Диалог

Диалог.
Умнохитрый свинопас созерцал четвертый дзен с горы Муадзе. Великолепный даосин в это время мял траву, размышляя о тщетности плача суфийских сурков в дни солнцестояния. Свинопас сквозь созерцания узрел даосина и вспомнил о девушке из Буркина-Фасо. Девушка работала на побережье, выжимая сок из мякоти кокосов. Вспомнив туземку Черного континента, свинопас запел песню.
Десятый юань спустился
И гора опустела
Мысль суфийского сурка
Стройна, умна,
Как у меня
Ом мани падме хум!
О драгоценнолотосовый!
Даосин упал ниц и воскликнул: «О свинопас! Буддийский патриарх – жалкий пожиратель сансары по сравнению с тобой. Я не достоин сминать ступнями траву рядом с тобой. Я пал ниц и умоляю презреть мою великолепность и принять меня в ученики». Свинопас ему отвечал: «Свиньи – мои учителя, сам же я учусь у них. В миг, когда суфийский сурок вспорет глотку улюлюйскому петуху и из его голосовых связок сошьет себе варган, на котором сыграет Пятую боливийскую симфонию Шопенгауэра, тогда я стану учителем кому-либо». Великолепный даосин заплакал: «Я превратно понимаю дзен, ибо я – даосин. Даосизм мой также превратен, я пал духом и отчаялся достичь ниббаны». «Отправляйся в монастырь, там ты прозреешь». Великолепный даосин упал в траву и его шелковооранжевый чехол для книги о плаче суфийских сурков раскрылся, выпустив на волю стаю листьев рисовой бумаги. Даосин умер от горя, вцепившись в стебель грязнолистового лотоса, произрастающего на горе Муадзе, что есть символ Седьмого счастья Тринадцатого дзен-просвященного. Умнохитрый свинопас поднял листки рисовой бумаги, утер ими рыла своим свиньям и пошел прочь.
Тут Ицхак проснулся и взглянул через окно на сонную улицу Тель-Авива. Его жена Рива открывала лавку. Ицхак подумал, что стоит спросить у раввина что же может означать сей сон.

Шива Цайтунг