ЛИКИ ЕГО

РАЗ ПОПАЛАСЬ ПТИЧКА.
СТОЙ.
НЕ УЙДЕШЬ ИЗ СЕТИ,
НЕ РАССТАНЕМСЯ С ТОБОЙ.
(детская песенка)
Пролог

О свет, которым зорок близорукий,
Ты учишь так, что я готов любить
Неведенье не менее науки.
(Dante Alighieri  Божественная комедия. “АД”)

   То было чудное славное время, когда деревья все еще, по старой памяти, казались большими, и за кутерьмой молодых веселых дней не замечалось, что они давно стали тебе вровень. И все еще продолжало видеться далеким и туманным будущее, что тебя ждет. Мир вокруг был известен, но еще не познан. Люди знакомы, но не поняты, и не поделены на десяток стандартных типов, для удобства общения. Еще не было понаделана куча ошибок, еще верилось в легкость и беззаботность бытия.
   Невинная красивая пора молодости.
   Тогда мы все наверно только искали в себе, что же на самом деле любим, ценим, во что верим, и к чему собираемся стремиться. И находили пока только желание познавать, видеть, чувствовать, любоваться, искать, и находить что-то еще не угаданное, незнакомое, в себе и в окружающих. Но уже в то время, начали пробуждаться в нас те незаметные пока отличия, что в будущем так разбросали нас по жизни. Те взгляды на мир, пока смутно проглядывающие за нарочитым цинизмом, прикрывающим на самом деле только еще неясный взгляд на реальность, которую так и не могли оценить для себя правильно, витая в романтических иллюзиях книжного мира. Тогда он был молод и счастлив…
   Если бы он только знал, что будет дальше.
   Если бы знал.

   Наверно все же права старая пословица: “Беда не приходит одна”. И если ты, однажды упав, даже сумел подняться, жди следующих падений, и молись, чтобы они не стали для тебя последними. Но, видимо так же прав и Ницше, говоривший: “То, что не убивает тебя, делает тебя сильнее.” Правда, сила эта может заключаться и в познании той стороны жизни, которой видеть смертному не следовало бы. А значит в обретении понимания истинного лица мира, - сухого, циничного, жестокого набора правил, в которых человек, не в состоянии стать уже над ними, вынужден им подчиниться. А, поняв их, познав их истинность, этот несчастный перестает быть человеком. И тогда у него остается единственный выход, сохранить эту истину в тайне…
   И только много лет спустя, живя уже совсем иной жизнью, он, вспоминая свои студенческие годы, смог осознать, насколько сильно отличался он тогда, от того, кем стал. Но зато он обрел истинную свободу…

***

глава первая

   Ночной город не затихает ни на минуту, живет своей жизнью помимо воли солнца. Расцвеченный огнями, он, кажется даже, не зависит от светила вовсе. Яркие огни реклам, неоновые лампы подсветки, высотные здания с бьющими в небо, освещающими их прожекторами. Витрины магазинов, фары машин на шоссе, - весь этот окружающий его огромный карнавал света. И темнота отступает, только ночная прохлада да луна, заменившая на небосводе солнце, может подсказать, что наступила ночь. Но кто в наше время смотрит в небо?
   Город живет, так же как и всегда. Огромный каменный муравейник, копошится, строится. Бесконечные полчища его обитателей, вечно бегут куда-то, не останавливаясь. Всегда поглощенные неизменным стремлением к какой-то своей крохотной цели, в этом гигантском котле из кипящей смеси бетона, света, и тонкой прослойки человеков, все это соединяющих в единый хоровод.
   И нет лучшего места и времени, чтобы забыться, уйти от своих бед, погрузившись в этот асфальтовый океан с месивом людских душ, судеб, непрерывно мелькающих мимо в водовороте жизни.
   Нужно только брести по бесконечным улицам, не замечая никого и ничего вокруг. Как в замедленной съемке, идти, чувствуя плавность не скованных ничем движений, ощущая каждое дуновение ветра, и вялые бензиновые запахи города, приходящие с ним, и доходящие до сознания еле уловимыми всполохами.
   В этом до боли знакомом тебе пространстве, оказываешься в полной власти только своих мыслей, и окружающая суета проходит мимо разума, служа отличным фоном для пустоты, открывшейся вдруг в душе. И ты идешь и идешь, меряя ногами километры мостовых и дорог, пока, наконец, не оказываешься в состоянии остановиться, и не задать себе один только вопрос: “…как же теперь дальше?”
   И значит теперь, что “дальше” это, для тебя будет. Что прошлое отпустило тебя, что может еще, все то лучшее что было, вернется снова в твою жизнь.

   Автокатастрофа – ничего не значащее понятие, для того, кто в ней не побывал. Железное месиво, из бензина, крови, мяса, и боли… Технически совершенный механизм, что в самый важный момент просто не сумел защитить своего хозяина…
   Он потерял тогда много. Очень много. Жизнь за что-то отомстила ему своей нечеловеческой местью, вырвав из жизни близких ему людей. Всех, разом.
   Когда теряешь одного, то беда эта заставляет тебя думать о несправедливости мира, о горе, о простых понятиях человеческого несчастия, но когда теряешь всех… Помимо  своей воли начинаешь искать причину, почему кто-то там наверху оставил в живых тебя.    И ты потом еще долго ищешь ответ на этот вопрос, но не найдя его вновь и вновь задаешь его себе, уже понимая всю бессмысленность этой затеи.

   Но время лечит. И он, наконец, сумел придти в себя. Тихие ночные улицы сумели вобрать в себя всю его боль, оставив только усталость, а уж ее то, можно было пережить. Надо было жить, надо было заново учиться жить. И после недель бесконечного хождения по городу, надо было сменить обстановку. И он решил убраться отсюда, как можно дальше, от всего знакомого и родного ему. Уехать, улететь. Начать жить сначала.    Отдохнуть от боли и постараться избавиться чувства потери…

Глава вторая

   В курортный сезон, все прибрежные городки похожи один на другой. Грохот музыки из баров и клубов, да массы туристов, среди которых с трудом можно отыскать местного жителя. Заполненные отели, и вечная, веселая суета отдыхающих в поисках развлечений.
   Но короткие недели межсезонья, когда солнце уже подтапливает горные склоны, сгоняя с горнолыжных трасс лыжников, перебирающихся повыше в горы, а воздух и вода в море еще не настолько прогрелась, чтобы первые туристы могли оказаться в привычной для них атмосфере, - отели пустеют, суета утихает.
   Редкие студенческие компании, налетающие в это время на такие места, по дешевым турам, не могут заменить огромные полчища туристов в разгар сезона. И в эти короткие моменты, такие городки, наконец, обретают свое истинное лицо и своеобразие. Как раз то, почему они когда-то, уже в незапамятные времена, стали курортами, проступает на поверхность. Древние стены монастырей, узкие средневековые улочки, горбатые мостики, мостовые, памятники, - выходят на белый свет, незаметные до той поры среди всей этой курортной мишуры.

   В межсезонье не так уж и много можно найти себе развлечений, зато те, кому нужен именно отдых, могут по достоинству оценить такое затишье. И суметь увидеть и прочувствовать дух этих мест, красоты природы, мирную жизнь старого уголка Европы в его истинном обличии. Расслабиться и отойти от суеты и гонки современного мира.
   А ему и нужен был отдых. Настоящий отдых. И покой. И попав в такую атмосферу, будто для него уготованную, оказался, пожалуй, даже счастлив. Если можно сказать подобное о человеке, неделю назад готовому добровольно расстаться с жизнь.

   Поселился он в гостинице, на холме, в номере на третьем этаже. С видом на далекий залив, скрытый в день приезда легкой утренней дымкой, повисшей над верхушками деревьев. Множество стройных сосен, облюбовавших склон холма, спускались к воде, почти не закрывая вид на залив. И он не распаковывая вещи, сразу же направился прогуляться к берегу, месту теперь пустынному и невероятным образом притягивающего его своим видом, диким, и в то же время, даже в мелочах, далекому от среднерусских пейзажей. Еще подъезжая к отелю, он подивился той уникальной красоте этого места.
Море. Со своим незабываемым цветом воды, с прозрачным, чуть желтоватым оттенком, с морским запахом, и всегда теплым ветерком с воды.
   И пройдя всего ничего по берегу, уже чувствовал, что, наконец, его мозг очистился от всех забот и того тяжелого бремени усталости, что он носил все прошедшее время. Еще дней десять и он сможет не вспоминать ни о чем, жить одним днем, мгновением, впитывая окружающее великолепие.

   Он медленно ступал по узкой кромке влажной гальки, до которой еще добиралась вода волнами набегавшая на берег, но сила ее тут уже спадала, и та только легко касалась подошв ботинок.
   Справа были деревья, почти парковые, ухоженные, с проложенными между ними тропинками, хотя это место даже во время пика курортного сезона, не было особенно посещаемым. И все равно оно было тщательно обжитое и ухоженное.
   Европа. Маленькая, выглаженная Европа. Возможно, еще и за этим он и приехал сюда. Чтобы попытаться почувствовать себя жителем этой земли. Понять, как же можно жить, чувствуя, что каждый миллиметр земли, воды, неба, - вычерчен, проверен, изучен, облагорожен. И даже в самом лесистом районе, заблудится, и при желании невозможно. Пара часов небыстрого шага, и ты выйдешь, не просто на просеку, а на великолепный автобан, с придорожными отелями на каждом километре. И, кажется, нет тут места уединению. Непроизвольно вспоминаются наши сибирские трассы, где пятьсот километров нет ни живой души, только тайга по обе стороны шоссе. Но на самом деле при всем этом благополучии именно уединения тут предостаточно. Так же, как и в самом большом городе, всегда одиночества больше. Когда люди устали друг от друга, от бесконечного количества лиц вокруг, от скуки, от  усталости...
   Он прогуливался, наверное, минут пятнадцать и, пройдя до далеко вышедшего в море естественного мола, из крупных каменных обломков, образовавших небольшой залив, и очутился у начала строящегося пирса, к нему уже вела дорога, стояли готовые, аккуратные домики. Скорее всего, через пару недель тут будет яхтенная стоянка. Пришлось развернуться и пойти назад.
   Всего то километр чистого берега и леса, а дальше опять цивилизация. Вот она –
Европа. Сплошной туго скомпонованный клубок дорог, тропинок, городов, отелей, и все аккуратно чисто размеренно… Нет, его это все не раздражало, только разве что было необычно, незнакомо. А главное отчетливо понятно, что у нас такого никогда не будет, хотя бы, потому что территория наша вместит всю эту Европу по несколько раз, и еще останется. И расчертить все эти болота, леса, холмы, пустыни, степи, тундру, субтропики, горы… хотя бы только дорогами, так и всех денег той же Европы не хватит. Оттого и было это все окружение, как лунный пейзаж, незнакомо, чуждо, но от этого только более красиво и экзотично.

   Обратно он шел все так же медленно. Наверно нет того предела, что сможет заставить его прекратить любоваться просто красивой природой. Еще было раннее утро, солнце только встало и теперь бросало яркие блики на волны, превратив море до горизонта в миллионы мелких зеркал, сверкавших в свежем прохладном воздухе как крохотные частички самого солнца. Море, теплое, даже в такую не летнюю погоду, все равно, притягивало. Жутко захотелось искупаться. И он решился, скинув одежду, бросился в воду, наслаждаясь необычно теплой водой, что легко держала его на поверхности, совсем не как те, старые знакомые, северные реки. Он плавал наверно минут двадцать, пока не понял, что теплота воды все же только показалась теплой, чем была токовой на самом деле. И замерзший выскочив на берег, стал резво одеваться.
   А потом, встреченный, удивленным взглядом хозяина отеля, с мокрыми волосами, забрался в горячую ванну у себя в номере. Конечно, он неплохо поплавал, но все хорошо в меру. И заказав обед и ужин в номер, он так и провалялся весь день в отеле.

   На следующий день, он отправился в город. Городок был всего в паре километров от отеля, и процентов на восемьдесят состоял из домов древних, каменных да фахверковых конструкций, так что прогуляться пешком тут было сравнимо с чем-то вроде посещения музея. Все вокруг освещалось ярким солнцем, над головой было чистое небо, и он непроизвольно просто шагая по этим местам, наполнялся ощущением, что эта поездка, возможно, была лучшим для него решением его проблем.
   В путеводителе говорилось, что в старом городе, на центральной площади, (где возвышался какой-то старый памятник, он так и не удосужился узнать кому) находилось одно из лучших заведений города: старый, сделанный на манер английского паба, небольшой ресторанчик. И он направился прямиком к нему.
   Ничего особенного он в этом ресторане не обнаружил. Зато в который раз убедился, насколько отличается настоящее чешское пиво от того что под этой маркой предлагают в Москве. Он прилично пообедал и, перебравшись за столик под открытым небом, стал с удовольствием поглощать напиток, ощущая себя наконец-то полностью и совершенно забывшим свои проблемы, человеком.
   И весь оставшийся день он посвятил только тому, что шатался по городу, любуясь готическими соборами, старинной кладкой мостовых, заходил в антикварные магазины. Подолгу стоял на древних каменных горбатых мостиках. Зашел на рынок, где издавна продавалось всякое ненужное барахло, и к удивлению своему обнаружил даже военную форму, еще той, советской армии, не говоря уже о шапках ушанках, да матрешках. Самое удивительное, что все больше ему стало казаться, что он никуда и не уезжал, те мелочи, которые так резко контрастировали с тем, что он оставил в России, как-то уже не замечались, зато появился целый сонм вещей в окружении, что были до боли знакомы. Вездесущие рекламы, матрешки эти…

   Когда стемнело, он по дороге к отелю, проходя через городской парк, где в это время гуляло огромное количество пожилых горожан, с многочисленными собачками, почти проталкиваясь между ними, остановился выпить горячего кофе в маленьком кафе на углу. И с поразительно четко осознаваемым ощущением, что ему, наконец-то, хорошо, сидел там, глядя из ярко освещенного помещения, на темную улицу с вереницей фонарей среди деревьев парка, и праздно шатающиеся тени. Смотрел долго, пытаясь понять, что же так легко смогло его привести в норму. Ему даже было скучно. Всего один день покоя и ему было скучно.
   К отелю, он вернулся уже к полуночи. Порядком уставший и переевший. И в очередной раз, утвердившийся в том, насколько может быть хорошо, просто гулять по тихому мирному городку.
   Планировать, что бы то ни было на следующий день, не хотелось, но он все же решил, что на завтра должен будет съездить в знаменитые соляные пещеры. И тихо отправился спать к себе в номер…

Глава третья

   На этом его воспоминания странным образом обрывались. Вроде бы можно было догадаться, что ничего особенного на следующий день он не сделал. Наверное, встал утром, собрался, может, позавтракал, или же решив позавтракать в городе, отправился сразу к пещерам.
   Вот только ничего из этого он не помнил. Вообще ничего. Вплоть до момента, когда с резкой болью в затылке, и забитым едкой пылью носом, не выбрался из-под кучи обломков заваливших выход из туннеля. Он еще припоминал момент удар, грохота, пыльного облака накрывшего его, но это было уже тут, всего несколько минут назад… Что произошло до этого, вылетело полностью.
   В голове было понимание только того, что сейчас он был в заваленной ветке соляного грота. Что было само собой разумеющимся. Кабели освещения, каким-то чудом не порвало, и проложенные по стенам лампы, прекрасно освещали все вокруг, от вырубленных в стенах ниш, на которых лежали теперь, как на скамейках, плетеные половички, до сверкающих белых стен, тянувшихся дальше в глубину горы.
   Он отряхнулся, отдышался, проверил, нет ли каких-нибудь повреждений еще и, убедившись в своей полной целостности, постарался вспомнить, что же случилось. Но все, что он помнил, ограничивалось вечером вчерашнего дня. О том, как он очутился здесь, не было даже намеков.
   Прихрамывая на ушибленную ногу, и морщась от боли, попутно пытаясь на ощупь, определить какова рана на голове, он доковылял до ближайшей ниши, и опустился на коврик, прислонившись к холодной стене. И, непроизвольно следя, как из под потолка, по спускавшимся к его ногам груде обломков скатываются еще мелкие камешки, стал усиленно вспоминать исчезнувшие из памяти мгновения.
   Было ясно, что он был в пещерах, было ясно, что ему как минимум не повело оказаться здесь, когда обрушился выход, и значит, он заперт в туннелях. Правда,  повезло не оказаться погребенным под обломками.
   Оставалось решить, что же делать дальше. Скорее всего, уже начались спасательные работы, он в пещерах был не один, и то, что тут должны были быть посетители, знали снаружи, а значит уже через несколько минут, начнут разгребать завал. Хотелось бы знать каков этот завал по размеру, тогда можно было бы хотя бы предположить через сколько его откопают. Но сейчас оставалось только гадать. В конце концов, он жив, и это уже неплохо, так что можно воспринимать это происшествие как небольшое приключение. В конце концов, его же спасут…
   И тут в голове зародилось маленькая гнусная мыслишка: а вдруг не спасут, или не успеют, или еще чего… да мало ли что. Но он отмахнулся от нее, правда беспокойства это ему не убавило.
   Наконец он поднялся и, попробовав наступить на больную ногу всей ступней, определил для себя, что это все же не перелом… растяжение, или вывих, а, скорее всего, не более чем ушиб. И идти он мог довольно свободно. И потому решил отойти подальше от опасного участка обрушения. Хотя, больше никаких признаков продолжения обвала видно не было. Но рисковать не хотелось. Его на данный момент больше беспокоила его память, продолжавшая упорно не возвращать все то, что произошло всего несколько часов назад. Видимо удар по голове оказался довольно приличным.
   Пройдя несколько метров по заворачивающему влево коридору, он остановился, вспомнив, что где-то в путеводителе есть планы этих пещер. И порывшись в карманах и выудив брошюру, и пролистав ее до описания пещер, стал тщательное его изучать. План действительно был, и доказал одну простую вещь: Другого выхода не было!

   Когда-то, тут были соляные копи, а когда добыча оказалась не рентабельной, их закрыли, а через несколько лет на побережье начался курортный бум, и бывший владелец копей, решил устроить поблизости санаторий, а старые ходы переоборудовать под лечебные соляные пещеры. Большую часть из них засыпали, а оставшуюся ветку в километр длинной облагородили, и превратили в довольно комфортабельное место, установив кадки с растениями, проложив дорожки и расставив плетеные кресла. Так и получилась эта “пещера”, с чуть загибавшимся ходом, раздваивавшимся еще на два, в глубине горы. Никаких тебе лабиринтов, и ничего опасного. Однако обвал произошел. И ему придется сидеть здесь неизвестное количество времени…

   А через некоторое время, неожиданно обнаружилось, что  в туннелях оказалось еще несколько человек. И все они встретились практически сразу же, после обвала, отправившись выяснить причину грохота у входа. И первым делом наткнулись на него, хромавшего от места обрушения, и листающего путеводитель.
   Это была компания русских студентов, собравшаяся на пикник в пещерах. И так получалось, что все они оказались теперь в западне. Выход был один, чуть дальше, туннель разветвлялся, но только один туннель использовался как оздоровительный комплекс, и был оборудован освещением, другой же был закрыт пластиковыми щитами, но выхода и там все ровно не было. Только глубокий колодец. Да сеть узких трещин, разветвляющихся на еще более мелкие и уходящих вверх и вглубь горы. Об этом путеводитель умолчал.
   Выхода не было. Все некоторое время стояли у обвалившейся стены, и через минуту, не сговариваясь, пошли к первой развилке.

   Было светло и тихо, вереница ламп на потолке, уходила, по обе стороны туннеля, за повороты, так что казалось, ты находишься в метро подземки, или на худой конец под эстакадой. А белые стены только делали это ощущение еще более реалистичным…
   Соляные пещеры. Оздоровительный комплекс, для богатых привередливых клиентов, кто бы мог подумать что, оказавшись в них совершенно случайно, получится так, что выйти оттуда рады бы, да не получается.
   Все, расположившись на перекрестии трех туннелей, где и сложили до этого все вещи. Тим решил, что стоило бы познакомиться, раз так получилось, что они оказались вместе. И представился. Их было семь человек, три девушки и четыре парня. Веселые жизнерадостные ребята, даже сейчас особенно не унывающие. Высокий со светлыми вьющимися волосами, парень представился как Феликс, и, небрежно указывая на рассевшихся у стен, бегло всех представил.
- Крис, Анита, Сергей, Егор, Инга, И наша красавица Кира Вольская, она у нас фотомодель! – Он игриво ей подмигнул, на что получил недвусмысленный жест презрения. И она же через минуту молчания грустно и безапелляционно заявила.
- Накрылась вечеринка.
- Ну а что вы все так беспокоитесь, все живы, здоровы, что вам еще надо? Смотрите, минимум через час ко входу забредет кто-нибудь… - Криса бесцеремонно перебил Феликс. - А если нет?
- Да ладно тебе, ну через пару часов.
- Сейчас вечер, кто попрется в пещеры к ночи?
- Хорошо. Завтра. Устраивает? До завтра ты доживешь? – Он помолчал немного, и продолжил. - Сообщит об обвале, начнут раскапывать, а через несколько часов, после сообщения об обвале, нас откапают. И все. Отличное веселое приключение, тут не скалы, специальной техники даже не должно потребоваться. И получается, что у нас есть сутки вынужденного затворничества. Так надо ли беспокоиться? А?
   Некоторое время никто ничего не говорил, сидя на месте и бессмысленно оглядывая окружающие стены. Выхода и в прямом и переносном смысле не было, и оставалось просто ждать когда их найдут. Тем более, логика подсказывала, что положение их довольно простое и не безнадежное, так что найти их должны скоро.
- Ладно, тогда почему бы и не повеселиться? – Приняв неизбежное заявила одна из девушек.

   Планируемый пикник, приобретя с происшествием некоторую даже пикантность, начался без особых затруднений. Было много пищи, вина, и музыки из заблаговременно принесенного магнитофона. И казалось, что никакого обвала и не было. Под утро, когда половина уже мирно спала на собранных из ниш плетеных ковриках, кто-то, наконец, выключил начавший потихоньку умирать, магнитофон, - кончались батарейки. На часах было пол пятого утра.

***

   Беспокойство начало проявляться только на вторые сутки. До этого, казалось, что все обойдется, да и на самом деле вся их беда состояла только в том, насколько долго придется ждать, прежде чем их найдут. Все были уверены, что искать их будут. Уже ищут…

   Под конец второго дня Инга вспомнила, что на дороге через ущелье начинался ремонт моста, из-за этого закрывали санаторий около пещер, и на время ремонта, он перестал принимать отдыхающих. А мост был большой, и он был единственным входом в ущелье. Получалось, что если они попали как раз на момент начала этого пресловутого ремонта, то шанса выбраться с чужой помощью, в ближайшую неделю уже не было…

   Легкость и веселье, с которым они приняли постигшее их случайное приключение, тут же улетучилась, и ощущение вечеринки, витавшее в воздухе все прошедшее время, кончилось. Кончилась и вода, правда на смену ей пришли стоявшие в полной исправности по всему комплексу, питьевые колонки, с фонтанчиками газировки. Остались еще пара ящиков Токайского вина, несколько бутылок коньяка, и одна бутылка колы. Захваченная в пещеры провизия, рассчитанная на веселый ужин в один день, съедена была разве что наполовину. Но теперь впервые встал вопрос о том, что надо бы поберечь пищу. И в постепенно нарастающей нервозности все начали перебирать оставшиеся продукты, деля их на скоропортящиеся, и на те, что можно хранить дольше. Потом распределили их на восемь частей.

   Феликс заметно помрачнел, постоянно щурился, глядя на лампы, будто искал что-то на их поверхности, закатывая глаза к потолку. – Ну и что теперь изволите предложить? – спросил он.
- Ждать. – Егор, даже сейчас, казалось, переживал только из-за того, что не было больше сигарет. И ответил, пожалуй, даже слишком спокойно. – Откапываться нечем, да и не выйдет у нас, только больше засыплемся. Выхода нет, мы считай в большой светлой могиле, - Феликс, хмыкнул на это, -  хорошо еще воздуха достаточно, пещеры большие. Так что не трепыхайся, подождем, поголодаем немного, ну ничего, в старости будет что вспомнить.
- До нее еще дожить надо. – Феликс не унимался. – Как ты думаешь, кто обнаружит, что мы тут? Даже когда найдут завал. Неделя пройдет со дня последнего посещения ущелья. Все решат, что тут нет никого. Понимаешь? Ни-ко-го. И спешить то уж точно не будут. А может, вообще захотят еще и отель подремонтировать, а потом уж пещеры откапывать.
- Ну, тогда, во-первых, выключат свет, они зря жечь электроэнергию не будут, так что пока горит свет можно не беспокоиться. – Крис, отвернулся к стене, дав понять, что разговор окончен.
   Напряжение непроизвольно уже начало проявляться во всех. Ситуация перестала быть игровой. Страха не было, но четко чувствовалось напряжение. Стали меньше говорить друг с другом, казалось, стараясь не отрываться от остальных, но все же получить некоторое одиночество, практически все расположились на протяжении метров пятидесяти друг от друга, выбрав себе ниши. Но главное было совершенно непонятно: что же теперь всем им делать.
   Тим расположился ближе всех к обвалу, ему хотелось услышать возможное начало раскопок, ели они вообще будут. Правда, выбрав такое расположение, отдалиться от остальных было невозможно. В туннеле слышимость была великолепная. И они время от времени переговаривались друг с другом.
- Никогда бы не подумал раньше, что яркий свет может так сильно раздражать, если горит постоянно, днем и ночью. – Тим говорил, будто сам с собой, ни к кому определенному не обращаясь. Свет, раздражал всех. Однотонный, обволакивающий тебя со всех сторон, белый свет, а вокруг еще эти сводчатые стены, такие же белые, отбрасывающие недвижимые блики, от ламп. Кажется, находишься под светом сотни прожекторов. Феликс поднялся на локтях, и крутанув затекшую шею, спросил. – Может перебраться в неосвещенный туннель? – Голос Инги тихо ответил. – Не нужно, и так жить можно. А там вообще как в могиле. И так нехорошо от всего этого.
- У тебя не клаустрофобия случаем?
- А у тебя? Свет ему не нравиться…
   Дни текли медленно, время от времени все собирались на обед, у Феликса оказалось в сумке множество пищевых концентратов, и по расчетам можно было их растянуть на довольно продолжительное время. И еще два дня они довольно спокойно пробыли в состоянии постоянного ожидания.
Но ничего пока не происходило…


продолжение следует...