Коврик рассказ

Коврик


1

Я мертвый пес на обочине дороги. Мне уже все равно, что и как. Мне уже не видать самой сладкой косточки и никогда не запрыгнуть на сучку. Я мертвый.
До того момента, как грохочущий серый механизм ударил меня по голове и превратил мое туловище в сочащуюся кровью лепешку, я ни на мгновение не задумывался о том, что что-то может быть за чертой. Той самой чертой, однажды перешагнув которую, ты уже никогда не сможешь вернуться. Да и саму смерть я представлял себе совсем по иному. И в тот короткий миг, когда я понял, что это конец, я приготовился к боли. Я закусил язык. Тот самый язык, который так нравился пузатому соседскому мальчишке, все время старавшемуся подставить под него нежную румяную щечку, а я никогда не отказывал ему в этом удовольствии. Теперь этот язык распух и почернел. Я могу видеть его, если немного скошу зрение…. Вот он. Торчит из застывшей пасти. Той самой пасти, которой уже никогда не видать сладкой косточки.
Да. Я мертвый. Но эта мысль пугала меня лишь поначалу. Когда я понял что, не смотря ни на какие предсмертные увечья, да и саму смерть, я все еще могу слышать. Могу слышать и видеть то, что происходит вокруг. Правда день ото дня видеть и слышать становится все труднее. Виной этому мутная серая пелена, медленно застилающая мой застывший взор и поселившиеся у меня в ушах черви. Я чувствую, как они копошатся в моей голове. Чувствую, как они медленно поедают мягкую плоть. И еще я чувствую вонь. Она вокруг меня и она во мне. Это запах смерти. Любая собака знает этот запах, даже если ей не разу в жизни не пришлось полакомиться падалью….
Но вот кто-то приближается. Неужели опять мальчишки? Пока я был жив я боготворил их. Теперь я их ненавижу. Вот уже второй день ко мне повадились несколько сопливых сорванцов. Они тыкают палкой в мой расплющенный бок и показывают пальцем.… У-у-у я вам….. Что? Что я им?….  Да ничего! Я мертвый. Мне теперь все равно. Так должно быть.


2


Хвала собачьим богам – они, наконец, ушли. Ушли, прихватив с собою в качестве  трофея обрубок моего пушистого некогда хвоста. Да я, в общем-то, и не в обиде. Все равно он лежал отдельно и лишь добавлял трагизма в общую картину. Но вот ведь странное дело: никому не нравится смотреть на мертвого пса. Многие отворачиваются, с отвращением сплевывая на тротуар, у других глаза светятся жалостью. Однако еще никому не пришло в голову принести из дома лопату и закопать меня в парке неподалеку. И только собаки, будь то облезлые дворовые шавки или сверкающие ухоженной шерстью экстерьеры, делают слабые попытки избавиться от разлагающегося тела. Пускай они пользуются довольно неряшливым методом, то есть попросту пытаются меня съесть, но то не их вина. Не их и ничья. Так уж распорядилась мудрая мать природа. Ведь у собак нет рук, и они не могут воспользоваться лопатой. Кроме того, у них почти нет мозгов, а то наверняка додумались быть вырыть яму, используя для этой цели крепкие лапы и когти. В то же время у человека есть и мозги, есть и руки, которыми он мог  применить хотя бы для того, чтобы не загрязнять мною тротуар…
Нет. Ерунда это все. Уж если я не смог понять людей при жизни, то чего стоят попытки сделать это после смерти.
Ага…
Опять кто-то идет! Я еще не могу рассмотреть его из-за белесой пелены, ограничивающей мое зрение тонкими ободками. Но вот мой нос, тот самый нос, на который кто-то наступил накануне, подсказывает мне, что это собака. И не просто собака, а сучка. В том состоянии, которое принято называть весенним…. Ах, какая жалость. Ведь она так и пройдет мимо, а я не в состоянии даже посмотреть ей вслед и завыть от тоски по тем временам, когда оприходованная мною болонка приносила по дюжине щенят за раз. Нынче кобели обмельчали и обмельчали безобразно. Не далее как вчера мне пришлось слышать, как один из дворовых псов, что приходил ко мне подкрепиться, отодрав от моей шеи солидный кусок, хвастался пучеглазой собачонке совей прытью. Дескать, одна из его подруг принесла целых семь кутят…. Ничтожество! Семь кутят – это не праздник. Это трагедия. Вот так они, в конце концов, и вымрут. Сперва семь. Потом большой удачей будет считаться уже четыре или пять. А потом…. Но что мне до этого. Я умер. И, слава богу…


3


Сегодня был большой обед. Большой пир, если это не слишком громко звучит.
С десяток крупных кобелей, из тех что обыкновенно ошиваются на стройке у рынка, поедали меня в течение часа. Все шло отлично. Они уже успели растерзать мою глотку, содрали шкуру с головы, - из-за которой хорошенько поцапались два молодых пса, - когда так некстати подвернувшийся дворник разогнал их метлой. Если честно то я уж рассчитывал, что они покончат со мною. Черт дернул этого дворника отрывать их от еды. С удовольствием заглянул бы в его мысли, если бы ему, а не мне пришлось лежать вот так целые дни напролет. Однако я слишком хорошо знаю эту свору. Они еще обязательно вернутся и закончат дело. Вернутся ночью, когда никакой дворник, с метлою или без, не станет отрывать их от ужина. А пока можно понаблюдать за прохожими. Теперь они стараются держаться подальше от обочины, поскольку запах стал совсем невыносимым…. Да, в общем-то, так и надо. Если ни у кого из этих высокоразвитых особей не хватило ума вовремя закопать меня, то пусть воротят носы. В конце концов, я нисколько не виноват в том, что умер именно здесь. Как, наверное, не виноват и тот грохочущий механизм, что раздавил меня всмятку. Он то же управляем людьми, как и все на этом свете. И я много раз задумывался о том, отчего так бестолково ведут себя предметы направленные рукою столь могущественных и мудрых существ. Однако никогда не находил этому правильного объяснения. Неверное я слишком глуп. Ведь если вы не забыли – я всего лишь пес. К тому же еще и мертвый пес…. Да и какой я теперь пес. Так, ошметок гниющей плоти, размазанной по асфальту, который можно запросто свернуть в рулон, как обычный коврик…

Всем мертвым псам посвящается
21-24 февраля 2002г
М. М.