Страшная любовь

Страшная любовь
Глава 1
       Просыпаюсь сегодня утром. Воскресенье. Планов нет. Вся культурная программа - спать как можно дольше. Такая напряженная неделя выдалась, что думал спать буду сутки. Но сейчас только половина одиннадцатого, спать больше не хочу, вставать не хочу, вообще ничего не хочу, вырубиться бы месяца на четыре, абсолютно не вижу смысла  жить эти четыре месяца. Снилось что-то приятное, но я уже не помню что. Я последнее время совсем не помню своих снов. А раньше в том заоблачном мире все было так ярко, волшебно, иногда жутко и страшно, а теперь ничего, пусто. Что это, старость что ли? Медики говорят, что человек начинает стареть с 21 года. Ну не в буквальном смысле, конечно. Просто в природе все движется, и как только закончился процесс созревания, сразу же начинается распад. Значит, я уже 4 года, как распадаюсь. Смешно. 
    Если совершенно нечего делать, или точнее делать-то всегда есть что, но абсолютно не хочется, можно начать вспоминать свое прошлое, и так до вечера. И с какого периода начнем? Начнем сначала. Ну не совсем сначала, честно говоря не помню точно сколько мне тогда было лет, но в школе вроде еще не учился. Лето. Дача. Анечка. Лето тогда выдалось не ахти какое, за окном дождь, мы сидим на терраске, на старом потрепанном диване друг против друга, расстояние больше вытянутой руки. На ней красные колготки, которые спустились, образовав гармошку, маленькие пухленькие ступни запачкались, на ней очень короткое клетчатое платье, оно ей уже давно мало,  а на груди аппликация – груша с яблоком, цвет у этих фруктов какой-то нездоровый, и на фрукты они, честно говоря, мало похожи, но Аня сказала, что это груша с яблоком, и я ей поверил, я ей всегда верил. Моя первая любовь… Анечка. Беленькая головка. Глаза большие голубые, иногда синие, иногда чуть зеленоватые, в зависимости от освещения. Реснички длинные черные, брови черные, а сама блондинка. Признак породы. Хотя какое мне тогда было дело до ее породы. Я скорее всего и не заметил бы все эти подробности, если бы мне на них бабушка не указала. Она сказала у Анечки длинные реснички и черные бровки, и я стал разглядывать ее реснички  и бровки. Бабушка сказала, что Анечка очень красивая девочка. А я и так знал, что она самая красивая, самая лучшая. Хотя и не мог объяснить почему. Больше всего в ее гардеробе мне нравилась короткая желтая юбочка с пуговичками впереди, она тоже была ей мала, как и клетчатое платье, и это было здорово. Ее маленькие белые ножки, такие пухленькие и свежие, на них очень редко появлялись синяки, Анечка в отличие от других маленьких девочек была очень устойчива и падала редко, а укусы комаров мне даже нравились. Я как будто ощущал, как вкусно им ее кусать. Мне и самому хотелось ее укусить. Все равно за какое место. Но я сдерживался и робел. Возможно, это было началом развития чувственности. Не знаю. Но, то, что я в последствии испытывал к другим девушкам и женщинам было абсолютно непохоже на тот дивный трепет, то,  как говориться, совсем из другой оперы. Я мечтал на ней жениться, а она как водится, не воспринимала меня всерьез. Я тогда ничего из себя не представлял, то есть абсолютно не умел выпендриваться и представляться. Я был настолько поглощен объектом своего обожания, что моя собственная личность совершенно обесцветилась, слилась со стеной. Я   был для нее только благодарным слушателем. А послушать было что.
       Фантазерка Анечка. Каких только историй ты мне не рассказывала. В основном страшные, и ты говорила, что все это случилось именно с тобой, ты говорила, что и я там был, просто я этого не помню, но если поднатужусь, то обязательно вспомню, я тужился, тужился, и вот мне уже казалось, что все эти потрясающие приключения действительно случались с нами. Закрываю глаза, и вижу пещеру. Темно. Где-то мерно капает вода. И вдруг слышу голос Анечки: «Сюда, сюда!». Бегу на зов. Посредине зала горит костер. А вокруг него пляшут серо-буро-малиновые чудищи. Серо-буро-малиновые, - несколько раз раздраженно повторила Анечка. Я все никак не мог запомнить эту комбинацию цветов. А Анечку уже почти выдали замуж за самого главного чудищу Бубакабика, на нее уже надели малахитовою фату (одной из любимых сказок Анечки была сказка Божева «Серебряное копытце»).
- И я тебя спас? – встреваю я.
- Нет, я сама спаслась. -  Вмиг скатываюсь с небес и со всей дури ударяюсь о грешную землю женского безразличия.
- А что же я тогда там делал? – спрашиваю.
- Да так просто, - Анечка жмет плечами.
         А еще она любила петь взрослые песни. «Звенит высокая тоска не объяснимая словами, я не один пока я с вами деревья птицы, облака, деревья, птицы облака». В этой замечательной песне, которую все уже давно забыли, есть одна очень хорошая фраза: « И часто плачем мы невольно, когда дожди стучат в окно, не потому что сердцу больно, а потому что есть оно». Анечка клала  руку на сердце при этих словах, она верила в то, что пела, не понимала конечно до конца, потому что маленькая была, но бесконечно верила. Интересно, где ты сейчас Анечка, может актрисой стала, мало известной, а то бы я о тебе уже услышал. Может замуж вышла. Может быть все что угодно, и без меня, я ведь был  просто так в твоей жизни. Хотя встреть я тебя сейчас, ты бы стала моей, даже если у тебя муж и трое детей, ты бы стала моей, я в этом уверен, но как я тебя встречу, чудес не бывает, хотя как знать.
          Путешествуем дальше по волнам моей памяти. Больше не хочу подробно. Прокручиваем в убыстренном темпе. Школа, двойки, драки, воспаление легких, аппендицит, гастрит, больница два раза, учителя -  дураки, одноклассники - сволочи, Ленина - в отстой, Великую отечественную -  в отстой, галстуки больше не носим, форму не носим, волосы отращиваем, Хэви Металл и Хард рок, где закончилось одно и началось другое так и не понял, и наверное уже не пойму, мотоциклы, драки, концерты, БГ, Аквариум, Чиж, подвалы, драки, песни, первый сексуальный опыт, выпускной.
      Институт. Экзамены, пьянки, бабы, девочки-женщины. И так вкруговую. Экскурсии в тюрьму и морг. Практики. В Бабушкинском суде почему-то судят исключительно по двум статьям, наркотики и порнография, а нет, вру, хулиганство было два раза. Диплом –это один большой запой, и потом три недели работы в режиме бешеной кошки, кстати защитил я его на пять, впоследствии по нему еще две девушки защищались на четыре. Работа. Стоп. Такими темпами я не замечу, как до сегодняшнего дня доеду. Я, между прочим, еще жениться успел и развестись, а это все-таки не столь мало важно. Я тогда учился на четвертом курсе, и уже пытался подрабатывать помощником юриста в одной большой фирме, которая  впоследствии развалилась. Встретил ее в компании одетую в черное обтягивающее платье с серебряным отливом. У нее были очень черные блестящие волосы и зеленые глаза, но на Скарлетт она была не похожа, ее мягкие пантеристые движения в танце будоражили и жгли. Ее голос, запах, тонкие руки с длинными ногтями, яркие переливающиеся бронзовым блеском губы. Ее восхитительная манера смотреть прямо в глаза так, как будто она хотела проникнуть внутрь тебя, влиться горячей смолой, обжечь там все, разбередить, изранить, искромсать и оживить заново. Рядом с ней было жутко даже дышать, не то, что говорить и двигаться. Именно такими я представлял в детстве прекрасно  страшных гоголевских ведьм. Мы мало говорили, с ней просто невозможно было говорить, хотя она и не была дурой, просто все человеческое в ней было не главное. Она была животным. Красивым, молодым животным. Я теперь понимаю, почему раньше на Востоке женщины   и лошади шли примерно по одной цене. Сколько же в ней было от лошади!  Представьте  совсем молодую грациозную вороную лошадку, ее гладкую, лоснящуюся кожу, под которой ходят крепкие мышцы, стройные ножки, полированные копытца,  величавую гриву, вызывающий взгляд, резвую прыть, силу и чувственность. Вот и она была такой же. Неповторимые изгибы спины. Крепкая  и  одновременно трепетно беззащитная грудь, линия талии, линия бедра, воплощение живого совершенства. Ее влажные волосы падают мне на глаза, и вся она горячая, влажная. Вся она, и Вся моя. Короче я сделал ей предложение. То, что я  делаю глупость, я понимал уже тогда, но не сделать ее не мог. Иногда человеку очень хочется сделать что-то неправильно, и чтобы в результате  все вышло хорошо вопреки здравому смыслу. Идея пожениться ей сразу понравилась. Она сочла ее забавной. Получилось действительно забавно. Шарики, цветочки, куча гостей, денег у нас тогда почти не было, поэтому праздновали не в ресторане, а в какой-то обшарпанной столовой, какого-то обшарпанного техникума, в котором ее тетя работала преподавателем математики и имела блат. Моя невеста выбрала себе еще то платье. Нет, как раз наоборот, платье было настолько невинным и целомудренным, что это никак не гармонировало с ее похотливо вызывающим  обликом. Я думал она выберет что-то экстравагантное, если уж и белое, то с какими-нибудь немыслимыми разрезами и вырезами, а она закосила под золушку и снегурочку вместе взятыми. Это выглядело, все равно, что черту ангельские крылья нацепить, интересно, всемирно-известные котюрье додумались еще до такого нонсенса или  нет. У нее еще промелькнула идея обвенчаться. Она считала, что это  будет выглядеть очень «прикольно» и всем понравится. Я не ахти какой верующий, но почему – то венчаться с ней  не захотел, хотя и не придаю этому ритуалу  особого значения. Знаете как в детстве: «А почему нельзя? Потому что не хорошо. И все тут». Вот и у меня возникло похожее ощущение. Прожили мы с ней полгода,  и она от меня ушла, появилась возможность лучше устроить свою жизнь. Я думал, что буду переживать, а оказалось, что мне совершенно все равно, даже злости нет. А моя мама была рада без памяти. Тогда на свадьбе у нее было такое лицо, будто это не моя свадьба, а мои похороны. Теперь расцвела. Как-то сразу у нее прошли, невроз, ишемия сердца и остеохондроз заодно. Недавно вышла замуж моя двадцати трехлетняя сестра за очень достойного, по мнению мамы, человека. С недавнего момента мама начала предчувствовать, что и я тоже скоро встречу хорошую девочку, и тогда вообще все будет прекрасно.
Глава 2
     Пришел сегодня с работы. Только разделся. Зазвонил телефон.
- Привет, Вересов, сволочь ты все-таки.
- Привет, Верочка, а почему я сволочь? – удивляюсь я.
- И он еще спрашивает. Я вчера так надеялась, что ты позвонишь, весь вечер у телефона просидела, как ты посмел, скотина, забыть про мой день рождения.
- 27 февраля, - быстро выдаю я.
- Ну, а сегодня…
- Прости, Вер, давно на календарь не смотрел, заработался понимаешь.
- Он заработался, подумаешь ерунда какая, я вон на трех работах работаю, и почему-то не забываю про дни рождения любимых однокурсников.
- Вера, я глубоко раскаиваюсь, впредь буду более внимателен. Я тебе поздравляю. Желаю тебе всегда быть такой же восхитительной женщиной, какой ты была до сегодняшнего момента, желаю тебе утопать в деньгах, любви и цветах до конца твоих дней, - выдавливаю я из себя, прилагая неимоверные моральные усилия, для того, чтобы голос звучал бодро и весело.
- Ладно,  прощен. Приходи ко мне в субботу. Будет вся наша компания и некоторые новые лица женского полу, по моему тебе пора перестать хандрить.
- Ты права, спасибо. А как у тебя дела.
- Придешь, увидишь. Я такого кадра себе подцепила, наверное, замуж скоро выйду.
- Значит, мне следует перестать даже надеяться, - «флиртую по старой привычке, просто потому что,  по-другому, никогда с ней не разговаривал».
- Ой, Вересов, у тебя шанс был, ты его не использовал, а женился на той ****и. Так что извини.
- Между прочим, ты меня первая бросила, - «все-таки удалось сдержать зевок, а – то бы опять обиделась, только на этот раз уже  в глубине души».
- Какие вы мужчины злые, не даете женщине права даже на одну ошибку, - Вера как всегда в своем стиле.
- Верочка, я прощаю тебе за ранее все твои ошибки как прошедшие, так и будущее, - мне уже весело и спать не хочется.
- Здорово, только паровоз уже ушел, и рельсы разобрали, - «Вера чувствует себя на коне, ну и пускай дальше также хорошо себя чувствует, все-таки именинница».
- Что тебе дарить – то, садомазохизское нижнее белье, - шучу в ее любимом направлении.
- Как хочешь, - Вера рассмеялась. – Ладно, чао.       



Глава 3
- А это девочки, Дима Вересов, мистер обаяние  нашей группы, - представила меня Вера.
- Ты мне льстишь, - говорю я.
- Не скромничай, тебе не идет, - выдает Вера, - с тебя штрафная, Вересов, - Ребят, мало того, что эта сволочь умудрилась забыть меня поздравить, так он еще и пришел позже всех. Налейте ему какой-нибудь дряни, чтобы его пробрало до самых кишок.
- Я сам, - говорю, наливаю себе в бокал  водки, шампанского и пива, и выпиваю все это за   Верино здоровье. Вера в полном восторге. Она сегодня очень красивая. И кадр ее тоже ничего, пусть только попробует не сделать ее счастливой. Мы ему всей группой накостыляем. День рожденья прошел в очень теплой дружественной обстановке, было приятно встретиться со старыми друзьями, некоторых я давно не видел. Жизнь у всех складывалась по разному, кому-то больше везло, кому-то меньше, но настрой в общем царил у всех позитивный, что несказанно радовало в наше беспросветное время. Мы вспоминали нашу студенческую жизнь, пели песни, много смеялись. Новые лица женского «полу», как по телефону отрекомендовала мне их Верочка, присутствовали в количестве двух человек: немножко полноватая в розовой кофте с грустными глазами шатенка Лариса, и рыженькая голубоглазая Анечка. Ларису я отбросил сразу же, во–первых, розовый цвет терпеть не могу, во-вторых, ну нельзя так жалобно смотреть на окружающих, ты же все-таки женщина, а не щенок побитый. А в Анечке что-то было, хотя она немножко смущалась в незнакомой компании. Кончилось застолье, начались танцы. Анечка неплохо двигалась, было в ней что-то очень настоящее, искреннее, юное совсем, что–то, что я давно уже не встречал. Мы танцевали медленный танец. Ее было очень приятно обнимать. Такая тоненькая,  едва уловимая и очень нежная.
- А где вы с Верой познакомились, - спрашиваю только для того, чтобы что-нибудь спросить.
- Мы  в одной школе учились, правда я младше, наши мамы еще дружат, - она подняла  на меня свои большие голубые глаза,  и… «Нет, этого не может быть, слишком невероятно!!!»
Глава 4
           Мы шли по темной зимней улице. Оказалось, что она живет совсем недалеко от Вериного дома. Я естественно вызвался проводить.
- Ань, а вам не кажется, что мы уже были знакомы? – спрашиваю я.
- Нет, не кажется, - честно призналась она.
- А мне не просто кажется, я в этом практически уверен.
- Вот как? Интересно.
- Я думаю, если я начну рассказывать, вы тоже вспомните.
- Ну, давайте попробуем, - оживилась Анечка.
- Вы тогда в желтой юбочке ходили с пуговками спереди, помните.
- Вообще –то у меня была такая юбка, я ее очень любила, продолжайте.
- А я-то как ее любил Анечка, вы себе представить не можете. А еще я очень любил слушать ваши истории про  серо-буро-малиновых  чудищей. Ну, вспомнили?!
- Нет, истории  я эти многим рассказывала, а вы-то в какой момент были? - Анечка растерялась.
- Я на даче был вместе с вами.
- Да вас на даче много было, я многим рассказывала, вообще это так давно было, - на ее милой мордочке появилось выражение неловкости, - она, наверное, хотела сказать это как-то по-другому, но получилось так, как получилось.
- А меня Дима звали, - добавляю я безнадежно.
- Я понимаю, - согласилась Анечка. Вас и сейчас Димой зовут, - то ли хотела пошутить, толи шутка получилась сама собой помимо ее воли, осознав это, улыбнулась.
- Это точно. Как же все это горько Анечка, про юбку вы помните, про чудищ помните, а про вашего самого ярого поклонника забыли. Интересные вы все-таки существа -  женщины. Умудряетесь запомнить все мелочи, и напрочь, забыть самое главное.
Анечка расхохоталась.
- Вы это серьезно? – спрашивает она и смотрит так трогательно, а меня вот не трогает.
- Конечно, серьезно Анечка, куда уж серьезнее. Я вашу песню про высокую тоску пронес через всю жизнь. Если бы не она, я бы, может быть,  давно умер. А вы все забыли, как вы могли, значит зря я жил все это время, все это было ложью. 
- Ну, ты даешь! – Анечка от шока сама не заметила, как перешла на «ты».- Ну, все-таки хорошо, что мы вновь встретились, правда?
- Что же в этом хорошего. То у меня хоть надежда была, что я хоть что-то для тебя значил, а оказалось, что вообще ничего. Ты разбила мне сердце окончательно еще тогда, а теперь измельчила на мелкие осколки, - «пошлятина какая-то, ну и пусть».
- Ничего, я попробую собрать даже мелкие.
« О, а ты уже на меня запала, Крошка, - подумал я, - быстро ты однако реагируешь. Хорошая ты девочка, много вас таких хороших, в общем, столько же, сколько и плохих, нет, наверное, хороших все-таки несколько больше. И что в вас толку. А ты еще и скромница плюс ко всему, говоришь ты все правильно, конечно, явной дурости не показываешь, но только с опаской, с оглядкой какой-то, шика в тебе нет, хоть ты и красивая. Жаль, но мне с тобой скучно, зря мы встретились».   
  - Ничего не получится, - говорю, - Мне, чтобы женщину полюбить, надо ее бояться, вот ты меня в детстве как хорошо пугала, вот я тебя и любил, а теперь ты сама всех боишься, разве это дело.
- Никого я не боюсь, - обиделась Анечка.
- А кем ты работаешь? – «неужели я до сих пор этого не спросил».
- Программистом.
- Хорошо получаешь, наверное? – издеваюсь над бедной девочкой.
- Нормально.
- А я думал ты артисткой будешь, - делаю мечтательный вдох и выдох.
- Почему? – Анечка уже даже не смотрит на меня, голова опустилась, а дурацкий капюшон полностью перекрыл и без того оставлявший желать лучшего обзор.
- Надежды большие подавала.
- А теперь, значит, не подаю, - ее голос дрогнул.
 Похоже, я перебрал. Теперь она придет домой и разревется, а это уже не хорошо. Надо спасать ситуацию:
- Ань, ну что ты дуешься. Я  же глупости говорю, а она на веру принимает. Сказала бы, заткнись, если тебя мои слова расстраивают, давай сменим тему.
- Давай, - тихо согласилась Анечка.
     Дальше я переменил тон беседы на дружеско-доверительный, в результате Анечка рассказала мне все про маму с папой, дедушку с бабушкой, и кошку с котятами. «Какая же ты  еще девочка, - удивлялся я, - в двадцать три года, просто удивительно, хотя ты настолько и не выглядишь, ребенок ты еще совсем, не удивлюсь даже, если девственница, забавно».
    Наконец дошли до ее подъезда. Шли окольными путями, Ей не хотелось со мной расставаться. Конечно же,  не возьму телефона, - твердо решил я.
- Знаешь, мне так жаль, что я тебя не помню, - сказала она в дверях. И я взял телефон.

        Теперь надо куда-нибудь приглашать. А может что-нибудь и получится. Ведь нельзя же ценить человека только по тому раскован он или зажат, ведь это только фасад. Я ее мигом раскрепощу, и отрою в закромах неуверенности и страха перед жизнью ту замечательную маленькую девочку, неисправимую фантазерку, которая любила петь добрые взрослые песни, и способна увести тебя в сказочный серо-буро-малиновый мир. И ей очень идут рыжие волосы, хотя лучше бы она оставалась блондинкой.   



Декабрь, 2001