Пара слов о любимом городе

Нет ни неба, ни земли: повсюду только грязный снег и талая вода. Из этой каши тут и там торчат коробки домов, как гнилые зубы. Люди и машины плавают в этой жиже, месят её ногами, размазывают колёсами, утопают, выкарабкиваются и вновь пускаются в путь. Огромные ржавые часы со скрипом и чавканьем переваривают город, размокший от оттепели, душный и сопревший в рукавах своих улиц. Куски потной человеческой плоти, завёрнутые в зимние кутки и шубы, сдабривают эту постную смесь из асфальта, бетона, железа и грязи. Они ныряют в метро, втискиваются в готовые заглохнуть автобусы и, полные отвращения, жмутся друг к другу. Они скорбно толпятся в аптеках: все болеют, включая врачей. Квартиры и офисы наполнены кашлем и чихом, к которым ночью примешивается храп. Отравлено всё: огромный гнойник надорвался и выплеснулся на улицы. Здесь нельзя жить. Здесь может существовать лишь одно уродство, это очаг его эпидемии. Можно сколь угодно реставрировать дома, латать дороги, строить новые развязки и жилые комплексы – бесполезно. Можно покупать дорогие и модные веши, укладывать волосы и душиться изысканными духами – не поможет, тенденцию не побороть, и в конечном итоге все это превращается в кич. Город провоцирует рост злокачественных клеток, и на месте пробившейся к свету сквозь толщу отбросов красоты через мгновение оказывается лишь опухоль. Поэтому здесь творят из мерзости, но только ради того, чтобы сотворить что-то ещё более мерзкое. В этом уродстве чувство не возможно, если это, конечно, не отвращение с позывами на ненависть и рвоту, лишь для него есть пища. Но, пожалуй, самое страшное, что город вызывает привыкание, его отвратительный образ входит в плоть и кровь и становится необходимым, преобразует образ действий и мыслей в тесном соответствии с собой, делая из меня своего «жителя». Меня уже перестаёт раздражать и ранить его помпезность и вызывающее безвкусие, я вспоминаю, что живу в столице, и уже не замечаю, что стены Кремля, сложены из того же красного грязного кирпича, что и многочисленные котельные станции и заводские трубы. Спасти меня сможет только билет на самолёт в один конец, если только «златоглавая» отпустит меня с миром…