после войны

Сигарета отсырела и все никак не хотела загораться. В хижине сидеть уже надоело, и она вышла покурить на сырой воздух. Хотя курить уже тоже надоело. Просто делать больше было нечего. Ждать. И ждать надоело. Она перестала волноваться, дергаться при каждом шорохе. Осталась какая-то безысходная усталость. Безразличие и тупое ожидание. Сколько времени прошло? Недели три-четыре. В какой-то момент она сбилась со счета дней. Наверное, это из-за нервов..
Ну вот, опять зверь какой-то или птица в кустах шуршит. Она развернулась лицом к дороге, никого не увидела и, от досады махнув рукой, побрела к хижине. Вдруг шорох повторился, но она даже не обернулась. Он все приближался, а она боялась оглянуться и увидеть человека. Но шорох преследовал ее и уже стало понятно, что это шаги. Резко развернувшись, она почти упала на молодого мужчину. Он поймал ее, поддержал, пока она не обрела равновесие. Он был чуть старше ее. Он вернулся оттуда. Она захлебнулась роем вопросов. Просто смотрела на него. Цел. Не ранен. Одежда запылилась, видимо, он долго шел. Живой. Вернулся.
  -Здравствуй. Как тебя зовут?
Свой! Родной! От переизбытка чувств она бросилась его обнимать и расцеловывать в небритые щеки. Около месяца она была здесь совсем одна. Ни одной живой мечты, не с кем поговорить. И тревога, страх, волнение переполняют сердце. За своих, за отца, за свою судьбу. Вот пришел хотя бы один живой человек. Она больше не одна. И даже не важно стало, что произошло, и не дезертир ли он. Нет, не дезертир. Он просто быстрее всех дошел, вернулся домой после победы. Посмотрев в его лицо, она поняла, что догадка ее верна. В сердце вспыхнула радость, счастье, ликование. Все не зря. Она продолжала целовать его лицо. Он тоже порывисто обнял ее.
  -Тише, тише. Все хорошо. Все кончилось…
Она не могла остановиться, не могла успокоиться. Ведь они победили! Она скоро увидит отца…
Ее пробил смех. Нервный и радостный, счастливый, высвободивший все ее тревоги, выплеснувший накопившееся напряжение. Он обнял ее крепче, поглаживая по голове, пытаясь успокоить.
Наконец, немного придя в себя, она поняла, что все тело ее горит. И вдруг вспомнила, как целовала его колючие щеки, и покраснела. Губы пылали, а он все обнимал ее. Взглянув ему в глаза, она смутилась и хотела отойти, но он не пустил.
Глаза его потемнели, и тело как и у нее наполнилось жаром. Они поняли друг друга. Задыхаясь, в исступлении она скинула с себя кофту и принялась срывать пуговицы на рубашке нетерпеливыми, неловкими руками. Он говорил: « Ну тише, тише. Мы ведь даже не знакомы. Опомнись. Не можешь?…вот и я тоже…»
Как стена рухнул его контроль и спокойствие. Широко раскрыв рот, он стал страстно целовать ее. Но вот она справилась со своей рубашкой и принялась за его куртку. «Погоди, подумай. Остановись!» Он оттолкнул ее от себя. Она стояла перед ним, до пояса нагая, со слезами в глазах и пылающими щеками. « Ну не обижайся. Ты ведь девушка еще, небось…» Слезы лились по щекам. Всхлипывания перешли в рыдания. Невольно его глаза оглядели ее всю: алые щеки, карие глаза с текущим из них потопом, красивая линия тонкой шеи, нежная кожа молодой груди… Он не выдержал. Больше не мог. Рывком поднял ее на руки и понес в хижину…

  -Стоп! Снято! Молодцы, ребята. Эту сцену сделали великолепно. Переснимать не будем. Спасибо, все свободны.

…Они с досадой оторвались друг от друга. Это была единственная сцена в фильме, где они пересекались. Посмотрели друг на друга… Теперь не было сценария, и они не знали, что делать. Она уже оделась. Он все смотрел на нее и вспоминал ее красивую грудь, и как он хотел поцеловать ее и провести дорожку до пупка… Она ждала, что он пригласит ее к себе домой. Он думал, как бы не обидеть ее приглашением в кафе. И оба мечтали об одном: продолжить начатое в хижине…