Особенности национальной свадьбы kont

Хмурое утро второго дня свадьбы. Деревня просыпается. Завозились куры, коровы лениво мукают, нехотя бредя за пастухом Степанычем, местным энциклопедистом, всегда на несколько секунд опережающего какстатьмиллионерщиков и полечудесников, безоговорочного лидера разных споров и халявщика пьянок всех уровней. Коровы ленятся, цепляются боками за дощатые заборы и задевают за углы изб, кокетливо размахивают хвостами и несколько убыстряют шаг, завидя в конце улицы Мерина, здоровенного рыжего бугая, отца всех окружных телят. Гуси вперемежку с утками, переругиваясь, ещё дремотно бредут к огромным лужам у дороги, только петух Борисыча вполне боеспособен в такую рань и азартно гоняется за соседской пеструшкой.
Федюня приоткрыл один глаз….Ох и замутило же! Подавил тошноту и стал вспоминать, куда вчера заначил поллитровку самогона. Удовлетворённо хмыкнул и сморщился от судорожного рывка желудка. Не открывая глаз, нащупал под овчинным тулупом, на который его вчера отволокла жена Таисия, тёплую бутылку и смело открыл глаза. Свет, конечно, померк немного, но Федюня отнёс это на счёт еле выползающего где-то далеко солнышка. Федюня хотел было приложиться к горлышку, нетерпеливо вгрызаясь зубами в пробку, как услышал густой кашель Борисыча, шаркающего где-то за стеной сеней. Стыдно стало! «Чего ж это я, алкаш какой что ли, - виноватил себя Федюня, - Вон, Борисычу – то тоже небось хреновато…»
Федюня нетвёрдыми руками опёрся о доски пола, липкие и подозрительно пахнущие вчерашними закусками. Мелькнула мысль: «Блевал–таки вчера!», но сквознячком улетела в предвкушении похмельной чарочки. Тошнота не отступала. Федюня геройски выпрямился, интеллигентно хехекая, подавая сигнал Борисычу, что не он один, такой ранний.
В летней кухне бабы уже что-то жарили – парили, оттуда доносились запахи свежей куриной крови и ошпаренного пера, позвякивание сковородок и кастрюль.
Борисыч вышел в сени, угрюмо кивнул Федюне, укоризненно глядя на загаженный пол. Федюня, чуть смутившись, вынул из кармана помятого праздничного пиджака бутылку и кивнул в сторону огромного, специально сгондобленного для свадьбы, стола. Борисыч кивнул и отворил дверь на двор.
Уселись. Федюня знал, что друг его не терпит спешки, поэтому молча курил, стараясь неглубоко затягиваться отвратительным дымом «Примы», досадуя, что не сообразил припрятать вчера и стакан, теперь жди, пока там Борисыч созреет, догадается принести на правах хозяина посуду. «Из горла, видите ли, не солидно! – даже как-то раздражился Федюня, - А вчера сам из миски борщевой пил, когда посошок да стременную гостям наливал. Стаканы ему серьёзными не казались…Эхххх…, - Федюня выбросил окурок. Борисыч неспеша поднялся и направился в дом. «От, гад! – бесновался Федюня, - Ведь башка-то гудит, а виду не кажет! – и успокаивал себе,- Прораб - он и дома прораб. Солидность тут нужна. На виду живём.»
Марья, жена Борисыча, вынесла из кухни огромную дымящуюся кастрюлю, хлопнула её на стол, недовольно косясь на Федюню, обшарила глазами стол и, не увидев спрятанной под пиджаком бутылки, ушла назад в пар.
Наконец-то налили. Борисыч буркнул, что хорошо бы закусить чем-нито. Федюня метнулся к кастрюле, благодарно поминая Марью, оставившую уполовник. Побултыхал черпаком, взмётываю гущину со дна, пытаясь захватить почему-то разваренный белёсый кусок мяса. Стукнула дверь дома. Федюня аж присел: «Не Тайка ли?!» Тьфу, чёрт! Жених вчерашний – очкарик к нужнику побежал в конце огорода, на ходу вежливо кланяясь тестю. Борисыч поморщился: «Чего в нём Дашка нашла? Ни кожи, ни рожи… Даром, что учитель…»
Федюня упустил-таки мясо. Зачерпнул погуще и сел напротив Борисыча, дуя на жижу. Взяли стаканы. Кадык у Федюни забегал вверх – вниз, вверх – вниз, выказывая еле сдерживаемое нетерпение. Борисыч поглядел куда-то вдаль, пробормотал непонятное, то ли с Богом, то ли к чёрту, опрокинул стакан в рот и потянулся за черпаком, запивая из него крепкий самогон. Федюня только приложился к стакану, как Борисыч отбросил уполовник, выбив посудину из рук Федюни. Самогон потёк по праздничным штанам. За спиной хохотали жёны друзей – товарищей. Федюня бросился к кастрюле. Так и есть, смывки вчерашних объедок!
- От, чёртовы бабы, - извиняющимся хрипом взвывал Федюня, - Борисыч! Я ж ещё думаю, чего они так мясо разварили!!!» - вытягивал из подостывшей жижы всей пятернёй скользкую вонючую тряпку.