Серый туманный дождь. Домой

И видел всё уже со стороны. Пыльный холм, последнее дыхание моря. И шесть часов подряд троллейбусы проходили мимо с тусклой табличкой «мест нет». Я один поехал в Ялту, купить билеты, занять места. Где-то у Массандры троллейбус сильно тряхануло. Я оглянулся назад, на дороге в крови извивалась поломанная собака. Я отвернулся, что бы не смотреть. Попросил шофёра остановить в Ай Даниеле. Мы ехали назад и я это чувствовал, чувствовал, когда за домами Алушты мелькнуло последний раз море. Потянулась горная дорога, я почувствовал, как сильно устал.
Мы приехали в Симферополь часов в шесть вечера. Вечернее солнце ярко освещало шумные улицы. Я проводил Фила до дороги на трассу. Он был, как всегда возбуждён предстоящим автостопом. Мы сели на траве и съели пол белого свежего хлеба. Фил курил трубку и улыбался. Потом встал, накинул рюкзак на плечи, пожал мне руку и пошёл на дорогу. Я долго стоял и смотрел, пока он не скрылся. Машины быстро уносились на север, я достал наши билеты и долго разглядывал их. Поезд должен был быть в три часа ночи.
Я вернулся к вокзалу, Толик сидел в углу огромной троллейбусной остановки и разговаривал с какими-то людьми. Они пожелали нам удачи и ушли. Толик протянул мне большой бутерброд:
- Люди угостили, ешь, - сказал он. Я достал воды, мы поели. Темнело. Когда совсем стемнело, и последние троллейбусы на Алушту покинули вокзал, звёзды высыпали на тёмное, замутнённой электрическим светом города, небо, я вспомнил, что нужно купить еды в поезд. Толик кивнул. Я вышел к вокзалу, повсюду на паребриках и бордюрах сидели усталые люди с тюками и чемоданами, кто-то дремал. Я прошёл дальше, к привокзальному рынку. Было темно. Торговля постепенно сворачивалась. Высокий кавказец радостно вскинул брови, когда я спросил у него несколько штук варёной кукурузы. У лотка с помидорами стояла красивая загорелая девушка. Ветер колыхал её длинные вьющиеся волосы. Чёлка упала на её весёлые глаза. Я посмотрел на помидоры и попросил килограмм. Она засмеялась и спросила откуда я, у неё был смешной украинский выговор.
- С севера, - ответил я, - Вот и поезд скоро, домой…
- Заберите меня с собой, - Она улыбалась, в темноте мне было сложно разобрать цвет её глаз.
- Хорошо, - сказал я.
К ней подошла, видимо, её подружка. Девушка громко сказала ей:
- Вот, молодой человек меня на север увозит… Увезёте? Вы через минут двадцать зайдите за мной, я кончу работу.
Я кивнул и побрёл назад. Холодало. Когда я вернулся, Толич разбирался с милиционерами. Оба были в синих, с пятнами пота, рубашках и неправильных, нерусских фуражках. Они посмотрели наши документы, и повели на обыск в отделение. Милиционеры были одни и те же, которые обыскивали нас раньше, когда мы были в Симферополе десять дней назад и неделю. Но это их не смутило, они ответили, служба такая, положено. Они пожелали нам удачи и отпустили, но зачем мне теперь удача, если всё закончено. Всё закончено…. Какая-то немолодая, пьяная женщина подсела к нам, когда мы вернулись на остановку, долго плакала, что она когда-то жила на Васильевском острове, что она очень устала, и что двадцать лет живёт в этом южном сухом городе. Но я знал, что для меня всё закончено.
Я смотрел, как поезд тронулся, но за чёрным окном не было ничего видно. Только тусклый дежурный свет отражался от блестящего стекла. Поезд был севастопольский, почти все уже спали. И я тоже уснул.
Весь мой путь, вся такая долгая дорога, как жизнь в конце жизни, замелькала, словно кино. Станция, станция, город, города… Меня надуло от окна, и я заболел. Где-то в глубокой ночи остался одинокий Джанкой, не слышен был Мелитополь. Ранним утром в Запорожье, я проснулся, мне было очень холодно, оглянул мутное окно и снова уснул. Я почти всё время спал. Днём мы были в Харькове. По знакомому перрону бегали весёлые торговцы, продавали мороженое и кричали, что-то нелицеприятное о президенте Украины, приговаривая, вот ваш Вовка - молодец! В Белгороде я вышел подышать воздухом, но воздух был душный и спёртый, я прошёлся по вокзалу и чуть не опоздал на поезд. Вечером, я смотрел, как догорает закат над старым кирпичным зданием Курского вокзала. Поезд стоял тихо и так же тихо тронулся. Медленно поплыли дома, я снова уснул. Ночью мы встали в Орле, и Толич вспомнил, что мы так и не распили бутылку вина, ещё коктебельскую, которую мы таскали по всему Крыму. Мы выудили её из моего рюкзака и пошли на перрон. По платформе ходили пьяные люди в спортивных костюмах из нашего поезда, нетрезвые, всклоченные проводники. Каберне оказалось лёгким вином, мы выпили бутылку и вернулись в вагон. Наши соседи – дочка с мамой уже спали. Тула осталась догорать где-то в моей памяти. В стороне осталась Москва. Весь следующий день я лежал на полке и смотрел на нескончаемый зелёный забор, вдоль железнодорожного полотна. Мы останавливались на каком-то полустанке, Толик выходил за пирожками. Всю нашу дорогу мы питались помидорами, огурцами и макаронами «Мивина». С замиранием сердца я смотрел в окно, когда мы проезжали Малую Вишеру, Любань…
Когда мы подъезжали к моему городу пошёл дождь. Капельки медленно ползли по стеклу. Мокрые деревья и дома стояли неподвижно, машины под путепроводами бесшумно проезжали, разбрызгивая воду. Я выглянул в окно, моё лицо стало мокрым. Поезд медленно входил в вокзал. Мне стало легче, температура спала, только сильно болело горло и что-то хрипело в лёгких. Я вышел на платформу и глубоко вдохнул тяжёлый влажный воздух. Опустили рыбку обратно в воду. Я раскрыл поломанный зонт, мы пошли к метро. Такое странное, такое непривычное, такое родное. По бледно освещённому эскалатору спускались мокрые люди, я оглядывался наверх.
Толич вышел на Владимирской и через закрытые двери мне, победно поднял кулак. Поезд тронулся. Я посмотрел на сутулую фигуру, отражающуюся в стекле. Тёмное загорелое, небритое лицо, растрёпанные, жёсткие от морской воды волосы, и глаза. Я очень устал. Я так сильно устал, что не мог поднять взгляда. Я вернулся.

Через два дня я был у своего старого товарища Тёмы и пил водку. За окном шёл сильный дождь, на кухне горел яркий свет, мы сидели втроём с Тёмой и его другом.
- Ну, ты герой… – восхищённо протягивал Тёма очередной раз, когда я что-то рассказывал.
- Да... герой, асфальтный, не застывший пластилин…- пробормотал я.
- Что? - не понял он, - …Кстати, а девушки?
Я пожал плечами.
- Ну, ладно, позвоним сейчас... -  подмигнул мне, - приедут…
Я посмотрел в окно, шёл дождь.

Конец


сентябрь2001-июль2002