жаловаться …
     – А мы и не жалуемся, между прочим! – заносчиво сощурилась Вера, сделав «руки в боки».
     – Ну и не удивляйтесь тогда … – Георгий сам внутренне начинал дивиться тому, зачем втянулся в эту дурацкую дискуссию, но остановиться почему-то не мог. – Вы бы еще тете Лене с Ирой по велосипеду подогнали …
     – Чего ты, Гоша, всё на тетушек взъедаешься? – удивилась Таня.
     – Вот именно! Они ж родственницы твои! – надменно фыркнула Вера.
     – Да, я что-то и в самом деле подразошелся. Да ничего я вовсе на них и не взъедаюсь, а просто так … использовал в качестве наглядного примера … Неповоротливости какой-то, медлительности … Полнейшей противоположности спортивному образу жизни. Во!
     – А я-то думала, ты над ними шутишь, – недоверчиво промолвила Вера.
     – Упаси Боже! – воздел голову Георгий.
     – Да? А вот объясни-ка мне тогда, что это ты за песню всё поешь? – Вере не было покоя.
     – Какую такую песню?
     – Ерунду какую-то всё … А потом, как припев: «Татьяну, Елену, Ирину, меня …»
     – А, да это я так … Ну ладно, – Георгий явно не хотел приоткрывать Вере какой-то маленькой хитрости.
     – Ага, улыбаешься вот! – не унималась обличительница.
     – А сама-то что? – Георгий потихоньку стал переходить в наступление.
     – Чего я-то?.. – Вера немного смутилась.
     – Всё с кем-то там по вечерам по телефону своему перетираешь!
     – Да с Анькой это я! – стыдливо заулыбалась Вера. В глазах ее подергивалось лукавство.
     – Ага – с Анькой, – Георгий выбрал ту манеру изъясняться, с которой говорила сама «обвиняемая».
     – Из лагеря только что вернулась – раз! По телефону все без конца – два…
     – И что же?
     – А ничего! Наводит на размышления! Ведь в лагере-то Паша был! – Георгий приблизил лицо вплотную к Вериному и деланно-свирепо глянул ей в глаза, помянув самого назойливого из институтских поклонников.
     – Паша и Паша … И ладно, – фыркнула Вера.
     – Да уж, конечно, ладно! Ох уж мне эти педагоги … Сначала чужих детей вместе воспитывают, а потом у них так – вдруг – и свои появляются!
     – Хам! – снова выпалила Вера, но уже со смешком и  прищурясь.
     – И снова я получаюсь хамом! – иронически заметил Гоша. – Вот хоть ты, Таня, скажи!
     – Чего сказать-то? – удивилась Татьяна.
     – Разве не слышала ты, что у этого Паши слишком недвусмысленные планы! Предложения, видите, задумал делать! В Первопрестольную из Сергиева Посада своего перебраться вздумал!
     Гошиной целью было не столь «обличительство», сколь остужение пыла зарвавшейся племянницы.
     – Ну это уж, наверное … – не договорила Таня.
     Георгий, честно говоря, ожидал конфликта. Однако, Вера спасла сама.
     – А что же? – заулыбалась она. – Всё может быть … А может быть, и ОЧЕНЬ может быть.
     – Ну что, поняла? – обратился Георгий к Татьяне.
     – Да уж … – недоумевала Таня.

     Над «Подмосковьем» склонялся вечер. Таня, Данила и Вера, искупавшись, валялись на берегу реки. Гоша, расположившись чуть ниже, ловил мелкую рыбешку. Когда он взошел на верх берегового склона, солнце уже скрылось за «подмосковным» холмом. Последние его лучи переливались на куполах Сергиевой обители. Вера, к общей радости, обучала Данилу и Таню ходить колесом и играть в подростковые карточные игры. Разговорившись, «молодежь» внезапно вспомнила, что завтра срок проживания в доме отдыха истекает. Но безветрие, мерный шум реки, зеленый луг и благоуханный воздух навеяли мысли о скоротечности отдыха и привели к единодушному постановлению продлить его еще на несколько дней. Домой был совершен «информационный» звонок.

13

     В столовой рассаживались по привычным местам: столик у стены – Таня и Георгий – к стене спиной; Данила и Вера – лицом. Прежде поход в столовую был связан в первую очередь с тривиальным приемом пищи. С приездом Веры эта процедура получила дополнительную «смысловую нагрузку». Разговоры за столом перестали вестись исключительно о еде и обслуживающем персонале. О доме, о делах, об отдыхе, о пятом и десятом – всё это полилось как-то само собой, непринужденно и естественно. Кроме того, обнаружилось, что столовая полна посетителей-отдыхающих, одежда, выражения лиц, манеры и настроения которых стали четко фиксироваться Верой и Татьяной. Георгий, разумеется, находил подобные беседы банально-мещанскими, фыркал и отплевывался. Ему вторил Данила. Однако, оба прислушивались и постепенно оказывались безнадежно втянутыми в трясину бестолковых пересудов. Кроме того, как по заказу, в последнее время в столовой грохотала так называемая музыка группы «Руки вверх», низкопробный репертуар которой Вера знала наизусть. Ее поваживания глазами и покачивания плечами приводили Георгия к еле сдерживаемому бешенству; но Таня чутко улавливала приближение приступов и не давала им прорваться наружу.
     – Так жалко тетю Лену! – вздыхала порой Вера. Милосердию в ее благородной груди всегда было тесно.
     – И правда! – вторила Таня. – Мне кажется, она такая несчастная …
     – Нашла несчастную, – с подростковой категоричностью перечил Данила. Приехали тут, понимаешь, весь кайф обломали, да еще на пляж с нами шляются …
     – Да ладно тебе, Дань, – успокоительно возражала Татьяна. – Так уж они прямо нас обременяют. Скажешь тоже …
     Не то – Вера. Глаза ее метали искры; она вскипала:
     – Мелкий Рахит! Не стыдно тебе так о старом человеке! Она же ведь твоя бабушка! Двоюродная …
     – Ну и чего мне теперь – бежать обниматься с ней, что ли? Бабушка … И видел-то два раза в жизни, пока сюда не припё …
     – Замолчи! – тихо, но строго осекал зарвавшегося племянника Георгий. – Лучше посмотри вон туда …
     Георгий кивком головы заставил всех троих обернуться. По проходу между столами, чуть ссутулясь, поспешно шагал интеллигентный мужчина с лысиной и бородкой. Подойдя к своему столу, он пожелал сидящим за ним «приятного аппетита» и сел на стул, поставив рядом удочку. Георгий не раз видел его на речке.
     – Ах ты!.. – Данила засмеялся и замахал на Гошу руками. – И здесь даже не отстанет! Везде найдет СВОЯ РЫБАЛКА!!!
     Георгий радовался, что «номер прошел» и потирал руки. Татьяна давно снова хлебала борщ; Вера же, не отрываясь, глядела в сторону бородатого.
     – Ах … Рыбак … – завороженно протянула она. – Дядечка … Сейчас уж таких и нету … Такой милейший – с бородкой … Вот бы за такого …
     – А Паша? – подцепил Георгий, заметив Верину устремленность.
    Вера бросила на дядю молниеносный взгляд, чуть покраснела и опустила глаза в тарелку, принявшись лихорадочно вычерпывать борщ.
     – Скучно ему теперь стало … – задумчиво вздохнула полушепотом Таня, глянув за соседний стол. – За ним орлом восседал средних лет коренастый дяхонт в рубашке с коротким рукавом и остервенело пожирал котлету. По Таниной ламентации можно было вообразить себе эдакого страдающего Вертера.
     – Уехала … – протянула Вера, имея в виду манерную мадам лет сорока пяти – бывшую неразлучную собеседницу «Вертера».
     – А вон, вон – посмотрите, кто идет! – заговорщически проговорил Георгий.
     По залу дефилировала полная барышня с косой и бельмом на перекошенном глазу. Почему-то Данила называл ее «распространительницей газет и журналов».
     – Ах! – воскликнула очарованная Вера, едва не свалившись со стула.
     Прикрыв ладонью рот, она умиленно протянула тихим голосом:
     – В курточке …

14

     Прожить значительное время рядом с монастырем и ни разу не сходить на его территорию было просто невозможно. В последний день своего пребывания в «Подмосковье» Ира осадила Татьяну с Георгием просьбами совершить «паломничество»; в монастырь решили-таки сходить – «по-человечески», тем более, что все сроки для этого уже прошли. Престольный праздник был днем раньше, у Иры был последний день отдыха, досуг себя практически исчерпал. К тому же, было в это утро что-то и впрямь монастырское в настроении: тоска одолевала, жили словно в ожидании чего-то важного, но не высказанного и не свершившегося …
     Тихо, размеренно подошли к Сергиевой обители. Георгий щелкнул «паломническую» группу у ворот, после чего прошли под древние своды. Многое было уже знакомо, поэтому у Георгия, Татьяны и Данилы не было радости первой встречи с неизвестным; всматривались, вслушивались, вникали по большей части Ира и Вера. Георгий с Таней медленно прохаживались, Данила искал момента, чтобы присесть на лавочку. Ему немного нездоровилось, хотелось отдыха. Гоша с Таней вновь, как и прежде, зашли в Успенский собор, выпили святой воды, зажгли свечи. Потолкались в книжной лавке: Вера покупала какие-то ритуальные колечки, Ира со всей серьезностью разглядывала «календари для верующих» и прочую дешевую литературу, высказывая потребность в «просвещении»; Гоша совал Даниле брошюрку «Имя мое Трифон». Название ее ввергало обоих в необъяснимый смех.
     Побродив по территории монастыря с полчаса, решили поворачивать обратно, как вдруг Георгия окликнули.
     – Какими судьбами? – удивился Гоша встрече.
     Перед ним стоял некий Саша, совсем недавно учившийся вместе с ним в аспирантуре. Сергиева обитель была одним из его многочисленных рабочих мест; Георгий знал об этом и в целом подобную встречу предвкушал. Постояли, поговорили о «текущих делах», бывшей учебе, защитах и пр.; Георгий представил Саше жену с племянницей, после чего те отдалились на «смотровую площадку», оставив Гошу и Сашу беседовать вдвоем. Саша настойчиво предлагал Георгию билеты в местный музей, но тот вместе с Таней и Данилой уже был там раньше и столь же настойчиво отказывался. Прощаясь с Сашей, Георгий подивился новому видению: в монастырь прошла бывшая его одноклассница, живущая «в соседнем доме», – с мужем.
     Георгий подошел к кучке родственников, тихо взиравших со скамейки на расстилавшуюся вдалеке Сергиеву Слободу.
     – Такой Саша … – скривила было губы в загадочной улыбке Вера, но Георгий отмахнулся. Вера надулась.   
     – Пойдем, что ли … – Гоша побудил всех встать и тронуться в путь.
     Не успели пройти и десяти шагов, как под футболкой у Георгия нечто зашуршало, зашипело и начало перемещаться. Гоша моментально сообразил, что это была оса, но еще быстрее инстинктивно сунул руку под футболку, а затем моментально, с криком, выдернул обратно. Подыхающая оса, лишившись жала, полетела на землю, палец Георгия – тот самый, на котором было надето обручальное кольцо, стал быстро распухать. Подувшись с пару часов, опухоль стала опадать, и когда перед самым обедом Гоша стоял на реке с удочкой, почти вовсе исчезла.
     После обеда Данила, Вера и Татьяна укатили на велосипедах, Георгий остался, как и прежде, читать на кровати Кантора.
     Это был последний день в кирпичном корпусе – перед «переездом». На ужине в столовой уже не было тети Лены с Ирой: около четырех часов пополудни, не попрощавшись с родней, они тихо исчезли.
     … Ночью Георгий проснулся от сильного зуда в укушенном прежде пальце. Поначалу Гоша не придал этому большого значения и уснул снова, однако, через пару часов последовало новое пробуждение. Георгий встал, тихо прошел в ванную, зажег свет. Одутловатость на пальце разрасталась. Гоша потянул обручальное кольцо, чтобы снять его и дать ток крови, дать рассосаться припухлости. Не тут-то было: безымянный палец разнесло уже так, что кольцо снять стало невозможно. Задумавшись, Георгий снова лег в кровать. Не спалось. Он вышел на балкон, закурил сигарету. Уже почти рассвело; внизу слышались лай собак и крики вставших спозаранку рабочих-азербайджанцев. Мысли вертелись возле одного и того же предмета и оттого становились сбивчивы.
     От шороха в комнате по очереди пробудились Вера с Татьяной. Узнав причину Гошиного беспокойства и посмотрев на укушенный снова палец, решили, что дело довольно плохо. Пока оставалось одно: ждать прихода «полноценного» утра и идти в аптеку в поселок. Таня с Верой снова уснули; Георгий около восьми утра вышел в дорогу. На всякий случай он положил в карман Данилин ножик: будет закрыто, думал он, – взрезать палец, спустить кровь – опухоль спадет –  кольцо снимется – опухоль пропадет окончательно.
     К крайнему варианту прибегать не пришлось: аптека оказалась открыта именно с восьми часов. Георгий купил ампицилина, супрастина и, на всякий случай, пузырек йода. Засунув немедленно в рот пару антибиотических таблеток, Гоша устроился на лавочке и принялся изучать инструкцию по употреблению супрастина. Светило раннее солнце; поселяне спешили по рабочим местам, в воздухе царствовала тишина и какое-то спокойное величие. На скамейке напротив сидела женщина, поглядывавшая на Гошу искоса: он, должно быть, походил на наркомана, с утра пораньше отправившегося в аптеку за «дозой» и засовывающего ее в рот прямо на ходу. Прочитав про супрастин, Георгий отправился в обратный путь: если прибавить шагу, можно было поспеть к завтраку.
     Придя в номер и вытащив из карманов лекарства, Георгий довольно энтузиастически рассказал Тане, Вере и Даниле о совершенном путешествии. Надеялись на быстрое пропадание опухоли после приема таблеток, однако, ожидаемого результата не было. Разволновавшиеся вслед за самим пострадавшим Таня и Вера постановили идти к врачу. Своего врача в «Подмосковье» не было, пришлось идти в соседний военный санаторий.
     Добившись после долгих мытарств приема у медсестры, Георгий был немедленно отправлен этажом выше – к лекарю по имени Евгений Васильевич. Осмотрев палец Гоши, Евгений Васильевич слегка удивился.
     – Тебе сколько лет? – задал он, вроде бы, не относящийся к делу вопрос.
     – Двадцать шесть, – недоуменно отвечал Гоша. – А … а что?
     – А вот мне – сорок шесть, – подцепил Евгений Васильевич. – В моем возрасте кольца уже не носят!
     Врач расхохотался. Георгий, приличия ради, кисло улыбнулся.
     – Так что же делать? – задал Гоша коренной вопрос своего путешествия.
     – А ничего не делать. Сделай соляной раствор – компресс, проще говоря, – из собственной мочи: к вечеру опадет, а завтра и вообще пройдет. Удачи! – отбарабанил Евгений Васильевич.
     Поняв, что больше задерживаться здесь не имеет смысла, Георгий, слегка одушевленный советами врача, вышел к ожидавшим «с той стороны» Тане, Даниле и Вере и дал краткий отчет о рандеву с врачом.
     – Ну вот, Гош, а ты переживал! – у Тани отлегло от сердца, будто бы всё уже кончилось. – Ладно, хватит дурью мучаться! Пойдем-ка, Вера, на пляж. Возьмем с собой «Раха», – Татьяна игриво взглянула на стушевавшегося немного Данилу. – В картишки перекинемся … А больной пускай себе писает на пальчик, лежит и выздоравливает …
     – Да, я так и поступлю, – потупился Георгий. – Полночи не спал из-за этой гадости, авось хоть теперь удастся …
     Придя в номер, Георгий сделал необходимый компресс, замотал кое-как палец и завалился на кровать. Сон пришел быстро. Остальные, как и договаривались, пошли на пляж. Данила, начавший было раскисать от болей в животе, собрался духом и пошел вместе с Верой и Татьяной.
     Проснувшись, Гоша размотал марлю и осмотрел палец снова. Никаких признаков улучшения не было; напротив, опухоль становилась больше. Георгий принял радикальное решение. Набрав Верин номер, он решительно отчеканил: «Кольцо будет сломано!» Трубку схватила Таня, принявшаяся убеждать мужа повременить, но уговоры не действовали: Георгий решился твердо.
     Обойдя весь поселок в поисках кусачек, Георгий не нашел их нигде. В одних магазинах ассортимент был бедноват, другие были закрыты на обед. Однако, Гоша знал, что искомое, как правило, находится на самом виду, хоть и обретается после длительных поисков. Поэтому он решил зайти в магазин «Стройматериалы», расположенный в одном из самых близких к «Подмосковью» домов. Так и оказалось. За кусачки, продававшиеся в магазине в единственном экземпляре, было уплачено шестьдесят целковых. Гоша пересек дорогу и взошел на небольшую площадку под деревьями, оснащенную бревнами для сидения. Промучавшись минут десять и почти лишившись сил, Георгий собрал их остаток воедино … Кольцо было раскушено. Опухоль начала быстро опадать.

15

     Вместе с ощущением надоедливости и безвыходности сущего, причина коего, ясно, коренилась в собственной ограниченности, росло и чувство пустоты. «Тетушки» – какие-никакие, – а всё-таки отчалили восвояси, занятия «на территории» и неподалеку от нее тоже, будто бы, были исчерпаны. Жизнерадостность Данилы сменялась беспричинной надутостью, на смену восторженной меланхолии Веры приходило углубленное созерцание. Георгий, как и прежде, непрошибаемый, днем валялся с книгой, погрузившись в рассуждения Кантора о Достоевском, Толстом, Герцене и прочих, а по вечерам отправлялся на бессмысленную рыбалку. Таня обреченно вздыхала. Однако, «продленного не воротишь»: четверка с охами переползала из кирпичного корпуса в деревянный – с двуспальными кроватями и «предбанниками» в номерах, с телевизором в холле на первом этаже.
      Перемена обстановки внесла мимолетное разнообразие и в настроение. Воодушевленно играли в карты, резвились и шутили; Вера, получив номер «напополам» с Данилой, вновь ожила в предвкушении новой возможности озадачить «мелкого» кузена своими педагогическими дарованиями. Чему-то радовались в «телевизионной комнате», ключик от которой прилагался к общей связке, заговорили с чего-то о «кожаном» диване, на котором сидели перед телевизором. Вера и Таня почему-то расхваливали диван на все лады, Данила горячо возражал. Георгий, озадаченный беспредметной дискуссией, брезгливо скорчился и высказался по-Вериному: «Фу-у-у … Вы чего? Этот диван такой короткий! Вы попробуйте хоть лечь на него – с него даже Раховы вонючки будут свисать …» Ремарка вызвала всеобщее веселье; по кроватям разбрелись в приподнятом настроении.
     Ночью «Раха» постиг шестикратный понос и сопутствующая рвота. В чем была причина и насколько долго это могло растянуться, никто сказать не мог; однако ж, Вера, Таня, да и Георгий всё-таки перепугались. Вере с Гошей наутро пришлось повторить вчерашнее одиночное путешествие Георгия – в поселок до аптеки. Обходительная фармацевтка обстоятельно проконсультировала Веру на предмет детских поносов; Георгий тем временем курил на аптечном крыльце. Возвратившись, напичкали Данилу таблетками. Беспутному подростку, явно пережравшему зеленых яблок на давешней велопрогулке, немного полегчало. Остальным легче не становилось.

16

     За окном двухместного номера светило солнце. Снаружи разгуливали строители-азербайджанцы, бесцеремонно разглядывающие постояльцев «Подмосковья». На кровати валялся немного очухавшийся Данила, взирающий на окружающее довольно бессмысленно. Рядом по мере способностей хлопотала Вера; Гоша и Таня сидели в «предбаннике», раскуривая сигареты.
     – Делать-то чего? – беспомощно вопросила Татьяна, стряхивая пепел в пробочку от очередной бутылки из-под «Святого источника». Взгляд ее выглядел потерянным.
     – То есть – в смысле – ЧЕГО? – недоуменно переспросил Гоша. – С подростком нашим, иль так – вообще, что называется …
     – Да, именно – вообще … – Татьянин взгляд час от часу кис. – Чего-то как-то это всё постепенно начинает …
     – А какие будут рацпредложения? – Георгий уставился на супругу сощурясь, едва скрывая внутреннее ехидство в связи с подобными вопросами. Делать было и в самом деле нечего.
     – Не знаю … – Татьяна насупилась и тяжко выдохнула.
     – Вот и я не знаю! – ввернул Георгий язвительно. – И вправду как-то всё это начинает …
     Никто не договаривал правды. Наверно, она состояла в том, что круг возможных занятий, да и собственное воображение, – исчерпаны. Георгий поднялся со стула и подошел к окну.
     – Ильин день, – промолвил он, вперясь взглядом куда-то в глубь небесного купола. – И гляди ж ты: грозе бы быть, а там, – он тыкнул в небо пальцем, – ни облачка …
     Ответа со стороны Татьяны не последовало.
     На минуту вновь воцарилась тишина, нарушенная появлением Веры.
    – Чего это вы потерянные какие-то? – вопросила Вера, бросив оценивающий взгляд на Таню и Георгия.
     – Да вот, Вера, видишь ли, – сидим и решаем глобальные проблемы мироздания! – почти возопил Гоша, внезапно вскочив с места и завертев руками. – Коренной вопрос существования любого русского человека под солнцем: «что делать»?
     – Ох, – отмахнулась Вера. – И из-за такой-то чепухи расквасились? Есть один верный способ …
     В глазах Веры заскакал огонек.
     – Вот когда у нас в лагере возникали такие проблемы, мы решали их с полпинка. Мы собирались – быстро и организованно, шли …
     – Вот как надо! – заорал Гоша. – Быстро и организованно! Ты, Таня слыхала?
     – Гош, чего это с тобой … – Таня от растерянности округлила глаза и уже прикрыла рот ладонью.
     – Так, молодец, слыхала! Данила?!
     – Что … – раздалось протяжное из соседней комнаты.
     – Диореей переболеть уже изволили?
     – Предположим …
     – Немедленно прочь с кровати, штаны надеть!
     – Опять на рыбалку? – в Данилином голосе проскочили нотки ужаса.
     – Нет уж, фиг! – отрубил Гоша. – Больше вы от меня таких почестей не добьетесь! С вами-то да на рыбалку … Ишь, чего удумали, подлецы … Вера, я тебя правильно понял?
– Думаю, вполне … – Вера растянула пухлые губы в улыбке.
– С кресел встать! – скомандовал Гоша. – Построиться! Быстро и организованно! В бар – шагом марш!!!

     … В деревянном псевдонародном баре, как и полагается, было темновато. Тихо играла низкопробная музыка. За прилавком скучала средних лет продавщица в очках. Посетителей, за исключением сидевшего в самом углу шашлычника Рубена, не было.
     Георгий, Вера и Татьяна тянули из пластмассовых стаканов пиво. Данила пил «Святой источник» и сосредоточенно грыз сухари. Хотя ему заметно полегчало, вид его был довольно нездоровым. Вера, подстегиваемая Георгием, бойко распространялась о своей «подноготной».
     – Паша, между прочим, – большой нахал.
     – С чего это? – прикинулся непонимающим Гоша.
     – Да всё он с какими-то штучками … – Вера призадумалась, как бы пояснее сформулировать мысль. – Любит всё подшутить, поддеть кого-нибудь … Детям гадости разные в лагере устраивал.
     – Эдакий пересмешник! – ввернул Георгий.
     – Да уж и не говори … А еще, – Вера немного потупилась, – он любит всех спаивать …
     – Ну – это не такая уж и редкость, – приободрил Гоша. – У меня тоже есть один такой друг: ты, впрочем, его хорошо знаешь, – его-то уж тоже хлебом не корми: дай компанию вокруг себя собрать и в забегаловку свести. Не понимаю, правда, что подобным людям за интерес от этого … А по сути-то что?
     – Ты это о чем?
     – Да о Паше всё о твоем! – засмеялся Гоша. – Неужто уж, как сказать … Так уж он тебе ни с какой стороны … Я слыхал, у него даже и намерения, будто, вполне серьезные …
     – Да серьезные-то они на самом деле, только я вот сама …
     Георгий, поняв, что дело клонится к очередному «сама не знаю, чего хочу», протянул только: «Понятно …»
     – Кстати, – Гоша заговорщически сощурился, – твои родители знают, что ты умеешь это … Как его … Ну, короче говоря, за воротник закладывать?
     – Ну-у, – с хитрой улыбкой протянула Вера, – они, конечно же, догадываются … Только я им еще не давала повода себя изобличить!
     – И как же тебе удается?
     – А вот так! Уметь надо! – горделиво воскликнула Вера. – Был только один случай … Но это случилось на Новый год, и этому никто не придал значения. Кстати говоря, пиво я как-то не очень …
     – Всё ясно! – провозгласил Георгий, сам уже начав «расходиться».
     Он встал с места, быстро проследовал к прилавку и вернулся обратно с бутылкой «Гжелки» и пакетом томатного сока. Бутылка совместными усилиями была скоро опорожнена. Купив новую, компания проследовала в Верин-Данилин номер двухэтажного деревянного корпуса. Вера, великодушно выстиравшая накануне Гошины спортивные штаны, повесила их на веревку, натянутую поперек окна. Веревка оборвалась; штаны мокрым шлепком шмякнулись оземь.
     … Татьяна устроила Георгию головомойку. Начав с того, как безобразно проводить время впустую, да еще и занимать его распитием спиртного, Таня закончила возгласами о том, что Гоша всё время проводит или с книгой, или с другими людьми и, стало быть, ее, Татьяну, вовсе и не любит, и, разрыдавшись, повалилась на кровать. Гоша клялся в прямо противоположном и уверял, что эти речи Тани – плод ее болезненной восприимчивости и неуёмной фантазии. Спустя полчаса после начала увещеваний Таня наконец-то успокоилась. Данила в это время сидел в телевизионной, просматривая повтор матча чемпионата мира по футболу, Вера спала в своей комнате. Спустя некоторое время дремота одолела Таню и Данилу; Гоша «остался один». Время, занятое сном родственников, он решил провести с удочкой.
     Небо обложило тучами. Георгий, устроившись у «сухого дерева», пытливо и раздраженно взирал ввысь, ожидая увидеть в беспросветной серости небосвода хоть клочок голубого неба … Не тут-то было. У реки поднялся ветер; на поверхности воды вздыбились волны. Вполне «по обстановке» полил дождь, блеснула молния. Где-то в отдалении прокатился раскат грома. «Ильин день», – пронеслось в голове у Георгия. В самом деле: еще поутру ничто не предвещало такой перемены погоды, а теперь же … Хоть и слабо верилось в приметы, логика этого дождя чувствовалась. Георгий, пытавшийся спасаться кепкой и всё глубже забираясь под дерево, всё-таки не выдержал. Наскоро сложив удочку, он устремился «домой» – кратчайшей дорогой.
     … Вечером в комнату залетел шершень. Данила с Георгием устроили на него настоящую охоту – довольно долгую, но все-таки увенчавшуюся успехом. Прихлопнутое насекомое, сокращаясь в последних конвульсиях, подверглось всеобщему осмотру. По окончании «экскурсии» вновь надвинулась тишина. Она оказалась разряжена непредвиденным телефонным звонком. Георгия доискивался старый приятель Митька – инженер, женолюбец и сквернослов. По окончании беседы Гоша обозрел собравшихся и доложил:
     – Ну вот, – его сиятельство Дмитрий Владимирович в гости пожаловать собираются. Праздник продолжается. Вера, пожалуйста, будь другом, слетай в бар за пивом!
     – Опять пиво, Гоша? – испуганно переполошилась Татьяна.
     – Что делать, любезная … – вздохнул Гоша, прикидываясь, что визит приятеля и впрямь нежеланен, но уж, как говорится, «куда деваться» … – К тому же пиво – это так, пока … Потом же – глядишь …
     Таня взглянула на Георгия прямо и сурово.
     – Прикинь, Таньк: Митенька приедет … – протянула Вера. Желание успокоить Таню соседствовало в ней с явным любопытством к грядущей встрече. – Так смешно, правда?
     – Всё бы хорошо, только Гоша ведь опять насосется …
     Георгий стоял под деревом в ожидании приезда приятеля. Лил беспощадный дождь. «Митенька» явно задерживался. Периодически телефон Георгия дребезжал, и в трубке раздавался Митькин голос:
     – Ну, вот я стою у указателя «Ерофеево – 3». Дальше куда?
     Георгий в энный раз пояснял Митьке, что необходимо всего лишь чуть-чуть съехать вниз, повернуть направо и въехать по центральной дороге в гору на «Подмосковье» – всего-то. Езды должно было быть самое большее – минуты три. Через пятнадцать минут раздавался новый звонок, и все приходилось объяснять повторно. Дождь усиливался. В кромешной темноте прочерчивала небо длинная белесо-голубая молния, следом за ней трещал гром. Георгий вымок и, почувствовав, что в ближайшие минуты Митькин «жигуленок» увидеть так и не доведется, зашел под крышу близлежащего корпуса. Верхнюю одежду пришлось отжимать.
     Спустя изрядное количество времени машина наконец подкатила. Митька, нещадно матерясь, поведал Гоше о том, что указатель, вокруг коего он плутал, располагался не возле дома отдыха, а в глубине поселка. Гоша и Митька, ведя телефонные переговоры, как выяснилось, говорили будто бы об одном и том же, но на самом деле – об абсолютно разных вещах.
     Войдя в номер, Митька развязно поздоровался с присутствующими, поразмыслил вслух, оставаться ли ему на два дня или на три, рассказал о свежем происшествии, обвинив в случившемся Георгия, разлил водку, наделал бутербродов и провозгласил скабрезный тост. Таня с Верой переглянулись. Георгий, привыкший к раскованности нрава своего приятеля, усмехнулся – скорее, не тосту, а его исполнителю, и молча опрокинул жидкость в себя. Затем уставился в стену. Митька поглощал бутерброд за бутербродом, травя под всеобщее веселье циничные анекдоты.
      Около двух пополуночи компания начала разбредаться. Митьке было предложено ночевать в номере Георгия с Таней – на маленьком диванчике в «предбаннике». Гошин отход ко сну сопровождался громогласным иканием и невразумительными возгласами. Из-за стены стучали.

17

     За окном было прохладно и пасмурно. Временами моросил мелкий дождь. Настроение было предотъездным. Казалось, прощание с «Подмосковьем» было уже для всех желанным событием.
     Митька, после поездки вдоль реки с отдыхающими и поглощения Данилиного обеда (Данила до сих пор чувствовал себя плохо и есть отказывался), укатил восвояси: его слова о «двух-трехдневной» задержке остались пустой фразой. Нельзя сказать, чтобы его отбытие было в тягость для кого-то из оставшихся.
     Данила столбом лежал на кровати, иногда подергивая ногой. Он уверял Таню, Веру и Георгия, что у него начались судороги. Гоша, Таня и Вера немного перепугались, но скрытый смысл «судорог» не остался для них непонятым. Решив разыграть карту двухдневной давности, Данила очень стремился попасть домой до истечения срока отдыха.
     Георгий с Татьяной позвонили домой из административного корпуса и поговорили с Данилиными родителями. В воздухе повисла недосказанность.
     Около шести вечера Георгий объявил об отказе от ужина и отправился на реку ловить рыбу. Наконец-то удача улыбнулась ему: добычей стал увесистый полуметровый язь. Возвращаясь с реки, Гоша наткнулся на Татьяну. Поужинав, она спешила к мужу с известием.
     – Представляешь, Гош, – всполошенно и сбивчиво говорила Таня, – только ты ушел на речку, – явились!
     – Кто? – изумился Георгий.
     – Ну, кто-кто? Оля с Лешей. – Таня имела в виду Данилиных родителей. – На Митькитной машине.
     – Ага – интересно … – Георгий улыбнулся. – Далеко ж Митька уехал! И чего же?
     – Данилу-то они забрали. Но у этой-то уж слюни изо рта так и брызгали. Вы ребенка сгубили, да в каком свинарнике вы живете, да ты, Вера, – молодая девушка и как тебе не противно …
     – Так и что в итоге? – не дал договорить Гоша.
     – Ну – ничего. Данила теперь уж небось дόма, разумеется, – жив и здоров, а мы кругом виноваты оказались …
     – А ты другого ждала? – фыркнул Гоша презрительно. – Это ж люди нам хорошо известные. Леша-то молчал, небось?
     – Да конечно: ему ж вечно всё по фигу.
     – Да не по фигу вовсе: просто он видит поглубже некоторых и скандалов по пустякам не устраивает. Ведь, наверно, он нашел сына вполне здоровым?
     – В принципе да, – протянула Таня, поразмыслив. – Осунулся только чуть-чуть, говорит.
     – Ну вот ведь. А кроме таких, как он, есть же и те люди, которым пособачиться дай – хлебом не корми. Или что – не прав я?
     – Да прав, конечно, – жаловалась Таня. – Обидно все-таки …
     – Нашла, тоже мне … На что обижаться. С таким подходом к жизни никаких нервов не хватит. Так и помереть молодым можно.
     – А кстати, – вопросила Таня, чуть успокоившись. – Поймал хоть чего-нибудь?
     – Есть кое-что, – ответил Георгий, не выказав поначалу никаких признаков радости при таком вопросе. – Вот плотвичка …
     Гоша показал одну средненькую плотву Тане.
     – О, – нормально.
     – Вот еще одна. – Георгий извлек из пакета еще одну ее ровесницу.
     – Ага, – кивнула Таня.
     – А вот – и еще …
     Гоша принялся вытаскивать здорового язя. Высвободившись из полиэтилена, рыба дернула могучим телом.
     Увидев добычу, Татьяна обомлела.
     – Вот так Гоша … – только и произнесла она.

18

     Днем Георгий, Таня и Вера ходили на экскурсию, вечером лазали по окрестным холмам. Высоко вверху в висело солнце. Небо на фоне верхушек сосен, устремленных в безбрежную синюю даль, казалось особенно высоким и недосягаемым. Георгий снял Таню с Верой на фоне древней церкви; Вера – Гошу с Таней – на мостике через ручей. Один из бесчисленных ручьев, сливающихся в общий поток – источник целебной воды, за которой на холме выстраивались очереди с канистрами и баками … Фотоаппарат щелкнул и завертел лопастями. «Подмосковная» пленка была отснята.
     Перипетии недавнего ощущались уже где-то вдали: они принадлежали истории. Безмолвие и покой царили над всем сущим. Только легкое дуновение ветра иногда нарушало их.
     … Георгий в последний раз одиноко забрасывал удочку. Татьяна и Вера прибежали к нему с экскурсии по территории «Подмосковья» в каком-то особо приподнятом настроении.
     – Ты представляешь, Гош, – наперебой щебетали девушки, – какими мы были дураками!
     – В чем же дело? – удивился Георгий, вытаскивая очередную худородную плотвичку.
     – Помнишь – те номера «люкс», от которых мы отказались в начале? – спросила Таня.
     – Это те, которые бешеных денег стоят?
     – Ну да – они. Оказывается, «бешеные деньги» берут не с человека, а за весь номер сразу. Так что получается то же самое, что и мы платили. Там есть места на троих, а вообще набиться туда может сколько угодно человек. Можно хоть Новый год ехать отмечать. Есть отопление, телевизор, два туалета …
     От перечисления всех благ цивилизации, увиденных Татьяной и Верой в «новых номерах», у Гоши немного замутилось в голове.
     – Ладно, – подытожил он. – Пойдем-ка до дома. Собираться ведь еще …

19

     Медленно скрежетала в сторону Москвы электричка. Мимо проплывали давно не видавшие ремонта дома безымянных поселков, перелески; иногда поезд въезжал на узенький мостик над мутноватою речкой. Вера подергивала головой в такт музыке, вливающейся в ее уши из наушников. Татьяна дремала от солнца, светившего хоть сильно, но уже не столь ретиво, как прежде. Георгий сжимал в руках двухлитровую бутыль «Аквы», которой всем так недоставало ровно две недели назад.
     «Подмосковье» было уже страницей из истории. Полной желаниями и не реализовавшимися начинаниями, усталостью и тревогами; страницей, честно сказать, изрядно надоевшей, но все же такой, которую было почему-то жалко переворачивать. Наверное, именно потому, что все-таки она была фрагментом из жизни, частью ее, события которой, как бы их ни воспринимать, больше не повторятся, и с которыми по одной уже этой причине было жаль расставаться. Фрагментом ушедшим, но одновременно навсегда сохранившимся.
     Выше и длинней становились дома за окном, чаще мелькали широкие мосты с мириадами машин, многолюднее становились станции. Электричка подъезжала к Москве. Георгий тормошил задремавших Татьяну и Веру за руки.
     – Барышни, просыпайтесь! Пора ближе к выходу!
     Таня и Вера нехотя разомкнули заспанные глаза.
     – Чего – Москва уже, что ли?.. – позевывая, протянула Вера. – Фу, а мы все такие чемоданные! Нехорошо так в столице. И я уж в особенности – настоящая Хэвра!..
     Георгий улыбнулся. Он взял за руку Таню, притянул ее к себе и тихонько поцеловал. Таня взглянула Гоше в глаза. Во взгляде ее читалось какое-то смущение. В них явно повис невысказанный вопрос.
     – Что, Танюша? – мягко спросил Георгий.
     – Гош … Гош … – произнесла Таня, чуть запинаясь. – А мы следующим летом куда-нибудь поедем?
     Георгий выдохнул, фыркнул и захохотал. Он вдруг ощутил снова: жизнь продолжается.

25 августа – 28 сентября 2002 г.