РЫБА

Иногда, чаще всего в холодные январские ночи, мне снится сладкий, своим сочетанием созерцательной отрешенности и напряженностью ожидания, сон...
Выскочить в ночную прохладу, чтобы наскоро умыться и, выпив стакан молока, на ходу доедая необычайно вкусный ломоть бабушкиного хлеба, спешить к тому белому-белому облаку, что накрыло нагретый за вчерашний день пруд.
Всё спит. Даже собаки спят и не отзываются лаем на потревоживший тишину топот моих калош, черно и мокро блестящих от сбитой росы. В руке - удочка из деревца, срезанного за деревней, на краю леса, и название которого до сих пор мне неведомо (деревенские мальчишки почему-то называли его орешником, хотя никто никогда не видел на нем орехи). Помню ещё, когда счищали кору, сок его окрашивал ладошки в чудесный светло-коричневый цвет, несмываемый даже в бане. Он сходил постепенно: от бесчисленных купаний и счастливого дуракаваляния в белом прогретом июльским солнцем речном песке.
И даже проснувшись помню...
Помню трепетное волнение, мешающее разматывать леску. Помню тяжело расходящиеся круги от поплавка, потревожившего зеркальную серо-зеленую гладь пруда. Помню прохладную пену тумана, живущую своей непостижимой жизнью, перемещающуюся, несмотря на отсутствие и малейшего ветерка. Помню невесомость и упругую уверенность натянутой лесы, удерживающей, где-то там в зеленоватой глубине, удивленную посягательством на её свободу рыбу.
И я почти влюблен в ещё невидимую, но уже ощутимую руками, благодаря тугим толчкам передаваемым удилищу, рыбину. Она сопротивляется, но постепенно идет ко мне и, всё чаще, в неверном свете приближающегося утра, сквозь возмущенную нашей схваткой поверхность воды видны высверки живого серебра...
И вот, держа холодную скользкую тяжесть, чувствуешь, как постепенно утихает дрожь в руках, ногах, во всем теле - последствие, только что пережитого, всепоглощающего азарта.
Эта дрожь причудливо оттеняет истончающуюся с каждым  мигом грань между оставшейся позади ночью с её теплой постельной негой, нарушаемой подспудным волнением (не проспать бы...) и ещё не запунцовевшим от нежного прикосновения солнца небом...
Я знаю почему этот сон приходит ко мне. Он дает мне возможность ещё раз взглянуть на мир детскими широко раскрытыми глазами, ещё раз ощутить чувство прикосновения к чуду, ещё раз впитать в себя то состояние умиротворённости и всепрощения, царящее в мире в этот хрупкий миг между ночью и утром.
И лишь маленький укол совести напоследок, уходя, позволяет себе этот волшебный сон из детства: “Почему ты тогда не отпустил Рыбу? ”