Стебанутые картёжники

      СТЕБАНУТЫЕ КАРТЁЖНИКИ

В колупнадцатом веке в ковырнадцатом году колупнадцатого месяца того еще дня в ковырнадцать часов колупнадцать минут Еремей Потапыч по прозвищу Маоцзедун и Гришутка Ябуткин решили посетить проститутский бордель.
Они начистили сапоги до блеска, начесали чубы, залихватски заломили картузы, завинтили усищи.… И порулили.
- Гришук! А, Гришук!
- Чаво!
(Они завсегда так базарили: типа они из ковырнадцатого, а не из
колупнадцатого века).
- Гришук! А почём нончеть проститутки? Дорого, небось?
- А пёс их разберёт!
- Собаки!.. А може не пойдём в проститутскую избу? Може дома
посидим, газеты полистаем?
- Да ты чаво энто? Нет уж, дудки, коли, надумали иттитть – неча
обламываться! Экий ты, батенька Маоцзедун, слюнтяй и тютя!
- Э! Фильтруй базар! Слова-то подбирай верные! Ща как тресну по
балде чугунком колупнадцать разов – не зарадуешься! – потряс Еремей Потапыч могучим кулаком. Ему шибко не нравилось, когда его называли Маоцзедуном.
- Ну, ну.… Поостынь, - не на шутку испугался Гришутка. – Неча с
панталыку чушь-то городить. А вота и бордель.
Друзья, действительно стояли на пороге публичного дома.
Зашли. Осмотрелись.
А там проституток… Мать чесная! Ковырцадцать штук! Хоть соли.… И
все голые. С эротичными ленточками на самых жгучих местах. И у каждой в руке красный фонарь.
У Еремея Потаповича просто глаза на лоб полезли. Гришутка тоже был
неспокоен.
А проститутки принялись показать себя с самых лучших сторон.
Каждая хотела выставить свою наружность с самой, что ни на есть, экстравагантной, неповторимой стороны. Шлюхи куражились. Размахивали красными фонарями. Завлекали. Отталкивали друг дружку. Теснились. Лезли одна другой на голову: дабы предстать пред ясны очи Еремея Потаповича и Гришутки (видно, поиздержалась клиентура или, вообще, перевелась, -  кому охота кочевряжиться от венерической хворобы …).
Что и говорить, куртизанши были одна другой краше. Наши ребята за всю жизнь не видывали этаких кочевряжек.
- Гляди, - тихонько шепнул Гришутка на ухо Еремею Потаповичу и
показал кусочки кое-чего в двух экземплярах зажатых в кулаке, одно из которых было незамедлительно опущено в карман Маоцзедун. Никто из проституток не заметил этой мудрёной манипуляции, ибо их взоры устремились в более загадочные места.
- Ловкость рук, и никакого мошенства… - возбуждённо прошептал на ухо Еремею Потаповичу Лябёдкин.
- Экий ты, брат Ледёбкин… Догада… - заворожено шептал
пересохшими губами Еремей Потапыч, потирая ладошки от предстоящего удовлетворения.
И вот порнографическая эйфория в самом разгаре, то есть – проститутки стоят каждая у своей двери, всем видом приглашая ребят в номера. Чего греха таить, каждый бы из нас на месте Еремея Потаповича и Ябуткина растерялся бы и не знал, что делать, т. к. проституток была тьма тьмущая. Но, к чести наших героев, они абсолютно не стушевались.
Словно по команде, ребята достали из своих карманов по красному воздушному шарику, одновременно приставили их к губам, и резко выдохнув, надули их. Затем синхронно достали из-за пазух по нитке и также резко завязали шары, чтобы  не травил воздух.
Ошарашенные проститутки так и застыли в предвкушении чего-то волшебного, потустороннего.
А Лябёдкин и Еремей Потапович стали в одинаково растопыренную позу– звездой, и принялись усердно постукивать себя по головам воздушными шарами.
Дикий, алогичный ритм, да и, впрочем, и сами булькающие звуки бьющихся о головы шариков, создавали такую шаманскую атмосферу, что вскоре проститутки забыли о своей непосредственной службе и устроили групповой стриптиз наоборот. Не сговариваясь, проститутки на несколько секунд исчезли в проёмах своих номеров, а затем внезапно появились, но уже в трусах. Затем они опять исчезли и появились, но уже в бюстсгалтерах.… Со словами: «Аспиды! Сущие аспиды!» они так вот исчезали и появлялись, надевая по одной вещи, до тех пор, пока каждая из них не была облачена в тулуп, валенки, галоши, шапку-ушанку, овчинные варежки и коньки. Некоторые проститутки побросали на пол красные фонари и схватили  сельскохозяйственные орудия производства, как то: лопаты, сапки, сеялки и веялки.
А Еремея Потапыч и Гришутка продолжали беспечально стучать себя
шарами по головам. Тут, одетые до безобразия проститутки, пустились в сумасшедший пляс. Они, обливаясь потом,  сдавленно кричали, задыхались от жары, агонизировали, но всё равно продолжали танцевать с нарастающим фанатизмом. Они размахивали предметами деревенского быта, не задевая друг дружку никоим образом.
Внезапно битьё шарами прекратилось, и проститутки застыли в нелепых позах. Ребята синхронно достали из загашников по цыганской игле и продырявили шары. Раздался оглушительный взрыв! Проститутки вначале обмякли, словно половые тряпки, но потом выстроились, как солдаты на строевом смотре.
Ябуткин и Еремей Потапович, подобно генералиссимусам, прохаживались вдоль строя, то и дело, поправляя, куртизанкие аксессуары, а также лопаты, сапки, сеялки и веялки. Ребята крутили мохнатые усы и пыхтели трубками.
Затем Ябуткин вышел на середину гостиной и достал из широких штанин дубликатом бесценного груза колоду игральных карт и громким голосом сказал:
- А теперь будем играть в подкидного дурака на  раздевание!
Проститутки тотчас завизжали, заулюлюкали и запрыгать от радости.
Играли пара на пару каком-то гипнотическом состоянии. Шлюхи выстроились в огромную очередь к несменной паре героев. Играли долго. Очень долго. Супердолго.
В итоге  все проститутки оказались опять голыми. Они лежали на своих кроватях и, зарывшись носами в подушки, исступлённо рыдали, подрагивая аппетитными частями тела.
Поздней ночью худые, как богомолы, обессиленные как осенние комары, и голодные, как бешеные собаки, Еремей Потапович и Ябуткин вышли-таки из борделя.
- Фу-у-у-ух! – выдохнул Гришутка. -  Ну и дали мы копти по дураку!
- Эге… - согласился Еремей Потапович. – Проститутки  остались  дураках.… Обдурили мы их.… Выиграли в неравной борьбе.… Всех раздели, и ни с кем не переспали…
Они шли по ночному городу, понурив головы.
- Потапыч! А Потапыч! – встрепенулся Гришутка и тихонько пукнул. – А если бы я карты не покрапил?! Изнасиловали бы, курвы!!!
- Во де – адреналин!!! – громко, по-геройски пукнул Еремей Потапович.
Ребята переглянулись и разразились оглушительным смехом, раскаты которого  ещё долго витали над пустынным ночным городом.





1989 г.