Маленькое воспоминание о похмелье

Утро было мрачным.
Солнце, пробравшись к зениту, выжигало комнату насквозь.
Пахло нагретой пылью, сухим воздухом и ещё чем-то неуловимым, чем всегда пахнет в гостиницах.
То ли старыми нечищеными коврами, то ли паркетом. Происхождение этого запаха всегда оставалось загадкой для него.
Он ещё не открыл глаза и лежал, проснувшись, на жёсткой кровати, поверх покрывала, голый, но, почему-то, в солнечных очках. В спину впечатывались рубчики рисунка на покрывале. Интересно, подумал он, когда я всё-таки встану и подойду к зеркалу, смогу ли я увидеть рисунок у себя на спине? Ещё некоторое время, он пытался представить под каким углом он сможет увидеть свою спину в зеркале, потом бросил это занятие.
Глупо, во-первых.
Во-вторых, голова стала подавать признаки жизни, и, наливаясь жидким металлом, дико заныла.
Да, ничего не скажешь, вечер вчерашнего дня был весел.
Чересчур весел для середины июля, тридцатипятиградусной жары, маленького занесённого песком городка на берегу Оки и местной водки.
При мысли о спиртном, жидкий металл из головы плеснулся и стал медленно перетекать вниз, собираясь в волнующееся озерко чуть выше желудка.
Наверное, так чувствует себя рыбка в аквариуме, когда, июльским днём, его выставляют из тёмного угла на подоконник и выливают из него воду, - подумал он и, без особого энтузиазма, попытался встать.
Вставать не хотелось.
Но было ясно, что если продолжать и дальше лежать вот так, постепенно превращаясь в вяленое мясо, будет ещё хуже.
И потом – дальнейшие события и так были ясны до мельчайших подробностей.
Если не опохмелиться, а он никогда не опохмелялся, рано или поздно его вырвет. Причём обязательно.
Так уж лучше раньше, чем позже. Зачем оттягивать неизбежное?
И потом, что бы там ни говорили, он свято верил в то, что эта неприятная процедура приносит организму пользу, тем самым  частично компенсируя вред от добровольного употребления алкоголя.
Ложка мёда, так сказать, в бочке дёгтя.
Попытка встать натолкнулась на непреодолимое сопротивление тела.
Вертикальное положение пришлось последнему не по нраву. Голова закружилась, и в глазах стало темнеть.
Очень весело, подумал он. Веселее не бывает.
Интересно, вопрос «Зачем было так нажираться?» неизбежно сопутствует такому состоянию, или это удел начинающих?
Пришлось опуститься на четвереньки (тяжелое озерко возле желудка при этом колыхнулось и сказало «глок», солнечные очки свалились с переносицы).
Да подумал он мрачно, да хорош!
Видели бы тебя сейчас родители, посмотрели бы на свою гордость!
Он попробовал представить выражение маминого лица, но так и не смог. 
Родители, впрочем, его не видели, поэтому дальнейший путь до ванной комнаты прошёл довольно сносно.
Ванная встретила темнотой, прохладой, гладким коричневым кафелем и звуком журчащей воды.
Оазис, чёрт побери, подумал он. Просто оазис какой-то.
Ванная, кстати, обладала одной особенностью, которую он вчера не успел заметить. Там не было ничего, кроме огромного зеркала на одной стене (зеркало уже покрылось сеткой чёрных морщин от сырости и возраста). Из другой стены на высоте метров трёх (потолки в гостинице были высоченные) торчал металлический конус душа. Ни умывальника, ни раковины, ни никелированного держателя для полотенец.
Оставалось загадкой, то ли проектировщики здания хотели заставить всех постояльцев принимать душ, всякий раз, когда они заходили в ванную.  То ли у строителей не хватило денег на умывальник и ванну, то ли эти  самые умывальник и ванна благополучно доживали свой век на даче у какого-нибудь прораба.
Факт остаётся фактом. Кроме унитаза, огромного зеркала во всю стену и душевого рожка, сиротливо приютившегося на стене, в ванной не было больше ничего.
Спартанский интерьер, подумал он. Будем же спартанцами.
Нашарив кран на стене, он повернул его несколько раз. Ручеёк повеселел, разделился на колючие струйки и стал выбивать весёлую  дробь по кафелю.
Подставив голову под струйки (этого не отнимешь, вода у них действительно холодная), он закрыл глаза и попробовал сосредоточиться на своих мыслях.
Мыслей не было.
Были ощущения.
И все они сходились в точке, расположенной на пять сантиметров ниже пупка.
Я чайник, подумал он.
Я чайник.
Блестящий, никелированный, ребристый.
У меня есть ручка. Металлическая, с чёрным пластиком.
Меня можно взять за ручку (Интересно, а где же при этом мои ножки?) Мысль скользнула по дну сознания быстро и осторожно, словно крыса поперёк подвального коридора.
И, словно организм только и ждал подходящего сигнала, крыса в картинке, которую он нарисовал себе, думая о чайнике, подпрыгнула, уцепилась лапками за донышко и потянула чайник на себя.
Ощущение крена было настолько сильным, что он не смог сдержать рвотный позыв.
Как замечательно, подумал он, успев мельком увидеть своё отражение в зеркальце воды, стоящей в унитазе.
Великолепно!
Достойный образчик рода человеческого.
Доброе утро, страна, успел подумать он.
Доброе утро, дорогая страна.
Зачем же всё-таки было так нажирааа-
И тут его наконец-то вырвало.
И день начался.
Один из девяноста двух дней лета.