Сгорел на работе

Ванг Тонг вырос в семье бедных вьетнамских рабочих. Его отец был уборщиком рисовой шелухи на фабрике по переработке и заготовке  зерна, мать трудилась на заводе по производству велосипедов, где с утра до самого вечера прикручивала на руль двухколесного транспорта хромированные дребезжащие звонки.  Каждый день в одно и то же время маленький Ванг Тонг встречал своих родителей у дома, а скорее - подвала, где он жил с двумя желтыми  беззубыми бабками, одноногим братом отца Лунь Ма Тонгом, и еще своими пятью младшими братьями. Он выбегал в кровоизлияние ханойского заката,  по привычке сдерживая рвотный рефлекс, вызываемый плотным смрадом гниющей рыбы и крысиных голов . Рыбная и крысиная гниль горами заполняла мусорные контейнеры внутреннего двора  ресторана. С парадного входа посетителей встречал услужливый, изъеденный оспой официант, и  предлагал клиентам рыбную или крысиную карту: "Отведайте кислый крысиный суп и жареную крысу во фритюре, очень пикантна крыса в соусе карри, крыса-гриль в румяной корочке, икра из крысиных лапок..."

Еще в детстве Ванг Тонг решил, что он навсегда покончит с этим запахом рабской судьбы своей семьи. Когда ему стукнуло 18 лет, он собрал тряпичный рюкзак, вытряхнул 90  донгов из фарфоровой копилки и отправился на вокзал. Вокзал гудел, как чугунная печка-буржуйка в его темном подвале.  Ванг Тонг с детства  любил ее мерное гудение и сухое тепло, а потому воняющий испражнениями вокзал показался ему очень дружелюбным, почти родным.

В дружественном и гостеприимном  Советском Союзе  молодой вьетнамец чувствовал себя скульптором собственной жизни, несмотря на то, что столица отторгла все попытки малограмотного Ванга стать судентом института им. Патриса Лумумбы.  Ванг Тонг не стал расстраиваться  и быстро адаптировался хоть и знакомо-коммунистической, но чуждой любому азиату, культуре и  еде. Единственное, что он не смог научиться мужественно выносить, были зимние  холода и водка. Ванг Тонг разводил костер в чугунной ванной панельного дома, где он и еще восемь вьетнамцев снимали квартиру. Все вдевятером он грелись, разноглосо вспоминали родину, подвальные печки,  жарили на вязальных спицах небольших мышек, которых покупали в магазине "Природа".

Ванг Тонг жил тем, что много лет торговал на рынке кружевными женскими синтетическими бюстгальтерами на параллоново-синтепопоновой подкладке, которые по причине нестандартных размеров регулярно  покупались труппой заезжих гастролирующих лилипутов.  Вьетнамец не жаловался, но тайно ненавидел эти гипюровые створки раскрытых гигантских раковин, разложенных на полиэтиленовой  клеенке прямо на земле. 
 
Однажды перед новым годом судьба улыбнулась Ванг Тонгу улыбкой начальника отдела кадров моторного завода.
Уже первого с первого января он числился подсобным рабочим в наждачном цехе. Маленький и удивительно юркий Тонг удивлял всех своей работоспособностью и исполнительностью. На русском он изъяснялся с трудом, а потому ни с кем из своего цеха старался не общаться. Каждый день, в обеденный перерыв молча, все  в микроскопической металлической стружке,  мужики отправлялись в буфет, пряча под спецовками выпуклые, как ягодицы на животе, поллитры.
Ванг Тонг оставался в цеху один.
Ванг Тонг мучительно ежился от холодного зимнего воздуха в бесконечности заводского пространства.
Ванг Тонг выпивал бутылку кефира. Ванг Тонг подходил к огромной остывшей печи для переплавки металлической стружки.
Ванг Тонг отодвигал тяжелый заслон.
Ванг Тонг снимал свои маленькие кроссовочки и залазил в просторную теплую утробу печи.
Ванг Тонг прикрывал заслон и на час отдавался безмятежному сну, который прерывался шумным возвращением мужиков. Глаза  их светились как тусклые, забрызганные маслом, кухонные лампочки, голоса звучали чуть истерично. За минуту до их возвращения  Ванг Тонг бытренько вылазил из печи, спешно одевал кроссовки и бежал на свое рабочее место.  Неуверенная и неточная рука отобедавших оживляла станки, разжигала  плавильно-стружечную печь, запускала двигатели и агрегаты. Начиналась вторая половина рабочего дня, наполовину залившая рабочий коллектив теплой и благостной алкогольной тупостью.

Ванг Тонг работал самоотверженно и даже был отмечен на общем собрании, как ударник труда. Начальник цеха, косноязычно заключил: "Горишь на работе! Хорошо?". Ванг Тонг стал бригадиром, но как и прежде сторонился общества, выпивал на обед бутылку обезжиренного кефира, грелся и засыпал в остывшей  печи, оставив маленькие кроссовочки перед входом в ее теплое лоно. Его жизнь была прекрасна. Однажды, когда воздух крошился от особо лютого мороза,  Ванг Тонг крепко спал в печи и видел удивительный сон.
Он сидит в ресторане, что на его родной улице в Ханое ,а услужливый оспоносный официант склоняется почтительно  и предлагает ему  отведать желе из средней порции  мочи, испуганной перед смертью, крысы и  фаршированные рыбьи мозги. Ванг Тонг, в парчевой одежде придирчиво смотрит в меню и желает присутствовать при приготовлении блюд. Он видит языки пламени и сковороды с шипящим маслом, которое наполняют кухню едким запахом раскаленного металла, жженых куриных перьев и  резины. Он видит, как голова повара раздувается огромным огненным шаром, в котором мечутся какие-то существа. И вдруг Ванг Тонг становится сам этим поваром, чувствует, что его голова держит на плечах всю вселенную. Чувствует запах жженой кожи и костей.
Голова вибрирует. Голова воет реактивно. Голова отрывается от туловища. Голова взлетает к потолку. Голова, наконец, взрывается! Из нее сыплются  тысячи маленьких крыс и заполняют до потолка тесную кухню, похоронив, под кишащим серым фаршем безголового Ванг Тонга.

Ванг Тонга искали всей бригадой целую неделю, пока однажды не обратили внимание на маленькие кроссовочки, аккуратно стоящие сбоку от печи.

Похоронили Ванг Тонга в консервной банке, зачерпнув из печи расплавленных стружек.

Посмертно Ванг Тонг был награжден орденом героя труда.

Портрет Ванг Тонга в черной траурной рамке висит в ряду с отличниками производства.

На могиле Ванг Тонга стоит памятник в виде двух огромных, в человеческий рост, кроссовок из которых вырываются языки пламени.

На язычке чугунной обуви высечено по-вьетнамски и по-русски: "Сгорел на работе".

14.10.2002
С места событий
Дина Митова