Другая сторона медали

     В тронном зале было пусто и темно. Паутина белёсым платком закутала непроглядно-чёрные углы. На стенах висела бесконечная череда картин. Множество разных лиц. Простых  крестьянских, благородных, вызывающих безмолвное восхищение человеческой природой, задумчивых, злых, пугающих своей откровенной ненавистью… В середине залы — длинный, уходящий в темноту стол для заседаний, инкрустированный человеческой костью и кроваво-красными разводами рубинов.

     Прошёл час. Затхлый воздух зашевелился, и на стульях возникли фигуры. Во главе стола на золотом троне, укрытом чёрным бархатом, сидела женщина. Бесцветные волосы были свободно раскинуты по плечам подобно крыльям птицы. Длинное чёрное шёлковое платье свободно висело на костлявых плечах. Широкие рукава обнимали тонкие белые руки с синими прожилками. Длинные ногти, словно предназначенные для того, чтобы вонзаться в самую душу, покрывали бриллианты слёз. Голову украшала корона, богато отделанная драгоценными камнями, образующими странные узоры, похожие на пентаграммы.
     По обе руки сидели тени, в которых угадывались человеческие тела. Но эти тела били в глаза своей необычностью, а именно выражением потрепанных жизнью лиц.
     На троне восседала сама Смерть. За столом — слуги Её. Здесь можно было увидеть и жалкого, сморщенного старика, которого люди прозвали Несчастным Случаем, и высокого атлета с безумным выражением глаз — Убийство, и стройную с надменными жестами и взглядом старуху — Смерть От Старости, и молодую девушку безумной неземной красоты — Смерть Во Время Любви, и мужчину в белом халате — Врачебную Ошибку, и маленькую девочку с русыми волосами — Аборт, и женщину с заботливыми руками — Эвтаназию, и множество других слуг, несущих страх и облегчение, боль и радость человеческим существам.

*     *     *

    Маленькая кухня. Стол, покрытый скатёркой. Старенькая плита с чёрными разводами конфорок. Холодильник с разноцветными наклейками из дешёвых жвачек. Два табурета с треснувшим дермантином молочно-грязного цвета.
     На одном из них сидела женщина с усталыми глазами, грубыми, растрескавшимися от непосильной работы руками… Эти руки любовно покачивали годовалого ребёнка. Это было долгожданное дитё. Сын — опора в старости, уже стоящей за спиной… Пьяница-муж, избивающий беременную, слабое здоровье, подорванное вечными сквозняками, неподъёмными сумками и двумя работами, безденежье и, как следствие, недоедание, — всё это не позволяло бедной женщине подарить жизнь маленькому существу. Но муж умер — выпал по пьяни с балкона, и сразу и сумки стали легче, и зарплата неожиданно большой, и сквозняки больше не пробивались сквозь заклеенные окна…

     По дороге с рынка представительный мужчина помог ей донести поклажу и остался навсегда…

     Она нянчила долгожданного ребёнка. На плите весело кипел наваристый борщ, на столе лежали разделочная доска, нож и горка овощей.
     Сын успокоился и уснул. Женщина положила его в кроватку, которая была тут же, на кухне — чтобы чадо не оставалось одним, чтобы на глазах, чтобы не расставаться даже на час…
     Мать встала — кинуть нарезанные овощи в борщ, и случайно толкнула старенький стол. Замедленным кадром нож описал плавную дугу и вонзился в горло сына, уничтожив кровавыми брызгами будущее…

*     *     *

     — Он мой. Я забираю себе любого, кто притронется ко мне, кто увидит меня хотя бы краешком глаза… Так надо. Такова моя природа. Таким меня сделала ТЫ. ТЫ САМА установила этот закон — во время недобора пополнять списки несчастными случаями. И никому не важно было, где я появлюсь — лишь бы выполнить заказ Аида…

*     *     *

     Во дворе охотничьего домика умирала собака Альма. Она вышла победительницей из драки со старым матёрым волком, уже давно терроризирующим окрестности. Сильная молодость в который раз победила мудрую старость.
     Но и сама пострадала. Смертельно. Непоправимо. За всё надо платить. За убийство платят кровью — чужой и своей. Такова цена победы.
     В глазах стояли сцены поединка. В старого волка будто вселились все черти мира — его безумие и сила были необыкновенны, неожиданны…

     Во двор вышел хозяин. Он понимал, что преданный, выручавший его множество раз друг медленно умирает. Вышел, чтобы попрощаться, чтобы взглянуть в последний раз в эти по-человечески умные глаза…
     Охотник опустился на корточки, потрепал собаку по холке… Та собрала оставшиеся силы и лизнула руку хозяина — прямо в то место, где человек час назад поранился о гвоздь, торчащий из забора, перенося израненную Альму…

     Собака умерла спустя пять минут. Хозяин вздохнул, взял лопату и похоронил её возле забора — там, где начинался бесконечный шелестящий лес.

     Прошло около месяца. Жизнь текла ещё медленнее, ещё тише… Теперь охотник был один в домике на опушке. Рана от гвоздя зажила, но рубец не давал покоя, всё ныл и ныл, не позволяя забыть о погибшем друге…
    
     Всё началось с видения. Будто его Альма вернулась и тихо скулила у двери. Охотник рывком распахнул дверь… и никого не увидел. Спустя пару часов стало тяжело дышать. Собака приходила ещё несколько раз, но открывать ей не было сил.. Очень хотелось пить. Нестерпимо. Болезненно. Но стоило поднести стакан к губам, дыхание перекрывалось… Наутро охотник просто лежал, не делая больше никаких попыток… Тело ему уже не принадлежало. Бессмысленные глаза смотрели в потолок. Выше потолка…К вечеру в домике стало пусто. Навсегда.

*     *     *

     — Этого вполне следовало ожидать. Охотники очень часто умирают не своей смертью… В этом случае мы не ошиблись и взяли того, кто нам нужен. Это достойное пополнение моей коллекции картин и достойное подношение от Её Высочества Смерти Его Величеству Царю Мёртвых.

*     *     *

     Невыносимо горели лампы. Свет бил прямо в глаза, слепил, пугал, давил…

     Ожидалась несложная, обычная операция. Красивой девушке, лежащей на столе, должны были удалить полип.

     Свет растекался, обхватывал, проникал во все поры кожи, прожигал насквозь. Глаза медленно закрылись под воздействием наркоза, и пришла темнота — нескончаемая, беспросветная…

     Пожилой врач стоял и нервно курил на десятиградусном морозе — белый вечер, белый снег, белый дым, белый халат…
     Во время операции что-то не заладилось. Будто это не он —первый специалист в городе — водил скальпелем, а расшалившиеся нервы, вздёрнутые хулиганом-сыном, поставленным вчера на учёт в милиции, или размышления о том, что до зарплаты ещё неделя, а дома — последняя пачка изломанных спагетти…

*     *     *

      — Мне кажется всё это весьма странным. Такой опытный врач — и неловкое, неумелое движение скальпеля. Это ты водил его рукой? Почему ты решил забрать именно эту девушку, ведь в соседней операционной шла гораздо более сложная операция?
     — Прости, Великая, перепутал. И та—женщина, и та… За тысячи лет все лица превратились для меня в одну нелепую маску… Зато какой экземпляр! Разве Ты недовольна?
     — Ты дурак. Это люди уверены в том, что я беру всех без разбора, что мне всё равно кого к себе забирать… Ты видел записи в моей Книге — ты знаешь, чей пришёл час. Из-за твоей невнимательности мне придётся переписывать несколько листов, а тебе — работать без перерыва. Иди же и исправляй то, что натворил!

*     *     *

     Девушка открыла глаза. Вокруг были стены и мрак, холод пронизывал тело, струился кровью по артериям и венам.
     Она закричала, забилась в истерике. Тихо… Темно…
     Страх начал заливать удушливой волной, расплавляя сознание и придавая силы окоченевшим конечностям. Толчок! Ещё толчок! И ещё! И приглушённый мёртвый свет длинных ламп неожиданно наполнил жизнью счастливицу…

     Операция была на удивление удачной. Врачи разговаривали в ординаторской, радуясь, что в который раз удалось обмануть смерть.
     В палате на секунду погас свет. Когда он включился, на экране появилась сплошная линия… Женщина под белой простынёй больше не дышала. Сердце не выдержало нагрузки и остановилось навсегда.

*     *     *

     Мужчина сидел в богато обставленном кабинете.
     Ночь. Кабинет освещал лишь слабый свет компьютерного монитора. Можно было увидеть нагромождение цифр, графиков, таблиц — плоды многолетних трудов… И на всём этом — серая надпись «Программа выполнила недопустимую ошибку и будет закрыта».
     Мужчина поднял руку. В экране отразился холодный блеск стали. Левая рука нажала OK. Правая надавила курок…

*     *     *

     В тронном зале опять было пусто. Почти пусто… За столом сидела фигура в чёрном, со сверкающей короной на голове… Прядь бесцветных волос сбилась на лоб, на висках проступили капельки пота. На столе лежала огромная книга, раскрытая на середине.
     Смерть была поглощена работой. Каждая строка, каждая буква — это чья-то трагедия, чья-то жизнь. После каждой фразы на охоту выпускаются слуги Смерти. Они никогда не остаются без дела. Берут, берут, не давая ничего взамен.
    
     Тонкая бледная рука положила на стол уставшее перо. Всё, на сегодня чёрный список готов. Никому не уйти, не спрятаться, не увильнуть. Смерть тихо вздохнула и закрыла глаза…

*     *     *

     Я проснулась от того, что утренний свет силой разлеплял мне веки. Было тихо и тепло. Ветер нежно трепал занавеску, одеяло на кровати сбилось на бок… Куда-то опять подевались тапочки…

     На столе стояла фотография в чёрной рамке.
     «Вот и осталась я одна,» — подумалось, глядя на чуть улыбающееся изображение…