Последнее путешествие

ПОСЛЕДНЕЕ  ПУТЕШЕСТВИЕ

1. ПУШКИН

Он писал стихи и встречался с сестренками. Чужими. Нравилось ему все это дело: балы там, шмалы всякие, подсвечники, бакенбарды, смокинги, фраки, ботинки на толстой подошве… Да и сам он был такой, весь из себя… Вылитый Пушкин во всей его красе до встречи с Натальей Гончаровой.
А еще у него был Путь, Пушкин заглядывал туда примерно раз в полгода, пока однажды так и не остался. И он (Пушкин) никогда не был знаком с пушкиноведами .

Пока мы вместе, мы непобедимы
Товарищ Че

Пушкин жил в общежитии. Прямо между туалетом и комнатой кубинского наркоши, который за бутылку водки несмываемой тушью делал портреты товарища Че (или Джоконду – на выбор): на майке, на стене и даже в виде татушки на голом теле. Довольно толково. Потом наркоша отчалил в Испанию, а Че-портреты и фальшивые Джоконды продолжали жить самостоятельно.
А равно и Пушкин, что сделал себе два портрета: Джоконду на груди (чтобы чесать под волосами) и Че на спине, между лопаток. Чтобы помнили, суки.

В кругу питерских буддистов Пушкин пользовался заслуженной славой коллекционера и чокнутого собирателя всякого хлама: фотография калмыцкой ступы, кубик Рубика со всеми черными гранями, алгеброид Кузанского (черт его знает, что это, но название красивое), зацелованный бюстик Родена, подшивка журнала «Парус» за 1993 год и прочее, прочее, прочее гавно…

А вот еще был случай: зашел как-то Пушкин к художникам и на пустой желудок накидался так, что «мама» сказать не мог. Бесчувственное тело поэта художники отволокли в спальню, где и пристроили на полу в обнимку с пластмассовым тазиком.
И только утром, когда понадобились краски и кисти, мольберты и натюрморты, художники вспомнили о Пушкине.
- Вставай, Пушкин! - закричали художники. – Шампусик будешь?
- Буду! – ответил Пушкин и тут же проснулся.
Вот откуда пошла крылатая фраза: «Художники разбудили Пушкина».

Пушкин никогда не встречался с героями своих произведений: ни с Ольгой, ни с Татьяной... Только Онегину оставил номер мобилы. Да и тот неправильный.

Как-то Пушкину приснился страшный сон. Про Питер. Точнее про нос и Питер (про нос, а не про понос). Будто бы нос клеился-клеился, да и отклеился. Дал Пушкину леща по яйцам и свалил в Питер рассекать по Невскому и встречаться с сестренками. Чужими. У него еще там квартирка где-то съемная оказалась…
Когда Пушкин проснулся, то первым делом схватился за яйца. А потом за нос – типа проверить. Нос сидел на своем месте, там же, где и вчера. Собственно, как и яйца. (Этот случай известный. Гоголь даже повесть написал – «Нос»)

Как и все реальные пацаны, Пушкин состоял в молодежной банде лысых парикмахеров. Члены банды связывали себя круговой порукой, отлавливали и стригли поздних ночных прохожих, дрались с другими бандами за сферы влияния. Пару раз Пушкин тоже постриг нескольких человек. Довольно толково.

Как-то перед Рождеством сразу несколько интернет-френдов Пушкина выложили на Фейсбуке сообщение о скором приходе русского мессии. Типа, как Годо у Беккета, наполовину лысого и рыжебородого, в кожаном плаще до колен и ботинках от Валентина. Назывались даже время и место – у Витьки Косого во дворе, сразу как стемнеет.
Пушкин тут же побежал в магазин, купил бутылку водки, отправился в условленное место, где и прождал мессию до самой полночи, не забывая прикладываться к бутылке. Даже познакомилося и дернул на пару с каким-то мужиком. А Годо так и не появился... (Херня какая-то на этом Фейсбуке творится)

Всем известно, каким Пушкин был отличным спортсменом. Каждую ночь, выкурив косячок, Пушкин надевал лыжи и шапочку с помпоном, забирался под одеяло и пускался в увлекательное путешествие. А по утрам поэт просыпался совершенно измотанным.
Иногда вместо лыж он поднимал штангу тем же способом и катался на велосипеде.

«…Итак, она звалась Татьяна. Грудь, ноги, попа без изъяна» (с) Они встретились в заснеженном Ораниенбауме среди цветочных горшков и померанцев. Погуляли по парку, покурили в туалете, прячась от ледяного балтийского ветра, выпили чая в привокзальном трактире, а потом Пушкин поцеловал сестренку в щеку, сел на электричку и уехал домой.
Через месяц от нее пришло письмо, полное скрытых цитат и недвусмысленных намеков («Я к Вам пишу, чего же боле…»). Почесал Пушкин портрет Джоконды под ватником и ответил красивым длинным письмом с авторскими переводами из произведений Кнута Гамсуна и Елены Рерих. А потом, после двух месяцев намеков, переводов и эпистолярных цитат, Татьяна вызвала Пушкина в Ораниенбаум и предложила встретиться: то-сё, потрындим за чашкой чая… А Пушкин что: взял и согласился! Типа чтобы было всё тип-топ, как в рассказах Босха!
Приехал. Татьяна стояла на промокшем весеннем вокзале с сопливым трехлетним ребенком, рыжим и в веснушках. Ребенок смотрел на Пушкина и глумливо улыбался.
- Ну что, - говорит Татьяна, – вот и сын твой, Боря. Видишь, как подрос, пока тебя не было...
- Хорошо, - согласился Пушкин. – Хорошо, что Боря, а не Рамзан.
Женился. Вырастил дерево. Посадил сына.

Долгое время Пушкин сходил с ума по джаз и рокабили, так всем и говорил, что любит… Но после того, как уснул на концерте «Арсенала», навсегда избавился от этой иллюзии.

Кстати об иллюзиях: Пушкин был тем еще колдуном и идеалистом. Он даже книжку собирался написать – «Алхимик». Не смог.

К выпивке и сестренкам Пушкин относился очень даже со знаком плюс. Например, мог до часу ночи проголливудить с вином и сестренками, потоп посидеть подумать о судьбах русской литературы, написать пару стихотворений, и еще пойти чуток поголливудить. Время – ничто, когда знаешь, как правильно с ним обращаться. Вот, кстати, почему Пушкин всю жизнь мечтал уехать на ПМЖ в Израиль. Или даже в США. Штат Калифорния. А лучше – Юта.

Много лет поэт прожил в Царском Селе (ныне город Пушкин), но то и дело выбирался куда-нибудь автостопом. Несколько раз он посещал Выборг, Вырицу, Красное Село, Лигово, Павловск, Тарту и везде находил равнодушный прием. Шесть раз Пушкин ездил в Питер (однажды даже видел в переходе живого Б.Г. с гитарой), три раза в Таллинн и дважды в Ораниенбаум. Причем, когда Пушкин был в Таллинне в последний раз, горячие эстонские парни чуть не сделали в его голове пару лишних дырок. Прямо из помпового ружья. Он чудом унес ноги. (Ох уж эти эстонские парни: даже послать нельзя)

Пушкин вообще понимал толк в прогулках. Как-то в подземном переходе (недалеко от станции метро «Черная речка») он познакомился с милыми парнями, разодетыми как телепузики . У одного похабного бородача даже значок был, что-то вроде «к 30-летию службы в телепузиках а также ко дню рождения». И вот все эти телепузики стояли и размахивали нагайками. И жестикулировали между собой на азбуке глухонемых.
Ну че, Пушкина тоже соплей не перешибешь. И хотя он и понятия не имел, каково это – носить лампасы и быть телепузиком, - и даже не знал азбуки глухонемых, ему таки тоже хотелось поговорить и раскинуть веером пальцы. Поговорил. Раскинул. В результате - полное непонимание ранимой души поэта и охаживание его подсвечниками по бакенбардам. Причем тулепузик с медалькой отцепил накладную бороду и размахивал ей, как флагом, подбадривая остальных. Ржачный ржач, ага. (И таки бедный Пушкин, даже поговорить не с кем)

А вот еще был случай. Однажды Пушкин поехал на природу , где и устроил купальную ночь с хороводами и прыжками через костер. Но прыгал он таки не долго, порвал джинсы и перестал. (Допрыгался)

Эстонцы – хороший народ. Когда Пушкин шел автостопом по Эстонии в первый раз (еще до знакомства с Татьяной), он остановился в придорожном кафе (там еще вывеска с медведиком была). И вот, пока Пушкин изучал меня на английском языке, пытаясь найти хотя бы одно слово по-русски, к нему подошел эстонец и предложил помочь с заказом. Еще через две минуты Пушкин сидел за столом эстонца, пил ароматную эстонскую водку и декламировал стихи в авторском исполнении. А потом они немного подрались: просто так, от полноты чувств. Тамагочи  гнусаво подбадривали поэта российским гимном.

Позиционируя себя эстетом и гением русской литературы, Пушкин не чуждался странностей ординарной жизни. Однажды осенью в Летнем саду он битых полчаса беседовал с гипсовой аллегорией Весны. Сестренка была мокрой и чистой, как слеза пионерки. (О чем они говорили?.. И зачем?)

Однажды на пивняке Пушкин поспорил с Онегиным.
- Скажи, чувак, - спросил Пушкин, - таки ты хочешь уехать в Америку?
- Неа, - помотал головой Онегин и отхлебнул пива. – С какого?..
- Как это? – удивился поэт. – Теперь каждая собака хочет в Америку, даже коммунисты…
- Так я же не собака, - парировал Онегин.
- А ну да, ну да…

Пушкин позиционировал себя как опытного чтеца и старого книжника. Как-то вечером он даже взялся почитать рассказы старины Хема (в переводе, конечно, ясен пень). Перевод был так себе, да и сами рассказы показались Пушкину не намного лучше: длинны, скучны, с вялым, безжизненным сюжетом. Но вот одно место поэту особенно понравилось: то, где Хемингуэй приглашал к себе любого читателя выпить или опохмелиться.
Пушкин так обрадовался неожиданному приглашению, что тут же взял ручку и бумагу и написал Хему четыре больших письма (одно из них в прозе) и в тот же день отправил на Кубу в красивом конверте с белочками.
Странно и грустно, но ни на одно из писем Хемингуэй почему-то так и не ответил. Даже отписку не прислал, обломись, мол, чувак. Даже конверт обратно не вернул .

Как и все мы, Пушкин балдел от Б.Г. , его песен, косухи и рыжей с проседью бороды. В общаге, где он жил, все стены в комнате поэта были оклеены фотографиями Б.Г., цитатами из его песен, постерами с сестренками и цветными лампочками. Тамагочи Пушкина знали несколько аккордов из песен Б.Г. и напевали ему в часы раздумий. С детства поэт мечтал о встрече с Б.Г., тихой, неспешной беседе под косячок, может быть, даже совместном походе к сестренкам, туда, где гитарное братство и нежной коленки изгиб…
Сколько раз, глядя из окна трамвая на унылые питерские пейзажи, думал поэт о том, как они встретятся, будут вместе петь песни, играть на гитарах и в морской бой, ходить на футбол, пить пиво и говорить друг другу самые нужные, самые правильные слова.
И вот однажды Пушкину повезло: он пришел на футбольный матч «Зенит – Спартак» и его соседом (всего через каких-то два ряда!) оказался Б.Г. с гитарой. И все при нем: и борода, и косуха и даже сестренка влюбленная. «Эге», - тихонько сказал Пушкин.
По характеру человеком он был скромным и доверчивым, поэтому заговорить с самим Б.Г. Пушкин не смог, но решил познакомиться с его сестренкой. «Не правда ли, хорошая погода?» – вежливо спросил поэт и, дотянувшись, положил руку сестренке на колено; маленькое теплое колено, что так приятное ласкало ладонь. Пушкин собирался сказать еще что-нибудь про колено, но тут к нему повернулся сам Б.Г.:
- А ну-ка убрал руку! – громко проговорил Б.Г. и взял в руки гитару. – И вот что: если еще хоть слово вякнешь моей Алиске, я тебе все зубы гитарой выбью. И тамагочи твои раздолбаю… - подумав, добавил Б.Г.
А Пушкин был так счастлив, что даже не знал, что ответить, - с ним разговаривал сам Б.Г… (Больше Б.Г. поэт балдел только от А.Б.В.Г.Д. Но с ними вообще невозможно встретиться)

Как-то Пушкин поспорил с Онегиным.
- Что ты знаешь о Пути, - убеждал поэт, крутя на пальце длинную золотую цепочку, - если даже сидячую медитацию не практикуешь?
- Вот оно что! – обрадовался Онегин. – А знаешь притчу: встретились две дрессированные собачки.
- Изучаешь ли ты священные тексты, умеешь ли медитировать, можешь ли стоять на голове? – спросила рыжая.
- Нет, - ответила черная.
- Так учись, - сказала рыжая. – Ведь именно это и отличает нас от человека».
Пушкин запнулся и замер на полуслове. Даже цепочку перестал крутить. Наконец-то он понял, чем отличается от собак.

А вот еще был случай. Онегин спрашивает Пушкина:
- Как ты думаешь, что из нынешних умений и навыков в конце концов окажется важнее всего?
- Китайский язык, - мгновенно ответил Пушкин. – Все знают, что и Бог, и ангелы, и даже черти в аду разговаривают по-китайски. (Странно только, почему сам Пушкин по-китайски не выучил ни слова. Он что, собирался жить вечно?)

Однажды зимой Пушкина пригласили поголливудить на костюмированный бал в элитный ночной клоповник  имени Поручика Ржевского. Ясен пень, он ответил согласием. Приехал в санях, снял кепку в сенях и бегом прямо в зал, где кружится бал...
Где-то тут Пушкина догнал извозчик и потребовал расплатиться. А он весь из себя: и ватник, и валенки, и клеш-галифе. И вот уже какие-то люди тянутся с поцелуями. И собачонка гавкает, неизвестно откуда появилась, да все норовит за валенок тяпнуть.
Отдал Пушкин деньги, выбрал партнершу на вкус и цвет, и скорей на танцпол, там где сальса и вальс, ча-ча-ча, рок-н-ролл… И партнерша такая, прямо под стать: великосветская понтярщица Жоржета Ароматная.
В общем, по рассеянности поэт забыл переодеться и так и вальсировал: в ватнике, валенках и брюках-клеш. Естественно, чувствовал он себя, скажем, слегка не в своей тарелке. Да еще собачонка все под ногами крутится и за валенки покусывает. А Пушкин тогда как… дал ей пинка. Отлетела собачонка метра на два и ну гавкать, заливаться, аж захлебывается от страха и злости. А поэт уже не видит, он весь в танце, куда-то летит над землей…
Тут к нему подошел хозяин собачки, известный бретер и куплетист, выступавший с эстрады под псевдонимом «Дантес Арзамасский». Тоже весь из себя, в голубой бескозырке, тельнике и аксельбантах, - и говорит такой: «Я требую извинений. Перед собачкой!» Пушкин ему: «А оно мине надо?» В общем, слово за слово, сцепились они. Покружились по залу, да и выпали наружу. Вспылили, надавали друг другу пинков и пощечин, после чего Дантес вызвал Пушкина на дуэль. Причем так и сказал: «Встретимся на Черной речке. Только ты и я. И секунданты. И врачи. И полицейские. И пожарные. И моряки. И летчики. И космонавты. И пушкиноведы…»
И вот, когда все собрались, и пушкиноведы уже достали свои калькуляторы, Пушкин взял и не пришел. Не потому, что испугался, а просто дела всякие: стирка, уборка, пивасик с Онегиным… Назначенная дуэль так и не состоялась.

2. ПУШКИНОВЕДЫ

Не говори о поэзии, если ты не поэт. Только больной знает, каково болеть. Только поэт знает, что такое поэзия
Дзен

 Пушкиноведом быть просто. Для этого даже не требуется быть поэтом. Знай себе сиди с умным видом и время от времени произноси какую-нибудь избитую истину, типа «Пушкин писал стихи и рассказы» или «Евгений Онегин – роман-энциклопедия русской жизни». А то, что Онегин и Пушкин могли быть друзьями, им и в голову не приходит.
Вот почему пушкиноведы все времен не любили Пушкина. Слишком выпадал поэт из построенной ими схемы, слишком не укладывался ни в какие рамки. Вот и придумали ему нелепую, совершенно дурацкую биографию, сотни оставленных женщин и глупую смерть на дуэли с французским мемуаристом  (хотя ведь все знают, что Пушкин просто ушел по следам товарища Че. Ушел, чтобы не возвращаться).
Однажды (уже на том свете) пушкиноведы развязали дискуссию, кто лучше понимает тонкую пушкинскую душу. Сыпали цитатами, щелкали на калькуляторах, рвали рубахи и били себя в грудь, даже стреляться собирались (на том свете, представляете?), а один всё тряс извлеченной из портфеля подлинной фотографией Пушкина в детстве .… Но когда к ним подошел поэт, они его просто не заметили.

P.S. Снилось мне, что не было никакой дуэли на Черной речке, но была дверь, возможность уйти в бессмертие. Посидел Пушкин с друзьями, тяпнул «на дорожку» и ушел. И теперь (снилось мне) он где-то идет никуда, в свое последнее путешествие...