Маршрут 553. Утренняя поездка

– Передайте, пожалуйста, – чья-то рука просунулась сзади и принялась тыкать в меня потрёпанный стольник.
– Сколько? – я задумчиво посмотрел в глаза человека на купюре: Аблай-хан хитро ухмыльнулся мне и прошептал, – Екеу
– Возьмите, – я протянул деньги водителю, прикрыв пальцем дырку на плече хана, – За двоих!
Тяжко проскрипела дверь, кто-то вздохнул, и мы поехали. Я поджал ноги, пытаясь устроиться поудобнее на малюсеньком сиденье: справа напирал веселого вида гражданин, снизу – колёсная ниша, в окне мелькали всевозможные заборы, трубы, остатки грузовиков и промышленные отходы.
Попытался вспомнить прошлую ночь: чьи-то острые ногти вдоль моего позвоночника,  крики соседей, долгий разговор во тьме о детстве, что-то ужасное в граненых стаканах и огромная луна за окном…
– Семьдесят! Семь-Десят! – женщина на этот раз тыкала меня просто указательным пальцем.
– Что такое?
– Сдача – семьдесят!
– Ну?
– Что ну? Вы-то мне дали сорок!
– Так вас же двое?
– Кого нас? Вы же видите: я тут одна! Еще тридцать теньге давайте!
Я вздохнул, гражданин веселого вида сочувственно улыбнулся. Я с тоской взглянул на старика, сидевшего рядом с водителем:
– Кто любит брата своего, тот пребывает во свете, и нет в нем соблазна, – старик – весь седой, в поношенном пиджаке повернулся ко мне, – Ты что-то хотел?
– Да, – жалобно протянул я, – Сдачи не хватает… тридцать теньге…
Водитель равнодушно пожал плечами, но старик наклонился к нему,
– Да возвратится сторицей тебе…
Водитель протянул мне две монетки и еще ниже нагнулся над рулем.
Старик по-отечески похлопал водителя по плечу и продолжил что-то шептать ему на ухо…
Я снова отвернулся к окну…
– Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей, – доносился до меня тихий говор старика. Веселый гражданин уплетал конфеты.
Автобус остановился на перекрестке… Снова загорелся зеленый, ЗИЛ-130, стоявший перед нами, задрожал и… откатился назад.
Наш водитель вцепился в руль.
Раздался скрежет: капот автобуса был вмят внутрь грузовиком.
Пассажиры вздохнули.
– И если ударят тебя по правой щеке, подставь левую, – старик заглянул водителю в глаза. Тот сглотнул и вылез наружу.
Тут же из грузовика выбежал шофер – невысокого роста мужичок, и затанцевал вокруг место происшествия.
Водитель автобуса принялся что-то говорить. Пассажиры притихли, пытаясь разобрать его слова… он нервно показывал на капот автобуса и  все повторял одно и тоже слово: "адвокат". Видимо, оно обладало какой-то мистической силой, но мужичок скрутил фигу и всем своим видом показал, что не пойдет ни на какие буржуйские условия…
Водитель автобуса с тоской поглядел на старика. Тот ободряюще улыбался:
Подставь левую щеку! Подставь левую щеку! – водитель схватился за голову и ошалело огляделся вокруг. Мужичок злорадно смеялся и продолжал крутить в воздухе фигой.
В глазах водителя, обращенных к старику, читалось раскаяние. Старик моргнул, водитель размахнулся и наотмашь ударил мужичка по лицу. Брызнула кровь, на асфальт, покрытый радужными разводами, упали два зуба.
 Шофер грузовика обомлел, побежал в свою кабину.
– Ставлю сто против одного, что мужик пошел за монтировкой, – обратился ко мне веселый гражданин и оказался неправ. Мужичок вернулся с огромным ломом.
Водитель автобуса с мольбой посмотрел на небо, мужичок поднял тяжелый лом и обрушил его на голову бедняги.
Уличный шум умолк, лишь покореженный капот тихо поскрипывал.
Пассажиры разом вскрикнули, повыскакивали из автобуса.
Шурша шинами, мимо прошел троллейбус. Все еще раз вскрикнули и побежали за ним. Остались лишь я, старик, гражданин веселого вида и шофер. Последний посмотрел на лужу крови, расползающуюся от головы нашего доброго водителя, бросил лом и тихонько попятился к кабине.
Я подошел к телу.
Шофер запрыгнул в кабину грузовика, залил нас синим дымом, и умчался.
– О господи, прими душу раба твоего, – старик достал документы погибшего, – раба твоего Сергея, – скорбно вздохнув, выгреб всю мелочь из бардачка и бодро удалился в сторону ближайшего церкви.
Я нагнулся над бывшим водителем. Немного подумав, стащил с него ботинки и, как бы прогуливаясь, пошел прочь.
– Да не ведают они, что творят, – вдруг прошептал веселый гражданин, сел на обочину дороги и принялся ждать милицию.
– Да не ведают они, что творят, – прокатилось эхо над крышами домов.
 Город засыпало листвой. Была осень.