Сказка о Гаэн

И облака крошились и кусками падали на землю, а ветер сметал их в мусорные кучи, но не касались они ног человека, окутанного горящими осенними листьями, дрожащими словно пламя на ветру. Он ступал, а вслед его ступням, растрощившиеся небесные останки превращались в тонкие  высохшие русла. Но не трогал его ни шелест листьев на огненной одежде, ни шипение пара от соприкосновения с висящей в воздухе влагой, только звук ветра направлял его, словно он шел по одному тону, где шаг в сторону - фальшь. И тогда из ночи, из самого страшного холода, которому нет названия, протянула руки Она, прямо к нему, к его светящемуся силуэту, к движению света в рушащемся мире, как видела его Она.
- Гаэн, убери руки, ты обожжешься, - прошелестел Он.
- Ты знаешь меня? - удивилась она, и превозмогая боль в глазах постаралась посмотреть туда, где должно было быть Его лицо.
- Гаэн, не надо, - он отвел ее лицо в сторону, а она ощутила, как к кусочку кожи, которого он коснулся, вернулась жизнь, физически ощутила, как он порозовел, единственнный на мертвенно-белом фоне. И в ту же секунду огненный лист опал с его одежды, и коснувшись земли, превратился в обыкновенный мертвый листок дерева. И лицо Его, как ей почудилось, на какой-то момент стало видимым и исказилось гримасой боли.
- Гаэн, прошу тебя, - пршептал он почти по-человечески, но Она уже запустила руки в его лиственную шевелюру, и радовалась начавшему разливаться по ее телу теплу, счастью и жизни. Снова забилось ее сердце, как когда-то раньше, когда небо было голубым и высоким, и по нему носились птицы, когда время упрямо двигалось в одном направлении и одном темпе, когда любили друг друга, и было кого любить, что любить, кроме выжженной земли, бесконечной ночи, пепла и льда. Она знала, как все самое светлое в несколько мгновений может превратиться в ничто, видела, как осколки льда когда-то были небом. Она не даст ему убежать, Он - жертва, посланная им погибшим небом, Он - искупитель их несчастий, Он - источник, пусть даже Он должен иссякнуть для того, чтобы все остальное могло существовать. И вдруг листва исчезла прямо перед ее глазами, а под ней оказалось море огня, море яркой расплавленной лавы, взрывающееся маленькими пузырьками, как гигантский суп-пюре, и Она лишь успела ощутить, как ее тело съеживается под действием температуры, будто опаленные крылышки мотылька, падающего, безнадежно, тонущего в истоке огня.
И снова листья сомкнулись и засветились, как прежде, и Он устремился вперед, на свой звук. Только ожерелье из желто-красных листьев осталось единственным цветным пятном среди неживого пейзажа, и казалось, что даже льду, на котором оно осталось лежать, стыдно за его неуместное присутствие.