Хлеб памяти народной

Когда мне было пять лет, отец научил меня ценить хлеб.
Мы жили в голодное время и когда в очереди у меня украли карточки, отец плакал – меня поразило это зрелище! Взрослый, сильный мужчина, собиравший на конвейере грозные боевые машины, беззвучно рыдал!

Когда я сегодня смотрю на то, как юноша с девушкой выбрасывают в мусорник половину батона, мне хочется стрелять.

Я не люблю людей, потому что они не ценят хлеб. А кое-кто даже ковыряет в нем дырку пальцем и выбрасывает на дорогу брезгливо.

Я люблю хлеб и ем его до конца, давлюсь, но запихиваю его в глотку, а что не влазит – сую в жопу, размачивая в солярке. Я собираю в мусорных баках заплесневелые хлебные корки и жру их, морщась от отвращения, и кормлю насильно прохожих.
А потом я совершаю с хлебом акт памяти народной, я ебу его фаллическим протезом и роняю теплые слезы на черную резиновую залупу, сплошь покрытую хлебными крошками. И вспоминаю дни детства. И думаю о хлебе, теплом, как руки отца, который **** меня, пятилетнюю тогда, а я плакала, горюя о хлебных карточках, которые я потеряла.
Отец вертел меня на хую, как пропеллер, а я извивалась похотливо, маленькая сучка с надорванной ****ой и только ****ься хотела, тварь мерзкая, про***** недоделанная, забывшая о хлебе. Я думала только о папкином ***, сладком, как персик и длинном, как огурец, а не видала в жизни ни того, ни другого. Только хлеб.

Когда я сегодня смотрю на то, как юноша с девушкой выбрасывают в мусорник половину батона, мне хочется стрелять.