Из письма Прошлому

...Последними ночами я хожу по пустым полям, произнося чьи-то имена, словно читая надгробия.

Если я засею эти чёрные поля своим прошлым, и буду за ними бережно ухаживать, то прошлое взойдёт - одной большой рукой. Я виновато опущу глаза (я долго репетировал), сморгну и тихо попрошу: "Отпусти меня".
Рука разожмётся, и я развеюсь по ветру, словно горсть пепла: вспыхну тёмным облачком и исчезну.

Моё дорогое, бесценное прошлое. Ты - камень на моей шее, не дающий взлететь, подобно бестолковому воздушному шарику; ты держишь меня здесь, на земле, с ними. Ты - это мой вес, фундамент под тем, что я умею, что я могу и чего стою.
Но если я шагну в воду - ты уволочёшь меня на дно, и за мои вскинутые руки никто не ухватится, никто не вытащит меня на поверхность.

Я люблю и боюсь тебя; я знаю, чего позволять тебе, а чего - нет.
То редкое время, когда мы вместе, ты показываешь мне разноцветные картинки, не смея коснуться меня. Я смотрю на них, - низкий перрон и стальное колесо зелёного вагона на зеркальной стреле рельса; поросший редкой травкой шершавый камень на вершине холма; мелькнувший локон длинных чёрных волос; ночь и лужи, мелкая рештка забора и ледяной дождь, хлещущий по побелевшим от фонарного света рукам; клочок тетрадного листа в клетку с парой фраз, написанных нервным женским почерком; шум Средиземного моря в темноте, всегда говорящего всем людям одно и то же.

...Иногда я подпускаю тебя ближе, чем стоило бы, и тогда ты яростно шепчешь мне - про фразы, начинающиеся с заходом солнца и заканчивающиеся с его восходом, про заглядывающую в окно пятого этажа молодую берёзу, про сладковатый и чуть дурманящий медово-мускусный запах, заставляющий закрыть глаза и откинуть голову.
Твой горячий шёпот переходит в крик, и ты хватаешь меня за руку, тянешь туда, - где музыка и погибель, где сжатая в руке виноградная кисть и удушье, удушье, принимаемое с благодарностью, без попыток вырваться, стряхнуть с себя этот бред.

Каждый раз я отбрасываю тебя обратно в твою клетку, каждый раз я почти убиваю тебя, почти иссушиваю, но останавливаюсь перед последним усилием: ты мне дорого. И ты останешься со мной. Останешься на коротком поводке, пока ты хочешь власти надо мной; поднимешься во весь рост, когда сможешь стать моим другом.


И тогда люди, которые постоянно уходят от меня к тебе, (у тебя их теперь всегда будет больше, - мне уже не соревноваться в этом с тобой), станут давать мне советы, а не смотреть молча, отчуждённо и чуть с упрёком, вынуждая меня отвернуться.
И тогда ушедшие - уйдут, оставшиеся - останутся, пропавшие - появятся, чтобы сказать недосказанное, отдать причитающееся и забрать должное.
И разговоры - стихнут, а движение - прекратится. Моим домом станут горы, моим учителем станет лес, в который я буду ходить гулять, - ну конечно, конечно для рассмотрения ничтожных листьев...
А блестящее на полуденном солнце быстрое течение реки жизни будет чертить тонкую полоску в далёкой зелёной долине, - но я буду иногда слышать обрывки фраз, осколки слов: ветер будет приносить мне их.

Падут стены и границы, распадутся и расплетутся их ипостаси - цепи, верёвки и канаты, и не будет ни тебя, моё прошлое, ни настоящего, ни будущего, ни меня самого, - всё сольётся в одну мелодию флейты, которая внезапно придёт на ум заскучавшему в безлюдной пустыне жёлтому сфинксу.