Любитель мороженого номер один

У него в руках шприц
Но он не врач…
(скорее всего С. Чиграков)

Когда я был совсем меленьким, и устраивал под столом кабину тяжёлого грузовика Совтрансавто, катался на товарных поездах, закапывал под домом стёклышко с фантиком – клад, и пугал в тёмных парадных незадачливых старушек, все мои ровесники мечтали стать космонавтами, пожарными и рэкетирами. Я хотел стать продавцом мороженого, на крайний случай директором молокозавода. И это мне снилось, и только иногда (особенно после фильма «Изо всех сил») хотелось быть отважным героем дорог, водителем –дальнобойщиком. У меня был настоящий руль от пятьдесят третьего Газона и игрушечный пистолет.
Я сооружал под столом кабину грузовика, одевал старую фетровую шляпу с широкими полями, которая постоянно падала мне на уши, садился за руль и, громко бренча губами, изображал движущуюся машину.
Мой младший брат доложен был быть добрым полицейским, который в определённый момент обязан был меня задерживать. Я же был злым дальнобойщиком, перевозчиком наркотиков и оружия, яростно отстреливался и таранил доброго полицейского, но всё должно было решатся в рукопашном бою. Иногда я выходил из машины и спрашивал: «В чём дело шеф?» - А он-  «Что у тебя в кузове?» - «А вот получай!» - и валил его с ног. Моему брату не нравилась эта игра потому, что я всегда выигрывал и смеялся. Он плакал и бросал игрушечное оружие на пол, или, если я сильно злил его, кидал в меня… Долгими воскресными утрами, когда над заливом висела серая завеса, а все спали после бурного выходного вечера, я уговаривал братика поиграть в «дальнобойщиков».
Но я что-то удалился от главного и самого важного…
В пору моей босоногого детства, в нашей солнечной стране было всего три вида мороженого: в вафельном стаканчике, в бумажном и эскимо. Я всегда спрашивал брата:
- Мишган, мы мороженое будем поровну делить или по честному?
Мой брат всегда терялся и не знал, где искать подвоха.
- По честному…
- Тогда мне мороженое, а тебе благодарность!
- Какая благодарность?
- Письменная, - говорю, - как герою социалистического труда!
Мой брат плакал и бежал жаловаться Маме. Но дело было уже сделано, мороженое сладко холодело в моём ненасытном животе.

Мама послала меня за Дарницким хлебом. Но этого хлеба не было. Я вернулся домой счастливым и гордым.
- Дарницкого не было, - говорю, - зато я купил мороженого! Себе и Мише! – (гордым, от того, что про брата не забыл).
Мама от чего-то странно посмотрела на меня и нахмурилась.
- И где мне мороженое? – запищал мой брат, услышав своё имя.
- А оно таяло, - радостно сказал я, - и я его съел!
Мама ничего не сказала.

27 июля 1989 года мне исполнилось одиннадцать лет. Мне торжественно вручили пять рублей, и я понял, что это именно тот возраст, когда мальчики становятся мужчинами… Твёрдым уверенным шагом я пошёл в мороженицу на перекрёстке Седова с улицей Полярников. Был будний летний день. В кафе было пусто, темно и душно. Над розеткой с сиропом летала одинокая ленивая муха. Полная, покрасневшая от жары продавщица уныло смотрела на меня.
- Дайте мне, - сказал я, крутя вокруг пальца ключ (от шкафа) – дайте мороженого!
- Есть только шоколадное, - всё так же уныло ответила она.
- Давайте, - говорю, - четыреста грамм!
Она вскинула брови.
- С собой?
- Нет, с сиропом, - отвечаю.
- Четыреста грамм? – удивилась она.
- Конечно, - усмехнулся я. Ключ соскочил с моего пальца и чуть не попал в глаз продавщице.
- Ой, – сказал я.
Она стала класть мороженое. Одиннадцать лет, думаю, пора становления мальчика мужчиной. Мне нравилась идея, что я могу вот так зайти в кафе и купить, что я хочу…
Мороженого оказалось неожиданно много. Целая горка, по которой стекал жидкий вишнёвый сироп. Оно и вправду оказалось шоколадным, горьким и тяжелым. Я съел половину и понял страшную вещь….. мороженое может доставлять не только радость… Я трагично ковырялся в пиале со своей «радостью». Продавщица с интересом наблюдала за мной. В подсобке зазвонил телефон, она удалилась. Я быстро вскочил и убежал из кафе. С тех пор я не знаю, что там…

Зимы средины восьмидесятых были на редкость холодными и суровыми. Я помню белый –белый снег, много снега. Он падал с чёрного неба, а в свете фонарей дети играли в хоккей, и было много детей на горке около моего дома. И если снег не шёл, было чёрное-чёрное звездное небо и свет чистой луны и белые уютные фонари на дворцовой и на невском. Я засыпал в тёплом салоне такси и, когда мы подъезжали к дому, родители несли меня наверх. Меня клали на холодные, свежие простыни, под одеяло и я быстро согревался и снова засыпал. А на стекле были сложные хрустальные узоры и за окном была ночь, зима…

Я упал с горки и чуть не примёрз губами к люку. А такое я видел. Одну девочку в буквальном смысле отдирали от стальной качели, полизать хотела… Школа из-за сильных холодов была закрыта и мы играли на горке. Перед моим носом темнела поверхность люка, в его заледеневшей дырочке я заметил неожиданно прекрасное – двадцать копеек. Я вскочил и принялся отковыривать их изо льда.
Пурга усилилась, и я еле добрался до магазина. Снег валил откуда-то сбоку. В магазине, не смотря на погоду было людно. Стояла длинная очередь за колбасой. Я сразу же направился…
- Дайте мне мороженого, - проговорил я непослушными замёрзшими губами.
- Мальчик, ты что? – ужаснулась продавщица. Она была в полушубке без рукавов и из её рта шёл пар. В магазине было очень холодно.
- Мороженого, говорю, дайте, - промямлил я, пытаясь добавить своему голосу твёрдости. С зеркала витрины на меня глядел запорошенный снегом, белый, как снеговик, с седыми ресницами, мальчик, то есть я…
- Мальчик, - сказала она, - у нас мороженое, как камешки… Холод собачий.
- Дайте камешки, - упрямо сказал я.
Она только развела руками. Мороженое и вправду пришлось грызть…

Совсем недавно мой товарищ по смехотворству Кирилл Тендряков принёс мне новый рассказ. И рассказ мне не только понравился, но и стал моим любимым. И с огромным удовольствием я перечитывал его снова и снова. Назывался он «Даша» и повествовал об искателе истины, наркомане Вове Синдрейкине. Вова влюбился в девушку, которая подсадила его на самую страшную дурь, известную человечеству, мороженое…. Синдерейкин днём и ночью поедал «Даш» и «Мить», и даже… «Белые ночи».  В финале он погиб от передозировки на перекрёстке Невского с Садовой. Так и лежал на асфальте с белой мякотью на губах…
 - Знаешь, - говорю я Кире, - всем рассказ хорош. Но вот, «Даша» - гниловатое мороженое, ты бы какое-нибудь другое взял, слишком джема много…

А прошлой зимой мы ездили в Дом Книги покупать Кире собрание сочинений Вергилия. Кирилл вообразил себя Овидием. Мы вышли из душного Дома Книги, купили по ежику с орехами и сливочным мороженым, и пошли по каналу Грибоедова. Конечно я заболел. Что окончилось хроническим фарингитом, когда нельзя слишком горячего, острого, солёного и… холодного.
И вот теперь, когда теплеет и тает природа, когда склизкое неприятное ощущение притупляется в моём горле, когда в кармане есть хотя бы червонец, я захожу в магазин и ищу глазами любимые «Белые ночи».

5.10.02.